Жимолость

             Время в поместье Хьюга всегда течёт иначе: более медленно, словно сам его бег слишком неприличен для полных достоинства хозяев. Хината никогда не умела бегать, даже в детстве ей внушали, что бег — слишком низко и недостойно дочери главы клана. Она ходит неторопливо, с ровной спиной и идеальным наклоном головы. И говорит тоже тихо, ведь громкий голос — удел крестьян. Мать всегда твердила, что шепотом можно решить больше, чем криком, и эту мудрость Хината поняла давно. Невозможно не услышать, когда приходится вслушиваться в каждое слово. Но даже впитав в себя все правила, даже застыв в выверенном до мелочей мире, Хината так и не смогла избавиться от главного недостатка — эмоций. Сейчас они душат, противоречивые, и рука неосознанно комкает лист бумаги, на котором сухо и сжато выведен приказ о её свободе.       Хьюга Хагао погиб при выполнении миссии. Они виделись несколько раз, едва ли обмолвились парой фраз, не больше, чем позволено двум молодым людям почти наедине, под присмотром десятка бесцветных глаз. Хагао показался Хинате… никаким. Чёрные волосы, забранные в низкий хвост, сильные запястья, обветренная кожа. Он был шиноби, воином, сыном одного из советников Главной ветви. И достойным кандидатом в мужья. Решение о помолвке Хината приняла с честью — поблагодарила отца за выбор. Внутри же осталась равнодушна. Если бы кто-то спросил сердце, оно бы кричало, разбиваясь на тысячу крохотных осколков, осыпающихся под ноги матовой крошкой. Если бы кто-то позволил выбирать, Хината выбрала бы свободу. И Наруто. Но выбора не было, и Хагао стал её женихом. А теперь погиб.       Опомнившись, Хината разглаживает смятый лист, думая, что несдержанность могут отнести к горю, которое её охватило. Но ей не жаль Хагао. Жаль, как человека, но не как жениха, который маячил неясной тенью в её ясном, выписанном до мелких деталей будущем. Свобода временна, Хината отлично это понимает, но не может перестать дышать глубже, чем это положено девушке. Свобода временна, но воздух, прежде душный и тяжелый, становится свежим и прозрачным. Взгляд скользит по саду, поднимается к верхушкам пиний и выше, к небу, подёрнутому рябью облаков.       Когда-то Наруто говорил, что при желании можно научиться летать. Как и тогда, сейчас Хинате отчаянно хочется в это верить, только она знает: даже если бы умела, никогда не смогла бы покинуть поместье Хьюга. Это её долг, её ноша, которую с честью нести до конца жизни. Жаль, что она не может быть шиноби. Погибла бы с не меньшей честью, но жила бы быстро, ярко, стремительно.       Продолжая машинально разлаживать письмо, Хината позволяет мыслям вновь вернуться к Наруто. Они встретились год назад, когда Неджи вернулся из длительной миссии. На ней он и познакомился с Узумаки Наруто, слишком шумным и громким, по общему мнению Хьюг. Хинату пугал его голос, пугала слишком открытая улыбка, пугала сила, которая разливалась вокруг него. Наруто было много, везде и сразу, но больше всего его стало в её сердце.       Высокий, светловолосый, с лукавым прищуром ярко-голубых глаз, он так сильно отличался от привычных сдержанных Хьюг, что Хинате следовало поджимать губы и ограничиваться вежливыми кивками. Она так и делала, а потом смотрела. Замирала от страха, понимая, что нарушает десяток правил сразу, но смотрела, как они тренируются с Неджи, как он шумно пьёт, размазывая воду тыльной стороной ладони. Как громко шутит, и Неджи слабо улыбается в ответ. Хината не помнит, когда в её голове он перестал быть Наруто-саном, а стал просто Наруто. Она чувствует, как оживает рядом с ним и как погружается в сон, когда его нет. Как тонкой медовой жимолостью оплетается сердце чувствами, которым никогда не суждено будет сбыться.       Однако сейчас Хьюга Хагао мёртв, а Хината, наоборот, чувствует себя живой как никогда. Словно бабочка, наконец вылупившаяся из кокона. Но плотные нити снова стягивают, затрудняя дыхание, когда на энгаву выходит пожилая Кайко. Заметив Хинату, сидящую в тени кустов камелии, она слоняется и скрипуче говорит:       — Вас ждёт Хиаши-сама, Хината-сама.       Несколько строк сделали её живой, несколько слов снова умерщвляют, превращая в покорную дочь, готовую вновь принять любой удар судьбы с прямой спиной и гордым взглядом.       После жаркого, пахнущего цветам и жизнью воздуха дом кажется застывшим склепом. В токонома умирают белые лилии, и, проходя мимо, Хината машинально говорит себе: надо распорядиться, чтобы заменили. Отец сидит за длинным столом, на котором всё идеально расставлено по местам. Чернила, дощечка, кисти и листы бумаги соседствуют со стопками свитков и большой книгой их рода. На столике рядом остывает одинокая чашка чая.       — Отосан, — кланяется Хината и, дождавшись кивка, аккуратно садится на дзабутон, расправляет рукава сиреневого кимоно, выпрямляет спину и складывает руки на коленях. Всё это время Хиаши ждёт, глядя прозрачными глазами, в которых никогда ничего не прочтёшь. Порой Хината думает, что их глаза бесценны — ведь за ними можно спрятать любую эмоцию. Порой она считает их проклятьем, ведь иначе Наруто смог бы прочесть надежду, которую он будит в ней.       — Я знаю, ты получила весть о гибели Хагао-сана.       Хината молчаливо кивает, замирая и догадываясь, каким будет продолжение. У неё не было даже часа, чтобы насладиться свободой.       — Если бы наш кеккей генкай не был так бесценен, я нашёл бы тебе мужа в другом клане. Сыновья Учиха могли бы стать отличной партией.       Спину лижет обжигающий холод. Хината видела Итачи-сана и Саске-сана лишь раз, но до сих пор не может отделаться от безосновательного страха, овладевшего ею. Оба тогда показались глыбами, высеченными из гранита. От силы, исходящей от Учих, воздух вибрировал, и глазам было больно даже без активированного бьякугана. Хината слышала от Неджи, что Учихи обладают не менее опасными глазами — шаринганами. И радовалась тогда, что их гены слишком разные, чтобы кому-то пришло в голову связать её жизнь с одним из них.       — В Главной ветви не осталось мужчин, подходящих тебе, — продолжает Хиаши, и теперь Хинату бросает в жар. Она не верит тому, что слышит. Выйти замуж за кого-то из Побочной ветви нормально. Но она знает лишь одного, кто может стать достойным. И отец добивает безжалостным:       — Ты станешь женой Неджи-куна.       Даже назначив его её женихом, отец не может отказаться от пренебрежения, сквозящего в голосе. Даже любя племянника, не может пойти выше обычаев клана и освободить от печати.       — Как пожелает отосан.       Помертвевшие губы едва шевелятся. Хината думала, что сможет вынести любой удар, но в словах отца слышится хруст, с которым рассыпается всё живое в ней.       — Я сообщу Неджи-куну сегодня. Начинай готовиться к свадьбе. — Хиаши-сама смотрит прямо в глаза. — Мы не можем допустить, чтобы клан остался без наследников, если его отправят на миссию, из которой не вернуться.       Хината уходит с высоко поднятой головой, не позволяя эмоциям пробиться сквозь плотный панцирь отчуждённости. Она идёт к себе, ничего не видя и не слыша. В ушах звенит, ей душно, тугой оби сдавливает, и перед глазами начинают плыть чёрные точки. Хината останавливается, касается перил энгавы, прогретых солнцем, и впивается в них, коротко дыша.       — Хината-сама, всё в порядке?       Он останавливается на почтительном расстоянии, смотрит, склонив голову набок, всем своим видом давая понять, что готов подставить плечо, стоит только попросить. Когда пять лет назад отец приставил Неджи к ней, Хината боялась его. Казалось, вся мощь Хьюга, столетиями копившаяся за стенами, сосредоточилась в нём, юном гении клана. Неджи выглядел мрачным, замкнутым и отстранённым даже среди холодных Хьюг. Но со временем Хината разглядела отзывчивость и странную робость, с которой он с ней обращается. Она смогла подружиться с ним, если можно назвать так общение между братом и сестрой, между госпожой и слугой. Порой он рассказывал истории о миссиях или делился наблюдениями о политике клана. Осторожно, словно пробуя зыбкую почву, прежде чем ступить, Неджи раскрывался, отдавая крохи тепла, которые сберегал специально для неё. А теперь…       — Да, Неджи-нии-сан, — Хината выпрямляется, одаривает тенью улыбки. — Всё хорошо. Просто жарко.       — Я слышал, как Аники говорила о лимонах. Может, сказать ей, чтобы приготовила для вас воду с лимоном и мятой?       — Скажу ей сама, спасибо. А ты?..       — Меня вызвал Хиаши-сама. — Неджи всегда произносит его имя с задержкой. Иногда Хината думала — каково это, каждый день видеть точную копию погибшего отца. Сейчас понимает — это слишком жестоко.       Когда они встречаются вечером, Неджи снова кажется тем мрачным шиноби, которого она увидела при первой встрече. Им позволено поговорить наедине, ведь глупо запрещать, когда столько лет провели рядом. К тому же оба знают — за ними всё равно следят. И знают, что даже если бы было не так, никаких знаков внимания, принятых между женихом и невестой, не будет оказано.       Оба молчат. В сгущающихся сумерках зажигают андоны, их свет падает на траву, отражается с пустых глазах Неджи. Брак между ними дикость, принятая только в клане Хьюга. Он её родная кровь, а теперь им придётся её смешать. При мысли об этом Хинату тошнит. Она тихо выдыхает через нос, стараясь загнать желчь, подступившую к горлу, обратно.       — Я никогда не думал, что такое возможно, — заговаривает Неджи, глядя сквозь неё. Его кулаки крепко сжаты, выдавая бурю глубоко внутри. — Хиаши-сама не должен был принуждать вас к браку.       — Меня никто не принуждал. — Сама мысль о том, что он считает её непочтительной дочерью своего отца, неспособной принять судьбу и заботиться о клане, прорезается в голосе резкими нотами. Едва различимые, они не остаются незамеченными. Неджи теперь смотрит на неё, видит. Склоняет голову, едва заметно усмехаясь. Тень этой насмешки заставляет дрожать.       — Если бы у вас был родной брат, и вам сказали выйти за него замуж, вы бы тоже согласились?       — Я бы согласилась на всё, что пойдёт на пользу клану. — Хината слегка повышает голос, но даже так он не заглушает тихий треск сверчков под энгавой.       — Из вас выйдет сильная глава, — ровно говорит он. — Клянусь, что стану достойным вас мужем.       — Ты уже достойный, — вырывается у неё. Хината помнит, как впервые увидела печать на лбу, помнит горечь, с которой Неджи рассказывал о её происхождении. Помнит собственный ужас от того, что подобное творится в их клане. А сейчас она должна стать его женой, стать ниже его, оставаясь навсегда наверху. Она теряется, не зная, как будут выстраиваться их отношения.       — Я тоже буду достойной тебя женой, — наконец говорит, опуская глаза.       — В этом нет нужды, — шелест его голоса размазывается в темноте. — Вы и так лучшая, Хината-сама.       Он растворяется в ночи, оставляя наедине со своими мыслями. Сцепив руки, Хината медленно бредёт по саду, мечтая стать сильной настолько, чтобы перемахнуть через забор и исчезнуть навсегда. Но вся горечь в том, что она и так сильна для этого, просто цепи, приковавшие к клану, никогда и ничем не разбить. Она представляет, как прямо здесь появляется Наруто и предлагает сбежать. Улыбается детским наивным мыслям, зная, что даже тогда не смогла бы предать клан. На следующее утро Хината начинает готовиться к свадьбе.       Неджи мчится сквозь ночной лес, едва касаясь ветвей ступнями. Ветер хлещет по лицу, но этого мало, чтобы прийти в чувство. Разговор с Хиаши вышел коротким, сдержаться удалось лишь благодаря годам самоконтроля. В отличие от Хинаты, Неджи привык освобождаться от эмоций в бою, и в тот момент ему отчаянно хотелось вызвать Хиаши на бой и погибнуть от его руки. Потому что решение слишком жестоко даже для него.       Хината для Неджи давно стала недостижимой звездой, на которую можно любоваться издалека. Даже в смелых мечтах, тревожащих сонный разум, он не позволял себе коснуться её хотя бы дыханием. Отчаянье плещется внутри, сжимая сердце. Неджи не хотел, чтобы она стала его, и чувствует, что загнан в ловушку собственной мечты, обернувшейся железной клеткой.       Он возвращается в поместье, когда луна почти завершает круг по небу. Проскальзывает к себе и до рассвета лежит без сна. Желание Хиаши сохранить их уникальный кеккей геккай внутри клана понятно. Желание выдать дочь замуж за племянника тоже логично и выверено. Неджи понимает — над ним думали не день и не два. Весть о гибели Хагао пришла не сегодня, и даже не вчера. Всё это время Хиаши совещался с советом старейшин, но Неджи никогда бы не подумал, что речь будет идти о нём.       Его уважают и ценят, этого достаточно, чтобы смириться со своей ролью сына без отца и главы без клана. Ему и так оказывают слишком много чести, позволяя сидеть за одним столом с Хиаши, будто он его сын. Присутствовать на собраниях и даже иметь право голоса. Обмануть доверие — значит предать, поэтому Неджи не смог отказаться от предложения, даже если бы знал, что тем самым не оскорбит Хиаши.       На следующий день Хината прислуживает им за столом, но в её привычных движениях Неджи видит непривычную скованность. Он и сам смотрит на неё иначе. Позволяет смотреть, зная, что вскоре получит право распоряжаться её телом. Впервые его бросает в жар, и только упрямая сила воли не даёт крови прихлынуть к щекам и шее. Мысли низкие, недостойные, обжигающе-запретные. Глядя на то, как изгибается запястье, когда она наливает саке, Неджи понимает, что совсем скоро этого запястья сможет коснуться. Должен будет касаться много раз, прежде чем она не станет носить их общего ребёнка. Кончики ушей всё-таки вспыхивают. Неджи принимает отёко из её рук и слабо кивает.       Хинату он теперь почти не видит: перед свадьбой она загружена делами. Зато Хиаши постоянно вызывает к себе, советуется больше, чем обычно, давая понять, что скоро передаст ему часть дел. Ему, не Хинате.       — Мы будем жить в отдельном доме.       Гравий под ногами почти не шелестит, когда Хината делает новый шаг. Они неспешно идут по саду, и листья, подсвеченные заходящим солнцем, бросают резные тени на её лицо.       — Его уже готовят, — продолжает она, смотря прямо перед собой. Неджи украдкой смотрит на неё, думая, что кожа такая фарфоровая, что сквозь неё отчётливо видно жилки, тянущиеся к глазам. Дом стоит в конце сада, окружённый сливами и аккуратно постриженным, изогнутым можжевельником. Хината проходит внутрь, снимает гета, а Неджи задерживает дыхание, понимая, что теперь это их дом. Общий. Распахнув очередные фусума, Хината пропускает его вперёд. На столе, пока пустом, стоит набор для письма из сандалового дерева. На изогнутой изящной подставке висят кисти из беличьей шерсти, рядом — свёрнутый свиток бумаги.       — Это мой свадебный подарок, — говорит Хината. — Надеюсь, он будет тебе исправно служить.       — Спасибо, — отвечает Неджи, думая: вручить свой подарок, или подождать свадьбы. Он может быть расценен, как слишком откровенный, ведь любимой девушке можно подарить гребень, но не марудама-кандзаши с матовым перламутром. Когда увидел их, подумал, что цвет схож с цветом глаз Хинаты, лишь немного светлее. Вместе они обходят дом, оба замирают перед женской половиной, где находится будущая спальня Хинаты. Неджи знает, что должен узнать туда дорогу, и удушливо краснеет, понимая, что именно будет происходить за закрытыми фусума.       — Это наш долг, — озвучивает общие мысли Хината, первой проходя внутрь.       Долга здесь больше, чем чего бы то ни было, думает Неджи, переодеваясь из свадебного кимоно в домашнее. Хьюга даже свадьбу обставляют так, чтобы не возникло мысли о чём-то помимо него. За весь день ни одного громкого слова, ни одной искренней улыбки. Только прозрачные глаза, обступающие со всех сторон. Неджи подозревает, что сегодня за ними будут следить, пока не убедятся — всё прошло как надо. Злость заставляет слегка подрагивать пальцы, когда он завязывает пояс. Знает, надо собраться и сделать всё правильно, только правильности в происходящем нет.       Служанка у дверей в спальню Хинаты успевает бросить короткий взгляд, и в её невыразительных глазах Неджи видит жадный интерес. Такой же был у всех, кто присутствовал на свадьбе, как будто желание заглянуть в постель будущей главы клана связало всех незримой нитью. Хината ждёт, сложив руки на коленях. Неджи столько раз видел эту позу, но только сейчас она обретает особый смысл. Он опускается перед ней на футон и молчит, чувствуя множество взглядов, направленных на них.       — Мы должны это сделать, — шепчет Хината едва слышно. Её губы бледные, почти белые, сливаются с кожей, ресницы дрожат. Невыносимо понимать, что даже первое, самое заветное единение у них отобрали, не спросив. Неджи кивает и осторожно касается щеки, жалея, что его пальцы слишком грубые для нежной кожи. В подушечки бросается едва заметная дрожь, Хината задерживает дыхание, прикрывая глаза.       — Мы можем погасить свет, — тихо говорит он. Хината горько улыбается, выдыхая:       — Зачем?       Она права и не права одновременно, ведь сколько бы ни было наблюдателей, здесь, в этой комнате, они одни. И Неджи хочется защитить её стыдливость, сберечь хоть немного гордости, хотя той у Хинаты с избытком. Она вытягивается на футоне, аккуратно кладя голову на такамакуру, и смотрит, как он раздевается, складывая одежду. Только когда касается фундоси, стыдливо отводит глаза. Опираясь на вытянутую руку, второй Неджи развязывает пояс её кимоно, покрытого искусной вышивкой по вороту и рукавам. Разводит его в стороны, глядя на полную грудь, не стянутую тугой повязкой. Хочется коснуться её губами, но вместо этого Неджи гладит, едва касаясь, ключицы, замечая, как кожа под прикосновениями покрывается мурашками.       Хината размеренно дышит, не открывая глаз, и он может смотреть, не скрываясь, на впалый живот и выступающие дуги рёбер, на кожу, пронизанную сетью голубых вен, на пушистый лобок и плотно сомкнутые ноги. Она должна будить желание, но кровь не воспламеняется. Хладнокровные, отточенные движения не волнуют ни его, ни её. Согнув локоть, Неджи целует плотно сомкнутые губы, повторяя про себя её слова: мы должны это сделать. Губы Хинаты холодные, мягкие. Он целует их снова, с возрастающим отчаянием понимая, что не чувствует ничего.       — Хината-сама, — шепчет на ухо, — вам надо расслабиться.       Нервный смешок слетает с её губ. Хината серьёзно смотрит на него, разводит ноги в стороны и отвечает:       — Просто сделай то, что должен сделать.       От напряжения на лбу вздымается вена. Если бы всё было так просто! Неджи беззвучно выдыхает, понимая, что должен сделать всё сам. Ведёт носом по её шее, оставляя на ней короткие поцелуи, и пытается отстраниться от того, что это Хината. Закрывает глаза, нежно гладит грудь, обводит соски большим пальцем, целуя горячее, втягивая губами голубую жилку на шее. Кровь нагревается медленно. Бежит быстрее, заставляя гладить чаще, больше. Неджи ложится сверху между её ног. Выдыхает, облизывая сосок кончиком языка, и слышит, как громко и часто стучит её сердце.       Пальцы зарываются в волосы на лобке, Хината вздрагивает, напрягает мышцы, стараясь инстинктивно не свести ноги вместе. И больше не шевелится. Внутри она сухая, приходится облизнуть палец, чтобы ввести внутрь. Её губы кривятся, мгновение, и снова спокойные. Только едва-едва дрожат уголки рта.       Неджи осторожно двигает пальцем, придерживая её под поясницу, непрерывно целуя шею. Кожа Хинаты блестит от пота, пот на лбу, на висках. Глаза плотно сомкнуты, ресницы бросают тени на бледные щёки. Неджи снова смачивает палец, входит уверенней, пытаясь вызывать хоть какой-то отклик, но тело Хинаты молчит. Он крепко зажмуривается, выгоняя её образ из головы, и добавляет к пальцу второй. Тепло копится внизу живота, гонит кровь в пах, где наконец зарождается возбуждение. От Хинаты пахнет сандалом и немного — мускусом. Она напряжена так, что может лопнуть, порваться в любой момент. Их общая пытка слишком затянулась, чтобы позволить хоть как-то насладиться происходящим. Помогая себе, Неджи осторожно приставляет головку к входу и смотрит в лицо, ставшее ещё белее. Медленно проталкивает член, отчётливо слыша, как Хината скрипит зубами. И по-прежнему не шевелится.       Внутри слишком тесно, слишком сухо. Неджи выходит, мажет по головке влажной ладонью и входит снова, дальше, глубже. Двигается короткими, едва заметными толчками, проталкиваясь внутрь. Капля пота стекает по виску, капает на её грудь. Он вытирает её, словно запятнал недостойно, и снова ведёт бёдрами, чувствуя — ещё немного, и войдёт до конца. Хината вскидывает руку, впиваясь в его предплечье с силой, от которой назавтра останутся синяки.       — Потерпите, Хината-сама, — шепчет Неджи, задыхаясь. В тишине нет ничего, кроме звука их дыхания, и можно представить, что на самом деле они одни. Хината крепко зажмуривается, крохотная слезинка блестит в уголке глаза. Неджи нежно сцеловывает её, погружаясь до конца. Дрожь проходит по спине, собирается внизу живота, такая сладкая, что можно собирать горстями и безостановочно пить.       Он двигается в ней, не останавливаясь, зная, что надо закончить быстрее. Грудь приподнимается в такт каждому новому толчку. Хината тихо, болезненно дышит, по-прежнему держась за него одной рукой. Вторая комкает кимоно, словно ищет точку опоры. Неджи закрывает глаза, ускоряясь, и вспоминает каждую из весенних картинок, что приносил Наруто прошлой осенью. Яркие, они вспыхивают перед глазами, приближая к концу. Он кончает беззвучно, вжимаясь в неё, чувствуя, как она заполняется его семенем. И сразу же выходит, ложась рядом.       — Всё? — слабо выдыхает Хината.       — Да, — отвечает он, приподнимаясь на локте и возвращая на место её кимоно. — Дайте мне немного времени, и я уйду.       — Тебе нет нужды уходить так быстро, — безжизненно отвечает она, открывая глаза и глядя в потолок.       — Мне нет нужды задерживаться дольше необходимого, — сухо говорит он, садится и тянется за фундоси.       Хочется верить, что все наблюдатели удовлетворены хоть немного больше, чем он. Неджи понимает, что это было необходимо, как и то, что в первое время кто-то постоянно будет за ними следить. А ещё надеется, что Хината забеременеет как можно скорее и больше не придётся подвергать её подобному унижению. Когда он заканчивает одеваться, она уже сидит, одетая, не мигая смотрит, привычно сложив руки на коленях.       — Спасибо. Я знаю, что тебе тоже было тяжело.       Нет нужды мериться тем, кому было хуже, поэтому Неджи только кивает и выходит, оставляя её на попечение служанки.       Постель в его спальне холодная, но это именно то, что необходимо, чтобы остудить полыхающее стыдом тело. Неджи вытягивается под одеялом, чувствуя незнакомый обволакивающий запах. Вдыхает его глубже, зная теперь, что так пахнет Хината. И будет так пахнуть только для него.