***
– Камиширо, отлипни уже! Есть места получше, чем школьный туалет, – тихонько агрессирует Тенма на своего возлюбленного, который без элементарного, чёрт возьми, стыда, запихнул его в кабинку, пристально рассматривая лицо: светлые брови нахмурены, щеки еле заметно отдают цветом малины, а губы сжаты в тонкую нить. Просто очаровательно. – Ох, ну Цукаса-кун, ты так жесток! – в своей излюбленной, драматичной манере лепечет фиолетововолосый, нарочно вдавливая второго в стену, – Почему нет? – Что, если нас заметят? - блондин имитирует серьёзный тон, но даже так в его голосе заметна дрожь. Столь забавное зрелище – эти попытки игнорировать нагнетающую атмосферу, не глядеть в глаза, что сверлят дыру своей волной похоти. Увы, к огромному сожалению, его ждёт поражение. Он попал в хитрую ловушку фиолетововолосого с той же секунды, как переступил порог, хоть и сам до конца того не понял... Ведь... Два тяжело дышащих тела практически впритык, один из вышеупомянутых ретиво уламывает своим изяществом, пока воздух умело аккомпанементирует, чудесным образом тяжелеет, дурманит разум блондина всё больше с каждой секундой. Душно, до ужаса жарко от предположения о подальшей кульминации данного произведения. Но, оба знают наверняка, что оно обещает стать воистину чудесным, да настолько, что сомкнуть глаз глубокой ночью не смогут, переваривая случившееся. – Ох? Я думал, что неповторимый Цукаса Тенма ничего не боится, – ужасно льстит, и того не стесняется. Ведь чудесно знает, что похвала всегда была по душе его амбициозному парню, с любимых уст она даже слаще, чем обычно. Чересчур приторна, словно крупицы сахара, что потихоньку растворяются во рту, дурманят разум шаг за шагом. Прекрасную компанию ей никто не составит удачнее, чем комплименты, что словно ласкающая симфония слетают с уст, периодически прерывая влажную дорожку на шее, добивая угасающий рассудок интенсивно скулящего блондина. – Всё так, но... – он жмурится, ощущая чужой ловкий язык на своей чувствительной коже. Это словно настоящая пытка, от которой сознание разделилось на два фронта, ведя столь ярую дискуссию: «Тенма, никто не узнает, чего ты ломаешься?»; «А что, если кто-то зайдёт?»; «Ну и хуй с ним, разве нет?» И правда, какая вообще разница? Длинные пальцы зарываются в лавандовые пряди, иногда перебирая их, балуясь словно малое дитя. Тенма каждый раз как впервые, поражается их мягкости, а этот прекрасный аромат одеколона... Ох, кто же знал, что ему он по нраву в разы больше, чем приторные женские парфюмы. В ответ со стороны Руи слышится лишь тихое фырчание, что подчеркивает давно появившуюся ассоциацию с хитрой лисой. Следом и хватка на волосах ощутимо крепнет, с силой оттягивая назад и открывая взору медовых глаз изумительную картину – кожа без изъяна, только небольшие родинки в некоторых местах и очаровательные очертания ключиц. Только кое-чего здесь явно не хватает... – Ах, Цукаса-кун... – Камиширо позволяет себе выдать еле слышный стон, когда чужие мягкие губы припали к шее. Засос, что теперь красуется в виде автографа неповторимой звезды, дополняет этот незаконченный шедевр. Хотя, погодите-ка, ещё несколько идентичных явно не помешают... – М-м? – рот занят чем-то поинтереснее, сравнительно с банальной речью, потому отпрянуть блондин не соизволит. – Так ты вовсе не против? – механик расплывается в предовольной улыбке, заставляя чужие брови нахмуриться по трафарету перевернутой крыши китайского домика. Укус, а следом целая звездная россыпь ему подобных служат ответом краше слов, и теперь самоуверенный режиссер лишь стыдливо закусывает губу. Ух, такими темпами вся школа узнает об их маленьком секрете... – Руи, давай обойдёмся без этого, – полушепотом лепечет Цукаса, довольствуясь результатом. Багряные следы красуются на ключицах, шее, чуть выше груди – везде, где позволяют парочка расстегнутых пуговиц. И это ему безумно нравится. Безумно льстит, что только он может вытворять такое с нетронутой фарфоровой куколкой, созданной за всеми хитростями Поднебесной империи. Чудаковатым гением с прекрасными подколами, лучшим режиссером, о котором и мечтать было незаконно. Чёрт побери, словами не описать, какой невероятный спектр он испытывает рядом с Руи. Не описать, насколько сильно любит за каждую деталь: за его хитрую улыбку, но не меньше, чем за мягкую и смущенную, за безбашенность в глазах, но в то же время за нежность и моменты, когда тот ластится, словно маленький пушистый котёнок. Этот контраст добивает, мучает, заставляет сердце трепетать словно сумасшедшее. Когда они перешагнули эту черту? – Как скажешь, Цукаса-кун, – Камиширо аккуратно скользит руками ниже, столь невесомо, но будто обжигая через слои одежды. Актёр содрогается, то ли от неожиданности, то ли от нетерпения. – Можно? - шустро проскользнув под рубашку и проводя по впалому животу, фиолетоволосый дразнит возлюбленного всеми изведанными методами. Как оказалось, романтические новеллы не во всех случаях обыкновенные слюнявые истории, с них можно набраться немало интересного опыта. И воображение приукрасить ноткой страсти, естественно. Ох, Цукаса Тенма, тобишь неповторимая звезда – он словно совершенное творение Руи, исходя из этого тот и знал на какие кнопки нажимать, чтобы с манящих уст напротив слетали столь похабные, приглушённые вздохи. Они отлично сыграли свою роль в этой пьесе, став согласием на последующие действия без лишних слов, придавая дополнительный энтузиазм и смелость. Теперь все сомнения с чистой душой могут отойти на задний план, ведь так? Движения, к слову, становились всё напористее с каждой секундой, действуя будто по ранее подготовленной траектории. Хотя, никто и не отрицает, что режиссер мог запланировать всё столь удачно, балансируя на грани искушения, чтобы не отправить Цукасу на свет иной. В кабинке никого больше – только они оба. Нагнетающая тишина давит со всех сторон и нарушить её не смело ничего, пока из уст блондина не слетела весьма неожиданная просьба: – Руи, пожалуйста, быстрее... – еле слышно бормочет он, сбивая с толку бедного Камиширо. Стойте, нет, нет, нет, быть не может! Никаких возмущений, только сущее покорство – так не похоже на него. – А?.. – Пожалуйста, сделай уже что-то, – он поднимает своё недовольное личико, встречаясь с распахнутыми глазами напротив. – Ох... Конечно, – он растерянно рассматривает представший взгляду образ: Цукаса, до жути красный и смущённый, без привычной самодовольной физиономии и криков, что в децибелах сравнимы с громким собачьим лаем. Хотя, он наверное и сам выглядит так же. – Скажешь, если тебе будет неприятно, – будто машинально, тот отбрасывает всякие сомнения, рукой уверенно маневрируя в поиске ширинки школьных брюк... Это заставляет актёра от предвкушения издать раскрепощенное «Ах». Заторможенный, застрявший в колеи запутанных, словно клубок нитей, мыслей, он наклоняет голову, видя руки Камиширо на... Ох. Лучше бы он этого не делал. Звук расстегнутой молнии с эхом раздался в голове, запаливая и так разгоряченную звезду. Механик аккуратно прикасается к половому органу сквозь ткань боксеров, от чего всё тело Цукасы пробивает разрядом тока. – Ох-х... – выдыхает юноша сквозь сцепленные зубы, сжимая чужой сероватый кардиган. Цвет до боли монотонный, но на его любимом режиссере всё смотрится неотразимо. – Ты как? – Руи поддевает край боксеров и скорее дразнит, чем пытается проникнуть под надоедливо сдавливающую ткань. Чёрт, еще секунда и Тенма сам их снимет. – У звезды всегда всё хорошо, – он дарит столь нежную улыбку, – Но было бы ещё лучше, если бы ты продолжил. Руи лишь кивает, сделав то, что ему было сказано. Аккуратно касаясь столь горячей плоти, тот расплывается в любопытной улыбке: даже здесь его милейший парень невероятно красив. Кто бы сомневался. Рука обхватывает член, на пробу проводя кончиками пальцев пару раз цикличное «вверх-вниз», не отрывая пристального взгляда. Неловко. – Не смотри... – стыдливо лепечет блондин, утыкаясь носом в чужое плечо – прячет краснеющие щёки. – Почему? – Не знаю, просто не смотри! – он невольно повышает голос от разъедающего изнутри смущения. – Но Цукаса-кун... – рука образует кольцо, плотно обхватывая возбужденный половой орган, заставляя актёришку выдать приглушенный, шуршащей тканью кардигана, стон. Ах, Цукаса чувствует себя таким... Испорченным. Разве будущая звезда не должна стремиться к мечте, не обращать внимания на потребности несчастного тела, игнорируя мольбы и подозрительные покалывания внизу живота? Руи же не теряет ни секунды, пытаясь соблюдать свой собственный, столь уникальный темп. Вверх-вниз, вверх-вниз – зависимость не хуже, чем алкоголь иль удушающий дым. От данной пытки в голове всё кружится, словно на карусели в парке Феникса, глаза невольно жмурятся, а ноги подкашиваются. Какой стон по счёту прозвучал с его уст? Двадцатый, может уже и сотый? Значения это не имеет, когда бабочки в животе готовы биться под металл, размахивая своими разноцветными крыльями. К слову, Камиширо не особо отличался от блондина: всё те же тихие вздохи, удушающие разум ощущения... Перед глазами плывет, лишь рука, что судорожно набирает темп, отражается в сознании сфокусированной, чёткой картинкой. Вверх-вниз, вверх-вниз... «Быстрее, нужно сделать ещё приятнее.» – звучит на повторе в мыслях Руи. Сейчас всё перемешалось в настоящую кашу, то ли похабных, то ли забавных дум вроде: «Интересно, а если я сделаю во-от так?» – Р-Руи, – ох, блять... Как же невыносимо приятно, с ума сойти. Руки механика способны на всё, что ли? – Да-да, звёздочка? – Поцелуй, – Цукаса хмурит брови в попытке познать вкус плодов Эдема, утонуть в столь манящем наслаждении, мыча что-то невнятное и усиливая хватку на плечах, – Меня. – Хе-хе, к твоим услугам, – тот довольно улыбается, словно настоящий чеширский кот. Наклонив голову из-за небольшой разницы в росте, Руи сначала вдоволь любуется. Забавно, что он и сам красный как помидор, но тихий смешок всё-таки удосужился случайным образом слететь с его уст. Ну как можно отказать Цукасе в таком? Он не смеет ослушаться. Не захочет. Не сможет. Он исполняет чужое желание, бесцеремонно проникая в рот блондина, этим же приглашая исполнить страстное танго языками. И Тенма с радостью принимает это предложение, без раздумий и сожалений – будто выбора не было вовсе. Провалившись в омут ласк фиолетовласого, звезда подмечает как в голове всё идёт кругом: сознание плывет, а зеркало души затуманенно, словно после охлаждения слоя воздуха у земли. Ах, точно, дышать ведь тоже нужно... С таким спектром ощущений даже забываешь, что нос существует. Спустя некоторое время, он с немалыми усилиями всё-таки отпихнул механика, пока нить слюны между ними растворяется и заканчивает своё недлительное существование. Рука внизу дурманит, меняет темп, скорость – выбивает из Цукасы полукрики в экстазе. От данных манипуляций всё тело дрожит, мурашки целыми табунами пробегают по каждому сантиметру его тела и глаза невольно слезятся. Неопытному мальчишке тяжело выдержать это всё.***
– Ох, ты уже всё? Недолго продержался, – Руи насмешливо смотрит на свою руку, запачканную чужим семенем. – Недолго?! Идиотина, мы здесь весь урок проторчали, – тот злобно тычет пальцем в чужое плечо. – Десять минут, Цукаса-кун, – янтарные глаза стали будто по пять копеек. Неужели эта мучительная каторга длилась всего-то десять минут?! – Ты надо мной издеваешься? – в это время фиолетовласый достаёт заранее подготовленную пачку салфеток и убирает остатки их небольшой шалости. Улыбка всё еще украшала личико Камиширо, когда он, покончив с ранее упомянутым делом, показывает экран собственного гаджета. «10:47»... Тяжелый вздох Тенмы с эхом раздался в туалете, когда они вместе со своим возлюбленным покидали это помещение. Рука будто не по своей воле потянулась к чужой, аккуратно сплетая пальцы, даруя столь нежную улыбку. Этим чудакам и слова не нужны.***
От страха тот судорожно прикрывает рот, всё еще пытаясь не издавать каких-либо звуков. Всё тело дрожит от единой мысли быть пойманным, холодок, что словно лезвие ножа, проходится по спине и заставляет бедного юношу ещё больше согнуться в позе эмбриона. Стойте. Дверь... Она только что захлопнулась? Тойя будто сам не свой – подрывается с места, выбегая из кабинки. Быть такого не может! О святой Бетховен, как жить с этим дальше?..