归终, как твои дела в последнее время? От тебя совсем не было вестей, и я начинаю думать о том, что ты и вовсе не хочешь, чтобы я знал, как течёт твоя жизнь. Предрекая твоё возмущение, отмечу, что прекрасно понимаю — то лишь мои домыслы, а потому вовсе нет причин снова называть меня глупцом, не осознающим истины человеческих эмоций: должен тебя заверить, что глубина моей эмпатии в последнее время увеличилась благодаря визитам к госпоже Тао. Она крайне... Занятный человек, считающий, что работа в похоронном бюро лучшее, о чём она могла просить, будучи заинтересованной в психологии, ведь нет людей более страждущих сопереживания чем тех, кто потерял близкого им человека. Сяо в порядке. Как ты знаешь, начался его первый год в старшей школе, а вместе с ним и фаза более заметного отчуждения — он и прежде строил между нами двумя стены, а теперь, взрослея, решил сделать их только толще. Я не могу его винить: его биологическая мать и правда была далеко не лучшим человеком, но я делаю всё возможное как его приёмный отец, чтобы предоставить ему лучшую жизнь. Госпожа Нин Гуан очень добра и лояльна по отношению к нему, она на него не давит, и даже если цена его морального здоровья лежит в пропасти между нами, я готов её заплатить. По крайней мере, если я не могу стать ему хорошим отцом, я вполне могу попытаться стать другом. Признаться, это немного пугает. Меня преследует ощущение, что я не справляюсь. Если у тебя есть предложения по поводу наших с ним отношений, я был бы рад их услышать. Ты всегда давала дельные советы.
Аякс задумчиво посопел. Письмо было написано аккуратным, ровным почерком взрослого человека, ни одной помарки, ни одной описки, будто бы вышедшее из фильма: ассоциация показалась ему забавной, и он невольно улыбнулся.Не так давно неподалёку от квартала, в котором я живу, открылся павильон, посвящённый дружбе народов, и, признаться, чего только я там не увидел. Содержимое прилавков отличается от привычных магазинных полок, там есть вещи, которые даже мне показались достаточно... Своеобразными. От желе, наполненного мясом и выглядящего крайне неаппетитно (если я правильно запомнил, снежнинцы называют его "holodets") до иназумского мороженого со вкусом тунца...
А вот тут Аякс рассмеялся. Он прекрасно знал, что некоторые "изыски" традиционной кухни Снежной повергали иностранцев в шок, но каждый раз убеждаться в этом было крайне забавно. Это ещё достопочтенный господин Чжун Ли их окрошки на квасе не видел....помня о твоей любви к фруктам, я не удержался и задержался рядом с прилавком милейшей девушки из Сумеру. Мне кажется, если бы время не шло к закрытию, я ушёл бы от нее с пустым кошельком и полной сумкой вовсе не нужных мне вещей, но от некоторого действительно сложно было отказаться. Сумерские манго действительно удивительны, что размером своим, что вкусом они не перестают приводить меня в восторг, а потому не мог не поделиться этой маленькой радостью с тобой. Буду надеяться, что тебе понравится мой небольшой подарок. Я бы принёс его сам, но ты в последнюю нашу встречу настояла, что пока они излишни, так что, надеюсь, ты позволишь мне сделать тебе подарок хотя бы таким образом. Надеюсь, ты не сочтёшь это нарушением нашего с тобой уговора, ведь я никаким образом, надеюсь, не вторгся в твою жизнь опять.
От строк веяло печалью. Аякс медленно побарабанил пальцами по столу и только сейчас подумал, что, вероятно, это письмо было слишком личным, и единственный, кто тут в чью-то жизнь вторгается, так это он сам — мужчина, написавший это письмо, явно рассчитывал, что оно окажется в руках одной вполне конкретной женщины по имени, как там... С помощью своего верного друга, интернет-переводчика, Аякс узнал, что женщину звали Гуй Чжун. Гуй Чжун. Слышал ли он это имя раньше? Быть может, она была прежней хозяйкой квартиры, или же снимала её до него? Гуй Чжун, Гуй Чжун. — Ах, милая Гуй, помню, помню, — бабуля Пинг пожевала своим беззубым ртом и улыбнулась мягко, — не припомню, жила ли она там, где ты живёшь сейчас, но зато очень хорошо помню её лицо. Глаза у неё были тёплые, как летнее море, а улыбка... Наверное, он поступал не очень правильно, думалось Аяксу. Кто он вообще такой, да и жутко это, спрашивать про людей, которые никак с ним не связаны, что-то выведывать, но... Да. Было одно "но". И этим "но" было его дьявольское чувство любопытства. Он ведь уже втянул себя в это, правда? Стал безмолвным наблюдателем чужой истории, будто бы начал читать книгу, для него не предназначенную, но даже если и так, факт оставался фактом — это случилось, и пока он не приоткроет занавесь ещё хотя бы чуть-чуть, успокоиться он не сможет. — А ты знаешь, ведь именно она посадила эти лилии, — продолжила между тем Пинг, оглядываясь на небольшой красивый садик, — раньше их тут росло ещё больше, но после того, как она уехала, они будто бы по ней затосковали, и сколько бы я ни старалась, некоторые и вовсе зачахли, а новые приживаться не хотят. — Вы так улыбаетесь, babulya, — Аякс бросил взгляд на красиво обставленную камушками клумбу, — наверное, она и правда была очень хорошей. — Очень, — кивнула Пинг, — добрейшая душа, и мушки за всю жизнь не обидела. Так жаль, что она здесь больше не живёт, но чего же поделаешь... Порой, дружок, я страшно скучаю по нашим с ней чаепитиям. Старушка Пинг помолчала. Аякс помолчал тоже, скользя взглядом от цветка до цветка. — В сто третьей, — наконец нарушила молчание Пинг, — она жила в сто третьей квартире, прямо напротив твоей. Вечер был долгим, а манго было сладким. Одной рукой Аякс не глядя срезал пласты с фрукта, порой невольно зажёвывал кожуру и чертыхался, потому что чистить такую здоровую штуку ему оказалось очень лениво, второй — держал письмо, раз за разом цепляясь за строчки. Было что-то в манере чужой речи такое, что заставляло вновь и вновь к ней возвращаться. Многие назвали бы господина Чжун Ли монотонным и дотошным, но Аяксу это даже нравилось. Наверное, потому, что ему нравились спокойные люди — таких редко можно действительно вывести из себя, и за каменной глыбой их спокойствия скрывалась сила, потому что далеко не каждому такое пришлось бы по плечу. Чжун Ли писал о погоде и о цветах, о чае и о дождях, зачастивших в последнее время, был внимателен к деталям, и в какой-то момент Аякс даже подумал, что его речь напоминает ему преподавательскую — так бы лекции читать, право слово, об истории или литературе. Мерно, спокойно, негромко, но так, чтобы все слышали и слушали. А манго и правда оказалось чертовски вкусным.***
— Ты отвлекаешься, — Розалина щёлкнула рядом с его виском пальцами и Аякс встрепенулся, — так дело не пойдёт. Завтра важный день, Аякс, если ты его испортишь, я... — Закопаешь меня, помню, помню. Вероятно, я ещё буду жив к тому моменту, и меня будет ждать крайне мучительная смерть от удушья в тёмной яме. Я помню, ладно? Я готов. Всё пройдёт как по маслу. Обещаю. Розалина повела полуобнажённым плечом, цыкнула тихо и заклацала острыми ногтями по клавиатуре дальше, переключая всё своё внимание на работу. Аякс тихо вздохнул. Печальная история попыток господина Чжун Ли достучаться до уехавшей из дома Гуй Чжун не закончилась одним манго и длинным надушенным письмом — спустя пару дней Аякс снова открывал дверь перед уже знакомым курьером, а после ещё, ещё и ещё. Прошла пара месяцев, наступила зима, близился неумолимо конец года. Чжун Ли рассказывал много, обо всём разом и ни о чём, и неизменно его слова пахли шелковицей, древесиной и тоской, каждый чёртов раз.Сегодня Сяо принёс домой котёнка, но вместо того, чтобы просто поставить меня перед фактом, или же ничего не сказать, что казалось мне самым ожидаемым от него поведением, он подошёл ко мне и спросил, не против ли я. Я не смог ему отказать. Была ли у меня хотя бы одна причина отказывать? Впервые за долгое время у нас состоялся разговор, состоявший не из пары фраз, а после мы вместе с ним отмывали котёнка, обрабатывали его от блох и сходили в магазин, чтобы купить всё необходимое для его содержания. Я видел, как Сяо улыбнулся. В последний раз он... О, да, я помню его улыбку, когда вы с ним виделись в последний раз. Он тоже по тебе скучает.
Гора Аоцан снова открыта для посещения, что меня несказанно радует. Помнишь, как ты отвела меня туда впервые? Наш столик всё ещё остался нетронут, как и наши имена, что ты на нём накарябала — до сих пор считаю, что это было решением неразумным, ведь порча городского имущества дело серьёзное, но сегодня, когда я заглядывал под стол, я очень наделся увидеть там след твоей руки. Госпожа Хранитель тоже была там со мной, привела двух своих дочерей — очаровательные девушки, хоть и взгляд юной Шень Хэ порой казался мне неоправданно незаинтересованным. Очень жаль, что она, в отличие от своей сестры, не смогла по достоинству оценить красоты этого места. Они собирали цветы Циньсинь, и я не удержался от того, чтобы прихватить несколько с собой. Я намереваюсь высушить их и превратить в украшение. Надеюсь, ты хранишь лепесток глазурной лилии, что я присылал тебе ранее, а, быть может, и нет — ты сама вольна распоряжаться всем, что приходит к тебе под моим именем. То, что ты с этим сделаешь, не так существенно. Надеюсь, ты простишь мне мою наглость, ведь я всё ещё раз за разом что-то тебе присылаю, хоть ты и ясно дала понять, что нам сейчас не стоит друг с другом контактировать. Это было мудрое решение. Ты всегда была мудрее и рассудительнее меня, а потому я надеюсь на твоё снисхождение. Я не жду ответа, если ты расценила мои поступки как настойчивость, вовсе нет.
Аякс часто задумывался о том, что могло между ними произойти такого, что пропавшая Гуй Чжун поставила условие отсутствия встреч, а после и вовсе уехала из места, в которое приходили все его небольшие подарки? Что такого мог сделать господин Чжун Ли, да и сделал ли? Письма не оставляли ему и шанса не думать о том, как сильно мужчина, их написавший, тосковал по времени, что он и Гуй Чжун проводили вместе, с какой осторожной нежностью тот рассказывал ей о своих днях, и пускай его записи были больше похожи на ведение дневника, отличие ощущалось явно: в записях в дневнике ни к кому не обращаются. Господин Чжун Ли писал Гуй Чжун, тщательно выводя на дорогой бумаге два иероглифа её имени, и неизменно заканчивал письма одной фразой: "надеюсь на скорую встречу, искренне твой, 钟离". Что-то тоскливо ныло под рёбрами. Аякс всматривался в слова, искал между строк, перечитывал письма, но причины отыскать у него всё никак не получалось, сколько он ни пытался: поначалу это его раздражало, но после пришло ощущение тонкой, еле слышной, прямо как запах глазурных лилий, печали. Он знал, что печаль была не его, чужая — но отделаться от ощущения у него не получалось никак. Клацанье прекратилось, и Аякс, благо, заметив это практически сразу, сделал отягощённое думами о бренности бытия (и маркетинга) лицо, выразительно щёлкая мышкой и изображая бурную мозговую активность — взгляд Розалины на нём ощущался физически, и, если бы был ещё хотя бы на каплю концентрированнее, уже поджёг бы его серый пиджак. — Слушай, — она отвернула монитор, оперлась локтями о стол и внимательно на него посмотрела, — что с тобой происходит? Не похоже, чтобы ты волновался из-за завтрашнего вечера, ты никогда из-за таких встреч не волнуешься, это на тебя не похоже. Что случилось? Аякс смешно сморщил конопатый нос. Розалина была слишком подкована в таких вещах, видела людей насквозь, и сколько бы ни прятали его стеклянные синие глаза, порой что-то, всё же, проскальзывало наружу, и идеальный образ давал сбой. Нужно было срочно придумать причину, которая показалась бы правдивой. Потому Аякс решил, что проще всего будет всего-то навсего не соврать. — Завтра ведь тридцать первое декабря, — начал он будто бы нехотя, переворачивая беспроводную мышку и раскручивая её на столе, словно волчок, — просто немного грустно, что не могу сейчас рвануть домой в Снежную, чтобы отпраздновать новый год с семьёй. Ну, хотя бы подарки вовремя ребятам придут, но Тоня с Тевкром очень расстроились, что меня не будет. И он не соврал. Новый год всегда был главным семейным праздником, все собирались за одним столом, объедались, считали минуты до полуночи, слушали речь Её Величества из телевизора на холодильнике, и потом аккомпанементом к бою часов Алого дворца в Заполярном становился звон бокалов игристого шампанского, а малышня неслась проверить, что же там оказалось под ёлкой в пёстром переливе мишуры. Так просто замаскировать одну тоску другой, правда? Лицо Розалины внезапно смягчилось. Она встала во весь свой рост, не поленилась дойти до него и осторожно уложила ладонь на его рыжую голову, потрепала торчащие непослушно волосы и тихо вздохнула. Аякс даже оторопел. — В культуре Мондштадта есть праздник, который называется Луди Гарпастум. Не важно, в чём его суть, важно то, что в этот день ты чувствуешь единение со всем городом, и никто не сидит дома, все выходят на улицу, и это... Правда потрясающее ощущение. Сколько бы лет ни прошло с тех пор, как я уехала в Снежную, каждый год в этот день я ощущаю, что я не на своём месте. От внезапного откровения Аякс практически смутился, и даже донимающие мозг мысли отошли на задний план. Он слушал и смотрел на Розалину во все глаза. — Я... У меня нет такой большой и дружной семьи, как у тебя, но я думаю, что понимаю, что ты чувствуешь. Как удивительно. Всего лишь перетасовав правду, Аякс получил что-то куда большее и важное, чем то, на что он рассчитывал. Возможно, порой действительно стоило быть чуточку честнее с другими. Открытее. Хотя бы немного.***
Ты знаешь, я всегда был с тобой предельно честен. Многие стремятся оградить себя от реальности и укутаться в ложь, лишь бы сгладить острые углы, воссоздать тот мнимый комфорт. Всё, что угодно, лишь бы не принимать сухие факты и смотреть в лицо будущему, что их ждёт. Я всегда считал, что я честен и с самим собой. Но, как ты любила говорить, я тот ещё напыщенный дурак, который не замечает очевидного.
Вечером тридцатого числа звонок в дверь отвлёк Аякса от методичного отпаривания его лучшего костюма. Он уже знал, кто его поздний вечерний посетитель, или он думал, что знал, потому что когда за дверью на пороге квартиры его встретила старушка Пинг, удивление на его лице читалось, словно яркая клякса на белой бумаге. — Доброго вечера, Аякс, — мягко улыбнулась Пинг, и в её руках, едва заметно по-старчески трясущихся, был небольшой чайник, — не поможешь старой женщине скрасить вечер? Я бы хотела тебе кое-кто рассказать и угостить тебя чаем. — Конечно, — растерянно отозвался Аякс, пропуская её внутрь квартиры, — конечно, проходите, babushka. Простите, что я тут в трусах щеголяю, я просто не ждал... Старушка Пинг рассмеялась: — Ой, сколько я в своей жизни трусов повидала, дружочек, ты даже не представляешь. Ничего страшного. Не переживай об этом.Ты знаешь, сколь глубоко бы ни было моё уважение к тебе и напускное принятие, я так и не смог смириться с твоим выбором. Я уважаю его так же, как и уважаю тебя, но сколько бы я себя в его правильности ни убеждал, так и не смог себя перебороть. Это больно. Знаешь, что забавно? Сяо перенял эту мою черту, из всех возможных он решил взять именно её. Из всех правд он решил отрицать именно эту. Возможно потому, что в тебе он нашёл мать, которой никогда у него не было.
— Я хочу рассказать тебе о милой Гуй, дружочек, — когда штаны были впопыхах надеты, стол накрыт, а чай заварен и разлит по чашкам (пиал Аякс не понимал), начала старушка Пинг, — потому что я беспокоюсь за своего давнего друга. Аякс помолчал, задумчиво собирая пальцем крошки песочного печенья — он его не любил, но его любила Тоня, и потому даже здесь, в Ли Юэ, у него всегда была коробочка, просто чтобы ощущать хотя бы какую-то связь с далёким домом. — Гуй Чжун была очень умным и трудолюбивым человеком, сделала очень много для людей. Видишь ли, она была врачом.Ты называла меня каменным столпом спокойствия. Ты считала, что нет вещи, с которой я не мог бы примириться. Так почему же я...
— Она знала, как тяжело даётся семьям смертельно больных людей смотреть на то, как их любимый человек увядает у них на глазах. Аякс почувствовал, как руки на теплой чашке начинают леденеть. Всё резко начинало собираться, вставать на свои места. — И когда она узнала о своём диагнозе, то приняла решение переехать сюда. В сто третьей квартире она провела остаток своих дней, не позволяя своему мужу и моему другу, Чжун Ли, смотреть на своё собственное увядание. Это было её решением и последней волей. Бедняжка, столько всего ещё было впереди, столько могла сделать.Я и правда могу примириться с чем угодно, правда, могу. Мне казалось, что пока ты рядом со мной, мне любая невзгода по плечу. Так почему же я до сих пор не могу поверить в то, что ты не дала мне быть рядом с тобой до конца? Почему я не могу поверить в то, что ты велела не приглашать меня на свои похороны? Почему я не могу принести цветы на твою могилу? Почему я не имею права знать, что за место стало твоим последним пристанищем? Почему?
Аякс потеребил в руках письмо. Старушка Пинг разминулась с курьером, который принёс пышный букет глазурных лилий, которые, вообще-то, не цветут зимой, и плотный коричневый конверт. Аякс чувствовал, что это письмо было последним. Это письмо было прощанием.Завтра мой день рождения, и мне искренне жаль, что мне не удастся отпраздновать его в твоей компании. Не думаю, что Сяо помнит об этой дате, так что нет ничего плохого в том, что я проведу этот день, будучи погружённым в работу. Надеюсь, тебе понравится букет. Со всей любовью, искренне твой, 钟离.
Аякс чувствовал себя разбитым, а ещё — круглым идиотом. Правда лежала на самой поверхности, такая простая, такая очевидная, даже не между строк, а прямо над ними, в аромате глазурных лилий, в печали, которой было окутано каждое слово. Как он не сумел разглядеть скорбь? Как просмотрел настолько очевидные подсказки? Почему это вообще его так заботит? Почему ему так тошно не от своего горя? Почему ему так искренне жаль человека, которого он никогда в своей жизни не увидит? Когда он уходил в спальню, на его столе остался букет лилий, разбросанная кипа ароматных писем, недопитый чай и чужое разбитое сердце.***
— Ты готов? Ты всё помнишь? Это очень важный вечер, Аякс. Мы не можем позволить себе оступиться ни единожды, этот человек имеет невероятно высокий статус в Ли Юэ, а компания, с которой мы собираемся заключить контракт, ведущая на рынке. Если он позволит Северному Банку заниматься их финансами, это будет прорыв. Мы должны оказать очень, очень хорошее впечатление, понимаешь? Розалина нервно потирала пальцами ножку фужера, а Аякс заставлял себя улыбаться лучезарно и ярко. Что он там рассказывал про эмпатию? Не слишком ли яркое чувство? Не слишком ли его много? Не слишком ли мысли, заполонившие его голову, настойчивые? Бред, просто бред. — Аякс, — дёрнула его за рукав пиджака Розалина, — он идёт. Им оказался мужчина лет сорока, высокий, статный и очень красивый. Его острое, практически хищное лицо обрамляли тронутые рыжиной волосы, глаза были подчёркнуты характерным для Ли Юэ красным цветом, но что-то в нём... Что-то... Нет. Розалина взяла его под руку и настойчиво потянула навстречу хозяину вечера, а он смотрел, нет, он слушал свой чёртов собачий нос, слишком восприимчивый к запахам, и даже духи Розалины не могли заглушить до боли знакомый аромат. Нет. Быть такого не может. Он застыл, не веря в реальность происходящего, а улыбка медленно сползла с его лица. Это и был сам господин Моракс, да? Глава «Рэкс Ляпис», о важности которого ему Розалина все уши прожужжала? Но только вот запах шелковицы, терпкой древесины и грусти, перемешанной с глазурными лилиями, Аякс знал слишком точно, чтобы с чем-то спутать. — Господин Моракс, безумно рада наконец-то увидеть вас воочию, — с улыбкой начала Розалина, — Розалина-Кручка Лоэфальтер, представитель Северного Банка и «Предвестников». — Я вас помню, — голос у него оказался низким и глубоким. Взгляд скользнул от лица Розалины к лицу Аякса. Тот почувствовал, как по спине бегут мурашки. Нет. Молчи, молчи, молчи, не думай- — С днём рождения, господин Чжун Ли, — сказал вдруг Аякс негромко вместо приветствия, из внутреннего кармана пиджака вытаскивая запечатанный в смоле лепесток глазурной лилии и вкладывая в протянутую для рукопожатия ладонь. Ему показалось, что она дрогнула, — он ошибся. Не сто два. Сто три. Мне жаль. Господин Чжун Ли помолчал, не моргая, не отводя от него тяжелого взгляда янтарных глаз. Розалина вспыхнула, не понимая, паникуя, но Чжун Ли улыбнулся вдруг с какой-то бесконечной грустью и пониманием, а после негромко шелестяще рассмеялся. Именно так, как Аякс себе и представлял. — Так это вы всё время были моим незримым слушателем, о котором рассказывала госпожа Пинг. Что же, приятно наконец вас встретить. Аякс отчего-то подумал, что с этого дня история, написанная не для него, начнёт новый виток, и курьеру больше ошибаться не придётся. Забавно, подумал Аякс.