(Не) голодный

      — Я не голоден! — возвестил Верде на всю комнату, сердито сверкая на них стеклами очков. Скалл покосился на него.              Ученый сидел в кресле, закутавшись в собственный халат, и больше всего напоминал Скаллу нахохлившуюся от обиды белую сову, он даже иногда издавал фирменное свое сердитое хмыканье, чем-то напоминавшее действительное уханье филина — да и большие круглые очки придавали ему весьма большое сходство с ночным хищником. Разве что, в отличие от сов, Верде совершенно не был тихим.              — Ну просто посиди с нами, — проговорила Луче с ласковой улыбкой, раскладывая на столе вилки и ложки, — мы же успели по тебе соскучиться.              Верде еще более сурово сверкнул на нее глазами, фыркнул нечто чрезвычайно презрительное вежливым неразборчивым тоном, — ссориться с Луче не любил никто, а потому оскорбления все произносились под нос, чтоб не дай бог женщина вдруг не услышала. Хотя, судя по той болезненной ласке, которой была наполнена ее улыбка, Луче все поняла по тону.              — Не волнуйся, никто не будет тебе еду накладывать, милый, — заверила она Верде, — просто посиди с нами, мы тебя уже три дня не видели, хорошо?              Верде издал еще одно из своих презрительных фырканий, но все же со всем достоинством поднялся с кресла — правда, тут же покачнулся от слабости, неловко взмахнув руками, и Скалл уже приготовился ловить его, бросив на пол стаканы, которые до того расставлял на столе, но их Гроза все-таки выстояла. И он даже практически ничего не сшиб, когда высокомерно шел к обеденному столу и занимал положенное ему место.              Скалл грустно вздохнул, еще раз осмотрел бледного как смерть, истощенного ученого, желая убедиться, что тот не собирается рушится в обморок прямо при них, и направился на кухню, чтоб продолжить помогать Луче накрывать на стол.              — Мне не нравится, как выглядит семпай, — произнес он тихо, принимая от женщины тарелку супа с клецками. Та только вздохнула.              — Он три дня не ест уже, — произнесла она печально, и судя по тому, что Скаллу даже не пришлось уточнять, кого именно из семпаев он имел ввиду, Верде и правда выглядел весьма болезненно, — ты ведь знаешь, каким иногда он бывает упрямым?              Скалл грустно кивнул — и принял от Луче еще одну тарелку, практически вдвое больше, чем остальные, наполненную доверху клецками и картофелем.              — Это себе поставишь, — напутствовала она его, заставляя Скалла закатить глаза. Он знал — не в первый раз так делали.              Остаток подготовки к ужину прошел без всяких эксцессов — и уже через десять минут остальные его семпаи усаживались за стол. Реборн, сидевший от Скалла по правую руку, покосился на стакан воды, одиноко стоящий перед Верде, просительно приподнял бровь.              — Что, мы опять на нашей Грозе еду экономим? — спросил он со слабым весельем и без всякого удивления. Верде, сидящий напротив Скалла, нахмурился.              — Ты же знаешь! — раздраженно накинулся он на Реборна, обвинительно наставив на него лежащую перед ним сверкающую от чистоты вилку. — Ты же знаешь, что я не ем во время экспериментов, еда утяжеляет мозги! И когда я голоден, я лучше думаю!              Реборн кивнул — и наверное, только Скалл слышал, как он пробурчал себе под нос «А еще ты становишься совершенно невыносим». И он был согласен — голодным Верде-семпай превращался в до ужаса раздражительное чудовище, абсолютно переставая воспринимать хоть какой-либо юмор, и разговаривать с ним можно было только как с ребенком, держащим в руках гранату — медленно, уверенно и четко выговаривая слова.              Он покосился на стоящую перед ним огроменную порцию, набрал воздуха в грудь и повернулся к Вайпер, что сидела чуть дальше.              — Хэй, Вайпер-семпай, как прошел твой день?              Вайпер замерла — она остановилась, не донеся ложку до рта, — и Скалл видел, как ее капюшон немного приподнялся. Семпай покосилась на него — медленно, словно пытаясь понять, что вообще происходит, — после опустила голову, видимо, изучая его тарелку, и, застыв еще на пару секунд, она вдруг резко взглянула на Верде и наконец медленно выдохнула.              — Ну… — голос ее звучал несколько неуверенно, словно бы Вайпер сейчас отчаянно пыталась сообразить хоть какую-то тему для разговора, — я с парочки там долги вытряхивала, вот. Они мне немного… не вовремя заплатили.              — Вау, — без интонаций произнес Скалл, все еще не понимающий, как относится к тому, что делали его семпаи. Но поворачивать голову ему было нельзя, так что пришлось ему судорожно понять, как можно вежливо комментировать рэкет, — и как, получилось? Они тебе не сильно много проблем доставили?              Вайпер помотала головой, открыла рот — и они продолжили самый неловкий диалог, который был в жизни Скалла, кроме, разве что, первой попытки его семпаев объяснить, что он, оказывается, пришел на собрание величайших мафиози, а не на съемку реалити-шоу.              Наконец сидящий рядом Фонг сыто выдохнул, отодвинул тарелку, — и Скалл смог опустить глаза на свою порцию. Прозрачный желтоватый бульон плескался на дне тарелки, и в нем не было не единой клецки. Он поднял глаза — и обнаружил, что Верде уже выглядел не таким раздражительным, благодушно поясняя Лар что-то насчет дифференциальных уравнений третьего порядка, машинально покручивая в пальцах весьма испачканную и блестевшую жиром вилку.              Скалл только улыбнулся — и принялся вновь помогать Луче убирать со стола.              — Ну, он хотя бы поел, — произнес он тихо, передавая ей заляпанные стаканы. Та кивнула, улыбаясь уже гораздо спокойнее.              — Да, слава Богу, — ее слова были наполнены таким облегчением, что у Скалла что-то закрутило в животе. Хотя, это быть может потому, что он так и не поел, слишком занятый старательным деланьем вида, что еда его совершенно не интересует, — у него и румянец появился, и вроде не шатается уже, и смотреть на него уже не так страшно. Повезло, что он хотя бы так ест, правда? — она радостно улыбнулась Скаллу, когда тот кивнул, подавая очередную посуду. — Спасибо за помощь, уж не знаю, что без тебя бы делала.              Им действительно очень везло, что Верде, хоть и отказывался есть, когда перед ним ставили тарелку, имел привычку по тихому красть из их посуды, когда думал, что на еду никто не обращал внимания. Без этого, как подозревал Скалл, ученый давно уже бы умер просто от голода, так как упертости ему было не занимать, и переспорить, когда Верде что-то вбивал себе в голову, его не мог даже Реборн — а это был показатель.              — Скалл-сама может попросить себе добавки? — спросил он тихо, протягивая к Луче тарелку. — Он тоже клецок хочет, а ему не досталось ничего, вот.              Луче изумленно распахнула глаза, уставилась на него.              — Как «ничего»? — спросила она с удивлением. — Я же специально двойную порцию клала! Неужто он в одиночку все съел? — она оглянулась на дверь, несколько обеспокоенно поджала губы. — Как бы он животом маяться не начал от обжорства, бедный. Нужно Реборну сказать за ним присмо…              Реборн, словно услышав, что говорят о нем, не замедлил появиться в дверном проеме, грациозно прислоняясь к дверному косяку.              — Он уснул, — объявил он громко, — с ним сейчас Лар сидит, следит, чтоб хорошо спалось, а после Фонг наверх думает отнести. — говорил Реборн чрезвычайно торжественно и гордо, словно в том, что Верде уснул, была лично его заслуга, а не тот факт, что ученый провел три дня в нервном возбуждении и без сна.              — Вот и хорошо, пусть спит, — объявила Луче, подошла поближе к Реборну, наклонилась, — слушай, он так много съел, это не хорошо для желудка, ты можешь проследить, а то я переживаю немного, как бы он себе язву-то не заработал, с таким-то режимом…              Скалл моргнул, понимая, что про него, кажется все забыли, пожал плечами.              Хорошо, тогда он просто сожрет все их клецки и тоже будет маяться животом.              Чисто из вредности.              Ну, по крайней мере, Верде перестал шататься.