По течению

Они провели в пути уже около пяти часов. Из услышанных в процессе сборов разговоров, Катя поняла, что где-то ближе к линии фронта немцы подготовили плацдарм для наступления, которое может стать решающим во всей восточной кампании. Ягер, как непревзойденный танковый ас, был вызван, чтобы лично осмотреть новое вооружение и обсудить план операции с командованием, а его рота, объединившись с дислоцированными на месте войсками, должна была вступить в бой, нанеся неожиданный удар с фланга. Катя сидела на заднем сидении автомобиля в одиночестве: Клаус пересел вперед и вполголоса обсуждал что-то с Тилике. Хотя, положа руку на сердце, обсуждением это назвать сложно: скорее монолог, который изредка прерывался одобрительными высказываниями следящего за дорогой унтершурмфюрера. Несмотря на то, что Ягер не высказывал никаких негативных настроений, Катя ощущала его тяжелый взгляд и понимала, что от расплаты за ночной перфоманс её спас только вынужденный отъезд. Лучше сказать, не спас, а отсрочил, поэтому, не желая приближать момент искупления, она сидела, поджав ноги под себя и, не обращая внимания ни на затекшие мышцы, ни на естественные позывы, ни на укачивание, смотрела в окно, погруженная в собственные мысли. На фоне она услышала, как Ягер что-то резко сказал, но не успела разобрать, что именно, машина плавно затормозила. «Неужели приехали?» облегченно подумала Катя, но нет — они остановились по центру дороги, с одной стороны от которой было засеянное поле, а с другой — лес. Напротив них стоял другой немецкий автомобиль, из которого выходил мужчина в форме, а навстречу ему с улыбкой уже шагал Клаус. Тилике вынул ключ из замка зажигания и собрался покинуть транспортное средство, вслед за командиром. Катя суетливо опустила ноги в вдела их в ботинки. Мужчина непонимающе обернулся на неё. — Можно? Пожалуйста? — с несчастным видом она кивнула в сторону леса. Не найдя ничего странного в просьбе девушки, молодой адъютант отпустил её, а сам направился к разговаривающим офицерам и встал чуть поодаль. Катя не стала далеко отходить в лес, чтобы не навлечь на себя лишних вопросов от Клауса. Закончив, она покорно посеменила обратно. Внезапно пришедшую в голову мысль, что можно не возвращаться, Катя с силой загасила, и прибавив шагу направилась к кромке леса. Но зародившееся в мыслях слово «побег», било по сознанию, как бьются мотыльки об источник света. Катя пыталась отмахнуться от этих фантазий, но с каждой попыткой заглушить их, те начинали трепыхаться еще более отчаянно. Несложно представить в какое бешенство придет Клаус, если она осуществит задуманное. В случае, если её попытка окажется неудачной, от неё мало, что останется. Во время сборов он усадил девушку на табурет среди комнаты, требуя всё время держать руки на виду. А при посадке в машину хотел связать, но по какой-то причине обошёлся лишь грубым обыском и взглядом приказал садиться. Кинув короткий взгляд из-за куста, Катя увидела стоящего вполоборота Ягера, погруженного в общение с незнакомым офицером. Однако, успевшая немного изучить его повадки, девушка заметила, что немец пару раз приподнял фуражку и провёл пальцами по волосам — верный признак, что беседа начала его утомлять, еще немного и он будет готов закончить разговор, затем вернется к машине и озаботится вопросом — где же его пленница. Времени на принятие решения не оставалось. Не отрывая взгляда от разговаривающих мужчин, Катя медленно начала отступать спиной вперед. Когда и силуэты скрылись за лесной растительностью, она развернулась и, насколько могла быстро побежала по лесному массиву. Пробежав столько, сколько ей позволяла физическая подготовка, она остановилась и согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Измученно посмотрев по сторонам, Катя поняла, что бежать, не разбирая дороги было дурной идеей — она была полностью дезориентирована. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она замерла, пытаясь хотя бы на слух определить, с какой стороны была дорога, чтобы продолжить двигаться дальше от неё. Бросив напрасные попытки, Катя обреченно побрела по лесному массиву, уповая на то, что успела отбежать на достаточное расстояние, чтобы быть сразу обнаруженной. Пробираться по лесу становилось всё труднее, места становились всё более дикими, а опускавшийся вечер добавлял сомнений, правильно ли она поступила, убежав от Ягера. Вечерний лес кардинально отличался от дневного — очертания деревьев были видны, а вот землю, овраги и коряги разглядеть было уже сложно, из-за чего Катя постоянно спотыкалась и цеплялась юбкой за ветки, изодрав ту в нескольких местах. Где-то в глубине ей почудилось, а может и нет, завывание волков. К горлу подступила паника. Но, увидев вдалеке лучи фонарей и разобрав немецкую речь, Катя впала в отчаяние. Она предпочла бы быть разодранной волками, чем опять попасть в руки своего мучителя. Менять место было уже поздно, поэтому девушка приняла решение затаиться, уповая, что немцы не заметят её и пройдут мимо. Второй её надеждой было, что даже если её и найдут, то это будет не Клаус, а кто-то другой, и к моменту, когда они окажутся рядом, она успеет взять свои чувства под контроль и ей не будет так уже страшно. Выглянув из-за своего укрытия, Катя словно окаменела, со спины сошёл холодный пот. Не узнать его фигуру было невозможно, даже в сумерках, даже с такого расстояния. Ягер, словно хищник на охоте, чувствовал, что его цель близка. Присутствие русской девчонки почти физически ощущалось воздухе, заставляя офицера водить крыльями носа, словно принюхиваясь. Не желая позволить ему вновь запереть себя с ним, Катя медленно попятилась назад. Дальнейшие события происходили, будто хорошо разыгранный спектакль: Клаус повернулся в ее сторону как раз в тот момент, когда под её ногой хрустнула ветка. Он медленно поднял голову и впился взглядом в её побелевшее от ужаса лицо. Голубые глаза встретились с карими, он испустил довольный выдох, а вдоль её позвоночника пробежал холодок, где-то в районе пупка сжался колючий узел. «Зачем? Зачем он явился?» Перед глазами вновь яркими кадрами пронеслись события последних недель. Прекрасно осознавая, что за монстр находится рядом с ней, Катя тем более не могла позволить ему заполучить себя. Тело и разум отказывались слушать друг друга: умом понимая, что надо бежать, она не могла сдвинуться с места, будто приколоченная к земле двумя синими льдинками. — Ко мне — Приказал он, будто собаке. Это обращение стало словно спусковым крючком — Катя побежала в сторону, которая, как ей казалась, была в противоположном направлении от дороги. Страх подстегивал и подгонял её, помогая не замечать высокую поросль и упругие ветки, хлеставшие по лицу. От быстрого бега дыхание сбилось, сердце стучало словно в ушах, приглушая все остальные звуки, настолько, что девушка не могла даже предположить, на каком расстоянии от неё находятся преследователи и были ли они вообще. Она не останавливаясь бежала, по возможности виляя, насколько позволяли рельеф местности и растительность. Чащоба стала совсем густой, а прямо на пути следования появилось огромное выдранное с корнем дерево, очевидно, поваленное во время урагана. Попытка свернуть не удалась: заросли не позволяли пробраться сквозь них. Выбрав единственный доступный вариант, русская побежала прямо, оттолкнулась ногами от земли и вцепилась пальцами в ствол, пытаясь подтянуться, чтобы перелезть. Грубая кора впилась в пальцы, но мшистое покрытие не позволило плотно зацепиться и Катя поскользила вниз, одновременно она почувствовала хватку на вороте одежды и в следующее мгновение полетела на спину, приложившись головой о какую-то корягу. От удара спиной, у Кати спёрло дыхание, и она попыталась повернуться на бок, чтобы откашляться и вздохнуть, но толчком сапога в плечо была возвращена на спину. — Ну что, стоило оно того? — процедил Ягер, отряхивая ладонь, в которой остался клок длинных волос, вырванный в момент, когда озверевший Клаус сдёргивал девчонку назад. За время, проведенное вместе, Катя наблюдала Ягера разным — злым, раздраженным, раздосадованным, угрюмым, но зрелище, что явилось ей сейчас, не шло ни в какое сравнение с увиденным прежде. Свирепый взгляд, которым немец буравил лежащую на земле девушку, уничтожал на корню любые шансы на благополучный исход ситуации. Затравленная попытка отползти вызвала внутри Ягера взрыв, схожий с извержением вулкана. — Нет, девочка, ты больше не отодвинешься от меня ни на миллиметр, если только не получишь отдельного разрешения — он наступил ей на кисть, добавляя новые болезненные ощущения содранным об кору ладоням. — Ты думала твоя жизнь со мной плохая или тяжелая? — спросил немец, грубо поднимая девушку земли за грудки — Не слышу ответа — он жёстко встряхнул её за плечи. Дождавшись кроткого «Нет, герр оберштурмбанфюрер», он развернул её спиной к себе и толкнул вперёд, на то самое злополучное дерево, вынуждая опереться на него коленями, а чуть выше — ладонями. Зафиксированная между сильным мужским телом и деревом Катя не могла видеть его лица, и это было к лучшему: его глаза метали молнии, способные почти физически прожечь насквозь, а лицо было перекошено от гнева. Ни капли жалости или хотя бы сострадания, которое хоть иногда, да проскакивало в нем при взгляде на русскую пленницу. — Сейчас ты почувствуешь, что такое тяжело. Поймёшь, как с такими, как ты, обращаются другие. С этими словами он сдернул с замершей Кати юбку и чуть осёкся. Спустя мгновение Катя почувствовала прикосновение холодного металла к своей пояснице. Ощущая, как лезвие ножа почти невесомо проследовало вдоль ягодицы до бедра, вызывая табун мурашек, девушка попыталась унять панику, и тут же заскулила от острой боли на внутренней поверхности бедра. Она дернулась в сторону, но была впечатана на место строгим — Стоять. Катя попыталась извернуться, чтобы хотя бы иметь возможность наблюдать, что с ней делают, но Ягер надавил ей на холку рукой, прижав щекой к неровной поверхности дерева. — Если мне придется повторить, это ничем хорошим для тебя не кончится. Делая частые глубокие вдохи ртом, девушка пыталась хоть как-то абстрагироваться от жжения в ноге, но Ягер явно не был настроен облегчить её страдания, усилив нажатие, он еще раз провел ножом по тонкой коже. — Свободы захотела, дрянь? Или же ты решила, что самая умная и можешь сама что-то решать? Ты, вероятно, забыла, что ты — пленная Рейха? — ещё одно обжигающее прикосновение — Теперь ты этого никогда не забудешь. Отойдя на полшага, Ягер невольно залюбовался своим творением. На внутренней стороне бедра красовалась алая, прямо как знамена его партии, свастика. Будто завороженный, он наблюдал, как капли крови стекают по ногам не смеющей шевелиться девушки. Протерев нож, он убрал его, расстегнул галифе и, нисколько не заботясь о комфорте своей жертвы, резко вошёл в неё. Чащу леса пронзил отчаянный вопль боли, многократно усиленный и повторенный эхом, а дальше перешедший визг. С каждым толчком Катя сильнее вбивалась коленями в дерево зарабатывая новые ссадины от трения о кору. Одной рукой он вдавливал её поясницу в ствол дерева, другую сжал вокруг шеи её, на загривке, периодически напрягая пальцы, будто удерживая, словно она собиралась вырваться. Сложно представить, но даже в такой ситуации он думал что у неё найдутся силы на сопротивление. От амплитудных движений кофта задралась, и теперь твёрдая древесина царапала ещё и живот. Катя чуть повела бёдрами, в попытке снизить давление на тело. Клаус воспринял это как попытку непослушания. — Сейчас я научу тебя подчинению и покладистости — прорычал он, впечатывая её всем телом вперёд. Пленнице ничего не оставалось, кроме как, обмякнув, попытаться расслабиться, что было непросто — непонятно, что сильнее доставляло боль, содранные ладони, порезы на бедре, елозящий по коре живот, резкие точки внизу или удушающие пальцы на шее. Сделав ещё несколько наиболее глубоких и следовательно болезненных толчков внутри, Ягер замер, наслаждаясь разрядкой, и покинул её лоно. Мужчина вытер липкий и окровавленный член платком и застегнул брюки, окинув брезгливым взглядом девушку перед ним. Оставшись без вколачивающих её в ствол дерева рук, она безвольной куклой сползла вниз, на землю, добавив ещё протяженных ссадин на груди и животе. — Встать — ледяным тоном проговорил немец — игры кончились, я не намерен с тобой церемониться. Поднявшись земли, Катя непослушными пальцами принялась натягивать перепачканную юбку. Увидев, что именно на ней вырезал Ягер, она заскулила, но под тяжелым взглядом мужчины проглотила звук и продолжила одеваться. Стоило ей закончить, как обе её руки властным движением были заведены за спину, а тяжелые наручники на запястьях отозвались глухим щелчком. — Пошла — Ягер толкнул её в спину. Но сделав пару шагов израненными ногами, девушка споткнулась о корягу и, не имея возможности подстраховаться, упала на и без того ссаднящие колени прямо в ноги немцу. — Хорошо, что ты запомнила свое место, но сейчас я велел «встать» — безжалостно сказал Клаус, пнув её носком сапога по ступням. Пальцы у девушки дрожали, мышцы не слушались, в голове гудел непонятный шум, возможно, следствие ударов. Но она незамедлительно поднялась на ноги, рассчитывая, что если она будет покладистой, то взбешенный Ягер причинит ей меньший ущерб. Несмотря на выпущенный в процессе соития пар, немец был в гневе. Путающаяся в ногах девушка вызывала в нём только досаду и раздражение. Радовало одно: он не убил её сразу, как увидел и, значит, не убьет и теперь. Кате казалось, что она так долго бежала по лесу, однако спустя едва ли четверть часа они уже вышли на дорогу, на то самое место, откуда она так опрометчиво попыталась убежать. Ягер с нахальным выражением лица тихо сказал что-то Тилике, и тот с привычным энтузиазмом открыл машину и начал что-то искать. Через мгновение он протянул два куска материи Клаусу, и тот жёстким движением завязал девушке глаза, а другой кусок ткани, скрутив в жгут, протолкнул между зубов и закрепил на затылке. Импровизированный кляп неприятно пахнул, резко давил на уголки губ, но Катя стоически не произнесла ни звука. Обездвиженную и лишенную возможности смотреть и говорить девушку толкнули на заднее сиденье машины, и колонна автотранспорта, закончив вынужденную остановку, двинулась дальше.