*****
Осень срывается чередой дождей, прибивая к асфальту опавшие листья, и они лежат там, сперва жёлтые, блестящие от капель, потом покрываются пятнами и гниют, пока уборочные машины наконец не избавляют от них городские тротуары. Сяо Чжань продолжает задерживаться на работе, оправдывая себя тем, что у них аврал. Что же, это недалеко от правды, хотя особой потребности сидеть до десяти вечера у него нет. Сяо Чжань уверяет себя, что дело не в том, что ноги несут его мимо остановки в подземный переход, который он чаще всего практически пробегает, не рискуя снова смотреть, мучительно борясь с болью в горле и лёгких при виде силуэта, за один единственный раз ставшего знакомым. Он не тринадцатилетняя девочка, нет и ещё раз нет. И эти чувства, горько-сладкие, безнадёжные, он называет белой завистью. Упорно считает их сожалением о том, чего у него никогда не было. Подростки приходят на своё излюбленное место не каждый день, а только по вторникам, четвергам и субботам. Возможно, это как-то связано с расписанием их учёбы или ещё чем-то, Сяо Чжань не вникает и уж конечно не спрашивает. Иногда Ибо снится ему. Это не влажные сны, хотя порой он и просыпается возбуждённым. В этих снах нет провокационного блеска глаз и развязных движений, в них есть лишь тень, скользящая в танце — невинном и затейливом одновременно. Сяо Чжань протягивает руки, чтобы удержать, поймать, осязать, но тень тает во мраке бесконечного подземного перехода, скрываясь за углом в рассеянном свете тусклого фонаря. Однажды он так стремительно мчится по переходу, изо всех сил стараясь не смотреть и всё равно жадно глядя, что запутывается в поводке внезапно бросившейся к нему таксы, роняя сумку и зонт, который теперь неизменно носит с собой из-за зачастивших холодных дождей. Хозяйка собаки ласково журит свою питомицу и извиняется, пока её супруг, кряхтя, пытается помочь Сяо Чжаню собрать его вещи. Собака тут ни при чём на самом деле. Просто Ибо танцевал, а Сяо Чжань безнадёжно слаб духом и полностью покорён его танцами. Разумеется, он не смотрел под ноги, пытаясь сбежать от самого себя. Разумеется, он не смог. Запутался в поводке, как в собственных сомнениях и желаниях. Поспешно поблагодарив пожилую пару и многократно с ними раскланявшись, Сяо Чжань пытается поскорее исчезнуть отсюда, желательно моментально и не привлекая внимания. Но музыка сменяется, и он не успевает дойти до следующего пятна света. Его замечают. — Сяо Чжань! — слышит он за спиной, но не спешит оборачиваться. К чему хорошему всё это может привести? Только к ещё большему разочарованию в себе. — Подожди! Ибо подбегает к нему, слегка запыхавшись. Его щёки раскраснелись во время танца, футболка липнет к спине, а влажная прядь волос падает на левую бровь. — У тебя слишком длинные ноги, не догнать. Сяо Чжань вздыхает и отвечает: — Я не убегаю. — Разве? — с вызывающим видом спрашивает Ибо, вскидывая подбородок. — Тебе не понравилось? Сяо Чжань поднимает бровь на эту фамильярность и молча смотрит в ожидании. Он не даст сбить себя с толку, иначе снова споткнётся и упадёт, и уже не только в буквальном смысле, а к такому он точно не готов. Ибо закатывает глаза и кладёт ладонь на его предплечье. — Хорошо, ладно. Господин Сяо. Тебе не понравилось, господин Сяо? — говорит он, а голос сочится сарказмом. — Понравилось, — любезно отвечает Сяо Чжань. Чужая ладонь его беспокоит, но он и сам не может точно сказать — это приятное волнение или тревога. Ибо кусает губы, вглядываясь в его лицо, а потом вздыхает, отпускает руку Сяо Чжаня и отходит. — Хорошо, — тихо повторяет он. — Ладно. От воинственной наглости не остаётся и следа. Ибо зябко обхватывает себя руками за плечи и вздрагивает. Так он выглядит совсем юным, но от этого не менее притягательным. Сяо Чжань задаётся вопросом, сколько лет этому парнишке, и содрогается от отвращения к себе самому. И что бы дал ему ответ? — Мне очень понравилось, — мягко говорит он, пытаясь улыбнуться, но губы не хотят подчиняться и вздрагивают. — Я так засмотрелся, что ничего перед собой не видел. Бедный пёс. Ты очень талантлив, Ибо. Смотреть на тебя — это удовольствие. Ибо издаёт странный звук и на мгновение опускает глаза, но когда Сяо Чжань встречается с ним взглядом — там ничего нет. Вообще ничего. Этого подростка не прочитать. Не то чтобы Сяо Чжань разбирался в подростках, он и в своей-то юности не особо их понимал, хотя вовсе не был изгоем, ничего подобного. Просто ему казалось, что какая-то сторона этой кошмарной — по словам окружающих взрослых — подростковости проходит мимо, мелькает на периферии и исчезает, оставляя Сяо Чжаня разочарованно оглядываться по сторонам. И где он теперь? Он, взрослый человек с карьерой, жильём и кредитами, стоит ночью в подземном переходе, расточая комплименты потному подростку, который только что едва не трахал пол, извиваясь змеёй, задирая одежду и как будто предлагая своё гибкое юное тело всем желающим. — Тогда почему ты уходишь? Он не добавляет «Каждый раз так быстро», но явно имеет это в виду. Сяо Чжань хмыкает и не сдаётся. — Мне завтра рано на работу, а на дорогу почти час. Самое время уйти, если утром хочу быть в более-менее адекватном состоянии. Ибо кивает, а потом резко крутит головой. — Я провожу тебя до метро. Что? — Нет, не нужно, я взрослый человек и не нуждаюсь... — А я? — Ибо смотрит исподлобья, в его глазах — гораздо больше вопросов, чем он озвучивает. — Ты? При чём здесь ты? — Если ты взрослый человек, то, может быть, проводишь до метро меня? Кажется, у Сяо Чжаня сейчас отказывает функция центральной нервной системы, отвечающая за здравый смысл. Он моргает несколько раз. — Разве ты не живёшь в этом районе? Ибо откидывает голову и хохочет, его белая длинная шея выглядит преступно вызывающей. Вызывающей неистовое желание положить на неё ладонь, ощутить пульс, бьющийся в голубоватых венах, и бархатистую гладкость кожи, и тепло, и движение кадыка... Откуда, из каких тёмных глубин души всплывают эти мысли? — Ладно, господин Сяо, — говорит Ибо, отсмеявшись. — Наверное, ты и в самом деле имеешь в виду то, о чём говоришь словами через рот. Хотя твои глаза как бы кричат о другом. Он на секунду умолкает и облизывает пересохшие губы. Сяо Чжань прослеживает это действие со странным ощущением — в голове становится пусто, щёки горят, а в животе опять скручивается то концентрированное электрическое напряжение, что он почувствовал в их первую встречу. Ибо разворачивается и убегает к своим друзьям, лёгкий и стремительный, свободный и несдержанный. Сяо Чжаню хочется его приземлить и в то же время взлететь с ним вместе, избавившись от оков как реального, так и выдуманного им же самим долга, от взрослости. Ибо не оборачивается больше, он остаётся рядом с друзьями, словно пытаясь слиться с ними, стать невидимым, незаметным. Он не начинает нарочито громко разговаривать и смеяться, как можно было бы ожидать, а наоборот — затихает. Он ждёт, когда Сяо Чжань исчезнет, чтобы снова стать настоящим. Сяо Чжань сбегает. Он шагает к метро, рассеянно наступает в лужу, ударяется коленом о стену. Пожалуй, ему и в самом деле нужно больше спать и меньше думать о недостижимом, о том, что навсегда осталось позади.*****
На следующий день Сяо Чжань уходит с работы одновременно с большинством сотрудников и садится в автобус, решая больше никогда не ходить через тот переход, но вместо того, чтобы успокоиться и отпустить, он ощущает ещё больше невнятного отчаяния, а смутное чувство, что он снова упускает что-то важное, становится практически невыносимым. Выдержав ровно девять дней, Сяо Чжань сдаётся. Он пытается убедить себя, что просто хочет прогуляться, а на работе остался допоздна лишь потому, что нужно доделать важный проект. Он старается игнорировать тот факт, что на самом деле сроки вовсе не поджимают и за этот проект отвечает не он один. Покинув офис, Сяо Чжань вдыхает пряный осенний воздух, насыщенный сыростью, едва уловимым запахом гари и отсыревшего асфальта. Сяо Чжань не торопится, а на улицах почему-то много людей, и все куда-то спешат, выглядя при этом чуть более нарядными и счастливыми, чем обычно. Суббота, вспоминает он. День накануне почти гарантированного выходного, для многих — единственного. Как не воспользоваться возможностью погулять от души? На секунду сердце сжимается от ничем не обоснованного страха, что он может не застать уличных танцоров на их обычном месте в переходе, но Сяо Чжань всё равно идёт туда, ведь нет никакого смысла возвращаться на остановку, если следующего автобуса ждать дольше, чем идти до метро пешком. Переход встречает его знакомыми звуками электронной музыки. Зрителей у подростков сегодня мало, да и их самих немного. Какая-то парочка совершенно бесстыдно целуется у стены. Сяо Чжань замечает девичью лодыжку в розовой гетре, заброшенную на бедро парня, прижимающего свою подружку к серому кафелю, и отводит взгляд. Музыка звучит, но никто не танцует. Он растерянно замедляется, но почти сразу на него налетает игривый вихрь, разворачивая за плечи. — Сяо Чжань! Ты пришёл! — выдыхает Ибо, а потом ухмыляется и качает головой. — То есть господин Сяо. Давно тебя не было. Сяо Чжань, кажется, разучился дышать, потому что лицо Ибо близко, на его щеке полоска чего-то, напоминающего чёрную краску или обувной крем, а губы искусаны до крови. — Вы не танцуете сегодня? — умудряется выдавить он, потому что — да, он продолжает лгать себе, что приходит сюда ради танцев. Ибо оглядывается через плечо и опускает руки. Затем он снова смотрит на Сяо Чжаня хитрым, всезнающим взглядом. — А ты хочешь посмотреть на танцы? Я хочу посмотреть на тебя, думает Сяо Чжань, но не говорит этого вслух, просто пожимает плечами. — Разве не для этого вы здесь собираетесь? Ибо выглядит слишком довольным. Чем ты доволен, засранец, хочется закричать Сяо Чжаню, и схватить его за руки, и, возможно, прижать к стене, как тот другой мальчишка прижимал свою подругу несколько минут назад. Чтобы Ибо забросил щиколотку ему на бедро и зарылся пальцами в волосы. Чтобы попробовать на вкус эти губы, все в следах от содранных корочек. — Ты удивишься, господин Сяо, — шепчет тот, приподнявшись на носочки, чтобы казаться выше и сравняться по росту с Сяо Чжанем. — Но не только для этого. Они оба тяжело дышат в каких-то сантиметрах друг от друга, и Сяо Чжань вполне уверен, что не может чувствовать тепло тела Ибо, но фантомное ощущение воспламеняет его кожу, проникает в плоть, въедается в кости. Хотя, быть может, эти тоска, стремление и вожделение всегда были в нём, а Ибо стал катализатором, который их проявил. — Станцуй для меня, — шепчет он и видит, как зрачки Ибо чуть расширяются, а ресницы дрожат. С губ срывается судорожный вздох. — Если потом ты проводишь меня до метро, — торгуется этот невыносимый мальчишка. — Тебе не нужно до метро, — возражает Сяо Чжань. Ибо надувает губы и качает головой. — Ты не можешь этого знать наверняка. — Ибо! — Сяо Чжань! Хватит выёбываться. Спорю, ты как минимум один раз дрочил на мой потный и запыхавшийся образ, поэтому, полагаю, между нами не должно оставаться этих глупых условностей. Пока ошеломлённый Сяо Чжань подыскивает слова, чтобы осадить это исчадье ада, Ибо невозмутимо продолжает: — Если мы с тобой договоримся, получишь бонус в придачу, — он снова придвигается ближе. Так близко, что их тяжёлое дыхание смешивается и оседает на коже, словно невесомые, целомудренные поцелуи сомкнутых губ. — Я расскажу тебе, сколько раз я дрочил на тебя. Соглашайся. Поверь, оно того стоит. Стоит оно того или нет — даже не подвергается сомнению. Другое дело, что Сяо Чжань уже возбуждён и к собственному ужасу понимает, что это не только вожделение к молодому, крепкому и гибкому телу и причина не совсем в той атмосфере яркой бесшабашной юности, куда так хочется нырнуть с головой, и не в разочаровании мальчика, который думал, что сможет поймать радугу за разноцветный хвост. Возможно, тут что-то более личное, ведь Сяо Чжаня всё же влечёт именно к Ибо, а не к любому другому юному и красивому созданию. Ибо выбирает медленную, почти лирическую мелодию. Пусть это тоже рэп, но мягкий, с бархатными тонами, хрипловатым голосом исполнителя и словами на иностранном языке, которые Ибо очевидно знает наизусть. Он повторяет их вместе с томными движениями, проводя небрежно ладонью по шее и спускаясь на обтянутую тёмной футболкой грудь. Он опускается на колени и делает волны, а Сяо Чжань на секунду вынужден прикрыть глаза, потому что этого слишком много. Слишком. Он сглатывает и вновь смотрит, осознавая, что все разумные мысли, доводы и резоны сгорели в пламени танца Ибо, рассыпались пеплом и развеялись на ветру легкомыслия. За первым танцем следует второй — на этот раз более резкий, весь ломаный, напряжённый и нервный. Ибо как будто изображает робота или, скорее, механическую куклу, которую завели и пустили танцевать до тех пор, пока торчащий в спине ключик не перестанет крутиться, а послушное механизмам тело не осядет беспомощно вниз. Низкие частоты перемешивают внутренности в животе Сяо Чжаня, вызывая лёгкую тошноту. Это не значит, что ему не нравится. На самом деле всё наоборот. Третий танец — нечто игривое, то ли кокетливое, то ли вовсе детское. Судя по писку двух девушек, внезапно присоединившихся к Ибо, первый вариант больше похож на правду. Это забавно, это горячо, но не так сильно сжимает грудь Сяо Чжаня, как два предыдущих танца, хотя эрекции, судя по всему, наплевать на его эстетические предпочтения. Вращения бёдрами и игривые подёргивания плечами в исполнении такого парня, как Ибо, стройного и очень красивого, выглядят ошеломляюще непристойно. Или, быть может, проблема в голове у Сяо Чжаня, который не может подобрать правильных определений происходящему. Он держит сумку прямо перед собой, прикрывая пах, хотя под пальто ничего не было бы заметно, даже стой он здесь без брюк. Скорее это напоминание о том, что он находится в общественном месте, а возбуждаться прилюдно — это не то, чем занимаются взрослые люди, даже если они настолько глупы, чтобы вестись на странные провокационные танцы наглых малолеток. Кстати об этом. Узнать возраст Ибо становится жизненно важным. — Ну как? — спрашивает Ибо, подбегая к нему почти сразу же, как только музыка заканчивается. — Нравится? Лучше, чем в прошлый раз? Эй, ты куда? Мы же договорились! Сяо Чжань осознаёт, что слегка пятится назад, подальше от этого раскрасневшегося провокатора, по виску которого стекает капелька пота. Его грудь учащённо приподнимается и опускается, вызывая желание прижать к ней ладонь и успокоить, остановить, умолять быть чуть менее ярким, чуть менее подавляющим всё остальное в этом мире. — Ты не пойдёшь меня провожать, Ибо, ты весь мокрый. — Влажный, — говорит Ибо и смотрит томным взглядом из-под ресниц, от этого только хуже. — Как угодно. Я не хочу, чтобы ты заболел. Ибо небрежно треплет себя по волосам и морщится. — До конца перехода? — спрашивает он. — Я возьму куртку. Не успевает Сяо Чжань возразить, как Ибо срывается с места, а через несколько секунд возвращается с серой толстовкой в руках. Он надевает её прямо на ходу, уставившись на Сяо Чжаня слегка настороженным взглядом, словно ожидая, что тот возьмёт и уйдёт без него. — Ну вот, — говорит Ибо и пытается взять Сяо Чжаня под руку. Это совершенно неприемлемо. По крайней мере в данный момент, когда Сяо Чжань с таким трудом сумел подавить своё дурацкое возбуждение. Он слегка отшатывается от Ибо, который обиженно суёт руки в карманы и идёт нарочито медленно, как будто хочет затянуть этот путь — каких-то тридцать метров — на веки вечные. Сяо Чжань подстраивается под его шаги и немного расслабляется. Неподалёку от выхода из перехода есть колонна, а за ней — тёмная ниша. Там находится какая-то дверь, скорее всего — доступ к коммуникациям или складское помещение. Ибо сворачивает туда и прижимается спиной к колонне, выжидающе на него поглядывая. Сяо Чжань подходит к нему, но останавливается на безопасном расстоянии. Его разум кричит — ни на полшага ближе, но Ибо просто скользит спиной по бетонной поверхности, подкрадываясь. Наверняка на его спине останется побелка, отстранённо думает Сяо Чжань. — Сколько тебе лет? — спрашивает он, когда Ибо в очередной раз пытается просунуть руку ему под локоть — вцепиться, заякориться и оставить след. Сяо Чжань крепче прижимает руку к рёбрам, не позволяя. Ибо вздыхает, закатывает глаза и устраивает ладонь на его запястье поверх рукава. — Достаточно. — Достаточно — это сколько? — Спроси лучше, достаточно для чего? — Ибо! — Девятнадцать, ладно? — Ладно. Лишь бы это было правдой. Но, в общем и целом, девятнадцать — это хорошо. Это легально, с какой стороны ни глянь, а у Сяо Чжаня слишком много скверных черт характера, и излишняя совестливость — одна из них. Пока он укладывает эту новую информацию в голове, Ибо скользит чуть ближе и внезапно утыкается носом ему в шею. Сяо Чжань застывает, не зная, что делать дальше, а наглый пацан приподнимает лицо и касается губами скулы, острого уголка челюсти, и щекотно дышит, не делая больше ничего. Сяо Чжань понимает, что должен отстраниться, но у него нет сил на это, всё уходит на то, чтобы держать себя в руках и не позволить инстинктам победить здравый смысл, не толкнуть Ибо грубо к стене и не… Нет. Они стоят так несколько секунд, минуту, возможно, или даже две, время теряет свои характеристики, растворяясь в полумраке коридора и свете уличных фонарей, падающем на скользкие от дождя ступеньки. Наконец Ибо отодвигается и еле ощутимо вздыхает. — Пока, Сяо Чжань, — говорит он и добавляет: — Много раз, если тебе всё ещё интересно. Слишком много, я сбился со счёта. А потом он уходит, натягивая на голову капюшон толстовки, сгорбив плечи и засунув руки в карманы — печальная фигурка человека, которому кажется, что его отвергли. И только Сяо Чжань знает, что это вовсе не так.*****
Он выдерживает четыре дня — до четверга. Этого времени не хватает, чтобы договориться со своей беспокойной совестью, но более чем достаточно, чтобы засунуть её куда подальше. Ибо его ждёт. Сидит на корточках, обхватив руками колени, и смотрит прямо на Сяо Чжаня, который подходит ближе и замедляется, словно чтобы полюбоваться танцем гибкой девушки в ярко-красном комбинезоне. Ибо отворачивается, укладывает щёку на предплечье и как будто сжимается ещё сильнее. Сяо Чжань не смотрит на других валяющих дурака подростков, он наблюдает за Ибо. Тот не танцует. В этот вечер его вообще не видно и не слышно. Сяо Чжань задаётся вопросом, как человек может так долго просидеть на корточках, чтобы у него не затекли ноги. Вэньхань и ещё один парень, чьего имени он не знает, подходят к Ибо и что-то говорят, то хлопая по плечу, то поглаживая по голове, но тот так и сидит, нахохлившись. Сяо Чжань уходит лишь потому, что ему больно смотреть на такого Ибо — он словно чувствует весь его физический и душевный дискомфорт. Вэньхань одаривает Сяо Чжаня недовольным взглядом и в очередной раз склоняется к Ибо. Вся эта ситуация кажется смешной, душераздирающей и отвратительной одновременно. Ибо продолжает ему сниться — танцующий и ускользающий. Подсознание отчаянно цепляется за то, что разум намеренно пытается отвергнуть, и что ты ему сделаешь? Эти сны не цветные, они серые, размытые и рассыпающиеся, но такие же настойчивые, как и тот, чей образ они приносят. Сяо Чжань идёт туда снова, в этот чёртов переход, после работы в субботу. Он решает подойти и поговорить с Ибо, хотя и сам не уверен, что именно хочет услышать и сказать. Разберусь на месте, думает он, кутаясь в пальто. На улице ощутимо похолодало. Но в этот раз Ибо не сидит на корточках, сжавшись в комок, он ведёт себя совершенно противоположным образом — ни секунды не проводит на месте. Он танцует не как обычно, а более показушно, думает Сяо Чжань и чувствует странное беспокойство, сродни раздражению или даже ярости. Ибо замечает его присутствие и как специально трётся о парня, с которым часто танцует вместе. У того мальчишки какое-то корейское имя, оно вылетело у Сяо Чжаня из головы, оставляя там заполненную обидой пустоту. Интересно, а чего он хотел после того, как несколько раз сам оттолкнул Ибо? Неужели ожидал, что тот бросится к нему как раньше? Тем не менее примерно так Ибо и делает. Почти. После танца он направляется к Сяо Чжаню с самоуверенной, демонстративной ухмылкой, которая по мере приближения слегка бледнеет. — Привет, Сяо Чжань, — говорит он, останавливаясь чуть дальше, чем это делал обычно. Сяо Чжаню от этого становится холодно, и он не знает, чем ещё можно объяснить этот странный озноб, как не отстранённостью Ибо. Вряд ли видом обнажённой кожи в широком вырезе мешковатой футболки или растрёпанными волосами, закрывающими аккуратные уши, которые хочется очертить пальцами, а возможно, даже языком. И уж точно не пытливым взглядом из-под ресниц, и не безнадёжно искусанными губами, и не тем чувством, которое тлело внутри всё это время, пока они не приближались друг к другу, а теперь вспыхнуло и разнесло по венам безумие. — Привет, Ибо. Проведёшь меня до конца перехода? Пути назад нет. Глаза Ибо загораются, он делает шаг, хватает Сяо Чжаня за руку и тянет за собой. Это не очень похоже на провожание, это скорее выпроваживание, и Сяо Чжань не уверен, что Ибо просто не вытолкнет его наружу и не пошлёт подальше, потому что он это и в самом деле заслужил, но… Ибо прижимает его к бетонной стене, дыша неровно и рвано, как будто запыхавшись. Его руки дрожат, а волосы на висках и затылке влажные от пота. Ты же простудишься, думает Сяо Чжань. Здесь, в конце перехода, чуть менее сыро, но зато задувает холодный ветер. Ибо одет лишь в свою растянутую футболку, горловина которой безжалостно обнажает ключицы и верхнюю часть лопаток. Сяо Чжань расстёгивает пальто. Оно довольно узкого покроя и точно не вместит ещё кого-то, особенно если этот кто-то почти таких же габаритов, как и сам Сяо Чжань. Но Ибо всё понимает и льнёт к нему, обхватывая руками за талию, прижимаясь лицом к шее и выдыхая. За мгновение до того, как Ибо приклеивается к Сяо Чжаню, по его лицу растекается выражение чистого, невинного блаженства. Это не триумф наглого подростка, который всё-таки добился своего. Это не неутолённый голод сексуального желания. Это какая-то другая эмоция, тяга к близости и теплу, возможно. Удовольствие от того, чтобы просто быть рядом. Кстати, что там Сяо Чжань думал про голод? У Ибо урчит в животе, а ощутимо твёрдое свидетельство иного голода прижимается к бедру Сяо Чжаня, и тот испытывает облегчение. Он в этом не один. Это было понятно и раньше, по тому, как Ибо смотрел на него, задавал вопросы, провожал тоскливым взглядом, просил, соблазнял, заставлял ревновать. Ибо тихо смеётся от смущения и шепчет: «Не обращай внимания, я просто забыл про ужин». Он продолжает липнуть к Сяо Чжаню и слегка толкаться в него бёдрами, замирать, вздрагивать и расслабляться на секунду, лишь чтобы прижаться ещё сильнее. — Ибо, холодно, — говорит Сяо Чжань ему на ухо, касаясь носом растрёпанных волос. Слегка отстранившись, Ибо смотрит на него и облизывает губы. — Ты замёрз? — Нет. Я не о том. — А о чём же? — голос становится звонче, в нём отчётливо звучит агрессивное любопытство, перемешанное с лёгким отчаянием. Сяо Чжань опускает руки с плеч Ибо на поясницу и удерживает его на месте. — Холодно, чтобы ходить по улице в мокрых штанах. И не делай вид, что не понимаешь, о чём я. Ибо на секунду прикрывает глаза, словно эти слова значили что-то другое, а не то, что имел в виду Сяо Чжань — «Ибо, хватит, перестань, или мы оба не сдержимся, и это будет неловко и жалко, и липко, и на самом деле холодно». — Тогда… Тогда что же нам делать? — спрашивает Ибо потерянным голосом, как будто вперёд дороги нет и ему перекрыли единственный путь к отступлению. Сяо Чжаню его жаль, однако он не собирается потакать сиюминутным безумным желаниям подростка – это решено, но затем мягкие губы касаются его скулы, влажный язык скользит по пробившейся к вечеру щетине. Или всё же собирается? Он резко меняет положение их тел, но не прижимает Ибо к стене, как делал тот — стена холодная для единственного тонкого слоя одежды — а разворачивает спиной к себе. Ладони у Ибо тёплые, и он упирается ими в шершавый бетон, с лёгким недоумением оглядываясь назад. Пальто больше не закрывает его плечи, но Сяо Чжань всё равно сзади, всё равно прячет его от сквозняка. — Что ты?.. — спрашивает Ибо и всхлипывает, когда руки Сяо Чжаня ложатся на его бока и медленно скользят к паху. Грубая ткань широких джинсов, удобных для танца, но слишком объёмных и мешающих сейчас, царапает кожу на запястьях, молния как назло застревает, а нетерпеливый Ибо совершенно не помогает, толкаясь бёдрами назад. Сяо Чжань слегка расставляет ноги, чтобы было удобнее. Теперь они с Ибо на одном уровне. Пальцы наконец справляются с застёжкой и проникают внутрь, где так тепло и привычно, как у себя самого. Сяо Чжань мог бы закрыть глаза и представить, что делает это с собой, тем более что поза именно та, в которой он порой дрочит в душе, когда на голову и плечи льются струи тёплой воды, а её шум заглушает срывающиеся с губ звуки, которые он даже не пытается сдерживать. Сяо Чжань надеется, что Ибо будет вести себя тише. Но тот — юный и несдержанный, а ещё очень-очень быстрый, и ему не нужно многого, а лишь пара прикосновений. В голове Сяо Чжаня странная пустота, и рука сжимается у основания члена Ибо, не давая ему кончить слишком быстро. — Тихо, тихо, — шепчет Сяо Чжань, преследуемый чувством ирреальности происходящего. Он держит в руках член малознакомого парня, потираясь своим о его ягодицы, и всё это происходит в подземном переходе, в каких-то трёх десятках метров от целой компании подростков, которые просто не могут не понимать, что происходит. Или могут? Неужели эти дети настолько зациклены на себе, что не видят ничего вокруг? Ибо стонет и больно бьёт его локтем в рёбра. — Пожалуйста, — хрипло умоляет он, — пожалуйста, просто дай мне… Сяо Чжань резко выдыхает и делает несколько движений рукой, вжавшись в ягодицы Ибо так сильно, что тому, должно быть, нелегко опираться на стену, удерживая вес двух тел. Сяо Чжань чувствует, как дрожат руки Ибо и он сам, как расширяется его грудная клетка, как сочится смазка из члена, который по ощущениям примерно такой же тяжёлый и гладкий, как его собственный. В полумраке и в этой позе Сяо Чжань не может его рассмотреть, лишь запомнить на ощупь. Ибо дёргается у него в руках, то ли пытаясь вырваться, то ли нарастить амплитуду, то ли усилить давление и жёсткость. — Сейчас, — шепчет Сяо Чжань и целует его во влажный затылок. Нежно прикасается губами к шее, сжимая ладонь чуть сильнее, двигая ею чуть медленнее, так, как любит сам. — М-можно? — всхлипывает Ибо, чуть поворачивая голову и прижимаясь щекой к губам Сяо Чжаня. — Я могу?.. — Да, да, Ибо, — отвечает он, покрывая эту щёку быстрыми поцелуями. — Кончи сейчас, для меня. Ибо роняет голову назад, ему на плечо, и тонко скулит, прежде чем закрыть рот ладонью. Вторая рука прогибается под их общим весом, и только чудом Сяо Чжань умудряется удержаться на ногах и направить член Ибо куда-то в стенку или в пол, тупо повторяя про себя: «Не запачкать штаны, не запачкать штаны», и при этом не кончить самому просто от осознания того, что они тут творят. Хорошо, что Сяо Чжань уже не подросток и способен держать себя в руках, потому что хоть кто-то же должен. Он не думает о своём возбуждении и о том, как сильно хочется наплевать на весь мир, его законы, мораль, правила поведения в общественных местах и всё остальное, и позволить Ибо сделать с ним то же самое или поставить его на колени и… Нет, он не думает об этом. Продолжая придерживать Ибо испачканной рукой, неловко уткнув локоть в живот, Сяо Чжань достаёт из кармана платок и вытирает пальцы, не выпуская из объятий слегка обмякшее тело. Очень хорошо, что он расставил ноги шире, иначе они бы уже лежали на грязном цементном покрытии, потеряв равновесие и ощущение твёрдой земли под ногами. После оргазма Ибо горячий, мягкий и молчаливый. Непривычно заторможенный. Он поправляет одежду и смотрит на Сяо Чжаня с таким изумлением на лице, что тому становится неловко. «Это не я, — хочется прокричать ему, — я так не поступаю! Я не дрочу подросткам в подземных переходах и не связываюсь с неподходящими людьми. И вообще предпочитаю ни с кем не сближаться, потому что они могут сделать мне больно или…» Он не успевает додумать эту мысль, потому что Ибо обхватывает его лицо руками и целует. Глубоко и сладко, проникая в удивлённо приоткрытый рот языком и вылизывая всё, до чего может дотянуться. Сяо Чжань может только замереть и наслаждаться, позволяя Ибо творить в его рту всё, что тот пожелает. Во рту, в жизни и, быть может, даже в сердце. Они всё же выпускают друг друга из объятий, тяжело дыша. Это происходит слишком скоро, но многозначительное покашливание Вэньханя за их спинами и его неодобрительная поза — руки на поясе, голова слегка склонена в сторону — намекают на то, что Ибо и Сяо Чжань то ли и в самом деле перешли границу допустимого, то ли всем остальным надоело делать вид, что никаких границ не существует. Лицо Вэньханя сложно рассмотреть в полутьме, к тому же он стоит спиной к источнику света. Но несколько слов, произнесённых шипящим тоном, заставляют Сяо Чжаня чуть попятиться к выходу, хотя Ибо отчаянно ловит его руку, переплетая пальцы и пытаясь не отпустить. — Дай мне свой номер, — просит он торопливо, пытаясь одновременно отмахнуться от настойчивого Вэньханя, который, похоже, не уйдёт, пока не заберёт его с собой. Сяо Чжань качает головой. Нет. — Я приду в четверг, — говорит он. — Нам нужно поговорить. — Говори сейчас, — настаивает Ибо. В его голосе звенит обида, и невозможно представить, что всего несколько минут назад он стонал от наслаждения и целовал Сяо Чжаня как святыню. — Нет, уже поздно. К тому же тебя ждёт друг, — он легонько кивает в сторону Вэньханя, который не сошёл с места, но принялся нетерпеливо постукивать ботинком по бетонному покрытию. — Обещай, что придёшь, — говорит Ибо обиженно, закусывая подрагивающую губу и зябко поводя плечами. Сквозняк становится сильнее, а он потный, машинально отмечает Сяо Чжань. — Приду, — обещает он и разворачивает Ибо так, чтобы тому не продуло спину. — А теперь иди. И ложись спать пораньше. Завтра… У тебя ведь… — он делает паузу, размышляя, что может быть у Ибо завтра. Работа? Учёба? — Да, — громко вмешивается стремительно теряющий терпение Вэньхань. — У него завтра пары с самого утра. Ибо морщится, как будто упоминание занятий — это что-то неприятное. Как будто он продолжает волноваться о чём-то, хотя Сяо Чжань уже знает его возраст и продолжает приходить вопреки всем сомнениям и неуверенности в том, что они поступают правильно. — Иди, — мягко говорит Сяо Чжань и пожимает его запястье. Кожа Ибо кажется холодной и влажной. — Накинь, пожалуйста, куртку. Тот закатывает глаза. — У меня уже есть мамочка, — говорит он, небрежно кивая на Вэньханя, а потом тянется вперёд и оставляет на губах Сяо Чжань сухой короткий поцелуй. — Просто приходи. Сяо Чжань шагает в сторону метро как под гипнозом. Он переставляет ноги, достаёт проездной, аккуратно садится на свободное место, пустым взглядом смотрит в окно. Но ощущение нереальности при этом настолько подавляющее, чувство уязвимости и очевидности такое болезненное, что ему хочется поскорее спрятаться в своей квартире и желательно под одеялом, завернуться в кокон и снова взять жизнь под контроль. Серую, заурядную, предсказуемую, но управляемую, не норовящую сорваться вниз и помчаться в неизвестность, словно вагончик на американских горках, занося на виражах и заставляя сердце трепетать от ужаса. Дома он быстро разогревает оставшуюся со вчера острую лапшу с курицей, но в итоге может проглотить лишь несколько кусочков, прежде чем снова убрать еду в холодильник. Возможно, аппетит появится позже. Сяо Чжань на мгновение закрывает глаза и вспоминает, как урчало в желудке Ибо под его ладонью, прежде чем… Да, теперь срочно нужно в душ. У Сяо Чжаня болит голова и ломит мышцы, и довести себя до оргазма получается не так быстро, как ему бы хотелось, хотя память то и дело подкидывает ему ощущение тела Ибо, вздрагивающего и прижимающегося к нему, и фантомное тепло чужой спермы на руке, и искусанные полуоткрытые губы, и слегка безумный взгляд. Возможно, он слишком долго терпел. Разрядка выходит болезненной, и вместо приятной слабости Сяо Чжань чувствует противное головокружение, тошноту и тяжесть в груди, а сердце едва не выскакивает наружу. Он наощупь выключает воду и стягивает с крючка полотенце, после чего осторожно опускается на пол. Паническая атака. Её ни с чем не перепутать. Такого с Сяо Чжанем не случалось уже очень давно, возможно — несколько лет. И вот опять. Возвращение в юность оказывается не совсем тем, о чём он мечтал тайком. Почему это снова с ним происходит? Сяо Чжань глубоко дышит, встряхивает головой и быстро-быстро сглатывает. Эти простые вещи, что помогали ему раньше, не подводят и теперь. Через несколько минут он в состоянии подняться с пола, хотя мышцы до сих пор слишком напряжены, а движения вызывают тупую боль. Он идёт к кровати и падает, пытаясь расслабиться и снова глубоко дышать. В чём причина паники? Оргазм? Или это отложенная реакция на то, что они с Ибо делали в подземном переходе на глазах у пары десятков человек? Или всё дело в чувстве вины, которое душит Сяо Чжаня, хотя у него нет повода винить себя в чём-либо? Ибо тянется к нему сам по себе, никто никого не принуждает. Они оба хотели этого. Откуда паника? Быть может, Сяо Чжань слишком сильно боится впускать кого-то в свою жизнь, и теперь, когда этот кто-то всё же влез под кожу, психика не справляется? Сон падает как занавес, отключая всё вокруг на несколько часов, а наутро Сяо Чжань с трудом отдирает себя от кровати после третьего звонка будильника.*****
Разговора, в общем-то, не получается. Они стоят рядом и наблюдают за другими танцорами, а Вэньхань наблюдает за ними. Сяо Чжаню немножко смешно и жутко одновременно, и поэтому он не может — или не хочет — переходить к серьёзным вещам, болтая ни о чём, но всё же пытаясь узнать про Ибо хоть чуточку больше. Это нормально — хотеть поближе познакомиться с человеком, который просочился в его разум, свил гнездо из электрических разрядов в животе и сжал сердце уверенной, сильной рукой. На вопрос о семье Ибо бурчит: «Мама, папа, как у всех», а когда Сяо Чжань интересуется, в каком университете он учится, — смешно прищуривает глаз и уточняет: «Собрался сталкерить меня?» Сяо Чжань не давит. Однако ему надоедает смотреть на других танцоров, которые безусловно хороши и талантливы, но они — не Ибо с его странными танцами, которые, кажется, предназначены только Сяо Чжаню и больше никому. Они отходят чуть в сторону, под перегоревшую лампу, к бетонному приступку, на который Сяо Чжань садится, не жалея красивое пальто. Подумаешь. Ибо смотрит на него сверху вниз тёмным, голодным и немного пьяным взглядом, прежде чем нагло усесться ему на колени и прижаться всем собой, укутать, обездвижить. Ибо нормально одет, не выглядит истощённым, а кожа на его запястьях и сгибах локтей — чистая, нежная и вкусная. Сяо Чжань проверяет. Он сдвигает рукава широкого реглана вверх, на бицепсы, и проводит языком по тонким венам и чуть выпирающим сухожилиям, а Ибо в это время сидит у него на коленях неподвижно, позабыв, как дышать. И лишь когда губы Сяо Чжаня возвращаются к его губам, испускает жалобный всхлип и судорожно выдыхает. Вряд ли он рос без нежности, думает Сяо Чжань. Ибо выглядит и ведёт себя как долюбленный в семье ребёнок. Наверняка всё дело в финальном этапе взросления, когда инстинктивно начинаешь нуждаться в совсем другом виде ласк и отталкиваешь то, что было до этого. Порой делаешь это грубо, но таков естественный порядок вещей. Девятнадцать лет — как раз подходящее время, чтобы танцевать в подземных переходах, преследовать незнакомцев и желать их нежности. Опасная стезя. Между ними шесть лет разницы. Всего лишь шесть. Целых шесть. Сяо Чжань задаётся вопросом, уж и не тот ли это возраст, когда такая разница кажется болезненной, горько-сладкой, как будто он ворует Ибо у детства из зависти. Дальше поцелуев они не заходят, но Ибо всё же провожает его до метро. Они идут рядом, периодически сцепляясь мизинцами, и это всё настолько мучительно прекрасно и так невинно в свете уже случившегося между ними, что Сяо Чжаню хочется ущипнуть себя или ударить, чтобы прочувствовать — это не сон, и человек рядом с ним в туманном свете фонарей — реальность. Сяо Чжань рассказывает и о себе, разумеется, ему нечего скрывать, но все эти факты — возраст, образование, работа — настолько неинтересные, что ему немного стыдно за свою непримечательную жизнь. Но Ибо слушает внимательно, кивает в нужные моменты и задаёт тактичные вопросы. Уж от кого-кого, а от него Сяо Чжань не ожидал подобной деликатности. Впрочем, когда дело доходит до прощания, Ибо обхватывает его лицо прохладными ладонями прямо на виду у поздних пассажиров и целует долго, настойчиво, а Сяо Чжань не пытается вырваться и убежать. Он знает, что это бесполезно. Он устал убегать от самого себя. Поездка в метро проходит как во сне. Сяо Чжань осознаёт, что порой начинает бессмысленно улыбаться, и спохватывается. Но окружающим нет дела до него — они слушают музыку в наушниках, пялятся в телефоны или вовсе сидят с закрытыми глазами. Дома он наскоро ужинает купленной в ларьке уличной едой, на секунду задумавшись о том, что это тоже похоже на студенчество, а потом дрочит в душе, вспоминая гибкое тело, блестящие глаза и пухлые, искусанные губы, лёгкий запах пота и незнакомой туалетной воды, которую никогда бы сам для себя не выбрал, но которая внезапно показалась притягательно-вкусной.*****
В субботу после работы, как обычно ближе к десяти, Сяо Чжань выходит из лифта в вестибюль и рассеянно похлопывает по карману, проверяя телефон. — Привет. Он почти испуганно вскидывает голову и видит Ибо на диванчике возле стены, между уборной для посетителей и огромной драценой в квадратном горшке. Руки в шерстяных перчатках без пальцев, покрасневшие уши, слегка опухший нос, обветренные губы. Ибо вскакивает на ноги и неловко топчется на месте, когда Сяо Чжань озадаченно замирает рядом, оглядываясь по сторонам. — Как ты меня нашёл? — А где же моё «Привет»? — обиженно спрашивает Ибо и пытается его схватить, чтобы утянуть в поцелуй. — Ибо, не здесь же, — шипит Сяо Чжань нервно. Хотя вестибюль пуст, это не значит, что кто-то из охранников не бродит неподалёку. К тому же здесь есть камеры наблюдения, а Сяо Чжаню меньше всего хочется, чтобы где-то существовали записи о том, как он прилюдно целуется с кем-то. Особенно с парнем. — А, — коротко произносит Ибо и отступает, опустив глаза. Сяо Чжань машинально отмечает стоящую на столике чашку. Странно, что уборщица её не унесла. — Ты сам рассказал, где работаешь, — говорит Ибо, по-прежнему глядя в сторону. — Здесь не так уж много офисных зданий на самом деле, найти было легко, если постараться. — А ты старательный, — с улыбкой замечает Сяо Чжань. Ему хочется как-то сгладить резкость, Ибо этого не заслужил. Просто он вот такой — искренний и прямой, знает, чего хочет. Ибо искоса поглядывает на него и тоже потихоньку начинает улыбаться. Ещё одно уникальное качество характера — он быстро прощает. Слишком быстро, возможно. — Да, я такой, — кивает Ибо и сжимает губы, а рукой тихонько тянется к ладони Сяо Чжаня. От соприкосновения пальцев по телу пробегают мурашки, и дело не только в том, насколько у Ибо ледяная кожа. — Идём, — говорит Сяо Чжань и кивает в сторону выхода. Вряд ли у них есть повод задерживаться в вестибюле пустого офисного здания. — Пока, дядюшка Ло! И спасибо за чай! — кричит Ибо вглубь коридора, ведущего к техническим помещениям. Охранник, плотный мужчина лет пятидесяти, чьё лицо знакомо Сяо Чжаню по утренним и вечерним приветствиям, появляется оттуда, вытирая руки вафельным полотенцем. — На здоровье, ребёнок, — добродушно говорит он. — Одевайся теплее, пальцы отморозишь. Сяо Чжань кидает быстрый взгляд на обнажённые пальцы Ибо, который до ушей улыбается охраннику и даёт почти искреннее обещание. Они уже идут к выходу, когда в спину доносится: — Присмотрите за братиком хорошенько, господин Сяо, он у вас хороший парнишка. Хороший парнишка машет рукой, не оборачиваясь, а на улице разражается хохотом. — Видел бы ты своё лицо прямо сейчас! — выдыхает он и снова пытается вцепиться в Сяо Чжаня, как самая невыносимая в мире липучка. — Братишка? — говорит Сяо Чжань, испытывая странное желание то ли отшлёпать, то ли зацеловать до умопомрачения. — Я должен был придумать правдоподобную легенду, — с умным видом провозглашает Ибо. — Он увидел, как я ошиваюсь возле входа, и спросил, чего мне надо. Пришлось импровизировать, чтобы не прогнали, а он неожиданно позволил мне подождать внутри и налил чаю из своего термоса. Пожалел. Снаружи холодно, знаешь ли. Сяо Чжань снова укоризненно смотрит на его дурацкие перчатки без пальцев. — Дай руку. Ибо протягивает ему обе и смотрит с любопытством. Сяо Чжань растирает холодные пальцы, а затем засовывает одну руку к себе в карман, сжимая её своей. — Этой тоже холодно, — заявляет Ибо, размахивая непристроенной рукой у Сяо Чжаня перед носом. — Буду греть их по очереди. Я тепло одет, в отличие от некоторых. — Я горячий парень, — хихикает Ибо, толкая его бедром и засовывая в карман Сяо Чжаня вторую руку. — Что-то не похоже, — бормочет Сяо Чжань, и они идут по ярко освещённой улице вот так, периодически путаясь в ногах друг друга, смеясь и толкаясь. И пусть кто-то из встречных прохожих не одобряет их поведения, недовольно хмуря брови, но, что удивительно, улыбки на встречных лицах Сяо Чжань видит гораздо чаще.*****
Сяо Чжань кладёт на скамейку сумку. Он искренне надеется, что та выдержит, но делает про себя заметку, что в следующий раз надо бы взять что-то другое. В следующий раз, когда они с Ибо будут бродить по улицам, как студенты, которым некуда пойти, хотя один из них уже давно таковым не является. Ибо забирается к нему на колени, едва он успевает сесть. Дутая хрустящая куртка сбивается складками между ними и мешает. Ибо тянет молнию вниз и гасит возражения Сяо Чжаня поцелуем, накрывая, как тёплая, тяжёлая волна, которой нет ни сил, ни смысла сопротивляться. — Ибо, — шепчет он, подставляясь под тёплые поцелуи на прохладном ветру, — только не вздумай... Ибо ёрзает у него на коленях, но поза, громоздкая одежда и обувь, неудобная скамейка — всё это не позволяет ему втереться пахом в Сяо Чжаня, за что тот мысленно благодарит судьбу. Связался на свою голову с озабоченным подростком. Ибо, похоже, успокаивается, уложив голову на его плечо, прижавшись грудью к груди и укрыв их обоих курткой. Его смешная шапка съехала на лоб и слегка перекосилась, закрывая левую бровь. Они сидят в обнимку, цепляясь друг за друга много минут, пока ноги Сяо Чжаня не замерзают окончательно и ему не начинает казаться, что Ибо и в самом деле уснул. Сяо Чжань осторожно поворачивает его лицо к себе и встречает хитрый взгляд блестящих глаз и пылающие щёки. — Не здесь, пожалуйста. — Ты так говоришь, как будто мне от тебя нужно только одно. — А разве это не так? — спрашивает Сяо Чжань и сразу же жалеет, потому что Ибо резко отталкивается руками от его груди, едва не падая назад, но всё же удерживается и слезает с колен. Это приносит облегчение и сожаление, всё вместе, и Сяо Чжань тянется к нему. — Я пошутил. — А я посмеялся, — отвечает Ибо холодным голосом, но его лицо выглядит измождённым и лишённым эмоций. Он стоит в полуметре, в расстёгнутой куртке и сдвинутой на затылок шапке, с красными ушами и глазами, в которых подозрительно много влаги. Ну вот, мы снова говорим на разных языках, думает Сяо Чжань, мы разные, это всё не приведёт ни к чему хорошему. — Ибо. — Сяо Чжань. — Я просто волнуюсь за тебя. — Врёшь. Ты волнуешься за себя. — Ладно, признаю: и это тоже. Я волнуюсь за нас обоих, — искренне говорит Сяо Чжань. — Пожалуйста, застегни куртку. Я не хочу, чтобы ты заболел. Ибо невесело смеётся. — Я редко болею. Крепкий иммунитет. — А я легко простужаюсь, — зачем-то сообщает Сяо Чжань, но это работает, Ибо уже не смотрит на него глазами побитого щенка. — Значит, я должен беспокоиться о тебе, а не наоборот, — говорит Ибо, поправляет шапку и подходит чуть ближе. Он позволяет Сяо Чжаню застегнуть на себе куртку. — Давай просто... — слова душат, сбиваются комками в горле, раздирают грудь, но он глубоко вдыхает и говорит: — позволять себе и друг другу немного обоснованного беспокойства. Это касается не только здоровья. Ибо смотрит на него в упор, не моргая, слишком взрослым и понимающим взглядом. Возможно, между ними не так много различий. Возможно, страхи Сяо Чжаня беспочвенны. — Мне нужно от тебя не только одно, — говорит Ибо, делая акцент на «только». Его голос чуть дрожит, но в нём больше нет напряжения. — Это хорошо, — выдыхает Сяо Чжань и притягивает его к себе, — хорошо. Он едва не забывает на скамейке свою сумку и неловко смеётся, когда Ибо бегом возвращается туда и скачет назад, легкомысленно размахивая ею, а затем с поклоном вручает Сяо Чжаню. — Пришлось бы тебе ночевать на улице, — хихикает он. — У соседей есть запасной ключ, — улыбается в ответ Сяо Чжань, — но в любом случае проблем было бы много. Он мельком думает о том, что пришлось бы блокировать, а потом восстанавливать карточки и документы, менять замки, и с ужасом передёргивает плечами. — Я провожу тебя до метро? — нерешительно спрашивает Ибо, словно ожидая отказа. Как будто это не их обычный вечер, а такое провожание не стало неотъемлемой частью каждого свидания, которое ни один из них не называет этим словом. Иногда Сяо Чжань думает, что следовало бы разворачивать Ибо и отправлять домой: тому, в конце концов, тоже приходится рано вставать. Но все мягкие попытки это сделать заканчиваются либо поджатыми от обиды губами, либо резкими словами и обязательно — ощущением, что ломается нечто хрупкое, не успевшее окрепнуть, и каждый такой перелом может помешать этому стать прочным и надёжным. Кроме того, Сяо Чжаню меньше всего хочется отказывать Ибо в чём-либо, и поэтому они медленно идут по освещённым улицам, изредка берясь за руки и легонько толкаясь локтями, а возле станции Сяо Чжань мягко проводит большим пальцем по щеке Ибо и даёт ему свой номер телефона. Время бояться прошло, уже слишком поздно для страхов. Через пару дней теплеет, и кажется, что лето пытается отстоять своё право задержаться ещё ненадолго, вопреки почти опавшим листьям. На обеденный перерыв Сяо Чжань выходит без пальто да и пиджак расстёгивает — солнце золотит всё вокруг, заставляет щуриться, испаряет с асфальта осенние лужи. «Я скучаю по тебе», — пишет ему Ибо, и эти слова звенят в разуме Сяо Чжаня и тяжёлой статикой скручиваются в животе целый день. Коллеги замечают его задумчивость и улыбки вне контекста, понимающе качают головами. «Мы увидимся вечером», — отвечает Сяо Чжань. И я буду любоваться, как ты танцуешь, а потом мы будем гулять по улицам, считать горящие фонари и гаснущие окна, раз уж звёзды в большом городе — это роскошь. «Я знаю, но скучаю всё равно», — пишет Ибо. Он такой искренний, иногда это невыносимо. Хочется встряхнуть его за плечи и прокричать в лицо: Ибо, не будь таким доверчивым и прямолинейным! Это может привести к беде. Но ничего подобного Сяо Чжань, разумеется, не делает. Он пытается убедить себя самого, что с ним Ибо в безопасности, а мысли о том, что тот мог бы влюбиться в кого-то другого, в какого-то плохого человека, отметает на периферию сознания, чтобы не циклиться на них слишком сильно. Размышления на тему «А если бы...» один раз уже едва не довели его до очередной панической атаки. «Я так сильно скучаю по тебе, — пишет Ибо, — как никогда ни по кому не скучал. И даже не представлял себе, что кто-то может быть нужен мне, как вода». «Почему же не как воздух?» — шутит в ответ Сяо Чжань и отправляет несколько смайликов, чтобы уж точно было ясно, что он это не всерьёз. «Без воздуха человек умирает почти моментально, — рассудительно отвечает Ибо, как будто и в самом деле считает важным, чтобы Сяо Чжань понял. — А я без тебя не умер, хотя и не виделся с тобой уже много часов. Без воды человек умрёт через несколько дней, но в страшных мучениях. Ужасно, правда, что теперь ты знаешь, как меня убить?» Сяо Чжань долго пялится в телефон, ничего не видя и не слыша вокруг. «Ибо, — пишет он, — ты же понимаешь, что на самом деле мы не умрём друг без друга?» В ответ приходит мем с котом в очках и профессорской шапке. «Я знаю! — отвечает Ибо вслед. — Но всё равно скучаю по тебе. И что ты мне сделаешь? Ты даже не знаешь, где я живу!» Чистая правда. Сяо Чжань этого не знает. Он даже не знает, с кем живёт Ибо — с родителями, возможно? Они об этом не говорили. Он знает про Ибо много всяких забавных вещей — его любимый цвет, любимую еду, напиток, его множественные и разнообразные увлечения, нелюбимые предметы в университете, клички некоторых преподавателей и имена лучших друзей («Они все старше меня, представляешь? Поэтому не считай себя особенным, в смысле считай, но не в этом смысле, ладно?»), а Ибо, в свою очередь, тоже постоянно задаёт ему нелепые вопросы, в ответ на которые Сяо Чжань сперва долго смеётся, а потом отвечает шутя, на что получает мило надутые губы, которые не может не поцеловать. Но если серьёзно? Они знают друг о друге достаточно мало. Как будто если вопросы будут заданы, а ответы получены, то происходящее между ними нельзя будет посчитать чем-то мимолётным и преходящим, этому придётся дать название и определение, но ни один из них, вероятно, к этому пока не готов. И всё же Сяо Чжань с каждым днём чувствует нарастающее желание разделить с Ибо ещё больше всего, что у него есть – физического и духовного, и эта мысль его слегка ужасает.*****
Потепление приходит не одно, чего всем бы хотелось, а приносит с собой очередные дожди. «Не может всё быть идеально», — переговариваются сотрудники в офисе, хмурясь и морщась по утрам, когда сменяют резиновые сапоги на красивую офисную обувь, в которой удобно сидеть, но почти невозможно долго ходить. Сяо Чжань снова таскает с собой зонт. У него их несколько, но он выбирает длинную чёрную трость, которой вечно за что-то цепляется — особенно за перила, когда быстро спускается по лестнице. Он думает о том, что под большим зонтом им с Ибо будет уютнее и приятнее гулять. Ибо смотрит на зонт, вскинув брови под растрёпанную чёлку. Он не танцует, а сразу пытается увести Сяо Чжаня прочь, с опаской оглядываясь на Вэньханя, который, в свою очередь, провожает их недобрым взглядом. — Забей, — говорит Ибо, когда Сяо Чжань пытается его расспросить. — Кое-кто практикуется на мне в гиперопеке. Чур не брать плохой пример! Они выходят на улицу и идут, перешагивая через глубокие лужи и совершенно не замечая мелкие, бросая взгляды друг на друга, словно не виделись много дней и не обменивались бесконечно сообщениями. Ибо висит на локте у Сяо Чжаня, периодически глубоко вздыхая и улыбаясь как будто без повода. Но повод как раз есть — они идут под руку, так близко друг к другу и совершенно легально, и нет никаких косых взглядов и молчаливого осуждения. Естественность происходящего — вот что вызывает радостный трепет. Сяо Чжань думает о том, что всё в этом мире устроено слишком сложно, и главным образом — человеческий разум, в который засунули связку правил и норм, насыпали предубеждений, поселили сомнения и страхи, а сверху припорошили оценочными суждениями. Но так ли это всё важно для него самого, с его одиночеством, паническими атаками и работой с утра до вечера в бессмысленной попытке заполнить жизнь чем-то существенным? — Красиво, — говорит Ибо, рассматривая небольшую площадку между четырёх скамеек на углу улицы. Летом на длинных, приподнятых над землёй клумбах буйно росли цветы, а сейчас там среди пожухшей листвы торчат голые стебли. — Ты слышишь музыку дождевых капель? — вдруг спрашивает Ибо и отпускает руку Сяо Чжаня. — Только не смейся, ладно? На асфальт они падают глухо, на жестяные крыши автомобилей — звонко, а по листьям они шелестят. И получается мелодия. Он выходит из-под зонта и ловко перепрыгивает через скамейку, чтобы оказаться в центре этой маленькой зоны отдыха. Сяо Чжань подходит ближе. Ибо напевает про себя, склонив голову набок, а потом ухмыляется, поднимает руки и начинает танцевать. Это небыстрый, ломкий танец, движения в котором то плавные, то резкие. Дождь мгновенно пятнает куртку Ибо, капли падают на лицо, стекают по щекам. Наверняка он уже промочил ноги. Сам Сяо Чжань в непромокаемых крепких ботинках на высокой подошве, а Ибо — в поношенных лёгких кроссовках, совершенно не подходящих для такой погоды. Тревога мешает наслаждаться танцем и одновременно заставляет восхищённо любоваться каждым отточенным движением. Ибо замирает, глядя на Сяо Чжаня, и смаргивает капли дождя с ресниц. Затем он так же ловко перепрыгивает через скамейку и ныряет под зонт. Его губы — холодные и мокрые — приносят вкус дождя. Если я сейчас буду думать о том, как эти капли падали через загрязнённую, пыльную атмосферу, собирая в себя всё, что только можно, думает Сяо Чжань, то запаникую и убью всю романтику. Поэтому он отбрасывает мысли прочь и просто целует Ибо в ответ, они всё равно под зонтом, какая разница, если кто-то увидит? Ибо прижимается ближе и как нарочно стряхивает на Сяо Чжаня воду. — Ты сошел с ума — танцевать под дождём. Опять весь ледяной. — А ты согрей меня. — Это безответственно, ты можешь заболеть... — Сяо Чжань вытирает его лицо платком, который всегда носит в кармане. Ибо жмурится и хихикает, пытаясь потереться лицом о его руку. Зонтик съезжает в сторону и едва не выпадает из рук, они оба ловят его и смеются. — Если я заболею, ты ведь будешь меня жалеть, давать мне лекарство из ложечки и делать уколы? Внутримышечно? — Ибо проигрывает бровями, ловит руку Сяо Чжаня и кладёт себе на ягодицу. — Вот сюда, — выдыхает он. — Я не умею делать уколы, — отвечает Сяо Чжань, сжимая упругую плоть сквозь жёсткую ткань джинсов. — Давай ты просто не будешь болеть. Возле метро он заставляет Ибо забрать зонтик себе до следующей встречи. — А как же ты? — хмурится тот. — Ты в одном пальто, а на нём даже капюшона нет. — Мне недалеко от метро до дома, — врёт Сяо Чжань, понимая, что правдой делу не поможет. Ибо уже мокрый, но есть надежда, что дождь не успеет пропитать куртку насквозь, пока он дойдёт домой. А в районе, где живёт Сяо Чжань, дождя может и вовсе не быть, или он закончится за те сорок минут, что потребуются на дорогу. — И зонтов у меня много. Этот ты можешь вернуть мне в следующий раз или… — он на секунду задумывается, а потом говорит: — Можешь оставить его себе. — О, ты даришь мне зонт? — ухмыляется Ибо. — Целый зонт? Я бы согласился и на что-то поскромнее для первого раза. Сяо Чжань шлёпает его сумкой чуть ниже спины, а потом быстро целует на прощанье, наказав поскорее идти домой, переодеваться в сухую одежду и пить горячий чай. Прогнозы Сяо Чжаня оправдываются — в его районе дождя практически нет, точнее он еле-еле моросит. Поэтому домой Сяо Чжань приходит с чуть влажными волосами, на которых бусинами сверкают капли. Он долго смотрит на себя в зеркало, прослеживая мокрые дорожки на коже, и думает о танцах под дождём.*****
Через два дня они не встречаются. Ибо пишет, что у него есть неотложные дела, из-за которых он вынужден пропустить несколько вечеров со своими друзьями. «И с тобой :(((», — пишет он, а потом на долгое время пропадает из сети. Сяо Чжань не волнуется. Во всяком случае не очень сильно. Ибо всё же не ребёнок, а если и был бы им — у него есть родители. «Мама, папа, как у всех». «Не забывай брать с собой зонтик, Ибо», — пишет ему Сяо Чжань, а потом целый день проверяет телефон — сперва чтобы убедиться, что его сообщение прочитали, а потом — подозревая, что вичат глючит и не присылает ему звуковые оповещения. Но с другими контактами всё в порядке, просто Ибо не пишет. Сообщений нет и до обеда следующего дня, а потом внезапное: «Ну что, скучал?» и миллион каких-то дурацких мемов, которые Сяо Чжань нервно пролистывает до конца, чтобы увидеть: «Прости, но на этой неделе мы не увидимся тоже. Мне так жаль :((( Я невыносимо скучаю, но не смогу прийти в переход». Не успевает Сяо Чжань ответить заверениями в том, что он тоже безумно скучает, но Ибо не за что просить прощения, приходит ещё одно короткое: «И ты туда не ходи». Это странное сообщение сопровождается зловещим смайликом. Сяо Чжаню сразу же хочется пойти и узнать, что происходит. Наверняка Вэньхань знает намного больше. Недоверие Ибо — чем бы оно ни было вызвано — причиняет боль. Выдержав ещё два дня вот такой переписки ни о чём, Сяо Чжань всё же идёт в переход, хотя Ибо почти ежедневно теми или иными словами пытается его убедить в том, что этого делать не нужно. Он не задаёт прямого вопроса: «Почему ты меня отговариваешь?», но неприятное чувство растекается по венам, мешает работать, есть и спать нормально. Сяо Чжань идёт пешком домой в ближайший четверг и в переходе оглядывается по сторонам в поисках Ибо. Он видит много запомнившихся лиц, некоторых из них даже знает по именам, но среди них нет человека, ради которого он сюда пришёл. Это ожидаемо, но всё равно разочаровывает. Ему не хочется подходить и привлекать к себе внимание подростков, к тому же он не знает точно, как они все относятся к тому, что они с Ибо... Что? Они не встречаются, во всяком случае ничего подобного не оговаривалось. Они не друзья и не приятели, поскольку дружба подразумевает что-то другое, вовсе не то, чего они хотят друг от друга. Они не любовники, Сяо Чжань морщится от этого слова, оно вызывает у него дискомфорт. Кто они друг другу? Что Ибо говорил своим друзьям о Сяо Чжане и чем объяснял то, что они регулярно уходили вместе? — Привет, — неловко здоровается он с Вэньханем, который смеряет его неодобрительным взглядом. — Я не вижу Ибо, он... — Его здесь нет сегодня, — звучит короткий сухой ответ, в котором явно чувствуется призыв отъебаться. — Мы и не договаривались встретиться, — продолжает Сяо Чжань с вымученной улыбкой, в которой явно нет его обычной искренности, и, судя по выражению лица Вэньханя, это не проходит незамеченным. — Но я за него волнуюсь. — Его здесь нет, — упрямо говорит он, прожигая Сяо Чжаня злым взглядом, будто бы тот виноват в отсутствии Ибо. — Ладно, — сдаётся Сяо Чжань и делает несколько шагов в сторону, извлекая при этом телефон из кармана. Так он ничего не добьётся. Он мог бы написать Ибо или даже позвонить, задать прямой вопрос: «Что, чёрт возьми, происходит?» Вовсе не обязательно унижаться перед мрачными подростками, которые не могут просто ответить... — Подожди, — говорит ему Вэньхань, теряя всю свою презрительную холодность. — Ты собрался звонить ему? Не нужно. Почему у тебя вообще есть его номер? Теперь очередь Сяо Чжаня прикидываться айсбергом. — А в чём дело? Ибо мне сам его дал. — Да? — Вэньхань хмурится и чуть нервно барабанит пальцами по бедру. — И он ничего тебе не сообщил? Очевидно, у Сяо Чжаня такое выражение лица, что нет необходимости требовать ответа, поэтому Вэньхань машет рукой и со вздохом говорит: — Попал в больницу с запущенным бронхитом. Не спрашивай, когда он успел его запустить, если в один день был здесь, а через день — уже там. Сяо Чжань догадывается, что танцы под дождём и промоченные ноги могли закончиться и похуже, и вместо жалости чувствует раздражение. — Зачем это нужно было скрывать? — бормочет он, на что Вэньхань разводит руки в стороны. — Ты меня спрашиваешь? — Нет, — вздыхает Сяо Чжань. — И вообще не помню, чтобы мы перешли на неформальный стиль общения. — Мы автоматически на него перешли, когда вы с моим бро начали тискаться и шляться по ночам, как влюблённые малолетки, — сообщают ему. Что ж, в этом есть своя правда. — Дай мне, пожалуйста, адрес больницы, — просит Сяо Чжань, прикинув, что ему лучше быть с Вэньханем в нормальных отношениях. Тот достаёт телефон и выводит на экран карту с адресом. — Вот, только не говори Ибо, что это я тебе сказал, а то он мне глотку перегрызёт, а труп зацементирует в стене… Сяо Чжань быстро переносит данные на свой телефон, пожалуй, брать номер Вэньханя пока что будет чересчур. — Ты ходишь его навещать? Он хоть там в порядке? — А что ему будет? — пожимает плечами Вэньхань. — Полежит и о жизни подумает, о том, правильно ли поступает, и о том, что снимать штаны на улице — вредно для здоровья. — Ибо не снимал штаны на улице, — торопится возразить Сяо Чжань. — Ну, тебе виднее, — соглашаются с ним. — Там время посещений с шести до десяти в будние дни, поэтому ты уже не успел. Зато в воскресенье можно приходить и в первой половине дня, но там могут быть родители Ибо. Имей это в виду. Но я тебе всё равно ничего не говорил. С этими словами Вэньхань кивает и уходит к своим. Какой-то парень уже давненько пытается привлечь его внимание жестами и криками, а теперь что-то увлечённо рассказывает, широко размахивая руками. Весь вечер Сяо Чжань пытается ненавязчиво подтолкнуть Ибо к признанию, но тот то ли прикидывается непонимающим, то ли и в самом деле не улавливает намёков. Это ужасно злит. А больше всего бесит, что все эти дни Ибо продолжал присылать ему мемы, задавать дурацкие вопросы и писать странные вещи невпопад, ничем себя не выдавая. За исключением регулярных встреч, всё было почти как обычно, разве что ещё более хаотично, но не настолько, чтобы обратить на это внимание. А теперь оказывается, что Ибо лежит в больнице, и всё серьёзно, потому что в ином случае его бы туда не положили. «Почему ты такой? — пишет Сяо Чжань. — Почему не сообщил мне, что загремел в больницу?» Воскресенье, семь часов вечера. Он сидит в людном холле госпиталя, в этой нервной атмосфере беготни и измученных тревогой лиц, и сжимает в руках телефон. По дороге он зашёл в магазин, но так волновался, что даже не мог сообразить, что можно было бы купить для Ибо. Цветы? Нелепо. Сяо Чжань купил мандарины и шоколад, хотя и без уверенности, что Ибо такое можно. Просто не было сил думать ещё и об этом, волнение сжимало грудь, провоцируя глупую невнимательность. Сяо Чжань едва не забыл шоколадку на кассе после того, как расплатился. Естественно, к Ибо его не пускают. — Только родственники, — прохладно сообщает администратор и тычет пальцем в табличку, где перечислены правила посещения. Сяо Чжань внимательно их читает, а затем фотографирует на телефон. На самом деле если Ибо напишет заявление и укажет в нём его имя, то Сяо Чжаня пропустят. Теперь нужно, чтобы Ибо это сделал, но тот не спешит даже отвечать на сообщение. Что же, Сяо Чжаню некуда торопиться. Сегодня всё равно выходной. Наконец приходит сообщение, и он едва не роняет телефон на гранитный пол, вот было бы нелепо разбить его прямо сейчас. «Ну всё, прикончу Вэньханя, спорим, это он проболтался, — пишет Ибо. — Я просто не хотел тебя тревожить. И давать повод задалбывать меня словами «А я же говорил!» «А я же говорил!» — пишет ему Сяо Чжань и практически обмякает от облегчения. Он и сам не понимал, насколько был напряжён. «Вот. А я о чём». «Ибо, напиши заявление, чтобы я мог приходить к тебе». «У меня опухший нос». «Ибо!» «Опухшие глаза, которые всё время слезятся. А если бы ты видел, что я выкашливаю по утрам! И от антибиотиков меня тошнит :(((» «Ещё несколько таких вот отговорок, и я подумаю, что тебя тошнит от меня :(((» «Никогда! Сяо Чжань! Я сейчас же пойду к дежурному врачу и напишу заявление!» «Не торопись, я могу подождать». «Только не говори, что ты уже здесь!» «Я здесь :))) Если, конечно, мы имеем в виду одно и то же здесь :)))» «В больнице! Ты здесь?» «Поймал :)))» «ЗАЧЕМ??? Я тебя ненавижу!!!» «Я зря пришёл? :)))» «Нет! Не зря! Ладно, я пойду искать дежурного врача». Сяо Чжань с нежной улыбкой смотрит на их переписку, а потом поднимает голову, встречает понимающий взгляд сидящей напротив пожилой женщины и смущается как подросток. Он теребит в руках телефон и рассматривает узоры на покрытом плиткой полу, когда приходит ещё одно сообщение. «Чёрт! Мне надо идти на уколы :((( Но я написал заявление :))) Но уколы — это отстой!» «Придётся потерпеть. Не волнуйся, я подожду, пока ты освободишься. Кстати, я принёс тебе мандарины. Тебе ведь можно мандарины?» «Ты даже не представляешь, как это больно! Я не знаю, можно ли мне мандарины, но я их хочу!» Сяо Чжань усмехается и тут же вертит головой по сторонам. Ему кажется, что все его чувства и он сам выставлены напоказ и что каждый, кто на него посмотрит, скажет: «О, этот чувак по уши влюбился в пацана, который танцует в подземном переходе!» Всё так и есть, тут не поспоришь, но Сяо Чжаню очень хочется сохранить это новое чувство и эти странные недоотношения только для себя, спрятать куда-то в волшебный медальон и согреть на груди. Он не готов кричать о своей любви на улице и быть таким открытым, как Ибо. Возможно, дело всё-таки в возрасте? «Сяо Чжань. Мне будет так больно, — пишет Ибо через пару минут, — это просто ужасно! Ненавижу уколы! Ты ведь меня поцелуешь, да?» «В место укола? :))) Пожалуй, да, не откажусь :)))» «Ой-ой, ловлю тебя на слове! Вот чёрт, теперь у меня другая проблема! Как идти на укол со стояком?» Сяо Чжань беззвучно смеётся, потому что расхохотаться в больнице было бы не очень прилично. «Укол тебе поможет», — отвечает он и добавляет ехидный смайлик. «Ах, вот как! — пишет Ибо. — С этим мне и медсестра может помочь! Вручную!» Вот же засранец, даже больница его не меняет. Что там говорил Вэньхань о возможности подумать о своих поступках? «Надеюсь, она симпатичная», — печатает Сяо Чжань, чуть хмурясь. Это не тот флирт, который ему нравится, но оставить последнее слово за Ибо он тоже не может. Просто потому что. «Ну… Милая. Похожа на мою бабушку, да только вот не такая красивая, как ты, — приходит в ответ. — Даже близко! А руки у неё не такие ласковые, как твои». Сердце пытается простучать путь наружу через уши, во всяком случае так кажется Сяо Чжаню, который снова чувствует себя влюблённым малолеткой. Первое ему точно подходит, а второе — это небольшая деградация ума и силы воли под дурным влиянием извне. Он знает, кого в этом винить, но не винит ни капельки. «Иди на свои уколы, засранец, — пишет он, надеясь, что Ибо почувствует его нежность и трепет даже в этих грубоватых словах. — А как освободишься, маякни мне». Сообщение прочитано моментально, но ответа нет. Через пару секунд, не выдержав, Сяо Чжань добавляет: «Я буду ждать». В ответ приходит смайлик с высунутым языком.*****
У Ибо и в самом деле опухший нос и покрасневшие глаза, а щёки — бледные и немного впалые. Только губы остаются такими же обкусанными и целовательными, как всегда, и Сяо Чжань тянется к ним, бережно придерживая голову Ибо во время поцелуя. Тот сжимает губы и мычит что-то нечленораздельное, но его всё равно целуют — нежно, осторожно, хотя хочется чего-то совершенно другого, и этот контраст между «могу» и «хочу» сжимает Сяо Чжаню горло. — Ты заразишься! — Бронхит не заразен, я в интернете читал, тем более ты уже принимаешь антибиотики. Зачем ты, кстати, их принимаешь? В интернете написано, что при бронхите не всегда… Ай! Ибо бодает его головой в шею и замирает там, крепко обхватив руками за талию. Сяо Чжань осторожно опускает руку на его спину и поглаживает, а затем по какому-то наитию ныряет ладонью под флисовую толстовку и кладёт её на обтянутую тонкой футболкой спину, прижимая Ибо к себе. Он с тревогой ощущает странные хрипы, идущие изнутри, но ничего не говорит, хотя всё внутри скручивается в болезненные узлы, а в глазах темнеет. Сяо Чжань осознаёт, что на несколько секунд перестал дышать, и пытается расслабиться, выдыхая во время вымученного смеха. Ибо отлипает от него и рассматривает со всех сторон. — Где мандарины? Сяо Чжань пришёл с рюкзаком, потому что так удобнее, и теперь снимает его со спины, а Ибо жадно смотрит на пакет с мандаринами и две шоколадки. Он ещё больше ребёнок сейчас, чем Сяо Чжаню было бы уютно думать. Но выбор сделан. — Только не съедай всё сразу, хорошо? Ибо рассматривает шоколадки со всех сторон и нюхает мандарины, его глаза блестят, а губы растягиваются в улыбке. — Балуешь меня, — говорит он и теперь сам лезет целоваться. Сяо Чжань, немного пришедший в себя, удерживает его и укоризненно качает головой. Ещё не хватало, чтобы на них пожаловались за возмущение больничного покоя и угрозу общественной морали. Если бы он не знал ситуацию изнутри, то подумал бы, что у них с Ибо есть кинк на проявление привязанности в общественных местах, но это вовсе не так, просто странное стечение обстоятельств. Между ними вообще много странного. — Давай выйдем на лестницу, — шепчет Ибо и тянет его за собой, хлопая пакетом с гостинцами по коленям. Они выходят за серую неприметную дверь в тупике коридора на лестничную клетку и, уронив в углу всё мешающее, начинают обниматься. Ибо хрипит и трётся всем телом о Сяо Чжаня, в голове которого опять включаются сирены под названиями «Мокрые штаны» и «Нас увидят», куда подмешивается ещё одна — «Он болеет, мы в больнице», но, похоже, что Ибо эти сирены не слышит, пытаясь затолкать руку Сяо Чжаня в свои просторные спортивные штаны, хрипя и постанывая. — Ибо, ты без белья ходишь? — возмущается Сяо Чжань, удерживая его за бёдра. Ибо шипит и пытается отпрянуть, едва не оступившись. Его пластиковые тапочки пытаются соскользнуть с ног. — Что такое? — Грёбаные уколы, — выдыхает Ибо. — У меня вся задница в шишках, а ты на них давишь... Кстати, — мука в его глазах сменяется заинтересованным блеском, — помнишь, что обещал поцеловать? Сяо Чжань чувствует, как его щёки заливает румянец. Ибо тоже краснеет, но не отводит взгляда, всем своим видом словно крича: «Что, слабо, да?!» Его дыхание по-прежнему затруднённое, с хрипотцой. — Не здесь, — сдавленно произносит Сяо Чжань, пытаясь избавиться от навязчивых картинок в голове. — Не прямо сейчас… — Но у меня болит прямо сейчас! Очень! — настаивает Ибо. — Там настоящие синяки, сейчас покажу. — Нет! — Сяо Чжань пытается прижать его к себе, обхватывая за плечи, и шепчет: — Ибо, тут могут быть камеры наблюдения, ты это понимаешь? Затем они оба поднимают головы вверх и внимательно осматривают стены и потолок. — Ты видишь? — шёпотом спрашивает Ибо. — Я — нет. — Я тоже не вижу, — тихо отвечает ему Сяо Чжань. — Но это ничего не значит. — Это значит, что камер нет, — настаивает Ибо и жмётся к нему ближе, снова начиная возбуждаться и возбуждать Сяо Чжаня. Впрочем, тот перманентно возбуждён с того мгновения, как поцеловал сжатые губы измученного Ибо в первые секунды их встречи. — Они могут быть спрятаны, — он целует висок Ибо и его скулу, спускаясь руками на талию, и подставляется для ответных поцелуев. Это грозит закончиться мокрыми штанами у них обоих, и огромным усилием воли Сяо Чжань всё же отодвигается. Внезапно свет в коридоре резко тускнеет. — Ночной экономный режим, — говорит Ибо, — в девять вечера они выключают яркое освещение везде, где только можно. Намёк на отбой или типа того. — Значит, мне следует уйти, — с сожалением замечает Сяо Чжань и видит ответное сожаление на лице Ибо. — Но я приду ещё, обещаю. И буду писать тебе. — Каждый день? — Много-много раз в день, если ты пообещаешь больше не прятаться. — Я не прячусь! — возмущается Ибо, а в его глазах снова появляется шальной блеск. — Раз уж тут теперь темно и ничего почти не видно, может, поцелуешь уже? Обещаю, что не буду больше приставать! Рука Сяо Чжаня словно сама ползёт за пояс и нежно оглаживает обнажённую ягодицу, кожа там горячая, явно воспалённая, и Ибо дрожит всем телом и чуть ли не хнычет. — Неприятно? — спрашивает Сяо Чжань, прижимая его к себе другой рукой. — Не знаю, — выдыхает Ибо. — Просто как-то странно. Холодно и горячо одновременно, немного больно, но от того, что это ты, ужасно возбуждающе. — Я попробую купить тебе какую-то мазь в аптеке, хорошо? — Сяо Чжань продолжает гладить пылающую нежную кожу легчайшими прикосновениями. Ибо просто угукает в ответ и обмякает, сжимая его в объятиях. Через несколько секунд Сяо Чжань всё-таки решается, была не была, если бы кому-то было до них дело, их бы давным-давно прогнали с лестницы. Может быть, Ибо прав, и тут вовсе нет никаких камер наблюдения. Он разворачивает Ибо к себе спиной и шепчет: — Нагнись немножко. — Охуеть, я не могу поверить, неужели ты… — бормочет Ибо, хватаясь за перила. — Ты и правда собираешься?.. Сяо Чжань присаживается на корточки, чуть морщась от лёгкого хруста в коленях, и осторожно спускает флисовую ткань с бёдер Ибо под ягодицы. Пытаясь просто не думать ни о чём, не анализировать свой легкомысленный порыв и его возможные последствия, он покрывает торопливыми ласковыми поцелуями сперва одну ягодицу, потом вторую. Всё это время Ибо смешно пыхтит, дрожит и стонет, но совершенно несмешно хрипит где-то внутри. Сяо Чжань не собирается доводить его до оргазма на больничной лестнице, серьёзно, но когда он выпрямляется и пробует натянуть мягкий флис на положенное ему место, Ибо виноватым голосом спрашивает: — У тебя есть платок или салфетка? Тяжело вздохнув, Сяо Чжань на секунду думает о предстоящей ему одинокой дрочке в душевой кабине дома, достаёт из кармана платок и тянет Ибо за локоть, чтобы увидеть размер катастрофы. Впрочем, особой катастрофы нет. Они тщательно вытирают пальцы Ибо и его член, после чего выбрасывают платок в стоящее в углу мусорное ведро. — Я куплю тебе новый, — смущённо говорит Ибо. — Много-много платков, чтобы они у тебя всегда были с собой, во всех карманах. Они оба хихикают и толкают друг друга локтями, а затем просто стоят, обнявшись, и молчат. — Выздоравливай поскорее, — говорит Сяо Чжань, его возбуждение снова немного утихло, а внутри всё затоплено болезненной нежностью. — Я стараюсь, — серьёзным тоном отвечает Ибо и шмыгает носом. — Правда стараюсь. Ненавижу быть здесь. Тут ужасно, но уколы будут делать ещё два дня. Моя задница отвалится, я не шучу. Сяо Чжань целует его в висок и обещает принести что-нибудь, облегчающее муки. — Ты уже облегчил мои муки, — лукаво говорит Ибо. — Правда с другой стороны, но я всё равно благодарен. Хочется шлёпнуть его по многострадальной заднице, но приходится сдерживаться. Лампочка на потолке мигает, словно подавая сигнал. — Мне пора, Ибо, — с сожалением говорит Сяо Чжань, поглаживая мягкую щеку. Ибо похудел немного, и по лицу это заметнее всего, но он всё равно остаётся собой — такой целостный, упрямый, светлый человек. — Поскорее бы меня выписали! С ума схожу без танцев... Я хочу, чтобы всё было как раньше, чтобы ты опять пришёл на меня посмотреть и стоял вдалеке весь такой стеснительный и взрослый… Ты ведь придёшь на меня посмотреть снова? — Я приду на тебя любоваться, а потом провожу тебя до метро. — Мне не нужно до метро. — Нужно мне. А тебе, возможно, нужно вместе со мной. Несколько мгновений они пристально смотрят друг другу в глаза, а затем Ибо медленно произносит: — Это то, о чём я думаю, да? Нет, не говори сейчас! Сяо Чжань и не успел бы сказать, потому что его рот закрыт чужой ладонью — чуть шершавой, тёплой, пахнущей чем-то химически больничным, возможно, антисептиком, немного — фиалками от влажных салфеток, немного — спермой. Он ничего не говорит, просто целует эту ладонь, а у стоящего рядом Ибо дрожат губы. — Да? — спрашивает он снова и опять повторяет: — Нет, не говори. Сяо Чжань смеётся, где-то наверху хлопает дверь, осень кидает в оконное стекло гроздь дождевых капель. — Я не знаю, что ты там себе напридумывал, Ибо. Но уже совсем холодно, и нам, вероятно, стоит подумать о других вариантах вместо ночных прогулок по мокрым улицам и танцев под дождём. Ибо смотрит на него, не моргая, а затем закрывает глаза и прижимает к себе крепко-крепко, так отчаянно, что, кажется, может сломать парочку рёбер. Сяо Чжань обнимает его в ответ, чувствуя сквозь одежду плоть, мышцы и кости человека, который совсем недавно был незнакомцем и вдруг стал так много значить для него — больше, чем все остальные; ярче, чем всё остальное. — Ты придёшь на меня посмотреть, а потом отведёшь к себе домой, — говорит Ибо на прощание, стоя у двери в своё отделение и вытягивая руку вперёд, словно не желая отпускать. — И там мы будем делать всё-всё, о чём мечтали, а ещё то, о чём ты собираешься читать в интернете сегодня, когда придёшь домой. — Это звучит безапелляционно, — отвечает Сяо Чжань с улыбкой, пожимает его пальцы и отпускает. Ему нравится смелость и находчивость Ибо, но если они приблизятся друг к другу снова, то это растянется на часы, а время позднее — вот-вот начнут выпроваживать посетителей. — А это не вопрос, — говорит Ибо, прижимаясь щекой к открытой двери. — Так и будет. Сяо Чжаню очень хочется, чтобы он наконец ушёл уже в свою палату и отпустил его, уйти как будто сложнее с каждой секундой. — До встречи, — тихо прощается он и спускается по ступенькам, не оглядываясь. Уже на последнем лестничном пролёте он слышит стук закрывшейся сверху двери, как будто Ибо закрыл её в прошлую жизнь Сяо Чжаня, а он сам теперь должен распахнуть другую дверь — к чему-то новому.