Медовая ночь

Я отвлекаюсь от ровных печатных строчек книги, закрываю глаза — и вижу море. Море, где мы с ним, вдвоём, на диком пляже, под рыжим светом позднего заката. Наш медовый месяц. Большое синее покрывало расстелено в паре метров от воды, волны с шумом разбиваются о грозные валуны и ласкают гладкий песчаный берег. Вокруг, кроме нас, ни души. Зелёные ветви деревьев, нависая с высоты скал, тянутся к нам, покачиваясь от порывов солёного ветра, бросая на рыхлый песок причудливые тени. Мы целуемся, прислонившись к скале; в моих тапках полным-полно промокших песчинок, голые лопатки Саске скребёт шершавый камень, но нам обоим так волшебно плевать на неудобства. С волос Саске всё ещё стекает вода, падая на шею и плечи — мы недавно вышли из моря, накупавшись и надурачившись вдоволь. Закатное солнце ласково припекает мне спину. Я чувствую ладонями скрипучую влажность торса Саске, когда глажу его где попало, растирая по коже остатки не высохших капель. Он изгибается мне навстречу, он отдаётся мне весь, прижимаясь мокрыми купальными плавками к моим, задевая низ живота. Мы такие твёрдые. Я хочу ему отсосать, и потому — не говоря ни слова в знак предупреждения, опускаюсь коленями прямо в песок. — Оуф… — Ты такой горячий, когда весь мокрый, — шепчу я ему в живот. Саске любит комплименты, любит похвалы. Я вскидываю свой хитрый взгляд и, конечно, замечаю, как он краснеет. Его непривычно подёрнутая ровным загаром кожа смотрится так красиво в тёплых оранжевых лучах, блестя от влаги, как чешуя золотой рыбки. Он выглядит слишком будоражаще. Завораживающе. Я с нетерпением подцепляю резинку его трусов и приспускаю их вниз по бёдрам. Саске весь гладкий после наших спа-процедур на двоих: ему хотелось, чтобы песок как можно легче смывался с голого тела, если забьётся под плавки. Его член крепко стоит, уже почти течёт и призывно тянется ко мне, к моим мокрым после моря губам. Я с ухмылкой приближаюсь, когда Саске зарывается пальцами в мои влажные, растрёпанные от воды и ветра волосы. Я хочу его. Хочу свой главный летний десерт. Я широко веду языком по его стволу, устойчиво придерживая рукой рядом с губами — чистая кожа на вкус нежно-солоноватая, по текстуре — шёлковая, по температуре — нагретая до идеального градуса. Я пробую Саске с разных сторон, дразню его головку, тру языком обнажённую под крайней плотью уздечку и смачиваю всё вязкой слюной. Не стесняюсь сырости — вся эта грязь легко смоется, и после морской соли нам всё равно придётся принимать душ в отеле. Я погружаю его гладкий член вглубь рта, круто втянув щёки. Саске чувствительно шипит; бёдра вздрагивают, норовя толкнуться мне навстречу. А я и не прочь — совершенно, ни капли. Сгребаю в охапку его голую задницу с прилипшим кусочком сбитых, не просохших плавок и притягиваю ближе, себе навстречу. Давай же — давай до конца. Накорми меня, заставь подавиться, натри моё горло, чтобы весь завтрашний день я мог только хрипеть и откашливаться после каждой длинной фразы. Саске быстро меня понимает. С его губ рвётся сдавленный, напряжённый стон, и пальцы в моих волосах становятся жёстче, настойчивее. Они держат меня: крепко, как руки наездника — вожжи. Заставляют замереть на месте, послушно расслабить челюсть и горло, а потом — я чувствую, как член Саске медленно скользит изо рта, чтобы тут же вернуться обратно. Я прикрываю глаза, полностью растворяясь в ощущении. Используй, используй мой рот, давай, я этого хочу… Без особых усилий я пускаю Саске глубоко: давно привык это делать. Пожалуй, за годы нашей совместной жизни, ещё до свадьбы, я уже отсасывал Саске чаще, чем расчёсывал свои волосы. Теперь это привычка. Инстинкт. Это лёгкость и бездумное, отупелое, чистое наслаждение процессом. Это возбуждение, которое вспыхивает снова, снова и снова; возбуждение, которое лишь растёт и множится, когда он весь такой… Весь такой мой. Ладони не могут остаться в одном месте: пока Саске с довольными стонами трахает мне горло, плавно двигая тазом, мои руки вольно блуждают по его пояснице, переходят на торс, на живот, на грудь. Саске весь горит, пылает, высыхая на вечернем солнце, но тут же покрываясь новой влагой пота. Его мышцы дрожат у меня под пальцами, сокращаясь и расслабляясь вновь. Он такой сексуальный. Я открываю глаза и с любопытством смотрю вверх: он закатывает глаза, хмурит брови, такой красивый, когда его с головой топит удовольствие. По подбородку у меня давно течёт слюна, челюсть привычно сладко ноет, оттого что приходится держать рот широко раскрытым. — Н-н… Ах, Наруто!.. — Мгнм… — мычу я с забитым ртом, а потом — убираю его руки из своих волос, прижимая назад, куда-то к шершавой скале, и уже сам двигаю головой, отстраняясь с тягучим вращением шеи, создавая меж щёк жаркий, пожирающий вакуум. В безмятежный шум моря вплетаются пошлые хлюпающие звуки. Я давлюсь, я задыхаюсь, и Саске вместе со мной — дышит, дышит так заполошно, так часто, мелкими порциями, пока… Пока его всего не встряхивает, будто внутри взорвалась бомба. — Чёрт!.. Я чувствую, как прямо мне в глотку скатывается вязкая сперма, и я по привычке быстро, тяжело глотаю, пытаясь не подавиться. Меня так возбуждает, когда он кончает резко и несдержанно, будто это эстафета на скорость оргазма. Только Саске вовсе не бежит — его ведут, несут на скорости света в пучину, пока он просто не знает, куда деть себя. Пока он напрочь забывает, как двигаться. И сейчас это я, я его унёс. Вижу по томно прикрытым глазам, по мышцам, ослабшим до такой степени, что у него гнутся колени. — Порядок? — выпустив смягчённый член изо рта, я спрашиваю, лукаво улыбаясь снизу. Конечно, мой голос хрипит. — Уф… Я хотел продержаться подольше… — отвечает Саске, в негодовании запустив руку себе в волосы и пытаясь перевести дыхание. — Ничего, у нас ещё вся ночь впереди. Или что, боишься, не встанет снова? Саске бросает на меня нечитаемый взгляд из-под полуопущенных ресниц: — Издеваешься? — Ничуть, — я широко улыбаюсь, поднимаясь с колен, и опять же плевать, что к ним прилипла куча песка. — Мы ведь не молодеем, я хочу знать первым, если у тебя начнутся проблемы с потенцией. Саске громко фыркает, кладя руку мне на плечо. — Придурок. С тобой мне вряд ли стоит волноваться о таких вещах, — а потом он приближается к самому моему уху и с придыханием, томно, почти угрожающе шепчет: — Потому что теперь, когда я кончил, мы вернёмся в отель, и я буду трахать тебя всю ночь на нашей огромной кровати, пока ты не отключишься. Меня всего прошибает горячая судорога. — Обещаешь? — член в трусах невыносимо ноет. — Ещё как обещаю…

***

— У тебя что, стоит? — А? Что? — я недоумённо моргаю, резко выныривая из воспоминаний о нашем летнем отдыхе четыре года назад: с тех пор нам по-прежнему так и не удалось нормально куда-нибудь выбраться. И даже как следует побыть наедине друг с другом для нас стало проблематично — создание полноценной семьи и забота о ребёнке, которого мы усыновили из приюта, часто отнимают все наши силы. — А, эм… Блин. Не обращай внимания. В необъяснимом приступе неловкости я стараюсь пересесть на кресле, в котором так крепко замечтался, решив почитать новую книгу. И вот пожалуйста — наткнулся в ней на главу о море, вспомнил наш медовый месяц и теперь даже забыл название романа. — Не обращать, хах? Саске в своём сером махровом халате, только-только из душа, вдруг приближается и встаёт под жёлтый свет вечерней лампы, что минуту назад освещала лишь чёрно-белые страницы перед моими глазами. А потом Саске нагло берёт книгу у меня из рук, захлопывает её и уверенно убирает на круглый столик у кресла. Я завороженно сглатываю. Каменею, когда Саске одним гладким движением садится мне на колени, и напрочь теряю дар речи от его домашнего, расслабленного вида. От его знакомого запаха, от его тепла. Так близко. И этот открытый небрежно запахнутым воротом халата клочок бледной груди… призывно выглядывающий из-под мягкой ткани сосок, вставший торчком либо от холода, либо… — Мацуо спит крепко, я проверил. Не шелохнулся, даже когда я случайно уронил его машинку на пол. Я инстинктивно кладу ладони на голые-голые бёдра Саске под сбитыми по́лами халата и сжимаю их жадно, с чувством. — Это значит?.. — Если будем тихо, то не разбудим. Как удобно, что у тебя уже встал, я готовился в душе… Хочу прямо сейчас, — Саске без лишних слов склоняется к моим губам, и я со стоном встречаю его рот на полпути, пропуская ладони глубже под халат, пока не нащупываю гладкие голые ягодицы. Чёрт, вау. Уф. Это очень щедро. Он сидит прямо на мне, говорит о сексе, лезет целоваться, да ещё и без белья. Я взволнованно ёрзаю — слишком много Саске. Слишком много соблазнов. Член в штанах предвкушённо дёргается. Наверно, я никогда не перестану этого хотеть. И в последнее время, даже если мы с Саске бесим друг друга в бытовой семейной жизни, стоит случаю подвернуться — как радостный пёс, я готов вилять хвостом и вертеться волчком от одной лишь мысли заняться с ним любовью. Готов подчистую забыть все обиды, всю злость и просто взять, взять его скорее. — Прямо сейчас, хм? — я нежно царапаю нижнюю губу Саске, отпуская наш томный поцелуй. — Прямо сейчас. — Может, хотя бы дойдём до спальни? Тебе будет неудобно двигаться… — Мм. Тогда неси меня. Я низко смеюсь. — Как прикажете, Ваше Высочество. Наши совместные регулярные тренировки в зале окупаются, и я уверенно подхватываю тяжёлого Саске под ягодицы, вставая на ноги — он обвивает бёдрами мой пояс, держится за плечи, нависая сверху, и так мы уплываем из гостиной в нашу супружескую спальню. Дверь туда приглашающе открыта. На прикроватной тумбочке со стороны Саске горит ночник, освещая путь, и я не боюсь оступиться. Дальше я бережно кладу Саске на кровать. Тут же подцепляю свою футболку на затылке и стягиваю её с торса. Следом без вопросов идут штаны, трусы. Где-то в процессе раздевания я хаотично вспоминаю про раскрытую дверь и тут же иду её захлопнуть от греха подальше. Саске смотрит на меня с постели и предвкушённо кусает губы; его ухоженные пальцы бегло развязывают слабый пояс халата, и вскоре тот распадается, мягко стекает с плеч, а потом и вовсе валится на пол. Саске остаётся голым. Целиком. И конечно, более жирного, топорного намёка на секс просто не существует в природе, но я давно уже не сопливый пацан, которому нужны флирт, грязные разговоры и предварительные ласки; моё тело буквально звенит от желания, просто потому что Саске голый в нашей постели. Честно — это самый лёгкий способ добиться от меня чего угодно. Опасное оружие. Я возвращаюсь на кровать и разом окунаюсь в ворох наших чистых простыней, жадно сгребая Саске в охапку, беспорядочно целуя его губы, подбородок, шею. Он мой, весь мой, родной и близкий, и как же часто я скучаю по нему такому — открытому, искреннему, всему для меня. Я легко подминаю гибкое тело Саске под себя и пошло раздвигаю длинные ноги с острыми коленками. Ждёт. Уф, как он там сказал? Удобно, что у меня уже встал? А если бы и нет — обязательно встал бы сейчас, ибо как тут можно по-другому? — Что, можно просто войти? — ухмыляюсь я уголком губ, недоверчиво переводя взгляд с соблазнительно поблёскивающей дырки под тяжёлой мошонкой Саске вверх на его лицо, на глаза. — Просто входи. Ты что, первый раз? — он обнимает меня за затылок, роняя на себя, поглаживая ногами по бёдрам, икрам, ягодицам. — По ощущениям — как будто да… — признаюсь я вполголоса. — Резко понял, как давно мы это не делали. — Вот именно. Давай уже. Саске нагло берёт мой член в руку, сухо проводит по стволу и тянет вперёд, направляя к своей мокрой заднице. Я вздрагиваю, послушно следуя за рукой и тут же — чёрт, чёрт, о-ох, это и правда так… Я погружаюсь в Саске как по маслу, и мне напрочь вырубает мозг. Что за нахрен? Я запрокидываю голову, на секунду забыв, что подо мной лежит мой собственный муж и именно благодаря ему я вновь познаю забытый кусочек рая. Мне кажется, я хочу остаться наедине с этим чувством, просто с этим чувством. Саске такой растянутый для меня внутри; такой скользкий, гладкий, гостеприимный, но всё равно сжимает член плотно и узко, и я боюсь, что долго никак не продержусь. Мы слишком редко теперь занимаемся полноценным сексом, и я так, так легко… — Господи, я успел забыл, как это хорошо… обалдеть. Будто правда в первый раз трахаюсь, — отойдя от шока, запальчиво шепчу я прямо на ухо Саске, задевая сухими губами его ушную раковину, висок, щекоча язык его не высохшими, горькими от шампуня и кондиционера волосами. — Да? Навевает школьные воспоминания, хах? — Тс, наш настоящий первый раз был слишком неловким... — Согласен. У тебя есть шанс всё исправить, — Саске ухмыляется куда-то мне в челюсть и сам же шипит от удовольствия, когда я начинаю отмирать после первого проникновения. — Будет сделано, — шутливо выдыхаю я и тут же принимаюсь плавно двигать бёдрами, разгоняясь внутри тихо и постепенно. Саске чувствует. Как всегда — реагирует очень чутко и с тихим всхлипом выгибает спину, плотнее прижавшись грудью к моей груди. Я упираюсь руками в матрас, сжимая простынь, чтобы держать над Саске свой вес. Склоняюсь, осыпаю поцелуями его искажённое от сладости ощущений лицо. Чувствую лёгкие царапины от его коротких ногтей на лопатках, затылке. Двигаться в нём так легко, так знакомо… Это похоже на танец, который я давно не танцевал, но моё тело сквозь мышечную память не забыло ни единого движения. Саске принимает меня толчок за толчком и почти не стонет — лишь молча хмурится от гуляющего по внутренностям наслаждения. Трепетно сжимает меня внутри, обнажая под мои хаотичные поцелуи шею. Я хочу свести его с ума, прямо как раньше. На пробу вращаю бёдрами, экспериментирую с углами — выше, ниже. И наконец, когда я нахожу волшебный вектор погружения — Саске больно сжимает мне плечи, крепко жмурится и стискивает зубы, пытаясь подавить свой жалобный высокий скулёж. — Вот так, — грудь щекочет триумф, и я ещё раз небрежно целую шею Саске напоследок, прежде чем отклониться назад. Сохранить нужный угол, но сосредоточиться на том, как мне удобней трахать его дальше. Я почти сажусь себе на пятки, держась за напряжённые, широко разведённые ноги Саске. Ускоряюсь. Толкаюсь быстро, быстро, быстрее, глубже — тишину спальни пронзают громкие шлепки кожи о кожу, но мы почти не издаём лишних звуков. Ничего, кроме грузного дыхания, кроме интимного неразборчивого шёпота: мы хорошо справляемся, стараемся, держимся… Но Саске ломается первым. Схватив с кровати подушку, он вдруг грубо накрывает ей всё лицо и изнемождённо, громко стонет прямо в ткань наволочки. Меня всего простреливает. — Чёрт, как я хочу, чтобы ты мог кричать… Я убираю подушку почти сразу, склоняясь над ним, не прекращая двигаться. Саске тут же находит новой способ себя заткнуть и вонзается зубами мне в плечо. Ауч! Зараза, больно, жжёт, но эта боль меня лишь подхлёстывает — я несдержанно рычу куда-то ему в висок и мстительно ускоряюсь. Очень быстро нам становится неважно, какой там теперь угол, чувствует ли Саске, как я бьюсь в его сладкую точку — он наслаждается мной просто так, хнычет и крепко обнимает за лопатки. «Не уходи, не уходи, не уходи». Я и не собираюсь. — Люблю тебя, — шепчу ему в волосы. — Так хорошо… — Ещё, ещё, Наруто… боже, я так близко, так... ты меня… совсем… вот так, ещё… м-мх-м… Меня шпарит лавой внутри, и я чудом не изливаюсь в Саске прямо в ту же секунду. — Тебе подрочить? — Нет, нет, просто… — Погоди, давай набок, я долго не продержусь, — я знаю, что это лучшая поза, чтобы Саске кончил как следует, а потому притормаживаю и без лишних вопросов заваливаю Саске набок. Он тяжело дышит, не прекращая мягко стонать, будто чувствует меня внутри, даже когда я выскальзываю. И мне до тряски в руках не терпится вернуть член в приветливое, горячее нутро, тем более когда я так опасно балансирую на грани. Я ловко подхватываю ногу Саске, согнутую в колене, пристраиваюсь сзади и гладко направляю член обратно в раскрытую глубину. Прижимаюсь к Саске всем телом, грудью — к спине. Саске тут же подтягивает ко рту смятую в кулаке простынь и сладко, вымученно стонет. О чёрт… Это будет быстро. Быстрее, чем мне хочется, но мы ведь оба на грани, а значит — всё в порядке. И вновь я в нём, но теперь — резко, отрывисто, сильно. Саске сперва не дышит, не дышит совсем, а потом с грубым рыком заводит руку назад, вцепляясь до синяков в мышцы моей ягодицы. — Да, да, да, чёрт… — каждым рваным толчком я выбиваю из Саске громкий отчаянный шёпот, и он весь дрожит у меня в руках: такой чувственный, такой страстный, не растерявший ни толики огня за все годы нашей постельной жизни, несмотря на взлёты и падения, на стрессы и проблемы с сексуальным желанием, которые нас обоих затронули где-то в начале тридцати. Но мы прошли это всё вместе, мы с ним, вдвоём, потому что не могли иначе. Не могли друг без друга. И мы просто… Эта фаза, в которой мы сейчас… Словно второе дыхание. Когда в соседней комнате невинно спит дитя, а мы теряем голову. Когда нам хочется друг друга так, что порой просто сводит зубы, но нельзя, нельзя, нельзя. А когда можно, то… — Наруто, ах, я!.. — Тшш, да, да, я тоже… — Твою ж!.. — высоко ругается Саске и вовремя успевает зацепиться зубами за собственный кулак с простынёй. Я мгновенно чувствую тугое, безжалостное трепетание мышц вокруг своего члена, и меня сбрасывает в пучину оргазма так резко, что я лишь чудом не отключаюсь. Я мучительно-сладко изливаюсь прямо внутрь Саске. В глазах темнеет, и я дышу его волосами, шеей с запахом нашего общего геля для душа, а теперь и нашего общего пота. — Ммх, мм… — я долго отхожу, спускаясь с высоты, но не могу перестать ласково целовать Саске за ухом, в затылок, в плечо и лопатку — везде, куда забредают мои жадные до близости с ним губы. — Наруто… — Было супер, да? — я шепчу ему, не стесняясь кончиками пальцев размазывать по его животу накапавшую после оргазма сперму. — Было… фух… Наконец-то моя задница получила внимание, которого она заслуживает. — Хах? — я тут же дьявольски ухмыляюсь и игриво прикусываю мочку его уха. — Ты уверен? По-моему, твоя задница заслуживает гораздо больше внимания… Мацуо ведь всё ещё спит, да? Да, он спит. Так что я собираюсь дочиста вылизать всё, чем тебя запачкал. Прямо сейчас. Саске тяжело, взбудораженно дёргается от моих слов, будто резко осознав, как мокро у него внутри от моего оргазма. — Наруто… — Как тебе идея? — Ты сведёшь меня в могилу… — Да? А я где-то слышал, что оргазмы продлевают жизнь. Эндорфины и всё такое… Саске шлёпает меня по ягодице, которую всё ещё бездумно продолжал сжимать, и это одновременно наказание за мой нелепый ответ и приказ скорей шевелить булками. В общем, в ту ночь выходит так, что мы с Саске балуемся до самого рассвета, пока за шторами не начинает обретать цвет и ясность бледно-синее весеннее небо. — Мацуо скоро проснётся… — обессиленный, оттраханный по полной программе моим членом, пальцами и языком Саске вяло жалуется, всё ещё переводя дыхание с последнего оргазма. Я сам удивился, как надолго нас с ним хватило. — Знаю. Но согласись, оно того стоило… — Я не могу пошевелиться, — хрипло жалуется Саске. — Бедняга. — Ты меня поломал. — Мм. Ты знаешь, что мечтает услышать в постели мужчина. — Иди ты… Я серьёзно. Мы сегодня записаны к педиатру на осмотр, ты представляешь, как я туда пойду? Я начинал всё это и думал, что мы закончим в первые полчаса, а ты… Чёртов зверь. — Ну-у, — я ласково целую его в горячую мягкую щёку. — Ты сам напросился. Я предлагал остановиться ещё в четыре утра. — Ладно, у меня нет сил с тобой сейчас спорить, просто, может, ты с ним сходишь? Серьёзно, я буквально… Я сегодня весь день буду ковылять, — Саске вяло обнимает меня за шею и мажет влажным ртом по уголку моих губ, применяя очень опасную тактику. Тактику, от которой моё сердце размягчатся до такой степени, что я уже ни в чём не могу ему отказать. Дьявол, я всегда ненавидел вставать рано и предпочитал заниматься с Мацуо всеми послеобеденными активностями, но никак не утренними. Однако как я мог сейчас сказать «нет» такому Саске? Я ведь сам его — буквально — затрахал. — Только один раз, — сдавшись, тяжело выдыхаю я. — Ты нравишься мне больше и больше с каждым часом. Как будто заново… — он улыбается невпопад, тяжело моргая. А потом бормочет: — Молодой человек, вас можно пригласить на свидание после такого волшебного секса? Вы доказали свою профпригодность… мой идеальный типаж, сто процентов вышел бы замуж… — У-у, — смеюсь я хрипло, прижимаясь носом к виску Саске. — У тебя уже мозг отключается, я смотрю. Сейчас ведь уснёшь. — Мгм… — И будешь жалеть утром, что не сходил в душ. — Мгм… — Саске? — М… Я даже не успеваю понять, когда его глаза закрываются, а рука плавно расслабляется на моём плече, медленно сползая вниз под тяжестью надвигающегося сна. Ну ничего, думаю я с щемящей меж рёбер нежностью. Ему можно. Секс снизу всегда выматывает больше, я это знаю. — А всё-таки нам надо попробовать оставить Мацуо с моей мамой и махнуть на море, как тогда, помнишь? В наш медовый месяц? Я уверен, что Саске уже по-настоящему заснул, но он внезапно мямлит: — Мнм, только не с твоей мамой… — Ауч. — Но на море… мм… на море… в тот отель… — Точно. В тот отель. Когда Саске совсем отключается, принимаясь тихо, равномерно сопеть, я ничего не могу с собой поделать. Ласково улыбаюсь, открыто любуясь его разморённым, удовлетворённым, безмятежно-мирным лицом. Он такой хороший, такой любимый. Я мог бы лежать так долгие часы, просто охраняя его сон, а мог бы заснуть сейчас тоже, обнимая его и воруя тепло его тела. Но я знаю, что мне ложиться спать уже смысла нет, а потому — скоро я обязательно встану с кровати. Скоро. Пойду в ванную, чтобы намочить полотенце и хоть немного почистить Саске от грязи и пота. А потом — с сонной улыбкой усядусь на кухне, выпью сразу две большие кружки бодрящего кофе и начну тихо, чтобы никого не разбудить, готовиться к походу в больницу с Мацуо. И за всё это утро я точно ни о чём не пожалею. Ни о едином часе, который я провёл без сна, но в долгожданной близости. В близости с моим Саске.