Sapphire tears

После того, как у Визериса I ухудшилось самочувствие во время семейного застолья — прислуга приносила остатки разнообразных блюд, которые прекрасно гармонировали между собой и украшали громоздкий стол. Люцерис, второй сын из помёта Рейниры Таргариен и Лейнора Велариона, издавал глумливые смешки себе под нос, когда увидел, что напротив Эймонда поставили большой поднос с запечённой свиньёй, всячески украшенной овощами и травами. Одноглазый отнюдь не мог заметить подобной грубости в свою сторону, на миг окунаясь в детские воспоминания, где он был единственным Таргариеном «без дракона» и что, вместо чешуйчатого и гордого зверя, ему предоставляли приодетую в дракона свинью. — Последний тост за моих любимых племянников — Люка, Джейса и Джоффри, — Эймонд поднялся со своего места и поднял кубок из мутно-синего стекла с цветочно-серебряным орнаментом ввысь, оглядывая всех собравшихся родственников за вечерей, — Они прекрасны, умны и сильны, как их отец… — Что ты сказал? — вслед за речью белобрысого последовал грозный и угрожающий выкрик от старшего Велариона, от Джекейриса, который ранее кружился в танце с Хелейной под задорные песни. — Сильны, как отец. Это комплимент, — без капельки сомнений повторился Эймонд, свысока поглядывая то на взбушевавшегося племянника, то на оставшихся родственников, на лице которых читалось нескрываемое смятение. Эймонду не пришлось ждать пока стражники схватят под мышки Джекейриса, уже бежавшего на него с кулаками и с пеной у рта. Но он горделиво прошёлся вперёд, доки меж ними не встал Деймон, брат его отца-короля и его, собственно, дядя. Рейнира, вновь нервная и опечаленная подъёмом подобных тем, хоть и косвенно, «прогнала» двоих сыновей в их покои и обмолвилась несколькими словечками с Алисентой. Ужин был окончен, он был вынужден триумфально уйти, не вымолвив ни слова на конец, дабы не потерять ранее заработанные звёзды. Как ни странно, но Деймон вышел следом за ним, окликнув его уже на повороте в покои Эймонда, и звонко отстукивая каблуками по старинному паркету, всё ближе подходил к нему. Эймонд протяжно хмыкнул, растягивая губы в полуулыбке и разворачиваясь к принцу, взмахнув атласовым плащом. Эйм давно признался себе, что он восхищён этим мужчиной, его кровавыми подвигами, философией жизни и самое главное — им самим, отмечая за собой небольшое сходство между их характерами и поступками. Он стал для когда-то маленького Эймонда кумиром и тем, с кого нужно брать пример, выковывая свою личность самостоятельно, беря себя в собственные руки; он считал, что только сбросив все оковы, можно достичь истинной свободы и жить по своей воле, а не по выдуманным нормам и правилам или чьей-то указке. Но так было в мыслях, которые он сам себе усердно навязывал и окончательно уверовал в них, выкарабкавшись непосильным трудом из бездны отчаяния. Только вот, к несчастью, поделиться этим не с кем, а идти в открытую на более отважные действия, когда у них за спиной возложены собственные обязанности и цели — было максимально не резонно. — Эймонд-Эймонд… — поучительным тоном начал старший, не скрывая на своём лице хитрой ухмылки, — Жизнь тебя ничему не учит, раз ты позволил себе в очередной раз высказаться, хоть и не прямым текстом, по поводу происхождения сыновей Рейниры, — Деймон приблизился к нему максимально близко, придерживаясь прямого зрительного контакта. На удивление, Деймон не собирался устраивать бойню, как бы он это сделал с кем-либо другим, прилюдно снеся пол башни, к примеру. Эймонд ни одной клеткой своего организма не ощущал тревогу или опасность со стороны принца Деймона, наоборот, он был весь во внимании и это разжигало в нём любопытство, что же последует с уст Порочного принца. — Нет гарантии, что это всё так просто сойдёт тебе с рук, — Деймон несильно ткнул указательным пальцем в юношеское плечо, то ли с угрозой в голосе, то ли предостерегая его от возможных последствий, если острое словцо зацепит одного из бастардов Харвина Стронга. Эймонд вновь «загадочно» промычал, слушая реплики своего дяди и беззаботно моргая, тонко улавливая его настроение; он сделал шаг вперёд, приблизив своё лицо почти вплотную к лицу Деймона, спокойным тоном проговорив: — Дядя, наша жизнь — это сплошная борьба за первенство, — Эймонд начал издалека, пытаясь собрать мысли в кучу, — Сегодня ты, а завтра тебя, ко всему нужно готовиться заранее, не так ли? — он склонил набок голову, рассматривая грубые мужские черты лица родственника, — Догматы Отца никого не научат не враждовать, когда вражда пропитала каждую фибру души и невооруженным глазом проглядывается в каждом из присутствующих, — Эймонд молвил о всех собравшихся в столовом зале, непрямым текстом описывая проявление лицемерия у двух сторон такой «прекрасной» семьи. Эта борьба за первенство привела его к мысли, что смерть — не такая уж и страшная штука; когда Эймонд оставался наедине с собой, то он даже смаковал каковым будет его конец. У Эймонда не было страха перед будущим, только интерес, побуждавший испытывать судьбу раз за разом, приходя в неописуемый восторг, превосходивший сексуальный оргазм по всем фронтам, что «не в этот раз». — Твоя правда, — Деймон лишь пожал плечами, ведь не ему переубеждать мальца. Он, будь такова возможность сделать перед всем Королевством, подписался бы под каждым проговорённым его словом, но пока это остаётся безмолвным, завешенным вуалью сдерживающей силы — Короля, ничего подобного воплотиться в жизнь не сможет. Эймонд недолго подумав, своевольно протянул к лицу дяди ладонь и мягко провёл по едва щетинистой щеке, не подавляя на губах-бантиках улыбки, наоборот всем своим видом показывая своё бесстрашие пред ним, не взирая на возможный провал. — Дядя, — на выдохе проговорил он, взвешивая в своей светлой голове все «за» и «против», совершенно не боясь отказа, — А ещё… Я Вас хочу, — это так глупо и невинно прозвучало, с детской наивностью. Эймонд абсолютно не вёл себя так с девушками, когда под кровом ночи, минуя ночной дозор, сбегал из замка «в люди». Для него это было более интимно и желаемо, особенно тогда, когда зарождение подобных желаний произошло куда раньше, чем он вкусил сладость от плотских удовольствий несколькими годами ранее. Он не стал дожидаться ответной реакции на неожиданное утверждение, Эймонд был давно убежден, что Святая Седмица давно покинула его и простила за грехопадение, и он, стоя так близко, что даже муха не пролетит меж ними, притянул к себе несопротивляющегося Деймона, мягко накрывая его уста своими. Нельзя посчитать это первым поцелуем Эймонда, но уж точно первый, в который он вкладывает свои сокровенные желания и чувства, несравнимые ни с чем познавшим раньше. В то же время, Деймон был слегка поражён смелостью своего племянника. Он ответил на робкий поцелуй, который, на удивление, продлился недолго, но уверенность в собственных действиях в глазу Эймонда лишь раззадорила его. Деймон положил поверх чужой кисти свою ладонь, придавив к своей щеке и улыбнувшись, взглянув на того парой низкопосаженных глаз. — Быстро же ты перескочил с темы на тему, — неспешно запрокидывая голову назад, Деймон провел кончиком носа вдоль пальцев и, остановившись около мизинца, подхватил фалангу зубами. Бесстыже переведя взгляд на блондина, он обвел вокруг пальца кончиком языка внутри своего рта, посильнее прикусив его, — Не пожалеешь? — последовал риторический вопрос, после которого Эймонд лишь игриво сузил глаз. Деймон ответно провёл пятерней по лицу Эймонда, минуя плотную резинку от повязки, закрывающую искалеченный глаз, зарываясь пальцами в его мягких волосах. Его губы вновь встретились с губами Эймонда, те сначала ненастойчиво их сминали, а затем, не получив должной порции сопротивления, язык старшего Таргариена проник внутрь, тем самым прочно соединив их двоих. Деймон уже забыл, каково это — целовать юношеские, но не менее соблазнительные губы. Уверенным движением он спустил руку с его волос, вниз по шее и обнял того за талию, прижимая к себе крепкое мускулистое тело, облачённое в плотные ткани. Почувствовав обжигающий язык у себя во рту, Эймонд поддался импульсу, навалившись на того. Почувствовав жгучий напор, он убрал руку с щеки Деймона, и без того ощущая, как жар мистически окутывает обоих мужчин. Поцелуй становился настолько жаркий, что Эймонд был уже не в силах себя сдерживать. С упоением целуя мужчину, слегка покусывая его чувственные губы, он уже не думал ни о завтрашнем дне, ни о том, что буквально минуту назад он был готов вступить в конфронтацию с ним. Они медленно, но незаметно друг для друга, придвинулись ко входу в покои Эймонда. Благо, что никого на горизонте не было видно и никто не сможет испортить им довольствие друг другом. Проходя во внутрь просторных покоев, довольно резким движением он опрокинул Эймонда спиной на крахмальные простыни, уперевшись коленом между его ног, располагаясь сверху. Склонив голову, он начал покрывать мелкими поцелуями его кожу на шее. Она сладкая на вкус, и он не может оторваться от нее. Прикусив бледную кожу зубами, на которой сразу же образовался розовый след, провел по укусу кончиком языка, одновременно, немного «поигравшись» с бляхой ремня, запустил пальцы под его брюки, моментально ощущая дрожь тела под собой. Деймон чувствует, как вдоль спины проходит ранее незнакомая ему дрожь, а внутри разливается некое тепло; он почувствовал острую необходимость в нем и животную потребность обладать им. Сколько светловолосый себя помнил, ни один человек не мог вызвать в нем настолько бурные эмоции. Деймон не мог противиться этому желанию, вопреки тупым принципам и обязанностям, возлежащих обременительным обетом на его плечах, которые приходилось откидывать, не гадая по поводу будущего. Он хотел этого настолько сильно, что перестал отдавать отчёт своим действиям и словам. Острая волна дрожи пронзила старшего. Все мысли вылетели из головы. Остались лишь животные инстинкты. И безумное желание затуманило разум. — Просто расслабься, — томным и непринуждённым голосом проговаривает старший Таргариен, шумно выдыхая и опаливая своим горячим дыханием кожу парня. Прелюдия только начала зарождаться, но у Эймонда уже стоит колом, перехватывало дыхание и он одобрительно кивнул на чужую указку, дополнительно к этому мужчина слегонца надавливал на «воспалённое» место своим коленом, что и вызывало в Эймонде бурные эмоции, которые он по большей мере не нарочно сдерживал, ибо в голове это имело вид гиперболизированных ощущений или волнением, которое ни к чему, если морально готов. Он себе никогда не представлял какого это нежиться с мужчиной, таким же крепким и сильным, кем являешься сам. Границы стираются мгновенно. Приподнимая голову и наблюдая за изнеможённым лицом Эймонда, Деймон довольно ухмыльнулся и облизнул пересохшие от горячего дыхания губы. Старший потянулся руками к пуговицам на его рубахе, ловко их расстегивая и снимая разом с плащом, откидывая те бережно на прикроватную тумбу. Он спустился чуть ниже, освобождая Эймонда от плотноприлегающих и стеснявших движения остатков одежды, а именно брюк. Когда Деймон спустил чужое белье, освобождая давно прильнувшую к животу плоть, давая возбуждённому члену долгожданную свободу, он судорожно выдохнул. Деймон тряхнул головой, выгоняя дурман, и сжал в ладони истекающий смазкой член светловолосого парня. Провел от самого основания вверх, а после обратно стягивая с головки нежную кожицу, большим пальцем надавив на уретру, и отпустил, с удовольствием смотря, как меняется в лице Эймонд. У старшего Таргариена уже крепко стояло и хотелось, наконец, засадить по «самое не балуй», но он продолжал трогать набухшую плоть. Деймон с трудом держался, чтобы не натянуть на сухую тело под ним, и не взять его настолько мощно, пока тот свое имя не забудет. Приставив два пальца ко рту парня, Деймон протолкнул их внутрь, лаская язык и обильно смачивая их в слюне. Вынув пальцы и протянув ниточку слюны изо рта, он раздвинул нежные ягодицы, касаясь напряженного отверстия, лаская тугое колечко мышц. Через некоторое время таких ласк, он вставил сразу два пальца. А после, наклонившись к уху парня, зашептал: — Как ощущения? Блондин, как на удивление, был обжигающе горячий и узкий — сразу было видно, у того никогда не было опыта в нижней позиции. Деймон ненадолго остановился, чтобы унять возбуждение и не спустить в ту же секунду. Довольно сильно стиснув зубы, он укусил того за плечо и задвигал кистью руки постепенно набирая темп. Подвигав рукой так ещё немного и, решив что достаточно подготовил парня, Деймон медленно вынул пальцы и навис над парнем, заглядывая в его глаза, которые отражали совокупность разных эмоций; он потянулся к тумбе в надежде найти там хоть небольшой бутылёк с ароматными массажными маслами, и всё-таки удача повернулась к нему лицом, и он нашёл, ликуя, что сможет вдосталь передать юнцу приятные ощущения, не через призму сухой боли. Деймон поспешно расстегнул свои штаны, опустив их до колен и на мгновение улыбнулся, заметив похотливое желание в лице Эймонда. Взяв его за ноги, он обвил ими свою талию. Наливая мастило на свои пальцы, он провёл ими по входу, обильно смачивая и внутри, и снаружи, дополнительно проверяя его анальное отверстие на небольшую эластичность пальцами. Болезненно сжав его ягодицы, он развёл их и приставил головку члена ко входу, нетерпеливо подавшись вперёд, заполнив его до упора, при этом упираясь в точку, которая приносила наибольшее удовольствие. Деймон прерывисто выдохнул, немного одурев от полученных ощущений внутри. Все-таки у него давно никого не было, и узкое и горячее отверстие только распаляло его внутри. — Прости, что все будет так, — сказал он для видимого приличия, изогнув губы в ухмылке, на что получил непонятный полустон-полукрик. Старший Таргариен вышел по самую головку и резко вошел обратно до самого упора. Он сделал еще несколько рваных толчков, чтобы понять, под каким углом нужно двигаться. Задав быстрый темп с самого начала, Деймон переместил левую руку с ягодиц на плечо парня, другой рукой придерживая за талию, и продолжил вбиваться в тело под собой до пошлых шлепков вспотевшего тела о другое. Нависнув над ним, он закусил губу почти до крови, шумно дыша, издавая рык он запрокинул голову, наслаждаясь его телом. В голове шумело, а Деймон двигался да двигался, и его разум затмевался от восхитительных стонов, которые издавал парень под ним. Он охотно сливался с парнем в поцелуе, иногда отстраняясь и смотря на него выразительным, грубым взглядом, продолжая растворять его в глубине своих глаз. Эймонд так ярко отзывался на каждое движение, что хотелось еще сильнее, быстрее, чтобы тот на утро встать не смог и, сорвав горло, не смог произнести все те колкости, который как-то да привели к подобному исходу. И Эймонд еще сильнее вцепляется в чужое горячее тело, сминая кожу до белых пятен, закидывает голову и почти рычит сквозь зубы, когда горячее и тесное кольцо мышц сжимает его истекающий член. Это нельзя передать словами. Только ответным подаренным удовольствием. От жара и тесноты тела, что принимает его в себя, голова идет кругом и все вокруг плавится, растекается, и лишь силуэт человека, доставляющего ему такое удовольствие, видится четкой яркой картинкой. Деймон жадно ловил его губы своими, продолжая сильно вбивать в диван, пока руки блуждали по его торсу, а пальцы растирали затвердевшие соски. Внутри Эймонда было настолько тесно, что блондин с трудом мог сдержать себя. Светловолосый дарил ему неописуемое удовольствие, что Деймон аж зашептал тому об этом. Сжав руками бёдра парня, Деймон двигался с ним в унисон, стараясь ускорить темп. Когда он услышал свое имя, вырвавшееся со сладким стоном из уст парня под собой, Таргариен довольно укусил того за губу. Не сдержавшись, он глухо прошипел через поцелуй от приятной истомы внизу живота и через несколько толчков обильно излился внутрь. Только ему мало. Чертовски мало. Нужно ещё. Быстрее и жёстче. Он берет тело под собой за плечо, выходя из парня на некоторое время, переворачивает на живот, оттягивая за бёдра к верху, чтобы тот утыкался коленями в мягкую обивку. Мужчина поливает его слегка покрасневший анус остатками масла, размазывая куда быстрее, чем в первый раз. Плавные толчки моментально перерастают в грубые и сильные. Эймонд охотно отзывался, будто крича о том, чтобы он не останавливался. И Деймон покорно выполнял его «просьбы», продолжая активно двигаться внутри, плотно прилегая к его спине. — Хаа, Эйм, ты просто нечто, — сбивчиво дыша, довольно ухмыльнулся мужчина. Деймон резко насаживает Эймонда на член и делает несколько грубых толчков, подводя Эймонда к черте удовольствия. Анальные стенки блондина так сильно сжимали его, что это подводило к его собственному пику. Яркая вспышка удовольствия пронзила, и он, сжав зубы, горячо кончил ещё раз. Волна оргазма уносит сознание в омут наслаждения и эйфории. Ток растекается по венам, а в груди яркими вспышками возникает тепло. Тесно прижимая тело племянника к себе, хрипло дыша, он утыкается тому носом в затылок и ощущает, как оба парня синхронно вздрагивают вместе. Аромат секса дурманил голову, не отпуская из плена сладкой эйфории. Эймонд слышит тяжёлое дыхание и чувствует биение сердца парня. Зарывшись носом в его светлые волосы и жадно вдыхая их аромат, слегка жмурясь и сводя брови от удовольствия: «Как хорошо…» Завалившись подле племянника, Деймон дал слабину и накинул на плечи того мягкую простынь, рассматривая его покрасневшую и подуставшую физиономию в близи, вытирая тыльной стороной ладони испарину, появившуюся на лбу. — Мне понравилось, не знаю как тебе, — развалившись вдоль кровати, процедил с искренней улыбкой старший Таргариен, подкладывая под голову свои руки. — И мне тоже понравилось, — более тихо и хрипло пробухтел Одноглазый, не имея мочи найти в себе силы хоть на то, чтобы поднять руку и протянуть её к «предмету» своего обожания, дотронуться и ощутить реальность, что это всё не сон или его похотливая, греховная фантазия. — Только сохрани всё в секрете, твоя мать меня без головы оставит, — на миг запнулся, сдерживая собственный, ниоткуда возникший, смех, — Если окончательно сойдёт с катушек. Эймонд ничего не ответил. Ему за всю жизнь было достаточно того, что все вокруг выдают смешки и над ним, и над его семьёй, какой бы она не была. Он не имел выбора — рождаться в этом дурдоме или нет, потому и несёт это как бремя, только внутри себя. Недолго полежав подле разгоряченного тела дяди и, когда тот начал собираться, надевая на себя спавшие элементы гардероба, Эймонд долго оттягивал сказать то, что не смог сказать никогда, а сейчас и повод появился, и, собственно, умолчать — кощунство над своими же чувствами, таящимися в нём с начала пубертатного периода. — Avy jorrāelan, — скрипя зубами проговорил Эймонд на валирийском, не громко, но чтобы тот точно услышал, слегка влажными глазами взглянув на своего дядю, уже стоящего около двери и дергающего её за ручку. Но Деймон оставил его утверждение без ответа, не разделяя с мальчишкой той любви, которая зародилась внутри юного сорванца однажды. Он предан своим принципам и вышел за их пределы тогда, когда позволил тому поцеловать себя. Деймон спрашивал у него, не пожалеет ли он, предполагая и такое положение событий. Поддаться греху и, по Таргариеновским обычаям, переспать с родственником — это одно, а любить его на более высоком уровне — это совершенно другое. Лишь развернувшись к тому, с некой скорбью кинув взгляд на лежавшего Эймонда, мужчина вышел из покоев.