По течению

Таким Кате Ягера видеть еще не доводилось. Китель расстегнут, белоснежная рубашка помята и даже не заправлена в брюки, темные волосы не приглажены назад, как обычно, а стоят торчком. На губах застыла слегка высокомерная усмешка, а амбре, наполнившее комнату с момента его появления, не оставляло сомнений — немец был пьян. Постояв некоторое время в дверях, он отхлебнул из бокала, что был у него в руке и сделал широкий шаг вперед, на ходу ослабляя ворот форменной рубахи. Катя вытаращила глаза, осознав, что, вероятно, сейчас продолжится вчерашнее отвратительно болезненное действо, и попыталась отползти по кровати как можно дальше от входа. Это нелепое движение вызвало короткий смешок у Клауса. Даже если не было бы наручников, что может противопоставить арийскому офицеру хрупкая девица, заточённая в трёх квадратных метрах? Вразвалочку приблизившись к кровати, он смерил девушку пренебрежительным взглядом и затем ногой отодвинул табурет к стене. От отвратительного звука скольжения мебели по полу оба поморщились. Ягер по-хозяйски опустился на табуретку, чуть раскинул ноги и опёрся спиной на стену. Катя всё так же сидела, вжавшись в угол кровати. — Прекрати дёргаться, — догадываясь, от чего так трясет девушку, сказал Ягер, отхлебнув еще немного алкоголя — Я побрезгую повторить вчерашнее. Никакой реакции не последовало, немец сдвинул брови к переносице. — Сядь нормально. Ослушаться приказа, отданного таким тоном, Катя не решилась. Дождавшись, пока девушка боязливо выползет из своего «укрытия» и сядет ровно, спустив ноги с кровати, он продолжил. — У тебя было достаточно времени поразмышлять над своим положением. Ты это сделала? Не желая дразнить зверя, а иначе охарактеризовать нетрезвого гитлеровца нельзя, Катя поспешила ответить: — Да, герр оберштурмбаннфюрер. — И что же ты надумала? — усмехнулся Ягер. Катя непонимающе уставилась на него. От неё явно ждали какого-то ответа, но учитывая характер и состояние немца, ни один из возможных вариантов не мог быть абсолютно правильным или неправильным. Это было похоже на блуждание по минному полю. Решив действовать наугад, Катя предположила: — Нельзя самовольно уходить.? Клаус сделал вид, что задумался. — Направление мысли верное, но нет, я хочу слышать не это. Еще один глоток алкоголя, и Ягера словно озарила какая-то идея, он оттолкнулся от стены и перенес вес тела вперед. В условиях узкого помещения это привело к тому, что его колени соприкоснулись с Катиными. С большим усилием девушка удержала себя на месте и не отшатнулась. Он взял ее за свободное от наручников запястье и придирчиво посмотрел на свет на тонкие пальцы. — Давай так, я буду задавать вопросы, а если мне не понравятся твои ответы, я буду ломать тебе по одной фаланге. Катя словно похолодела от ужаса, нижняя губа затряслась, а глаза вновь увлажнились. — Итак, кому ты принадлежишь? — начал Клаус, не отпуская девичью руку. — Г-германскому рейху? — осторожно сказала Катя. — Неплохо, — засмеялся мужчина, перекатывая между пальцами косточки кисти, слегка надавливая — но скажи это целиком, всю фразу. — Я принадлежу Германскому Рейху — без запинки продекламировала Катя, с опаской глядя на свою левую руку. — Кто решает, где ты должна находиться в любой момент времени? Вопрос поставил Катю в некоторый ступор. Что он хочет услышать? Общие размытые слова? Название подразделения? Или… свою фамилию? — Немецкие органы правопорядка… — попытала счастья девушка. — Дальше? — с ироничной улыбкой приподнял бровь Ягер.- Ну же, у тебя так хорошо получается. Девушка искренне не понимала, что требует от неё немец, тот же, устав ждать, усилил хватку на запястье, а второй рукой сжал Катин мизинец. Догадавшись, что сейчас произойдет, Катя суетливо заговорила: — Я не могу распоряжаться своей жизнью, это право принадлежит исключительно немецким господам. Правила, установленные новой властью — непреклонная истина, их нарушение жестоко карается. Не зная, что ещё добавить, Катя подняла затравленный взгляд на довольного офицера. — Очень хорошо, — пьяно улыбнулся мужчина, проведя пальцами по нежному запястью, — но ты заставила меня ждать. В другой раз будешь расторопнее. С этими словами он резко дернул Катин мизинец на левой руке и вновь откинулся на спину, наблюдая, как девушка кривится от боли и баюкает травмированный палец. Мощности лампочки, горящей в смежной комнаты не хватало, чтобы полностью осветить каморку, но и того, что было доступно взгляду, было достаточно, чтобы порадовать немца. Он пошерудил рукой по карманам, с довольной улыбкой достал ключик и расстегнул наручники. Молча глотающая слезы Катя напряглась всем телом. — Вставай — отдал распоряжение немец — У меня есть для тебя работа. Давай, давай быстрее. Девушка, превозмогая тянущую боль в пальце, поднялась на ноги. — Тебе же уже объяснили правила? Катя осторожно посмотрела на немца и тут же испуганно отвела взгляд. После того, как он причинил ей физическую боль, ответить ошибочно было страшнее, чем не отвечать вообще. — Глаза в пол. К окнам не приближаться. С этими словами Ягер развернулся и уверенными шагами направился к двери, Катя послушно посеменила за ним. Однако, стоило ей поравняться с офицером в дверном проёме, как он схватил её за предплечье, и, наклонившись к уху, зашептал, дыша ей в лицо отвратительным перегаром: — Предупреждаю. Как только я заподозрю, что ты анализируешь обстановку и что-то выдумываешь, отправишься обратно и проведешь в наручниках уже не одни сутки, а неделю. Стремительно преодолев расстояние от каморки до двери, ведущей из большой комнаты, Ягер распахнул её и жестом указал девушке выходить. Катя напряженно прислушалась: меньше всего на свете ей хотелось бы оказаться в окружении нетрезвых фашистов. Всего один сломал ей палец, жутко представить, насколько мерзкой может быть их фантазия, когда они собираются вместе. Даже заточение в комнатушке и полная изоляция казались ей более предпочтительными вариантами. Однако, снизу доносилась лишь оглушительная тишина. Вероятно, педантичные немцы и празднования заканчивают по расписанию, не то, что широкая русская душа, готовая гулять до первых петухов. За то время, что Клаус провёл за беседой с Катей, солдаты успели разойтись по комнатам и лечь спать. Тем удивительнее, зачем после нанесения травмы девушку вести ещё куда-то в ночи? Спустившись по деревянной лестнице, Катя следом за Ягером свернула по коридору и вошла в столовую, пропитанную запахом алкоголя, вперемешку с табаком и потом. Немец быстрым шагом прошелся мимо всех окон, задергивая шторы, и остановился посреди комнаты. Некогда богатое помещение выглядело плачевно: светлая скатерть была прожжена в нескольких местах, надорвана в середине, стол завален грязной посудой, на поверхности столешницы виднелся воск, по полу были раскиданы бутылки, из которых на паркет капали остатки алкоголя. Одна из бутылок разбилась, и Катя, спустившаяся со второго этажа босиком, чуть посторонилась от неё. — В прошлый раз ты показала себя хорошей уборщицей. Надеюсь, сейчас ты не найдешь каких-либо сентиментальных вещиц, которые отвлекут тебя от основных задач. Приступай. Он прошёл мимо девушки с явным намерением сесть на кресло в углу, но был остановлен робким голоском державшейся за руку девушки. — Но мой палец. — Что «твой палец»? — повернул он голову, явно не заинтересованный в продолжении разговора. — Он… сломан — пробормотала Катя, понимая, как жалко наверняка выглядит в глазах немецкого офицера. — Не выдумывай — отмахнулся Ягер — Он просто вывихнут. А даже если был бы сломан, у тебя есть ещё девять. Он замер, приподняв обе брови, словно давая возможность продолжить разговор. Катя упрямо сжала челюсть и начала собирать грязные тарелки, стараясь как можно меньше тревожить травмированную кисть. — Верное решение — хмыкнул немец, сел в кресло и начал раскуривать трубку. Убрав со стола посуду и пустые бутылки, Катя сняла необъятную скатерть и попробовала её аккуратно сложить. Запачканная ткань никак не желала поддаваться, а ноющий палец не давал полноценно пользоваться рукой, дальний уголок скатерти постоянно предательски ускользал. Наблюдавший за её попытками немец неожиданно разбавил тишину: — Справишься быстро, я разрешу тебе поужинать остатками с нашего стола. Заметив во взгляде девушки вместо энтузиазма толику пренебрежения, он чуть нахмурился и наклонил голову на бок. Атмосфера в помещении будто накалилась, Катя поняла, что прокололась. — Спасибо, — она постаралась придать голосу радость. Откинув скатерть в сторону, девушка схватилась за тряпку и начала оттирать стол, особо сосредоточившись на восковых пятнах и покусывая губу. Дешевая уловка не сработала с немецким офицером. — Разве ты не чудовищно голодна? — его голос был глухим и еле слышным, как затишье перед бурей. Катя замерла всем телом, только лишь кисть, сжимающая тряпку, судорожно продолжала тереть одно и то же место. — Для человека, не евшего двое суток, в тебе поразительно много сил. — констатировал немец. Девушка не реагировала, продолжая буравить взглядом стол и орудовать тряпкой. — Ты сейчас сделаешь в этом месте дырку — рявкнул Ягер, заставив Катю вздрогнуть и разжать пальцы. — Ты… — начал немец, но, видимо понял, что фраза должна быть построена иначе — Тебя кормили? Катя несколько раз мелко кивнула, разглядывая свои запястья. — И кто же такой сердобольный? Или, лучше сказать, безрассудный? Раз решился ослушаться прямого приказа оберштурмбаннфюрера? Лицо Ягера не выражало никаких эмоций, по-прежнему склонив голову, он буравил взглядом застывшую девушку. — Вы приказали не давать мне еды? — ошарашено спросила Катя, поднимая взгляд. Она-то думала, что офицер про неё просто забыл, поглощенный своими делами. — Вопросы здесь задаю я. А ты, если не хочешь распрощаться с оставшимися пальцами, на них отвечаешь. У девушки перехватило дыхание, и она с трудом проглотила ком, застрявший в горле, размышляя, как же ей поступить. Офицер ждет ответа, не получает его и злится. Сейчас этот гнев направлен на неё, а как только она назовёт имя, так он с мощью лавины обрушится на молодого адъютанта. С какой-то стороны, почему она должна покрывать Тилике? А с другой, мысль о потере и без того шаткого расположения немца, который отнесся к ней по-человечески, вгоняла в отчаяние. Продолжая кусать губу, Катя не могла определиться и молчала. И так не отличавшийся терпением Ягер под воздействием алкоголя мгновенно вспыхнул. Подскочив к девушке, он заломил ей руку за спину, приложив лицом к неприятно пахнущей поверхности стола. — Видит Бог, я этого не хотел. Ты вынуждаешь преподать тебе урок, который тебе придется выучить на всю оставшуюся жизнь. Конечно, если ты хочешь, чтобы она была достаточно долгой. С этими словами он сильно сжал безымянный палец на заломленной руке и резко дернул. Катя заскулила, уткнувшись в столешницу. Неужели можно пытать человека лишь за то, что он съел принесённую тюремщиком еду? Словно прочитав её мысли, Ягер ухватился за средний палец на той же руке и спокойным, едва ли не успокаивающим тоном сказал: — Ты думаешь, что я наказываю тебя за то, что ты поела, глупая девица? — дождавшись кивка от всхлипывающей девушки, он продолжил также мягко — Я возмущен твоей игрой в молчанку. Ты сама выбрала болевой путь. От тебя не требовалось ничего сложного — на этой фразе голос немца перешёл в устрашающий рокот — Просто. Сказать. Мне. Кто. Дал. Тебе. Еды. — словно рубил он слова, сильнее сжимая тонкое запястье. — Я не знаю его звания, — сквозь слезы выжала из себя Катя, что в сущности, было правдой. Услышав этот ответ, Ягер с силой дернул за очередной палец на руке несчастной. Сквозь собственный крик Катя услышала сзади знакомый голос. — Герр оберштурмбаннфюрер, это был я.