Всё так

-Это всё, что ты хотел сказать по нашему делу? – Вероника устало закатывает глаза: закончить разговор с этим отдельно взятым абонентом ей явно не терпится, - Что? Так, Володенька, а вот это уже не мои проблемы! Мы, кажется, ясно договорились, что больше не общаемся ни по какому поводу, кроме работы. Или у тебя память отшибло? – ядовито выплёвывает в трубку, не сдержавшись, и наконец с облегчением нажимает на кнопку «отбой». Какой-то один телефонный звонок длительностью всего-то четыре минуты стоил несгибаемой следовательнице стольких сил, будто она в одиночку разгрузила десяток вагонов с углём. Чёртов Золотарёв… Ну что вот ему спокойно не живётся дома с женой и дочкой? Обязательно надо её мучить? Не верит она в ярлык «бывшая» и не поверит никогда – если супруга и мать твоего ребёнка живёт с тобой под одной крышей, о каком разрыве можно вообще говорить? И ещё приходить, как ни в чём не бывало, в следственный комитет, строить какие-то планы, заговаривать ей зубы и вообще врать на голубом глазу. Вероника решила, что с неё хватит. Упрямый помощник адвоката вроде как принял её решение, но всё равно, звоня якобы по делу, каждый раз стремится завернуть разговор куда-то «не туда», а её это так утомляет... Нет, ей больше не больно – давно уже перегорело всё к нему. Любое, даже самое любящее сердце может устать ждать, если с ним обращаться наплевательски. Впрочем, что там – не она первая обманутая вечная любовница, не она последняя… Только вот больше, кажется, ни одному мужчине она не поверит и не подпустит к себе. «Ну и чёрт с ним,» - раздражённо выдыхает Зайцева и погружается в материалы дела. Простенькое дело-то на первый взгляд – обычное убийство хозяина квартиры во время застолья в ходе пьяной драки. Но профессиональное чутьё подсказывает: что-то здесь не так. Иначе стали бы прокурорские так часто к ней наведываться из-за банальной бытовухи? Попробуй она что прогляди – Игнатьев лично с неё сотню шкур сдерёт и не подавится. -Вероника Дмитриевна? – тьфу ты, оказывается, она до того заработалась, что не слышала скрипа приоткрывшейся двери и теперь вздрагивает от неожиданности, услышав знакомый голос и подняв растерянные глаза на не слишком-то желанного гостя: -Лёгок на помине, Алексей Михайлович. Только что о тебе думала, - усмехается через силу, - Ты по делу или как? -И так, и так, - а вот у прокурора настроение сегодня явно лучше обычного, - Просыпаюсь, думаю – что-то давненько я в следственном комитете не был. Дай-ка, думаю, навещу боевую подругу – а заодно и по делу Вершинина что-нибудь узнаю. -Да сбились мы с ног с вашим Вершининым, - ворчит уязвлённая следовательница, - Все версии проверяли. Наследников у него нет, одинокий тихий алкоголик, учитель на пенсии, жену похоронил давно, детей не нажил, друзей особо нет, врагов тем более – так, парочка соседей-собутыльников… Ну кому вот понадобилось его убивать? Разве что действительно зарезали в запале под градусом. -Может быть и так. Но всё равно что-то тут не сходится, - скептически качает головой Игнатьев, - Прокурорское чутьё подсказывает, если хочешь. -Лёш, скажи честно – тебя адвокатские послали защищать его соседа Бузыкина? Для Сонечки стараешься? – сочувственно кивает Вероника. -Да Соне старайся не старайся – ей всего и всегда будет мало, - теперь уже тяжело вздыхает Алексей, припомнив собственную неудавшуюся любовь, - Иногда мне кажется, она настолько привыкла в ходе этих самостоятельных расследований изображать из себя роковую женщину и шпионку, что не может выйти из роли. А я простой человек. Не тяну я это уже. Я тоже хочу, чтобы меня любили, а не только позволяли собой любоваться. -Уж я-то понимаю как никто, - Зайцева печально опускает глаза, - Но нам с тобой это, по всей видимости, может только сниться. Будто в подтверждение её слов лежащий на столе телефон снова оживает, являя владелице знакомую и ставшую уже почти проклятой фамилию: -Пошёл к чёрту! – выкрикивает она, сбросив вызов. С неё хватит. Больше она терпеть не намерена. Золотарёв со своей конторой могут делать что хотят, но с ним она больше на контакт не выйдет. Пусть Рубен приезжает по рабочим вопросам сам или присылает Соню, но этот враль и фактический двоеженец больше никогда в жизни не переступит порог её кабинета, не будь она старший следователь Вероника Зайцева. -Ник, ну ты что расклеилась? – Игнатьеву хочешь-не хочешь приходится принимать на себя роль жилетки для своей боевой подруги. Впервые за все годы их общения ему хочется набить Володьке морду, чтобы неповадно было мучить такую женщину. Смотрит на Веронику – и будто видит её впервые: сейчас она кажется просто какой-то карикатурой на саму себя. Худая, бледная, рыжая, большеглазая и зачастую неуклюжая, она всегда разительно отличалась, например, от той же Сони. Если красавица Варламова вполне осведомлена о своей привлекательности и частенько, чего греха таить, этим пользуется, когда надо вытянуть из кого-нибудь секретную информацию, то Ника на её фоне может показаться девушкой-подростком – импульсивной, чересчур эмоциональной и вечно вляпывающейся в передряги. Такая если полюбит – то искренне и намертво, как в семнадцать лет, не размениваясь на мелочи и даже не замечая других. И вот сейчас она вконец вымотана игрой на два фронта, затеянной Золотарёвым – будто вросла в кабинетное кресло, нарочито прямая, сжимает губы и часто-часто моргает, будто сейчас заплачет. «А ведь я сам их поддерживал, так хотел, чтобы они сошлись,» - ругает себя прокурор, - «Эх, Володька-Володька, знатный ты всё-таки мерзавец…» -Ник, ну всё наладится, он того не стоит. Ты всё сделала правильно, когда порвала с ним. Я понимаю, как тебе сложно – сам ещё не простил Соню. Но всё пройдёт, правда, - будучи прирождённым психологом, он с максимальной осторожностью подбирает слова, но подругу окончательно вывел из колеи тот звонок – она забывает о своей профессии, о выдержке, о том, что сейчас с ней в кабинете сидит представитель высшей инстанции, и просто заходится в истерике, как любая женщина, которой разбили сердце. -Лёша, я больше не могу! – еле произносит Вероника сквозь рыдания, хватая губами воздух. Дышать – трудно, сидеть на месте – трудно, потому что холодно, больно и страшно. И что с того, что она старший следователь? Что, людям в погонах не бывает больно? Остаётся надеяться, что Игнатьев проявит порядочность, вспомнит, что он друг, а не только прокурор, и не пойдёт рапортовать начальству, - Почему со мной всё так?! Я… Я просто хотела быть счастливой, никому зла не желала… Ну, работу не хотела оставлять, как Золотарёв просил – но жена-то его тоже не домохозяйка. Ну чего вам всегда не хватает, вот скажи мне пожалуйста? Понимая, что все претензии Зайцевой к мужскому полу скопом направлены лишь на конкретного его представителя, и поэтому ничуть не обидевшись, Игнатьев поднимается с места и без слов обнимает расклеившуюся следовательницу. Та вздрагивает с непривычки, но скоро от шока даже перестаёт плакать – впервые за несколько лет она ощущает, что ей тоже где-то может быть тепло и спокойно. Хотя бы в объятиях верного боевого товарища. -П-прости, - оправившись от истерики, она ещё всхлипывает, шмыгает носом и виновато поглядывает на прокурора, - Ты не думай, что я всегда так срываюсь и манкирую прямыми обязанностями. Я сейчас же вернусь к нашему делу. -Ещё чего, - хмурится её упрямству Алексей, - Ты время видела? Ваш рабочий день давно закончился. Я отвезу тебя домой и возражений не принимаю, поняла? -А как же Соня? Ты же хотел с ней помириться, а тут тратишь время на меня,- не совсем соображая, что говорит, Вероника выдаёт первое, что приходит в голову. -А Соня пусть и дальше строит из себя фам-фаталь в пику Горелову, - Игнатьев мрачнеет ещё больше, - Только меня для этого использовать не обязательно. И вообще, ты слабая женщина, тебе плохо и о тебе надо позаботиться. -Я уже как-то и забыла об этом… - растерянно бормочет Зайцева. -Немудрено – три года тащить на себе золотарёвские проблемы и даже не пикнуть, - ворчит Игнатьев, помогая ей надеть пальто, берёт её под руку, и, наконец, двое выходят из здания следственного комитета. Насчёт времени он оказывается прав – на дворе давным давно уже такая темень, что хоть глаз выколи. Это и причиняет ещё одну проблему Веронике – не разглядев последнюю ступеньку, она поскальзывается в самом низу лестницы, больно падает и, вдобавок ко всем сегодняшним неприятностям, ещё и ломает каблук. -Да твою ж дивизию! – вырывается у неё. Друг и прокурор по совместительству моментально помогает ей подняться и легко, как пушинку, подхватывает на руки, отметив про себя, что весом она и правда похожа на пушинку, а скоро и вообще растает в воздухе, если не прекратит себя изводить. -Игнатьев, поставь меня на место, ненормальный! – голосит следовательница на всю улицу, забыв о всякой осторожности. К счастью, их никто не слышит. Сам Алексей тоже не придаёт её истерике никакого значения, молча донеся до своего автомобиля, осторожно усадив на заднее сидение и только потом подав голос: -Провожу до самой квартиры, чтобы ещё обо что-нибудь не травмировалась в такой-то обуви, - осуждающе смотрит на Никины осенние полусапожки, теперь уже наполовину безнадёжно испорченные, - Зайцева, тебе в детстве вообще рассказывали про такое понятие «забота о себе»? Или только в горящие избы учили входить и коней останавливать? -Н-нет, я просто… - ну что вот за проклятье? Никогда она не страдала косноязычием, а теперь может только лепетать что-то невразумительное. Или просто отвыкла от любых проявлений мужской заботы? Вроде и Золотарёв всё время пытался изображать из себя джентльмена, но на деле это ей каждый раз приходилось трястись и прикрывать его пятую точку от очередной беды, когда они с Варламовой затевали очередной безрассудный план в обход прокуратуры. -Просто пора разграничивать время, когда ты следователь, а когда – просто женщина. А ещё купить себе нормальную обувь на устойчивом каблуке, наконец, - видимо, сегодня игнатьевское ворчание ей придётся слушать весь вечер. Впрочем, её это, как ни странно, ничуть не раздражает, а наоборот согревает и успокаивает. Но до дома Вероники оба едут в полном молчании. Лишь у самой квартиры, куда Алексей, как и обещал, донёс лишённую нормальных сапог подругу на руках, он выдаёт ей напутствие: -Горячий чай, тёплую ванну и восьмичасовой здоровый сон. Это минимум. Я бы рекомендовал вообще отгул, но знаю, что начальство не даст. А, и золотарёвский номер в чёрный список. -Как скажете, доктор Игнатьев, - Зайцева, к своему удивлению, по-девчоночьи хихикает, - Только… А как же работа? -Если у Рубена к тебе вопросы – пусть звонит сам. Ну или я буду пытать Соню, - невесело ухмыляется Алексей, - Но Володьку на километр к тебе больше не подпущу. -Спасибо, - одними губами шепчет Вероника и снова неожиданно для себя первая подаётся навстречу, нуждаясь в таких спасительных сейчас объятиях. На следующий день всё возвращается в свою колею. Всё, да не всё. Работы в следственном комитете не убавляется ни на йоту. Очередной допрос Бузыкина ничего не дал – подозреваемый всё так же уходил в несознанку, мол, «Сергеича не трогал, распили с ним бутылочку, оба отрубились, проснулись, разошлись, а о его смерти я только утром узнал, как меня ваши растолкали». Конечно, его теперь сам Маркарьян защищает – о каком чистосердечном признании можно вообще говорить? Хотя, может быть, тут и правда не всё так просто. Но кому мог помешать тихий интеллигентный пьяница? Если только проверить родственников покойной жены – мог ли кто-то из них нацелиться на его квартиру или просто не поделить что-то личное? И вроде всё как всегда, и даже дышать стало легче после того, как вчера вняла дельному совету и внесла-таки номер Золотарёва в чёрный список. По делу от Рубена звонила Варламова – от неё, конечно, Вероника тоже не пребывала в восторге после прокурорских рассказов, но, по крайней мере, с ней хотя бы можно адекватно сотрудничать. Обменялись информацией, договорились держать друг друга в курсе дела. Всё путём. Но, несмотря на кажущийся порядок и благополучие, на душе у Зайцевой неспокойно. А вот почему? Ну уж точно не потому, что Игнатьев обещал зайти для ознакомления с протоколом допроса подозреваемого, вовсе нет. С чего ей вообще бояться визитов старого товарища? Или не бояться, а… Но об этом «а…» следовательница толком задуматься не успевает, потому что Игнатьев всё-таки приходит. И первые пятнадцать минут действительно по всей форме расспрашивает её про Бузыкина. Но потом практически против воли забирает её на обед, утверждая, что сотрудник правопорядка, весящий при её росте сорок три килограмма и питающийся одним кофеином и святым духом, грозит раствориться в воздухе раньше, чем завершит проверку, а это никуда не годится. А ещё суровым взглядом смотрит на её обувь и удовлетворённо хмыкает, заметив на ней практически лишённые каблука полуботинки. Что, скажите на милость, стукнуло ему в голову и какого чёрта Сонечка не высказала сегодня по телефону ни слова недовольства по поводу его участившихся визитов в следственный комитет? Неужели ей действительно настолько наплевать на бывшего жениха? Просто театр абсурда какой-то… В режиме спектакля в таком театре проходит несколько недель, за которые Вероника умудряется худо-бедно освоить базовые навыки поддержания своего бренного тела в здоровом состоянии, окончательно избавиться от вовсе не светлого золотарёвского образа в голове, убедиться, что не все мужчины – «козлы, изменщики и двоеженцы», а ещё вновь начать есть саму себя поедом и костерить на все лады за беспросветную и абсолютно непрофессиональную глупость. «Клялась же больше никогда ни с кем не связываться на работе!» - очередной приступ самокопания находит на Зайцеву посреди ничем не примечательного рабочего дня, едва она успела созвониться с очередной свидетельницей по новому делу и вызвать ту для беседы в следственный комитет – пока не в официальном порядке допроса. А всё Рубен, чтоб его, со своей самодеятельностью, - «Только избавилась от трёхлетнего психоза с именем, фамилией и должностью – так нет, появился Игнатьев, будь он неладен, и всё испортил! Куда я опять вляпалась?» Да, признаться даже себе в том, что её снова тянет к мужчине, с которым связывает работа, у Вероники получается с огромным трудом. Она пытается найти этому кучу логичных рациональных объяснений – думает, что, как и Софья, ищет таким образом «лекарство» от обид на бывшего или пытается самоутвердиться. Но эти доводы рассудка не выдерживают никакой критики – с юности будучи честна с самой собой, Зайцева понимает, что призраком Золотарёва в этой истории и не пахнет. А вот новыми, необъяснимыми и совершенно неуместными чувствами – очень даже. Ну конечно, она же круглые сутки на работе, больше ей негде с мужчинами знакомиться, вот и привязывается на свою голову. Прямо хоть в самом деле рапорт об увольнении пиши! Алексей, закончив очередной чрезвычайно напряжённый трудовой день, едет из прокуратуры куда глаза глядят. Домой ехать не хочется и, как ни странно, обрывать телефон Варламовой – тоже, впервые за последний почти что месяц. Даже самый искренне и самоотверженно любящий мужчина устанет стоять на коленях перед прекрасной дамой, которой на него попросту наплевать. А в таком поведении – вся Соня. Видать, действительно сильно её Вадим Горелов обидел, если из такой светлой доброй души-энтузиастки она резко превратилась в ветреную особу: сегодня поманит, завтра пошлёт куда подальше. А он, в конце концов, простой мужчина, который хочет счастья. Надоели ему такие игры. Как надоело в своё время Нике ждать Володьку от бывшей-настоящей жены и выслушивать очередную порцию невыполнимых обещаний. При мысли о Нике Игнатьев озадаченно хмурится. Тоже непростая женщина, хоть и кажется открытой книгой. Вроде бы они стали друг другу ближе, даже, кажется, кем-то гораздо большим, чем просто друзья – но в последние несколько дней с ней совершенно невозможно разговаривать. На его визиты реагирует резко негативно, встречает злобным волчьим взглядом, будто её фамилия не Зайцева, а какая-нибудь Оборотнева или Бирюкова, от совместных обедов отказывается, а уж о том, чтобы подвезти её домой, и заговаривать не стоит без риска быть огретым папкой с делом по голове. Знай твердит одно – «спасибо, в няньке не нуждаюсь». И глаза у неё такие – то ли обиженные, то ли испуганные… Чего вот она боится? Да, он давно понял, что их отношения совершенно определённо выходят за рамки дружбы и что Веронике, кажется, он вовсе даже небезразличен, как и она ему – но чего такого она успела себе надумать, что ни с того ни с сего отдалила его от себя на длинную дистанцию? Или у Сони пару уроков взяла, как доводить мужчин своей логикой до белого каления? Решение приходит моментально – хватит дурью маяться, надо ехать в следственный комитет и всё для себя прояснить. Развернув машину, прокурор оказывается у цели через каких-то пятнадцать минут, бегом, словно школьник, поднимается по ступенькам и, наконец, стучит, запыхавшись от спешки и волнения, в дверь кабинета Зайцевой. Отвечать ему не спешат, но каким-то шестым чувством Игнатьев ощущает, что Ника там – а в следующую же секунду его предположения подтверждаются глуховатым, уставшим голосом следовательницы, беседующей с кем-то по телефону: -Маришенька, да не хочу я ничего! Я устала, понимаешь? Мне одного Володи хватило за глаза, чтобы ещё раз наступать на те же грабли. Алексей про себя ругается трёхэтажным матом. Ещё только Беликовой в этой истории не хватало. Сама Костю динамит со времён сотворения мира, ещё и единственную подругу вновь обратит в свою веру подозрительности и вечного одиночества. А им же ведь обоим в итоге будет плохо, и к гадалке не ходи… Набравшись решительности, прокурор осторожно открывает дверь и почти бесшумно переступает порог кабинета. Вероника, закончив разговор и положив трубку, не сразу замечает позднего гостя, в бессилии опускается в кресло и закатывает к потолку глаза. Невыносимо тяжёлый день. Ещё и Марина со своими советами выяснить отношения с Игнатьевым… Да что тут выяснять, если он до сих пор таскается за Софьей, как приклеенный? Наконец закончив нехитрую зрительную гимнастику, следовательница обводит взглядом кабинет, намереваясь поехать домой, и тут чуть в обморок не падает от неожиданности, споткнувшись взглядом о сидящего прямо перед ней старинного приятеля. -Лёша?! – только и может произнести она, даже забыв от шока ставшее в последнее время привычным «товарищ прокурор, ко мне только по работе», - Ты к-как здесь в-вообще оказался? -А вот так, - насмешливо, но с вызовом произносит прокурор, и, не желая дать ей опомниться, накрывает её лежащие на столе руки своими. Ледяные. У неё всегда холодеют ладони, когда она напугана. Девчонка ведь совсем, ей-богу, даром что старший следователь, - И услышал много интересного. Ник, я думал, ты давно поняла, что я не Золотарёв. -А ты готов понять и принять, что я не Соня? – к его удивлению, Зайцева принимает вызов, вернув ему такой же прямой откровенный взгляд. -Так ты из-за этого… Господи, а я-то думал! – Игнатьев хватается за голову от радости, облегчения и досады на себя одновременно, - Ника, я давно уже оставил все попытки помириться с Варламовой. Можешь мне не верить, конечно – у тебя куча причин подозревать меня во лжи «на том простом основании, что я мужчина». Но мне больше сказать нечего. Эту страницу я перевернул. И давно хотел предложить тебе попробовать написать новую историю вместе. -А если и я однажды окажусь «перевёрнутой страницей»? Лёш, если ты действительно хочешь окончательно вылечиться от любви к Сонечке, заменить кем-то её – это без меня, пожалуйста. Меня уже однажды предали, если кто-то предаст ещё раз, тем более ты – я не смогу снова подняться и собрать себя по кусочкам, - знать бы ему, чего стоит Веронике озвучить её страхи. Но, кажется, он понимает и сдаваться не намерен: -Я чувствую, что ты мне веришь и я тебе важен. Не убегай от меня и от себя, так никому не будет лучше. Мне кажется, у нас всё может получиться, если мы научимся друг другу доверять, - с этими словами Алексей, как тогда, в первый раз, обнимает свою теперь-уже-не-просто-подругу, и ей снова становится легче, теплее и спокойнее. -У нас получится перестать копаться в прошлом? – серо-голубые глаза Вероники по-прежнему смотрят с сомнением и страхом, но уже чуточку мягче. -Со временем – обязательно, - обнадёживает её Игнатьев, не выпуская из объятий – а то ещё, чего доброго, передумает и сбежит, - Главное – честно разговаривать друг с другом о том, что волнует. «Этого мне как раз и не хватало всё время,» - проносится в голове Зайцевой, уже, кажется, готовой послать тревогу и панику ко всем чертям вместе с Золотарёвым. …Софья Павловна Варламова, приехавшая в следственный комитет по делу очередного подзащитного, не верит своим глазам, увидев показавшиеся на пороге здания две фигуры в синих кителях и опознав их. Смотреть на то, как бывший жених нежно и осторожно, будто боясь спугнуть, обнимает Веронику, оказывается выше её сил. Почему так щемит сердце, если она сама решила, что с этим человеком ей больше не по пути, и сделала всё, чтобы он её оставил? Поняв, что здесь ей ловить нечего, а дело клиента подождёт до завтра, помощница адвоката разворачивает автомобиль и трогается с места. А двое в синих кителях, так её и не заметив, продолжают свой путь, осознавая, что в их жизнях, кажется, наконец-то всё так.