Параллельные перекрестки

*** …У краснолюдов с эмоциями разговор простой. Есть – надо выразить. Степень приемлемости выражаемого никого не волнует, среди своих не церемонятся, а на чужаков класть хотели эти ремесленники, воины и купцы – все и сразу, в большом количестве и с самой высокой из Махакамских гор. Есть что сказать – говори, словами через рот, кулаками по физиономии, топором по черепушке… последнее, правда, практикуется только разве что среди воинов и наемников, на поле битвы да во время отражения нападений всяких. А так-то краснолюды – спокойные и миролюбивые. Работают в шахтах, торгуют, создают оружие да броню на зависть многим, никого не трогают – если, конечно, не трогают их самих. В общении жизнерадостны и веселы, порой бесцеремонны, но это лишь потому, что привыкли то, о чем думают, говорить сразу. Вот только почему-то некоторыми невежественными и закоснелыми личностями воспринимается простота, открытость и непосредственность краснолюдов как ворчливость, грубость и бестактность. А ведь они просто не видят смысла все переживаемое и ощущаемое в себе держать, перемалывать раз за разом, травиться гниющей горечью да злостью. Они знают цену своему труду и деньгам, верности и дружбе, любви и семье, себе самим. Они радуются долго, гневаются ярко, скорбят об утраченном быстро, запивая горькой крепостью и отпуская прочь – чтобы не цеплялось, не мешало жить. Кто-то, может быть, назовет последнее черствостью. Золтан Хивай предпочитал говорить о подобном как о рациональном подходе к жизни. Потерял – верни, если уверен, что сможешь. Знаешь, что возвращать бесполезно – отпусти, переживи. Хряпни ядреного чего-нибудь, чтобы пощипало чуть в глазах да полегчало, скажи пару добрых слов об утраченном да иди дальше. Коли вернется памятью – то вот этой самой, доброй, что не цепляет, не тянет назад, не держит на месте… …Поэтому, вваливаясь в корчму «У Вирсинга», Золтан в голове держал именно эту мысль. Только ее. Сразу после других – когда увидел горстку окровавленных избитых жителей Вязовского квартала, услышал сорванные рыдания, задавленные стоны и яростную, но бессильную ругань… - Водки, - рявкнул Хивай, тяжело обрушиваясь на скамью рядом с притихшим Ярпеном. – И побольше. Воды горячей. И тряпок каких-нибудь, лучше чистых. Старый корчмарь вздрогнул от окрика, едва не уронив тесак себе на ногу. Он, как и ворвавшиеся в корчму в поисках спасения от обезумевшей людской толпы горожане, до сих пор как будто не понимал, где находится и что ему следует делать. Золтан, чертыхнувшись, с грохотом приземлил топор на пол и, вскочив на ноги, направился к столпившимся возле двери землякам. Принцип доброты к себе и ближайшему окружению продолжал работать и сейчас – голова на месте, руки-ноги целы, раны если и есть, то двигаться и жить не мешают, значит, надо подтянуть до этого состояния тех, у кого не так. Вон – одна стиснула руками голову, словно боится, что та вот-вот расколется, вторая сжалась у стены, трясется от беззвучного плача, а глаза – сухие, красные, безумные какие-то, у третьего нога разодрана от бедра до щиколотки почти, целая лужа крови на полу растеклась… - Ярпен… - бросил он через плечо. – Ты это… - Помощь нужна? - внезапно вмешался голос, который краснолюд сразу и не узнал. Бесцветный, тусклый, невыразительный. Менестрель своему голосу был под стать. Бледный до серости, с хлопьями пепла и грязи на когда-то яркой курточке, сейчас усеянной еще не успевшими просохнуть буро-алыми пятнами, бард опустился на колено возле дрожащей краснолюдки, протянул руку, отдернул… увидел раненого с разодранной ногой, сглотнул, зажал рот ладонью. Вскочил на ноги и вылетел из корчмы, трясясь не меньше пострадавших. Неженка гребанная, ничего путного от него не жди, презрительно подумал Хивай, поворачиваясь к Вирсингу. - Водка. Вода. Тряпки, - хмуро напомнил он. Корчмарь очнулся. Кивнул, поспешил за прилавок. Зигрин, поднявшись со скамьи, топтался рядом: - Ты что удумал? - Лекарь куда надо не успел, - пробурчал Хивай, скидывая куртку, - так сделать требуется, чтобы хоть здесь осталось кого спасать. А ты не стоял бы без дела на месте да помог. - Так оно ж ясно как день, - Ярпен, опомнившись, тряхнул головой, примостил свой топор рядом с оружием Золтана, стянул верхнюю одежду, забрал у подоспевшего корчмаря ведро с нагретой водой, кувшин с алкоголем и ворох мятых тряпиц. Плеснул водки на руки, протер ладони от крови да от грязи, присел рядом с истекающим кровью краснолюдом. – Держись, земляк. Если ногу не спасут, так самого хотя бы вытащат, слышишь?.. Тот мог лишь стонать да слабо мотать головой. Золтан и пожалел бы беднягу, да времени не было – слишком много рядом других пострадавших. И это только здесь, а сколько их за стенами корчмы, Хивай даже думать не хотел. Доброта к себе и ближайшему окружению, напомнил мысленно краснолюд, стискивая зубы. Всем помочь все равно не смогут, так не дать сдохнуть хотя бы некоторым… - Эй, - тронул он за плечо женщину с безумными глазами. – Ранена? - Нет. Ответила не краснолюдка. Другой голос, все такой же невыразительный и ровный. Менестрель в застегнутой под горло куртке, по-прежнему бледный, опустился возле женщины на колени, отвел руку Хивая от трясущегося плеча, заменил ее своей дрожащей ладонью. Другую руку, с зажатым в пальцах чем-то белым, не глядя, протянул в сторону краснолюда. - Запачкались только рукава. Остальное чистое. Может, сгодится. - Давай, - слегка ошарашенный Золтан забрал бывшие когда-то рубашкой барда неровно разорванные полоски ткани. – И шел бы ты… отсюда. Грохнешься в обморок, не до тебя будет. Менестрель повернул голову. Глаза были стеклянными. Жесткими. Незнакомыми. - Не грохнусь. Почему-то Золтан поверил… …Геральт никогда не считал, что у него богатое воображение. Нет, правда, к чему подобное ведьмаку? Монстров по описанию в бестиарии представлять? Зачем? Книги подобные не для того созданы, чтобы картинки в сознании рисовать, а для информации о слабых местах да способах уничтожения чудовищ. А реальность – она похлеще всякого воображения будет так или иначе, как случай сведет с одним из обитателей страниц старого учебника. Фантазия да выдумки пусть другим остаются, расцвечивать да приукрашивать размеры и количество жал да щупалец, кто-то и таким образом на хлеб зарабатывает. Одним – убийство чудовищ, другим – красочно-восторженное описание оного. Так что нет, воображение – не для ведьмаков. Вот только чем тогда объяснить этот сон?.. Потому что, черт побери, на сон это было похоже мало. Скорее, на воспоминание – и даже не его собственное, и даже не о ночном разговоре с краснолюдом. Увиденное скорее выглядело так, будто Геральт сам находился в той самой так и не переименованной корчме «У Вирсинга», наблюдая за происходящим со стороны. Видел, как Ярпен силком вливает в горло раненого едва ли не полкувшина водки, как Золтан осматривает голову второй пострадавшей, как Лютик осторожно обнимает за плечи разразившуюся рыданиями краснолюдку… как в корчму влетает лекарь. Замирает на пороге, затем шагает к раненым, протирает спиртом перепачканные кровью руки и принимается за работу, вполголоса раздавая указания тем, кто ни в зуб ногой в медицине. Как два краснолюда и менестрель, что не держал в руках ничего тяжелее и опаснее лютни, окунают в горячую воду тряпицы, подают лекарю пропитанные водкой импровизированные бинты и отламывают ножки у стульев и скамей, чтобы обездвижить сломанные или вывихнутые конечности… ладони Лютика в чужой крови и занозах, но он молчит и почти не морщится, сжимая и кусая губы, и лишь иногда – когда серая бледность становится нежно-зеленой – выходит на несколько секунд на улицу. Воздух снаружи пропитан гарью, железом, кислой горечью страха, ненависти и безумия, и ни одно Градобитие Меригольд не способно вымести эти въевшиеся в окровавленную брусчатку Ривии запахи… …А где была сама Трисс? Почему не помогла раненым?.. …Исчезла, пожимал плечами Золтан во время их беседы. Сразу как уплыла лодка. Не вини ее, Геральт, огненноволосая стольких близких потеряла сразу, до других ли ей в такой тяжелый момент? В крепость вашу отправилась, горестную весть поведать… или Ложе, по просьбе Цири, сообщить, что исчезли из круга чародейского две сильнейшие представительницы своего ремесла… …И ты столько времени молчал, краснолюд?... …Так ты ж того… тебя не стало, ворчал Хивай, косясь на черные силуэты бутылок. Да и потом, мы с Ярпеном сами с барда слегка охренели… ну, не слегка, ладно! А Лютик, как я тебе говорил, потом уже, как ты вернулся, просил помалкивать. Чтобы, значит, ре-пу-та-ци-ю ему привычную не портить… …Репутация, мать его накера… Геральт знал, что уже утро. Солнечный свет, пробираясь между густыми листьями, щекотал ресницы, робким теплом касался сомкнутых век – то ли пытался разбудить, то ли проводил предварительную разведку. Ведьмак не спешил открывать глаза, сосредоточившись на невидимых сигналах собственного чутья – как далеко от него другое тепло, человеческое, нет ли подозрительно пустой прохлады чуть в стороне от костерка, не исчезло ли из поля слышимости тихое размеренное дыхание. Вроде все в порядке, успокоили Геральта инстинкты несколькими секундами позже. Лютик уже не спал, но за ночь попыток к побегу не предпринял. Обнадеживаться ведьмак, впрочем, не спешил – рано еще. Менестрель до сих пор молчит – как вот вчера днем, выезжая из Оксенфурта, обменялись несколькими репликами, так всё, ни слова больше. Допплер его знает, о чем там сейчас думает Лютик – может быть, о плане по-тихому смыться куда подальше, как возможность появится. И ведь уйдет, понимал Геральт. Если сумеет поймать момент – уйдет. Не тот уже взбалмошный на всю голову юнец из Гулеты, которого ведьмак спасал от четырех братьев, вознамерившихся во что бы то ни стало помешать незадачливому барду сбежать с собственной свадьбы. Остепенился – в основном. Повзрослел – немного. Изменился – как выясняется постепенно и совершенно для Геральта неожиданно. Поэтому да – уйдет. И так-то вроде нет прав у ведьмака удерживать менестреля от неминуемых в этом случае опасностей. Нет прав – как нет в сознании и памяти Лютика прежнего доверия. Если бард в какой-то момент вдруг решит, что лучше искать ответы в одиночестве, чем в компании того, чье присутствие вызывает не то что откровенное отторжение, но вот тот самый щит, из-за которого Геральту сложно сразу уловить состояние друга, то… - …я не знаю. Правда, это всё как-то… по-другому. Лютик, узнал голос менестреля ведьмак. Узнал – и тут же, подстегнутый необъяснимой тревогой, открыл глаза и выпрямился. С кем разговаривает бард – ведь не с Геральтом же? Сам с собой? Да, конечно, за ним такое водится, но в основном касается творческих моментов, когда не складываются рифмы и строчки, и менестреля, разумеется, это раздражает, но… Но голос друга был спокойным. Чуть задумчивым и слегка напряженным, словно Лютик просто размышлял вслух или общался с невидимым (воображаемым?) собеседником. Боги… холод остывшей за ночь земли уколол ладонь, стылой змейкой скользнул по руке, обосновался в предплечье, пробрался ниже – по ключицам, по ребрам… Неудобная поза для сна, заверил самого себя Геральт, оборачиваясь в сторону голоса, всего лишь неудобная поза. Лютик сидел возле костра, неспешно помешивая в маленьком котелке что-то, пахнущее аппетитно, густо и вкусно, так, что, казалось, можно было насытиться одним только ароматом. Рыба, уловил Геральт. Картофель, морковь, вяленые томаты и лук. Специи… стоп, что? Рыба? Откуда? Нет, конечно, речка недалеко, но ведьмак точно помнил, что вчера вечером они только умылись и поужинали, однако ловлей ни один из них не занимался. Словно отвечая на невысказанный вопрос, менестрель, не поднимая головы, проговорил – все с той же спокойной задумчивостью: - Кстати, спасибо, что показала, где улов можно собрать. Похоже, ты хорошо знаешь эти места, верно? Золотистый цветок в вырезе рубашки поймал и отразил утреннее солнце. Черный жеребец, до этого момента неподвижно стоящий в тени высокого дерева, подошел к барду и склонил голову, почти касаясь щеки менестреля. Лютик снова коротко засмеялся, поднял руку, пробежался пальцами по блестящей гриве. Посерьезнел: - А куда мне идти? Здесь всё… чужое. Разве что ты… Жеребец замотал головой. Лютик вздохнул, убрал руку: - Ну вот. Говорю же, не знаю. Понимаешь, мне… не по себе. Жеребец фыркнул. Менестрель коснулся ладонью цветка-подвески, возразил: - Нет, не в тебе дело. Всё хорошо, но… как-то слишком хорошо. Так не бывает. Это или сон, или бред… или предсмертное видение, чем не вариант. Я даже не знаю, что лучше… или хуже? - Ни то, ни другое, ни третье, - Геральт перестал изображать спящего. Лютик вздрогнул, вскинул голову, выпуская из пальцев деревянную ложку. В потемневших глазах, сменяя друг друга, вспыхивали и гасли ошеломление, испуг, неуверенность, неловкость – казалось, менестрель действительно, сосредоточившись на приготовлении завтрака и беседе с черным жеребцом, не заметил, как проснулся ведьмак. Содержимое котелка возмущенно забулькало, бард спохватился, поймал черенок, снова вернулся к размешиванию. Молчал – все так же упрямо и непробиваемо, словно твердо решив для себя не реагировать на ведьмака как на собеседника. Что ж, к такому Геральт был – относительно – готов. Поднялся, повел плечами, разминая спину и руки, принюхался: - Завтрак? Тишина. Только бульканье в котелке, треск языков племени, шепот речной ряби, насмешливый птичий щебет где-то высоко в кронах деревьев, чуть учащенное дыхание да такой же стук сердца. Боится. До сих пор. Невидимый монстр, поселившийся внутри по чьей-то прихоти или собственному желанию Лютика. - Пойду, умоюсь, - Геральт сделал вид, что молчание друга его нисколько не задело. Забавно, если так подумать, ведь раньше болтовня менестреля лишь раздражала. Думай, чего требуешь, ведьмак, невесело размышлял Геральт, спускаясь по небольшому пригорку к речушке. Если часто повторять «Помолчи, Лютик», однажды, оказывается, и не рад будешь, что сбылось… Речке было все равно до мыслей того, кто, склонившись над подернутым рябью зеркалом, пригоршнями плескал в лицо ледяную воду. Упорно и настойчиво, словно пытаясь смыть с кожи не только пот и пыль, но и что-то еще – невидимое, но осязаемо-неприятное, какой-то душный покров чужой горечи, холодную пленку застывшей тревоги, липкую паутину упущенных, не понятых, не увиденных, проигнорированных событий. А еще – следы того самого то ли сна, то ли пригрезившегося воспоминания, которого так-то быть вообще не должно, ведь на момент возвращения двоих краснолюдов и одного человека в ривийскую корчму Вязовского квартала Геральт был… короче, его уже не было… …- Пей. Золтан шарахнул на стол перед менестрелем внушительную кружку с налитым до половины спиртным. Лютик даже не отреагировал. Сидел на скамье – тонкий, напряженный, неестественно-прямой, угловатый, молчаливый. Ни следа от хмельного болтливого по делу и нет барда, цветисто и многословно расписывающего пережитые приключения вот буквально… …когда? Вроде как совсем недавно. Два краснолюда, ведьмак и человек, единственные посетители старой корчмы, что славилась на все Вязово своей кухней. Пили, разговаривали. Философствовали, не без этого, конечно. Глухое шкворчание масла, пряный запах чеснока и жареных улиток, теплый аромат свежего хлеба, запотевшая бутыль с водкой, холодная, только из погребка… Теперь здесь пахло кровью и солью, горечью и кислотой, духотой и тяжестью. Выветрится, вычистится, пройдет, но никогда не забудется, впитавшись в землю, доски, стены. Пожеланию Ярпена Зигрина не суждено сбыться, понимал Золтан, поглядев на земляка, не сменит эта корчма название. Нет больше здесь места для веселья, тепла, добрых воспоминаний, историй о приключениях, чудовищах, битвах и нерушимой дружбе. Не будет здесь никогда и ни для кого настроения и вдохновения. Рухнуло. Всё, сразу и вдруг. «Ладно. В последний раз. Пусть меня удар хватит, но это действительно будет в последний раз!..» Знал ли ведьмак, насколько верными окажутся эти его слова? Последние слова… - Пей, - мрачно повторил Хивай, придвигая кружку ближе к менестрелю. Лютик пошевелился – медленно, неловко, словно нехотя, насильно вырванный чужим голосом из одному ему ведомых мыслей. Что творилось в голове барда, Золтан не знал, знать не хотел и не обязан был – не его это забота, не его дело. Да и Лютик-то что, если посудить по чести – так, посторонний почти, в посиделках, выпивке да болтовне хорош, но на поле боя рядом не станет, схоронится за ближайшим деревом, от страха дрожать да ёжиться. Общего-то у них на самом деле… да ничего, почитай. Вот Геральт был… Вот разве что Геральт. Был. И то, Золтан и тогда, и недавно взять в толк не мог, как эти двое вообще сдружились. Мрачный немногословный воин, в котором тепла да разума, мудрости человеческой куда больше, чем у тех, что людьми зовутся. И беззаботный, поверхностный, неумолкающий трус и весельчак с лютней за плечами, которому только спеть, выпить да под бок к полюбовнице очередной приткнуться. Проблем от него больше, чем пользы, а пользы так вообще никакой... ну, почти. Лекарю все-таки помог. Чаще на улицу выбегал, правда, но все равно – возвращался… - Пей! – в третий раз велел краснолюд, повысив голос. Толком не понимал, за каким хреном ему-то, собственно, это сдалось. Лютик повернул голову. Как кукла, почему-то подумалось Хиваю. Пустая, бездушная, неживая, с выбеленным лицом, стеклянными глазами-пуговицами и криво намалеванным ртом. Пальцы – сжатые, одеревеневшие – покорно потянулись к кружке, коснулись изгиба ручки, застыли. Странная, неуместная улыбка раневой трещиной рассекла серую бледность. - Чертовы… занозы… - глухо проговорил Лютик. – Руки… горят. Неудобно. Леший, как я… играть-то буду… - Сдурел? – не поверил своим ушам Золтан. – У него в приятеле меньше часа назад вилами лишних дырок наделали, а он о песенках своих думает!.. Лютик дернулся – как нити марионетке срезали. Сжался, ссутулился, сгорбился, вжал голову в плечи, обмяк. Коротко, секундно. Затем, опомнившись, выпрямился – все так же деревянно, механически, словно утратив контроль над собственным телом и теперь пытаясь вспомнить, как двигаться и что это такое вообще. Странно это выглядело, странно и почему-то страшно, как будто разбитая ярмарочная кукла пыталась собрать себя заново… - Эй, Лютик… - собственный голос почему-то охрип. – Чертяка… Ты это… В память-то бы по ведьмаку… Тычок в бок от Ярпена прилетел слишком поздно. Лютик поднялся на ноги. Уже почти плавно, почти естественно. Кривая улыбка на лице почти не казалась вымученной. - Для этого пить не обязательно. Кивнув краснолюдам, Вирсингу и оставшимся в корчме пострадавшим, чьи раны дальнейшей опасности для жизни уже не представляли, менестрель вышел. Тихо прикрыл за собой дверь… …Глухой хлопок вырвал Геральта из воспоминаний о сне… или из сна о воспоминаниях, один черт на самом деле. - Лютик? - В безопасности, - послышалось сверху. Ведьмак стиснул зубы, узнав голос. Покосился на речку, проверяя, не ошибся ли. Водная рябь застыла причудливым рисунком на зеркальной глади, резвящаяся стайка рыбешек где-то в стороне от берега поблескивала в неподвижном солнечном свете серебристым переливом чешуи, в небе чернели росчерки птичьих крыльев. Повисшую тишину с полным правом можно было назвать мертвой. Не ошибся. - Если ты имеешь хоть какое-то отношение к случившемуся… - Не какое-то. Шелестение потревоженных листьев раскололо безмолвие, и на примятую траву перед Геральтом мягко спрыгнул человек. Ну, или тот, кто таковым выглядел. Мужчина, одетый в короткий грязно-желтый камзол с полосками на рукавах, потертый кожаный капюшон, пожелтевшую рубашку, выползающую из-под камзола, темные штаны, сапоги. Ни дать ни взять потрепанный жизнью и дорогами торговец – мешочек на шее, короткий нож на узком ремне, перекинутые через оба плеча торбы. Высокий, худощавый, с небольшим, едва заметным брюшком. Бритая голова, темная короткая щетина, улыбчивое лицо, четко вылепленные скулы, темно-карие глаза с лукавыми искрами. Внимательный холодно-насмешливый взгляд и мягкий вкрадчивый голос. Торговец – да. Но – вовсе не человек. - Не какое-то, - повторил, выпрямляясь и отряхивая камзол от прилипших листьев, Гюнтер О’Дим. – Никакого вообще. Хотя мог бы – там, в Ривии. Здравствуй, Геральт. Отвечать на приветствие по понятным причинам не хотелось. - Господин Зеркало… Недоразбитое… - процедил ведьмак. Собеседник усмехнулся: - Я же обещал, что мы еще встретимся. - Так вот что ты там болтал у фонтана. Время верни на место. - Успеется. Поговорить надо. Мужчина неспешно опустился на траву, прислонился спиной к дереву, с которого только что спрыгнул. Подбросил в руке невесть откуда материализовавшееся яблоко – большое, сочное, ярко-красное. Глянул на ведьмака снизу вверх – спокойно, почти весело: - Садись. В ногах правды нет. - Обойдусь, - Геральт скрестил руки на груди. – И давай сразу проясним – условий не ставлю, желаний не загадываю, помощи не прошу, оказывать ее не собираюсь, заключать сделки не намерен. О’Дим прищурился: - Даже если это касается Лютика? Как ни странно, удержать равнодушно-каменное выражение Геральту почему-то стоило определенных усилий. Гюнтер, не моргая, смотрел на него – неподвижные пятна света падали на лицо, терялись в глазах, меняя краски от малейшего движения О’Дима, от кратчайшего вздоха или шевеления головы. Секунда – и на фоне непроницаемо-черной склеры то ли угрозой, то ли напоминанием вспыхивают желтоватые радужки, рассеченные змеиными зрачками. Еще миг – и глаза обычные, совсем человеческие, внимательные и почти дружелюбные… так легко обмануться. Так легко – поверить в искренность намерений этого мужчины, обладающего каким-то необъяснимым обаянием, располагающего к себе. Особенно если ты в отчаянном положении, или потерян, выбит из колеи, не знаешь, что делать, и готов на многое, чтобы… …Пусть ликом пригож и речами умилен, Только в глазах его холод могильный… …Желанья твои тебя же погубят – Он все заберет и тебя не забудет… …Уже не помогут мольбы и стенанья, Душа твоя в вечных томится терзаньях… - Ты меня слышал, - отозвался ведьмак, вот совсем не вовремя вспомнив детскую песенку о Господине Зеркало и надеясь, что придать голосу достаточно прохлады ему все же удалось. – Это во-первых. А во-вторых, ты сказал, что не имеешь никакого отношения к произошедшему с Лютиком. Но ты та еще сволочь, О’Дим, хитрец, который все повернет так, как ему надо, и отсутствие прямого воздействия не означает наличия косвенного. С Эвереком вот моими руками расправился, так что… - Ух, сколько комплиментов за один раз, а? – Гюнтер с хрустом куснул яблоко, слизнул с губ густой ароматный сок, причмокнул, аппетитно и неторопливо прожевывая. – Ну, так, говоря твоими же словами, давай сразу проясним. Я не причастен никоим образом вообще. Лютик у меня ничего не просил. Я не предлагал. - С чего такое человеколюбие? – хмыкнул ведьмак, не спеша верить. Собеседник вздохнул, подбросил недоеденное яблоко в воздух – то незамедлительно испарилось, как и не существовало вовсе: - Сначала комплименты, теперь оскорбления… Человеколюбием страдаешь ты. И не всегда уместным – с Ольгердом я как раз-таки не расправился. По твоей, кстати, милости. - Я выиграл, - напомнил Геральт. – В твоей игре и на твоих условиях. О’Дим пожал плечами: - Так я ж не спорю. Тем более дело прошлое. Что до Лютика… Геральт, попроси у меня тогда твой друг вернуть тебя и Йеннифер к жизни, даже не сомневайся, он получил бы желаемое. Но, во-первых, как говорил незабвенный профессор Прометиций Шезлок, я даю не то, что хотят, а то, что просят. То есть, я, конечно, постарался бы и достал вас с Острова Яблонь, или куда вас там лодка унесла, но в результате по Континенту бродили бы два живых мертвеца в поисках крови и плоти, чтобы продлить собственное существование, и на них рано или поздно объявили бы охоту. Ну, а во-вторых… платить Лютику все равно было нечем. - То есть? – нахмурился Геральт. Гюнтер одарил его одной из своих улыбок – тех, что растягивают полумесяцем губы, но не отражаются морщинками в уголках глаз: - А какую плату, по-твоему, я бы потребовал за две жизни? Жизнь? У Лютика она одна, не хватит. Его и чью-то еще, кто менестрелю дорог? Ну, так вы с Йеннифер уже мертвы, Цирилла исчезла, Трисс он знал не настолько хорошо, чтобы всем сердцем к ней прикипеть, а назвать любовью отношения со всеми женщинами, в чьих постелях он перебывал… ну, знаешь ли, даже я не настолько циничен. Вот душа… она была бы хорошей платой. Душа истинного творца, ее мощь, ее обаяние, ее свет и сила – да, это бы я забрал, конечно, с большим удовольствием… Он замолчал. Снова выловил из воздуха яблоко – целое, как и следовало ожидать. Подбросил несколько раз, размеренно и словно бы рассеянно, поймал, с хрустом куснул. Геральт терпеливо ждал окончания представления, каждым нервом ощущая в повисшей вновь тишине то самое гребанное «но», без которого, похоже, теперь не обойдется ни один разговор или действие. Что О’Дим хочет сказать этой затянувшейся паузой? Душа Лютика – не душа творца? Или – творца, но не истинного? Или в ней недостаточно обаяния, света и силы, по мнению Гюнтера? Или же то, что у Лютика... - А вот и думай теперь, - внезапно отозвался О’Дим, прищурившись, что в сочетании с улыбкой казалось еще более жутким. – Повторюсь, Геральт, к тому, что произошло с бардом, я не имею никакого отношения. Ни прямого. Ни косвенного. Ни вообще любого из тех, которые пришли или не пришли тебе в голову. Первый и единственный раз я видел Лютика в Ривии, вскоре после погрома. В той корчме, где вы изначально намеревались встретиться с краснолюдами, «Под пастухом и квочкой»… - Тебя-то за каким… - Геральт запнулся, подыскивая подходящего монстра, хотя сравниться с собеседником по этой части мог мало кто, - за каким… арахноморфом туда занесло? О’Дим выпрямился. Неторопливо дожевал яблоко, втоптал огрызок в землю, надавив сапогом – кого он себе представлял в этот момент, ведьмак даже думать не хотел. Поднял голову – глаза на мгновение изменили вид, напомнив Геральту об их последней встрече в сумрачном мире затеянной собеседником игры на две души. - Я путешественник, - развел руками Гюнтер. – Появляюсь то там, то здесь. В тот раз оказался в Ривии. Обманывать не стану, последовал за Лютиком, как тот от Вирсинга вышел. С определенной целью последовал, намеревался поговорить, ждал желания – столько отчаяния в менестреле было, столько… - О’Дим внезапно перестал улыбаться. – Много всего было в нем. За что зацепиться, на чем сыграть, на что надавить… Но, как я уже говорил, взять с твоего друга было нечего. Нет, разумеется… - он покачал головой, словно удивляясь собственным словам, - …побеседуй мы чуть дольше, выскажи он свое желание в форме «Хочу…» или «Как бы мне хотелось, чтобы…», и я наверняка придумал бы, что потребовать с него в качестве платы, наверняка. - Не сомневаюсь… - процедил сквозь зубы Геральт, которому эта беседа нравилась все меньше и меньше. О’Дим отреагировал спокойно: - Да вот только вместо того, чтобы просить, он рассказывал. О тебе. Пил и рассказывал. Так, словно ты до сих пор жив. Постоянно оглядывался на дверь, будто ждал, что ты вот-вот появишься на пороге. Снова пил. Ведьмак старался не обращать внимания на вновь растущее внутри ощущение сдавливающего холода, то самое, которое он так безуспешно пытался смыть речной водой. Боги, Лютик, ну неужели тебе было настолько хреново после случившегося в Ривии? Ведь ты же ни разу с тех пор, как я вернулся, не дал мне этого понять, ведя себя как раньше – беззаботно, поверхностно, легкомысленно, лишь иногда серьезно. Откуда мне было знать… откуда, ну скажи? - Не без твоей помощи, полагаю. - Не без моей, - не стал спорить Гюнтер. – Я его спаивать и начал, что уж скрывать-то. На желание или просьбу рассчитывал. Поэтому терпел, потому что… ну, ты знаешь, если Лютик по пьяной лавочке начнет разглагольствовать… Геральт бросил взгляд в сторону импровизированного лагеря. Уж лучше бы ты говорил, бард. Вот сейчас – лучше бы ты говорил. - Заговорит, - О’Дим правильно расценил жест. – Заговорит, даже не забивай себе голову этим вопросом. Если сам молчать не будешь, конечно. Ведьмак не поддался на смену темы. - Что тебе помешало? - А вот те самые, «обиженные», - Гюнтер брезгливо поморщился, потер ладони, словно смахивая с них невидимую грязь. – Накачались фисштехом по самое «не балуйся», да и разбаловались. Молодуха та дворянская вызверилась на базаре на краснолюда, в которого сама по пьяни и врезалась, а парням только повод дай на кого руку да меч поднять… В стычку первые влезли, первые же из нее и вылетели. Затихарились в заезжем дворе, да смысла… - Господин Зеркало махнул рукой. – Цепочка уже пошла. Результат ты знаешь. Геральт знал. Видел своими глазами – в те короткие минуты перед тем, как в живот ему вонзились вилы. Клубы дыма, расцветающие алым над крышами подожженных домов. То, что осталось от краснолюда, разорванного обезумевшей толпой. То, что когда-то было вторым краснолюдом, теперь превратившимся в месиво из плоти, крови и костей. Растоптанный, раздавленный ребенок, которому не суждено вырасти. Его мать, насаженная на вилы и ржавые пики. И – красное. Везде. Пылающее небо. Кровавый багрянец, яростный, безумный, алеющий последним заревом чьих-то жизней, последним закатом без надежды на новый рассвет. - И как они помешали… заключению новой сделки? - глухо поинтересовался он, закрывая глаза в безуспешной попытке уйти от воспоминаний. - Спрятались под столами, - помедлив, откликнулся О’Дим. В воздухе снова коротко вспыхнул и погас сладкий яблочный аромат. – А потом, как все закончилось, повылазили. Лекарь как раз зашел, спросил, нет ли краснолюдов раненых. Парни осмелели, наехали на него с претензиями, что, мол, какого черта он ищет в этой уважаемой корчме грязных нелюдей, и зачем им вообще помогать, пусть дохнут, собаки поганые… Лютик, знаешь, долго терпел. Пить перестал, но терпел. Сидел, кружку в руках стискивал, губы кусал до крови. Потом не выдержал… Геральт слушал. Не открывал глаз. Снова вспоминал рассказ Золтана… …- Нашел время… - проворчал Ярпен Зигрин, когда за Лютиком закрылась дверь. Золтан непонимающе пожал плечами: - Чегой-то с ним? - А сам не понял? – сердито зыркнул исподлобья земляк. – Геральта же… того. Убили. Он у нас на глазах… того. Умер. - И? – до сих пор не вник Золтан в претензии собеседника. – Умер и умер. Да, херово все это, жаль мужика, погиб глупо и практически ни за что, а ведь сколько планов на будущее имел… но мы ж ничего не исправим. Выпьем на добрую память, слезу пустим, может быть, и дальше пойдем… - Мы-то пойдем, - буркнул Зигрин, одним глотком осушив кружку с водкой. – А Лютик… он – не мы. Он человек, а люди так вот просто – выпить и отпустить – не всегда могут. Другом все-таки ведьмак для него был, не чужим. - А для нас, скажешь, посторонний? – возмутился Хивай. - Лютик – человек, - повторил Ярпен, качая головой. – У них с эмоциональными узами сложнее. Да и потом, Золтан… они ж с Геральтом не один десяток лет в дружбе были. Тут не выкинешь из жизни вот так запросто. Я слышал, люди порой с жизнью счеты сводили, лишившись близких… - Лютик-то? – не поверил краснолюд. – У него ж ни трезвости ума, ни глубины мысли! Бренчатель на лютне да песенник, выпить да развлечься не грех, это да. По постелям чужим скакать – много ума не надо, да и за ведьмаком хвостом таскаться безопаснее. С чего Лютику переживать-то – что охраны бесплатной лишился?.. Ярпен Зигрин нахмурился: - Это ты загнул лишка… Золтан и сам понимал, что хватил через край. Да, Лютик бабник, краснобай и трус, что есть, то есть. А как выпьет, так язык за зубами не удержать, и ладно бы чушь болтать всякую – так нет, о многом проговорился в свое время менестрель, хлебнув от души цирюльникового самогона из мандрагоры. Повезло, что окружающий контингент отнесся к сказанному с пониманием да помощь предложил… Ну вот такой вот Лютик. Легкий, веселый, простой в общении, готовый в каждом увидеть друга и соратника, дайте только повод, а что потом это в неприятности вылиться может – так это еще только потом, что сейчас-то думать? Недальновидный, наивный, недалекий… А ведь от Геральта не отстал, когда болтом в висок получил, внезапно вспомнил Золтан их вторую встречу в Ангрене. Подробностей он тогда не спрашивал, но ведь… музыкант мог с чистой совестью (при наличии таковой) лишить компанию своего досаждающего присутствия в ближайшем относительно безопасном месте, так нет же – поплелся следом… хотя, может быть, сделал это из соображений той же безопасности, потому как до спокойствия близлежащим землям было ох как далеко. Но… Геральт сам говорил – для него, ведьмака, желание помочь со стороны других ново, потому он и не спрашивал, что движет действиями спутников. Может быть, вот та самая дружба, привязанность и верность. Кто их знает… - Ладно, пусть и друг, - проворчал Хивай скорее по инерции. – Но выпить-то почему отказался? Полегчало бы. Компанией нашей брезгует, али что? - Не хочет, - откликнулся Ярпен. – Отпускать не хочет он ведьмака. Золтан думал недолго. Чертыхнулся, крякнул, поднялся на ноги, пристроил за спиной топор. Выгреб из кошеля остатки монет, положил на стол. - Пойду я. - Куда? - Певца найти попробую. Задницей чую, вляпается… Бывай, Ярпен. Боги соизволят – свидимся еще. - Бывай, Золтан, - краснолюд сгреб собрата за руку, тряхнул, притянул к себе, коротко обхватил за плечи. – Барда найдешь, попрощайся с ним за меня. - Непременно. Ты сам куда? - К своим, наверное. Там посмотрим, как дальше карта ляжет. Выпустив земляка из объятий, Золтан вышел из корчмы. Покрутил головой – вдруг Лютик неподалеку где-то шатается. Прислушался – вдруг лютня где-нибудь тренькает рядом. Не шатался. Не тренькала. Улица вообще была практически пуста. Влажный запах листьев понемногу пробивался через горечь и гарь пожарища, в которое превратилось Вязово. С озера ветерок доносил свежесть и прохладу. Тела убраны подоспевшими к развязке погрома ривийскими гвардейцами, кто сумел выжить – прячутся в уцелевших домах. Если не смотреть под ноги да не вглядываться в обуглившиеся крыши – почти идиллия… Золтан чертыхнулся снова. Куда мог испариться этот гребанный менестрель? Может, кто видел, подумал Хивай, заметив возле берега группу беседующих гвардейцев. Спросить, нет? Рискованно, вдруг нарвешься еще на одного недоброжелателя. Хотя эти-то вроде как наоборот, вмешались – поздно, правда, перед этим наверняка штаны обмочив от страха не сладить с обезумевшей одичавшей толпой. Спросить?.. Хивай решил действовать по ситуации. Неспешно направился в сторону гвардейцев, на всякий случай держа руку наготове для быстрого перехвата рукоятки топора. Алебардисты глянули на краснолюда – быстро, настороженно… но практически тут же вернулись к разговору. Золтан уловил несколько фраз: - …где лекарь? - …в «Пастуха и квочку» пошел, может, говорит, там тоже раненые есть. - …там-то? Нелю… - гвардеец скосил глаза в сторону Золтана, исправился, - …краснолюды там уже с месяц как не появляются, хозяин прочь гонит. Вряд ли кому приют дал, лекарю там делать нечего. - Ну, никогда не знаешь, когда и кому лекарь может понадобиться. Там вроде как юное поколение со взрослым во взглядах не сошлось… Последнюю фразу произнес невесть откуда появившийся возле алебардистов мужчина. Золтан к нему не присматривался – не до того. Вот та самая «чуйка» подсказала, как обухом по затылку врезала – чертов бард точно в «Пастухе и квочке», вот как пить дать! Хивай заспешил к заезжему двору, мысленно ругая менестреля всеми известными ему непечатными словами и выражениями (а таковых было немало, да). Точно, вляпался по самые… уши, как чуял краснолюд. Правда, место «чуйки» на самом деле находилось не в окружности упомянутой ранее задницы, а выше. Выше пояса, ниже шеи, где-то слева. О более точных координатах Золтан предпочел не задумываться – всё равно уже подоспел к корчме. Оставалось понять, насколько вовремя, размышлял Хивай, толкая закрытую дверь… и сталкиваясь с самым жалким зрелищем из тех, которые ему вообще в своей жизни приходилось видеть. Лютик. Пьяный в жо… в дрова. Раскинув руки и шатаясь, стоял перед группой набычившихся разъяренных молодчиков в кожаных куртках с заклепками и мечами наизготовку. Говорил – сорвано, торопливо, невнятно, сбивчиво, зло: - …легче стало? Отцов ваших вернуло… с-с-с т-того св-вета? Матери гулять… да пить п-п-перестали? Да ни хххх…. хрена! Целый квартал подчистую… вы-вырезали, гребанные вы и вам подобные бе…безумцы, и что? Чт-то изменилось-то, а? - Сейчас изменится!.. – выкрикнул один из юнцов, шагая вперед. – Ты хотя бы заткнешься!.. Лютик не двинулся с места. Совсем страх потерял, понял Золтан, потерял в буквальном смысле, ведь как говорят – пьяному море по колено… - Ну давай, да…д-давай!.. Вы, трусы недо***нные, хор-роши тольк-ко мечами махать да на б…без-зоружных толпой на… нав-в-валиваться, а у них в одном… в од-дном мизинце челов-вечнос-сти да ум-ма больше, чем у вас вс-сех вмес-сте взят…тых!.. Менестрель шире раскинул руки, то ли намереваясь обнять своих визави, то ли загораживая своим телом дородного лекаря, что растерянно топтался за спиной барда, очевидно не зная, делать ли из корчмы ноги, спасая собственную жизнь, или же на всякий случай остаться, потому что его помощь, судя по ситуации, определенно может понадобиться. Корчмарь благоразумно предпочитал не вмешиваться, съежившись за прилавком, других посетителей в «Пастухе и квочке» не наблюдалось, от лекаря в назревающем конфликте толку было мало, да и то, судя по выражению его лица, преобладание важности собственной жизни над необходимостью спасения чужих определенно побеждало. - Что, смелости не х-хватает? – повысил меж тем голос Лютик, шатнувшись навстречу компании, его тон внезапно стал четче, звонче и острее. – Пошуметь надо дать молодежи, да? Нашумелись? Несчастные, обиженные, пожалейте нас, поймите и проникнитесь… - менестрель выплевывал, выбрасывал слова, кривя искусанные губы в брезгливой насмешке. – Снисходительнее надо быть, да?.. Сволочи вы, вот кто. Накачанные фисштехом сволочи с пропитыми мозгами. Ревнители чистоты человеческих рядов, а на деле – монстры куда похуже тех, кого таковыми зовете!.. Вот это ты зря, Лютик, сокрушенно покачал головой Золтан, видя, как наливается краской лицо выступившего вперед юнца. Это ты зря… - Заткнись, подпевала ведьмачья!.. – завопил багровый от ярости юнец, разворачиваясь и поднимая меч для нанесения удара. И ты тоже зря, парень, мрачно подумал Хивай, одним мощным рывком преодолевая расстояние от двери. Мечная сталь (краснолюдский, кстати, клинок) высекла искры, столкнувшись с острием махакамского топора перед самым лицом даже не дрогнувшего Лютика. Одно лезвие, нарисовав в воздухе сверкающую дугу, бестолково упало на пол. Другое с ювелирной точностью рассекло модную кожаную курточку с заклепками, не задев даже нитки на рубашке. Юнец, оставшийся без обновки, раскрыл рот. Закрыл. Моргнул. Медленно перевел взгляд на краснолюда, мотнул головой, нахмурился, скользнул рукой к поясу… …Золтан потом еще долго спрашивал себя, почему замешкался. Может быть, вся острота реакции ушла на то, чтобы упредить предназначенный этому болвану-менестрелю удар. Может быть, его в тот момент больше беспокоила мертвенно-серая бледность на лице барда, его застывший невидящий взгляд. Может быть… Неважно. Просто еще через несколько секунд юнцы удивительно дружно рванули прочь из корчмы, хозяин, скуля, забился под прилавок, а опомнившийся лекарь склонился над рухнувшим на пол менестрелем, суетливо доставая из торбы склянки и бинты. А Золтан… Золтану, который полчаса назад вместе с Лютиком и Ярпеном помогал вот этому же самому лекарю спасать раненых в другой корчме, оставалось лишь молча стоять и смотреть, как медленно растекается под испачканной пеплом и грязью курткой барда маленькая густо-красная лужица… …- Так это был ты. Тот, кто возле гвардейцев появился… Геральт открыл глаза. О’Дим продолжал невозмутимо хрустеть очередным яблоком: - Ну да, как бы. Как понял, к чему дело идет, решил краснолюду намек дать, куда направиться. Заметь, бескорыстно и безо всяких просьб с чьей-либо стороны, - прищурился Гюнтер. – Успеет Золтан или нет, от меня то не зависело, и шансы Лютика как выжить, так и умереть, были равны. И нет, Геральт, не в человеколюбии дело, его там даже и рядом не стояло. Мне просто… скажем так, стало интересно. - Интересно? – сжал кулаки ведьмак. Собеседник заметил. Кивнул: - Разумеется. За людьми так забавно наблюдать. Они то видны насквозь, предсказуемы, понятны и скучны, то вдруг говорят и делают такое, чего от них ожидать не мог вот вообще никто. Разные. Тем и интересны, наверное. - В качестве потенциальных клиентов? – не удержался Геральт. О’Дим рассмеялся: - Ох, ведьмак, ну сколько раз повторять тебе – нет у нас с Лютиком никакого договора, ни прямого, ни окольного, ничего он не просил и частью чужого желания не являлся и не является. Нет контракта, не было и вряд ли теперь будет. Но мне просто стало любопытно, насколько далеко зайдет его отчаяние, в которое он сам добровольно себя загнал. Хватит ли у него духу и сил выкарабкаться из этого болота, хватит ли смелости не оглядываться на прошлое. После знакомства с его балладами о тебе и чародейке у меня, признаться, сложилось впечатление пусть и чрезвычайно талантливого, искреннего и настоящего творца, но при этом легкомысленного выдумщика, поверхностного и не способного вообще к чему-то относиться серьезно. Простая добыча, светлая, но уязвимая душа, которую так легко получить в обмен на неосторожное, нечетко сформулированное желание… - Заткнись, - Геральт стиснул зубы так, что те скрипнули. – Заткнись, Зеркальце, иначе… - Всё-всё, молчу, - не переставая смеяться, вскинул руки в жесте капитуляции тот. – Можешь не верить, ведьмак, но я не обманываю. Как только Лютик стал выправляться, он перестал быть интересным. Не весь груз он с себя скинул, самый дурацкий и надуманный так за плечами и повис, конечно же, но по крайней мере в болоте бард больше не тонул. Ну а потом… потом и ты вернулся. Смех О’Дима замолк. Внезапно, словно перерезанный лезвием меча. Уголки губ вновь растянула та самая улыбка-полумесяц, глаза пожелтели, зрачок вытянулся. На мгновение Геральту показалось, что меж тонких губ Господина Зеркало молнией скользнул юркий раздвоенный язык. И хотя следующая фраза была произнесена нараспев, прозвучала она как змеиное шипение: - Хотя на самом деле вот тогда-то всё веселье и началось… Еще увидимся, Белый Волк. Мягкий хлопок в ладоши – и Гюнтер О’Дим исчез. Как и не было его вовсе. Рябь на реке дрогнула, дернулась, разгладилась, собралась снова, ветерок с шуршанием завозился в кронах деревьев, стайка рыбешек продолжила свои игры, солнечные пятна в просветах листьев легли на траву, птицы вновь расчертили небо невидимыми узорами расправленных крыльев… все точно так же, как было, когда Геральт подошел к воде. Словно беседа эта ему то ли приснилась, то ли пригрезилась… Вот только лежащее на примятой траве яблоко – большое, сочное, красное, вызывающе яркое – откровенной насмешкой напоминало ведьмаку, что разговор с О’Димом все же состоялся на самом деле.

***

…- Всё в порядке? - А? – Геральт едва не выронил ложку, в последний момент успев схватить покрепче черенок, чтобы не обжечься похлебкой. Лютик едва слышно хмыкнул, повторив вопрос: - Всё в порядке? - Ну… да, вроде бы, - ведьмак проглотил очередную порцию, неторопливо отставил миску в сторону, так, на всякий случай. Если что, подогреть всегда успеется. – А что должно быть не так? - Ты скажи, - пожал плечами менестрель, вылавливая из своей тарелки кусочки разварившейся рыбы. – Это же ты отправился умываться с одним настроением, а вернулся с совершенно другим. Что могло случиться за пару минут? Пару минут, невесело усмехнулся про себя Геральт. Эти игры Господина Зеркало со временем, хорошо хоть в свое пространство не затянул. Вечный сумрак, зловещие алые фонари, искореженные деревья, призраки и монстры, иллюзия, обман и разбитые зеркала. Не то местечко, куда хочется вернуться, если честно. …если честно… - Да встретил тут одного… знакомого. Ты его не знаешь. - Не знаю или не помню? - Ну… по его словам, вы однажды пересекались, так что с одной стороны – не помнишь. Но одновременно и не знаешь. К счастью, - помедлив, добавил ведьмак. - Вот даже как? - Именно. Он… Геральт замолчал, осознав, что так и не спросил Гюнтера о причине его появления. Просто так из альтруистических соображений Господин Зеркало никому свой лик являть не станет, всегда есть что-то, что так или иначе притягивает эту сущность к месту действия или какому-то человеку. Эмоции, затаенные желания, темные мысли, злость, отчаяние, страх, гнев… да, иногда он может просто развлечения ради поиздеваться над теми, кто, по его мнению, того заслуживает – Марлена, например, не один десяток лет провела в облике вихта только потому, что отказалась проявить гостеприимство в отношении нищего бродяги. Но все-таки в основном… В основном О’Дим появляется – или позволяет себя найти – в ответ на чьи-то желания, предлагая ту помощь, которую может оказать. И оказывает, несомненно, выполняет условия заключенного договора, играя на расплывчатости формулировок и оборачивая каждое слово контракта в свою пользу… …что же Господин Зеркало забыл здесь? Да, разумеется, Геральт твердо намерен узнать, что произошло с менестрелем, помочь другу, но того краткого эпизода собственного долга перед Гюнтером ведьмаку хватило, чтобы больше даже не думать о повторении чего-то подобного. Так что нет, сам Белый Волк, несмотря на сильное – что да, то да – стремление спасти Лютика, вернуть его, прежнего, знакомого, привычного (хотя после узнанного что можно назвать привычным?), к О’Диму за помощью обращаться не намеревался ни при каких условиях. Следовательно, Гюнтер здесь не из-за ведьмака. Тогда… - Лютик! Менестрель вздрогнул, дернулся, неловко наклонил тарелку, зашипел, когда содержимое пролилось на рубашку: - Зараза… - Обжегся? – встревожился Геральт. Лютик, поморщившись, покачал головой, стряхивая с груди прилипшие к намокшей ткани кусочки картофеля и томатов: - Уже остыла немного, так что не сильно. Ты в следующий раз хотя бы доесть дай… - Не гарантирую, но постараюсь, - пообещал ведьмак. – Лютик, каким бы странным тебе ни показалось то, что я сейчас скажу, но все же выслушай и сделай так, как я говорю. Менестрель с сожалением глянул на опустевшую миску, повертел ее в руках, отставил в сторону. Поднял голову – в синих глазах светился интерес вперемешку с беспокойством: - Это просьба или… - Просьба. Пока что. Но… - ведьмак покачал головой, почти ненавидя себя за слова, которые приходилось произносить, - …но если понадобится, станет приказом. Лютик, это важно. Чрезвычайно. Бард ответил не сразу. Смотрел на Геральта, чуть наклонив голову и прищурившись, словно спрашивал то ли его, то ли себя, а можно ли – можно ли доверять тебе, ведьмак? Можно ли исполнить эту просьбу, не станет ли еще хуже, если я доверюсь… попробую довериться, попробую прислушаться к тебе, к себе, попробую понять, если узнать и вспомнить пока не получается… можно ли? Васильковый взгляд то темнел, напитываясь тревогой и тяжестью, то прояснялся, отражая безмятежное небо, на крепко сжатых губах не было даже тени улыбки, дыхание менялось каждые несколько секунд – словно Лютик намеревался что-то сказать или спросить вслух, но в последний момент менял решение… Ведьмак ждал. Он обещал – себе, другу – что принуждать его ни к чему больше не будет. Обещал, черт возьми, но если… - Если важно, тогда говори, - внезапно откликнулся менестрель. В синих глазах искрилось сомнение, но темноты уже не было. – Это как-то связано с… твоим знакомым? - Не как-то. Напрямую. Он исполняет желания. Любые. Даже те, которые кажутся невозможными вовсе… - тревога нахлынула холодом, пробираясь под ребра, когда Геральт заметил вспыхнувший в глазах друга огонек заинтересованности. – Лютик, прошу. Не надо. Не обращайся к нему за помощью и не принимай, если предложит. Какой бы безвыходной ни казалась ситуация. Лучше скажи мне, и мы вместе подумаем, как ее разрешить. Если тебе все происходящее кажется сном, если ты боишься проснуться, если уверен, что это предсмертные видения – скажи, почему. Почему думаешь, что спишь, почему решил, что умираешь… Лютик рывком поднялся на ноги, опрокинув тарелку, вытянул перед собой руки: - Ну нет… - Лютик, - Геральт тоже выпрямился, но шагать к другу не стал, не желая снова того напугать. – Обещаю тебе… даю слово, Лютик, как бы бредово ни звучало то, о чем ты скажешь, я не буду смеяться и утверждать, что ты окончательно и бесповоротно… - …спятил? - Да. Нет. Чёрт… - ведьмак на секунду спрятал лицо в ладонях, покачал головой. Опустил руки, сделал глубокий вздох. – Нет у меня твоего красноречия, приятель, что ни скажу – всё невпопад. Что ж так сложно-то сейчас с тобой, а? Менестрель молчал. Смотрел – все так же, чуть наклонив голову и сведя брови. Вопросов не задавал, с продолжением не торопил, но помогать очевидно тоже не собирался. Геральт снова вздохнул, напоминая себе о совете допплера: - Как бы тебе объяснить… Да, признаю, сначала мы все решили, будто ты… не в себе. Твое поведение, враждебность, утрата и искажение памяти, непринятие помощи с нашей стороны, непонятное исчезновение, такое же непонятное появление, наличие травм, о причине которых ты отказываешься говорить… недоверие к нам. Сумасшествием происходящее было объяснить проще всего. Не вникать, не выяснять, принять как есть, каким кажется и выглядит. Но… простой путь – не всегда правильный. Присцилла и Золтан хотели все выяснить, помочь тебе. Да, поначалу пришлось прибегнуть не к самым гуманным способам твоего усмирения… Лютик неожиданно хмыкнул, потер запястья: - Да уж… я решил, что меня снова пытать будут… - Возможно, была альтернатива, - продолжил Геральт, зацепив оброненное другом «снова», но пока не заостряя на нем внимания. – Но на тот момент мы ее не разглядели. Потом ты успокоился, согласился принять помощь от Цираночки и Золтана, сохраняя враждебность только по отношению ко мне… и мне это, учитывая наше с тобой общее прошлое, не особо нравилось. Мы хотим понять, что произошло. Что стерло из твоей памяти одних друзей и исказило образы других. Мы хотим выяснить, можно ли это исправить – и исправить, если возможно… хотим, чтобы ты вернулся. - Вернулся… - рассеянно повторил менестрель. Затем вдруг вскинул голову, глядя на ведьмака в упор. – А я хочу возвращаться? …Ох, твоего ж… У Геральта, который с этой точки зрения на ситуацию пока еще не смотрел, ответа не нашлось. Может ли так быть, что Лютик осознанно пошел на этот неизвестный пока шаг? Согласился заплатить своей памятью и любовью к друзьям за что-то иное? За жизнь, например, свою или чью-то еще? Гюнтер О’Дим, может быть, и не обманывает, но ведь Господин Зеркало – не единственный, с кем можно заключать сделки. Правило «ты – мне, я – тебе» никто пока не отменил, и если… - Боги, Лютик, - выдохнул ведьмак, едва ли не впервые вслух проговаривая мысль, что не давала покоя последние дни. – Что же произошло с тобой, ну что могло случиться такого страшного, за что ты заплатил вот такую цену? И почему промолчал, почему не сказал, почему не дал нам шанса как-то повлиять на ситуацию, как-то… - Стоп-стоп-стоп… - менестрель вздрогнул, в глазах заискрилось беспокойство, чистое и неподдельное, Лютик подался вперед, мотая головой: - Стой, ведьмак, не беги впереди Плотвы. Я же не говорил, что не хочу возвращаться… к чему бы то ни было. Я просто не уверен… нужно ли мне это. Может, таким, какой я есть сейчас, быть лучше… - Лучше для кого? – не понял Геральт. Бард прикусил губу, запустил пальцы в волосы. Даже не ответил – спросил, едва слышно: - Для меня?... - Лютик… Менестрель дрожал. Не от холода, нет, здесь было тепло, почти жарко. От чего-то другого – того, что поселилось внутри Лютика, разрастаясь неуверенностью и страхом, памятью об изломанном прошлом и мыслями о неизвестном будущем. Что-то, что зародилось в нем после того самого Ривийского погрома, расцвело пышным цветом, едва не уничтожив, но потом завяло, лишившись питания и долгое время не давая всходов… а теперь вдруг ожило снова. Еще тогда, услышав рассказ Золтана, Геральт подумал о химе. Но тогда же эту мысль и отмел, ведь Лютик не совершил никакого жестокого преступления, его переживания и горечь – всего лишь понятная и вполне ожидаемая реакция на утрату друга, и все это не считая очевидных мелочей как отсутствие голосов в голове и боязни света, так что нет… не хим. Однако… Ведь было же Второе Сопряжение. Недолго, но всё же. Не исключено, что на Ундвик, а с него и на Континент за это короткое время могли прибыть и другие монстры и духи помимо тех, с которыми столкнулся Геральт на пути к Tor Gvalch’ca… обитатели иных Сфер до сих пор полностью не изучены. Нельзя исключать того, что среди новоприбывших монстров мог оказаться подобный химу, только цепляющийся за людей, обуреваемых горечью, безнадежностью, отчаянием… Может, что-то подобное недавно подселилось и к Лютику, вытащило из его памяти самые болезненные моменты, и менестрель, понимая, что рано или поздно это доведет его до не самого лучшего исхода, стал искать помощи… возможно, ездил к чародеям в Ковир, к друидам в Каэд Мырквид, Вызиму или на Скеллиге? Или в Синие Горы к Знающим? Возможно ли, что ценой избавления от неизвестной сущности могла стать вот та самая память и любовь к близким? Возможно, Лютик не лжет, говоря, что ему так лучше… ведь он по крайней мере жив… Возможно. Или нет. Потому что если даже эта новая догадка Геральта каким-то диким образом окажется верной, причина подселения к другу безымянной сущности могла быть только одной. Надуманной. Ложной. В корне не соответствующей истине. А значит, если Лютик это поймет, избавится и отпустит, воспоминания могут вернуться снова… Да уж. Одно большое «если»… - Лютик… - повторил Геральт, – …я не заставляю. Не требую. Не настаиваю, но… ведь выслушать ты меня можешь? Можешь отнестись к нашему прошлому как к очередной истории, которые так любишь собирать и записывать? Можешь, слушая ее, понять, как именно воспринимаешь – и лишь потом принять окончательное решение относительно того, хочешь ли ты оставить все так, как есть сейчас? Просто история, Лютик. Просто – история. Ни больше, ни меньше. - История… - бард потер висок. Он все еще дрожал, но дышал уже спокойнее, не так часто и сорвано. – Отражение событий в зеркале чужого восприятия… - Моего в данном случае, - Геральт постарался не обращать внимания на неприятно зазвеневшие в сознании слова «зеркало» и «чужое». – Твое для меня все равно пока замутнено. Так попробуй посмотреть на свое отражение в моем. Может, не все так плохо, как тебе кажется. Лютик снова сел возле костерка. Снял котелок, неторопливо протер пучком травы, бросил туда свою миску и ложку, по-видимому, намереваясь отнести все это к реке и вымыть. Геральт тоже опустился на траву, быстро доел остатки собственной уже холодной похлебки, забрал у менестреля котелок, добавил к столовым приборам свои. Сам прополоснет, не неженка. У Лютика хоть заживление ладоней и идет неплохо, но вот опять – покраснели, удочку держать пока рано. Следующая рыбалка за ним, решил Геральт, доставая из сумки заживляющую мазь и передавая менестрелю. Прогресс – Лютик даже не дернулся, не вздрогнул, лишь глянул из-под ресниц с недоверчивым недоумением. Забрал мазь, нанес на ладони, тщательно растер, чтобы лучше впиталась. Проговорил негромко, возвращая склянку: - Попробуем… - Спасибо. - За что? – тихо и невесело усмехнулся менестрель. - За шаг навстречу. Лютик медленно наклонил голову. Потянулся было к лютне, но, передумав, вытащил из-за пояса и надел подарок Элихаля, тонкие перчатки. Снова усмехнулся, на сей раз безмолвно и как-то задумчиво – наверное, вспомнил повторную встречу с эльфом, разговор с Полли, примерку новых костюмов и репетицию танца для новой постановки, которую сам менестрель едва ли увидит.… Ну ничего, Присцилла, Золтан, Полли, Элихаль и его коллеги-ремесленники обязательно в красках распишут хозяину «Хамелеона», каким чудесным и захватывающим было действо, и как все зрители восхищались постановкой, песнями, танцами, костюмами и украшениями танцовщиц… …украшениями… Взгляд Геральта зацепился за подвеску-цветок в вырезе рубашки. Подождите-ка, кстати, а где же… - Она вернется, - откликнулся Лютик, не дожидаясь вопроса. – Убежала сразу как ты ушел на реку. Сказала, тут в нескольких часах пути есть небольшое пустующее поселение, где можно переночевать. Хотела проверить, безопасно ли, нет ли там всяких лишних… сущностей. - Что за поселение? – напряженно поинтересовался Геральт, не совсем понимая, какой ответ желает услышать кроме очевидного. Лютик пожал плечами: - Штайры… Штеры… - Штейгеры, - вздохнул ведьмак. Менестрель глянул на него – быстро, вопросительно: - А ты вроде как не в восторге. - Не особо, - не видел смысла скрывать Геральт. – Не самая веселая у него история. С нашей… спутницей связанная как раз-таки. - Думаешь, у нее какие-то свои виды на то место есть? – нахмурился Лютик. - Не исключено…. Да, нам все равно в ту сторону, но лучше, если что, заночевать в поместье Реардон – тоже по пути, ближе, да и хозяйка, полагаю, не будет против, - проговорил ведьмак, вспоминая, как едва было не проигнорировал одно из объявлений в Велене, приведшее в результате выполнения заказа к обретению сильного союзника в битве с Дикой Охотой. – Тем более что Штейгеры, если не развалились полностью, стоят практически на болотах… то еще соседство, честно говоря. Утопцы, накеры, водники, водные бабы, туманники… Лютик поежился: - Никого не знаю, но встретиться уже точно не жажду. - Вот-вот… - усмехнулся Геральт, глядя в тень деревьев в ожидании увидеть силуэт черного жеребца. – В поместье будет спокойнее, все монстры оттуда давно сгинули. Уточнять, каким именно образом сгинули, он не стал. Один из тех случаев, когда одного охотника на чудовищ опередил другой, поэтому присваивать себе лавры избавителя дома Реардон и его наследницы Долорес от монстров ведьмак не хотел. - Как скажешь… - тем временем отозвался Лютик. Он был уже почти спокоен. Почти – потому что затянутые в перчатку пальцы то и дело поднимались к шее, теребя золотистую подвеску. Лицо менестреля было задумчивым, глаза снова потемнели. Геральта это почему-то встревожило, хотя сам себе ведьмак не мог объяснить, в чем дело. Да, Черная Мара пока держала себя в узде во всех смыслах этого слова, никоим образом не пытаясь повлиять ни на Геральта, ни на Лютика, с последним так у нее вообще вроде как сложились на удивление доверительные отношения… однако – кто может с уверенностью утверждать, что под влиянием не находится сама Мара? Опустошенные ею же самой Штейгеры, близость Шепчущего холма… дух первой Хозяйки Леса провел в заточении не одно столетие, прежде чем переселиться – не без содействия Геральта – в тело черного жеребца. Там, где во второй раз пролилась кровь… именно это тянет Мару в знакомые места? Может быть, не осознаваемо даже ею, но – тянет, зовет обратно, шепчет, как шептал когда-то самому ведьмаку требующий уйти голос Призрака-под-холмом… или, может быть, именно там она жаждет встретить окончательную гибель? Если так, Геральт сильно возражать бы не стал. Мару уничтожить он все равно намеревался, в Штейгерах едва ли кто-то поселился после той истории, подобные места люди предпочитают обходить стороной. Достаточное расстояние от Новиграда и Оксенфурта, кровь морока ограничится лишь небольшой территорией, а все безумие достанется тем самым болотным монстрам да призракам… - Она говорила, ее убивает серебро, опаленное огнем, - внезапно проговорил Лютик, выпуская подвеску. – Как думаешь, что это значит? - Руководство к действию, полагаю, - мрачно откликнулся ведьмак, наблюдая, как к ним приближается черный жеребец. Может быть, он так и поступит. Может быть, действительно в Штейгерах. Но ночевать в той деревне они точно не будут.

***