Бессонница над озером Бива

Солнце село в воды озеро Бива, и луна поднялась – пока еще молодым месяцем, острым, точно копье монаха Инея. Летняя жара уже спала, до осенних дождей было еще далеко – время, когда срывают осенние травы, бьют собирающихся в стаи отлетных птиц, смотрят на алые клены и ждут, когда же поспеет хурма. А там – незаметно подойдет и время любоваться осенней луной. Самое лучшее время для мирной жизни. И для коротких стремительных военных походов – тоже самое лучшее. Нет жары, дороги сухи и проходимы, и вражеский урожай можно будет самое меньшее уничтожить; а если повезет – то захватить. Правда, есть и обратная сторона – урожай в собственных землях тоже надо убирать, и в это же время, а то можно остаться без своего. Вот почему в войске должно быть как можно меньше призванных крестьян, в идеале – вовсе отказаться от этого; воины – это воины, они не должны беспокоиться о том, кто именно посадит рис, а кто соберет, а крестьяне – занимаются своим делом, не отвлекаясь ни на какие походы. Ему стукнуло это в голову. Вообще не то чтобы стукнуло, он часто об этом думал, но сейчас, когда он уже ложился спать, как раз отвернул одеяло – внезапно сложилась вполне определенная мысль. - Ранмару! – он развернулся к своему косё, раскладывавшему вторую постель. – Ступай распорядись, пусть подготовят списки… Юноша, немедленно поклонившись, мягко поднялся на ноги и исчез, а Нобунага бухнулся на постель, досадуя, что приходится ждать. Спать только что хотелось до полусмерти, а теперь – весь сон улетел разом. Он лежал поверх одеяла и прикидывал в уме, какие полки можно переформировать сейчас, и раздражался из-за того, что все эти размышления бесполезны – нужно смотреть конкретно с документами в руках, чего просто так гадать. И раздражался из-за того, что точного срока он не назвал – а не назвал потому, что Ранмару про срок не спросил. Когда юный сын покойного Ёсинари впервые появился в замке, он, получив указание передать приказ, каждый раз, склоняя голову с милой челочкой, уточнял: - Господин, какой срок? Нобунага иногда рявкал: - Немедленно! Но вообще парадокс: именно благодаря этому ребенку он, Ода Нобунага, немолодой уже человек, князь и полководец, со всеми своими достижениями и титулами, осознал, что немедленно тоже имеет свои сроки – до конца дня, в течение часа, через четверть часа… Так какого черта сейчас не спросил? Из-за двери послышался голос Ранмару, и следом появился он сам - с внушительной стопкой бумаг. - Когда успел? – Нобунага рывком сел на постели. - Прошу прощения, господин, - юноша поклонился, махнув ему по ноге пушистым хвостом. – Вы в последнее время, я заметил, много думаете об этом; я предположил, что эти сведения Вам скоро понадобятся, и взял на себя смелость заранее запросить их. Нобунага ласково потянул его за пушистый, приятный в руке, завязанный белой лентою хвостик. К шестнадцати годам волосы у Ранмару были совершенно по-детски мягкие. Совершенное варварство – половину таких волос по-мужски сбрить. На нем было камисимо цвета арадзомэ, выцветший алый. Полумрак скрадывает все цвета, но при дневном свете, надо признать, цвет был идеален. Выделял изо всех и выгодно подчеркивал свежий оттенок кожи и мягкий румянец. Ранмару удивительно тонко умел подобрать яркий цвет и при этом не залезть в ту палитру, которую господин любил и не терпел на других. Ранмару поставил перед ним столик с принадлежностями для письма и пододвинул поближе светильник. Мягко склонил голову: - Господин, Вы позволите мне пока отлучиться? Нобунага, не глядя, сделал жест рукою: иди мойся. Юноша, еще раз поклонившись, выскользнул за дверь. Через бумажные створки донесся приглушенный звук голосов: Ранмару о чем-то говорил с другими косё. Нобунага отметил это краем сознания, не вникая: он уже был занят другим. Точно также краем глаза отметил, когда Ранмару вернулся. Князь еще несколько лет назад распорядился, что постоянно в его опочивальне ночевать будет Ранмару и больше никто из косё. Через некоторое время он велел мальчику завести тут себе постель и ночную одежду. Пускай спит по-человечески, на случай каких-либо внезапностей достаточно тех двоих, что охраняют снаружи. Ранмару вернулся босиком и в белом спальном кимоно, и, кажется, собрался ложиться… э, чего это он? Нобунага уже не краем чего-то там – сидя на своей постели, развернулся к юноше с удивлением. Ранмару, действительно переодевшийся в спальное, теперь неторопливо развязывал пояс. Парень точно видел, что теперь господин на него смотрит. Но, нисколько не обращая внимания, будто бы так и надо, спокойно развязал завязки и скинул с плеч кимоно. Под кимоно не было никакого белья. Вообще ничего. Ранмару, как ни в чем ни бывало, присел у постели и принялся аккуратно складывать сброшенную одежду. Сложив как надо, поднялся на ноги и обошел постель, чтобы положить в изголовье. - Ранмару! – не выдержал Нобунага. – Что ты делаешь?! - Как что? – Ранмару поднял на господина чистый взор, без тени смущения. – Вас возбуждаю. Он сидел на коленях за своею постелью, и тень от высокого изголовья, как нарочно, падала ему на колени и рядом. - Зачем? – только и нашелся спросить Нобунага. - Господин, - Ранмару снова поднялся и пересел ближе, - после любви Вы обычно спите гораздо лучше. Вы плохо спали уже две ночи подряд, а завтра, как Вы помните, Вы назначили учебные стрельбы. - И что с того? – буркнул Нобунага. Его все это одновременно и смешило, и злило, и он не определился пока, какое чувство преобладает. - Господин, - юноша вкрадчиво пододвинулся еще ближе, коснувшись коленом его колена. Обнаженный, удивительно соразмерный, юный, такой белокожий, точно к нему вообще не пристает никакой загар – хотя мотается за своим господином и по солнцу, и по пыли, и по всякой погоде. – Вы же наверняка, как обычно, пожелаете сами принять участие и показать пример для своих вассалов. А в прошлый раз Вы выдали три попадания из пяти. - И что? – еще более хмуро отозвался Нобунага. – Чем плохой результат? - Результат вполне достойный. Но раньше – у Вас всегда было четыре из пяти. Нобунаге вдруг стало смешно. Настолько смешно от серьезной Ранмариной мордочки и весомости аргументов – особенно с учетом того, за ЧТО ИМЕННО тот аргументирует – что злиться расхотелось совсем. Он бухнулся на спину на постель и демонстративно раскинул руки-ноги морскою звездой. - Действуй. - Что, господин? Кажется, он сумел-таки, в свою очередь, озадачить парня, отчего ему стало еще веселее. - Ну, давай, - подначил Нобунага. – Делай, как считаешь нужным. Не беспокойся, если мне не понравится – я скажу. Ранмару вспыхнул - то ли от гордости, то ли все-таки от смущения. Но щеки явно зарделись, было заметно даже в свете светильника, и глаза заблестели. Но тут же почтительно поклонился… это надо было видеть, сколько иронии было в этом поклоне, и какой идеальный расчет – куда именно пришлись его губы (сидел вплотную, и отодвинуться для поклона даже и не подумал) и где в этот раз махнул хвостиком. Господин нисколько не возражал. Ранмару, воодушевившись, принялся развязывать на нем пояс, потом распахнул кимоно. Мягкие ладони заскользили по его животу, по груди… по бедру... мягкие прохладные пальцы – вверх по бедру, беззастенчиво пробираясь под ткань фундоси, и с другой стороны, такие же нежные на ощупь и дерзкие пальцы – вверх по бедру, по груди, обводя шрамы – на бедре от пули при Тенно-дзи, которым он гордился, и на груди – от дурацкой ветки. Ранмару от усердия прикусил губу, как старательный ученик за письмом. А нахальные руки уже вовсю разматывали на господине фундоси. Вообще-то давно пора было. Нобунага нарочно, из веселой вредности, не стал помогать ему и приподниматься, Ранмару пришлось подсовывать руку ему под поясницу, чем оба охотно воспользовались. Длинная полоса белой ткани наконец была собрана и отложена в сторону, а то уж стало совершенно невозможно терпеть. Ранмару приподнялся, перекинул ногу через его, устраиваясь у него на бедре, и с досадою вскрикнул – позабытый столик с бумагам стоял слишком близко, и Ранмару задел его ногою, да мало того – не удержав равновесия, еще и присел туда, мягким местом прямо на тушечницу. - Ты мне там документы не вздумай испортить! – прикрикнул Нобунага. Даже ненадолго забыв про пикантность самой ситуации. Но, по счастью, документы особо не пострадали. Разве что какие-то углы намокли от пролившейся воды. Но их вовремя промокнули и разложили в стороне на просушку. Ммм… вообще-то это анекдот, достойный записи в дневнике – если бы у князя Нобунаги было время вести дневники, как у каких-нибудь там придворных. Как самая приятная часть клана Мори побывала на полковых списках клана Сибата. Нобунага мысленно понадеялся, что Чёрт об этом никогда не узнает. Не надо ему сомнительных мыслей в Сибатовской голове. Но если бумаги не пострадали, то эта самая весьма приятная часть клана Мори оказалась испачкана тушью и водой. И сейчас Ранмару, стоя на коленях и извернувшись, пытался оттереться бумажной салфеткой. Когда возле постели успели появиться салфетки, Нобунага как-то не отследил. - Ладно уж, иди сюда, приведу тебя в порядок, - благодушно проворчал он. Ранмару, без единого слова, послушно развернулся к господину запачканной частью тела. Нобунага присвистнул от восхищения. Ну нахал! Честное слово, в этом мальчике при красоте Гэндзи и преданности Бэнкэя… и искренности тоже Бэнкэя… В общем, Нобунага запутался в тонкостях классической литературы и, так и не додумав мысли, претендующей по степени глубины на размещение всё в том же несуществующем дневнике, намочил салфетку водою и все же взялся за дело. Ранмару странно вдохнул, Нобунага знал эти вздохи. - Когда-нибудь я тебе прямо на заднице напишу: «бесстыдник», - посулил он, оглядывая результат работы. Результат выглядел весьма неплохо. - Господин, можно смиренно обратиться к Вам с просьбой? – чарующе-мягко отозвался Ранмару, не оборачиваясь. – С другой стороны, прошу Вас, напишите: господина Нобунаги. Нобунага невольно расхохотался. - И напишу! Ранмару, возможно, не очень поверил. А может, поверил. Во всяком случае, так и остался стоять на коленях, спиной к господину, все в той же позе. Но Нобунага не шутил, хотя и смеялся. Он правда придвинул к себе столик и растер в тушечнице свежей туши. Но когда уже поднес кисточку… в последний момент передумал. И вывел: на одной половинке – иероглиф «бамбук». А на второй – иероглиф «сосна». Он слышал, как юноша дышит часто и неровно – верно, от щекотного движения кисточки… какая же у Ранмару гладкая кожа. Какие упругие и совершенной формы округлости, он едва удержался, но все-таки удержал руку, чтобы не смазать тушь. - Господин… - юноша обернулся к нему, мягко изогнувшись, все еще на коленях. – Вы мне позволили… - Позволил, - подтвердил Нобунага и откинулся на спину на постель. Из этой позы было мало что видно, и ожидание было неожиданно будоражащим. Кисточка коснулась его живота – прохладно и чуть щекотно. Поползла выше… Нобунага не удержался, скосил глаза вниз. Но не увидел никакой надписи, даже начала. Ранмару не набрал на кисточку туши – только вымыл ее в чистой воде. Это было… приятно. Очень странно и странно приятно. Нобунага закрыл глаза, позволяя возникать на себе невидимым и бессмысленным письменам. Влажная кисть обрисовала пупок, оставив каплю воды. Точно после дождя в сердцевине цветка. Ранмару, дразня, водил кисточкой по груди, то набирая на кисть воды, то высушивая ее об кожу, провел вверх вдоль шрама, мокрой кистью обвел сосок… щекотно коснулся кисточкой губ. Беззастенчиво дразня – коснулся совсем другого места. Внезапно прикосновение изменилось. Сделалось холоднее и более тягучим, слегка пощипывающим кожу. На кисточке появилась тушь. Нобунага не открыл глаз – он самой кожей ощутил и узнал четыре иероглифа, которые Ранмару пишет на его теле, на два пальца ниже пупка: тэнка фубу. «Империей правит сила». ??? Вместо иероглифа «бу», военная сила, Ранмару вывел «аи» - любовь. И потом, уже не в силах терпеть, оба были не в силах – отбросив кисть, оседлал его сверху, дерзко, отчаянно, безрассудно, влюбленно – оседлал, сам задавая неистовый ритм… Ранмару свернулся клубочком, закинувшись одеялом – как пришлось, вопреки своей всегдашней аккуратности; из-под одеяла виднелись голые ноги. А Нобунага все равно никак не мог уснуть, открыл глаза, повозился туда-сюда, и, плюнув на всё, выбрался из-под одеяла. - Господин?.. – Ранмару, сонно моргая, приподнялся на постели. - Спи, - махнул ему рукой Нобунага. Запахнув кимоно, дошлепал до двери и распахнул створку. Оба косё торопливо склонились в поклоне. Но Нобунага успел заметить изумленно распахнутые глаза одного из парней. Другому с его места, похоже, постелей в глубине комнаты просто не было видно. - Воды принесите, - велел он. Мальчик в небесно-голубом камисимо с узором панцирем черепахи (эта смена косё была одета в голубое) принес господину чашку. Нобунага махнул ему: поставь сюда и свободен. Мальчик как-то со своим потрясением справился и по сторонам не глазел (кто не умеет с собою справляться – на этой должности у князя Оды не служит), но скомканных салфеток возле столика он никак не мог не заметить. Нобунага сидел на постели, медленно пил, смотрел на спящего Ранмару и думал: как будет больно его отпустить. Но отпустить рано или поздно придется. Нужно будет, пожалуй, женить – клан Мори всегда верно служил клану Ода, и покойный Ёсинари много сделал для него, начиная еще с тех давних пор, когда он даже не был еще владыкой Овари, и с его стороны черной неблагодарностью было бы лишить клан Мори наследников – и определенно нужно будет дать Мори Ранмару хорошее назначение. Еще года два… может три, это самое большее. У него от одной этой мысли сжималось и переворачивалось сердце – от неизбежности будущей боли и от щемящей и острой нежности и ощущения острого сейчаснего счастья. Парень очень способный. Какие у него способности в воинском деле – пока непонятно, Нобунага пока не имел случая проверить, да и не особо горел желанием. Но администратор он, это уже очевидно, незаурядный, уже сейчас в этом деле он лучше многих взрослых. Это происходило как-то самой собою и незаметно, Нобунага сам не заметил, как и когда это так получилось, но у него теперь стало определенно больше времени. Как будто в сутках появился тринадцатый час. Точнее, высвободился за счет утряски двенадцати исходных, как дополнительное место в корзине с хурмой. И всё благодаря Ранмару. Такой талант нельзя растрачивать на вечное подай-принеси. Это было бы чересчур расточительно – и с точки зрения блага государства, и клана Мори, и самого Ранмару. Хвостик у него растрепался и сбился набок, Нобунаге хотелось его поправить, но не хотелось случайно разбудить, пусть спит. А может, женить и не так обязательно. Горло скрутило болезненным чувством, слишком похожим на ревность – к пока еще неизвестно кому, к никому. В клане Мори достаточно сыновей, у Ранмару еще три брата – кстати, младший, кажется, дорос, стоит взять и его на службу – о наследниках найдется позаботиться кому, кроме него. А может, все же придется. Посмотрим. Пара лет впереди есть. А может, и три. От поставил чашку прямо на пол и натянул одеяло выше ушей. Надо спать. Бери себя в руки, Большой Дурак, и спать. Ерунда получится, если план Ранмару так и не сработает, мальчик ведь над ним так хорошо работал. Его наставник под конец жизни стал жаловаться на бессонницу. Сколько было Масахидэ-сану? Где-то, наверное, лет шестьдесят. При мысли о покойном Хиратэ Масахидэ сердце сжалось давней неизбывной болью вместе с обидой. Зачем он так? Как он мог? Зачем было сразу убиваться, почему нельзя было по-человечески подойти и поговорить! Масахидэ-сану было примерно шестьдесят, ему, Нобунаге – неуклонно подходит к пятидесяти. Неужели он стал уже настолько старым, чтобы сидеть среди ночи без сна рядом с юным спящим любовником и перебирать в памяти давние обиды? В ту пору он был как сейчас Ранмару, и решительно не понимал, как это так – бессонница. Зато отлично знал, как колобродить всю ночь и в утренних сумерках торопливо на цыпочках перебегать по энгаве, ежась от выпавшей за ночь росы. Спать! Всё, хватит, закрыть глаза и спать! В милой чайной, украшенной кленовыми листьями, посетителей как раз не было - время обеда уже прошло, а вечерние завсегдатаи еще не начали собираться. Двоих молодых людей, носящих на платье гербы клана Ода, встретили со всем возможным почтением, хотя и без особого удивления: в призамковом городе Адзути половина посетителей была с теми же гербами, а у других гербы обнаруживались или на стопках монет, которыми расплачивались, или на чем еще. Устроившись в хорошем месте с видом на улицу, Ранмару заказал чаю. Хозяин, поклонившись, спросил, не желают ли молодые господа чего-нибудь покрепче. Откуда-то из задних дверей тянуло приятным осенним дымком. - В этом сезоне мы подогреваем саке на красных кленовых листьях. Бомару кинул заинтересованный взгляд на старшего брата. - Не сегодня, спасибо, - твердо возразил Ранмару. – Только чаю. И чего-нибудь сладкого… у вас есть касутэру? - Конечно, как же не быть! - Значит, чаю и касутэру. Младший из братьев протяжно вздохнул. Юности вечно кажется, что в выпивке есть что-то такое особенно интересное. Взрослые серьезные люди шестнадцати лет уже понимают, что сладкий бисквит в сто раз интереснее. - Исключено, - повторил Ранмару брату, когда хозяин удалился. – У тебя сегодня свободный день, но мне вечером возвращаться на службу, и я не хочу опозориться перед уэсамой. И вообще… как сменишь прическу – можешь пить что хочешь и чем пожелаешь закусывать, Но до тех пор – я как старший брат отвечаю за тебя перед матушкой. - Да знаю я, знаю… - обиженно проворчал младший. – Не обязательно напоминать об этом мне всякий раз. - Ну извини… Им принесли заказ, и разговор на время прервался. К бисквитам гостеприимный хозяин, видимо, в знак уважения к гербам Ода, прибавил маленькую горку конфеток компэйто. - Слушай, Ран, так это правда, выходит, правда? - заговорил Бомару, когда братья снова остались вдвоем. Младшего так и распирало. – Что ты… что уэсама… ну, что у вас с ним… ну, мужские краски? - Я думал, это давно всем известно, - Ранмару пожал плечами. - Ну, вообще в замке об этом болтают, - Бомару смутился еще больше и покраснел, точно сливовый цвет. – Но сам понимаешь, одно дело болтают, совсем другое – своими глазами… Теперь вспыхнул старший, лихорадочно пытаясь вспомнить… вроде же тогда вечером он прикрылся? Ведь да? В мужских цветах нет ничего постыдного, и в слове «сюдо» не просто так присутствует иероглиф «до», путь, как в кюдо или тядо… но некоторые вещи в четырнадцать лет видеть пока рановато. - Если тебе так важно быть в этом уверенным – да. Всё так и есть, - Ранмару взял себя в руки. – И теперь, когда ты уверен – прошу тебя подумать о том, что сплетни подобают разве что женщинам, но никак не воинам. - А слушай… - Бомару не мог усидеть на месте. И едва ли слышал последнюю фразу вообще. – А это самое… ну, как оно? - Прекрасно, - лаконично ответил старший. – Еще вопросы? На самом деле ему тоже хотелось рассказать, он тоже не мог удержаться. Он уткнулся в свою чашку, но чай в ней закончился, и нельзя же до бесконечности сидеть с лицом в чашке. - Знаешь, господин, он… - наконец заговорил Ранмару, тоже не без неловкости. – Он – удивительный. Это невероятный человек, каких просто не бывает на свете! А он – есть. Я мечтал об этом, я желал этого больше всего на свете, но я никогда – честное слово, никогда! – не надеялся, я даже не мог подумать, что это взаправду случится, что он обратит на меня внимание! Я… ты не представляешь, у меня просто нет таких слов, чтобы сказать, как я счастлив. - Многие из ребят хотели бы быть на твоем месте, - заметил Бомару. - Передай ребятам – пусть завидуют молча! – взвился Ранмару. – А лучше – пусть совсем не завидуют. – Он невольно вздохнул. – Вы что – разве не видите, что я делаю работы больше, чем вы все, вместе взятые? Вы – заступаете на стражу посменно, а в остальное время свободны, единственно что должны находиться в замке. А я работаю целыми днями, и в ночную стражу я, к вашему сведению, не только получаю удовольствие, но и работаю тоже! Нет, ты не подумай, я не хвастаюсь, - спохватившись, заговорил он уже спокойнее. – И тем более не жалуюсь. Я понимаю, что это большая честь, которую наш господин оказал мне. Понимаешь, ему нужен кто-то – кто бы все это делал. И если, без хвастовства, я могу сделать это лучше многих других – я и делаю это, и буду делать и дальше со всем усердием и как можно лучше. Но вот сильно подозреваю, любой из остальных косё уэсамы, окажи ему уэсама такое же доверие – конечно же, с надлежащим почтением воспринял бы такую честь, тут не может быть никаких сомнений, но уже через месяц очень задумался – по нему ли такая честь, или великовата? - Да я понимаю, - поддакнул ему младший. – В замке говорят, раньше, до тебя, у уэсамы ни один косё больше полугода не держался. Правда, не знаю, насколько это правда… - А вот подними архивы, выпиши данные обо всех предыдущих косё, составь свод – и узнаешь. Кстати, очень полезное упражнение для тех, кто мечтает быть на моем месте. - Ну уж я-то на твое место точно не мечу! – с обидою высказал Бомару. Ранмару снова смутился и покраснел. - Да я не это имел в виду… Бо-тян, ну прости! Я честно не про тебя. - Да ладно, я тоже не это… - пробормотал Бомару и принялся расковыривать палочкой бисквитную корочку. - Кстати, вот еще что! – внезапно вспомнил Ранмару и просиял. – Хочешь после Нового года съездить домой повидать матушку? - А можно? Конечно! – так и подскочил младший. - Уэсама сказал, что собирается предложить нашей матушке прислать к нему на службу Рикимару. - Предложить? – изумился Бомару. - Да, именно предложить. Понимаешь, какая это честь для нее? - Еще бы! - И он сказал, что можем поехать либо ты, либо я, любой из нас. Так что ты подумай, время есть. Господин сказал: решайте сами, но хотя бы один Мори при мне должен быть всегда! Кстати, на стрельбах лучший результат показал Акэти Мицухидэ, выбив пять из пяти.