В глазах Его Высочества

Се Лянь в безмолвии сидел на выжженной дочерна земле и тяжело дышал, намертво вцепившись в свое сердце, словно с намерением вырвать его из груди, до того невыносимой была его боль. – Добро пожаловать обратно, Сянлэ, – донесся до принца утомленный битвой с Безликим Баем голос Цзюнь У. Услышав «добро пожаловать» из уст Владыки, Се Лянь сначала изумлённо застыл, а потом дотронулся до своей шеи. Проклятая канга изчезла. Окровавленные губы Цзюнь У исказились в улыбке, и он заметил: – Как я и предполагал, тебе не понадобилось много времени, чтобы вернуться. Се Лянь постепенно успокоил дыхание и тоже пришел в себя, однако руки от груди не отнял. На его лице расцвела улыбка, но она даже близко не походила на тот красный пион, что доходилось видеть его последователям в прошлом. Улыбка принца сочилась горечью и скорбью, куда больше напоминая увядшую хризантему. – Владыка, у меня есть к Вам просьба. – Дозволено. – Вы не хотите узнать, о чем я прошу? – Я в любом случае должен что-то преподнести тебе в честь твоего возвращения в Столицу Бессмертных, пусть это и будет даром. Се Лянь, дëрнув уголком губ, поднял с земли меч и цветок, которые после себя оставил Умин, а следом сам твёрдо встал на ноги. Глядя Цзюнь У прямо в глаза, он со всей серьезностью попросил: – Что ж, тогда я хотел бы, чтобы вы вновь низвергли меня в мир смертных. Улыбка Цзюнь У в один миг померкла. – Почему? – Я совершил огромную ошибку, – Се Лянь покрепче взялся за рукоять меча. – Это я наслал на людей вторую волну Поветрия Ликов. Все могло кончиться куда страшнее, но, – он поднял голову, – по моей вине погиб тот, кто с самого начала не был причастен к моей мести. За меня понесла наказание неприкаянная душа, поэтому в качестве кары я прошу Владыку заковать меня еще одной проклятой кангой. Нет, двумя! Чтобы одна сдерживала мои магические силы, а вторая забрала удачу. – Чтобы забрала твою удачу, Сянлэ, ты уверен? Ведь тогда ты в самом деле станешь вестником неудач и по-настоящему превратишься в духа поветрия. Раньше Се Лянь очень боялся этого прозвища и считал его настоящим позором. Сейчас ему стало все равно. Эта душа готова была дважды умереть за него, и никто в целом никогда не станет о ней горевать, а все потому, что принц просто неудачник. В одном Безликий Бай был прав. Он всей душой хотел защитить свой народ, но только усыпал землю их телами, хотел отомстить, но в последний момент передумал, и беда перекинулось на кого-то другого, совершенно в этом невиновного. Се Лянь не настоящее божество, ведь божество не может быть настолько неудачливым, ему больше нет места на небесах. – Раз ты выбрал такой путь, что ж, хорошо, но в этот раз я не буду накладывать на тебя проклятые канги. Ты понесешь наказание лишь единожды, кроме того при тебе останутся твои силы и удача. – Прошу говорите, – Се Лянь в почтении склонил голову и сложил руки в молитве. Но Цзюнь У ответил не сразу. Его взгляд медленно смягчился, и он, словно успокаивая свое неугомонное дитя, мягко произнес: – Твой взгляд на людей поражает меня, Сянлэ, поэтому я хотел бы изучить его поближе. Позволишь? *** Се Лянь взвалил на свою спину огромный мешок с рухлядью, которой он насобирал в небольшом поселении, и поспешил найти себе попутчиков до наступления темноты, чтобы вместе с ними вернуться в деревню Водных Каштанов со всем найденным. По звуками колес он приметил телегу, запряженную коровой и нагруженную доверха снопами рисовой соломы. Он уже видел ее раньше в деревушке Водных Каштанов, потому Се Лянь, решив, что им, должно быть, по пути, спросил хозяина телеги, не подбросит ли он его мимоходом в деревню. Хозяин дал разрешение кивком, и Се Лянь вместе со своим набитым рухлядью доверха большим мешком залез в хлипкую телегу. Удобно устроившись, он заметил, что за высокой горой снопов соломы помимо него есть кто-то еще. Попутчик лежал за снопами, закинув ногу на ногу, и беззаботно жевал колос с заведеннными за голову руками. Пара черных сапог плотно обхватывала длинные и прямые, как каллиграфическая кисть, ноги, услаждая взор. Се Лянь не мог сразу определить, из какого животного сделаны кожаные сапоги, как и оценить вид этого человека со стороны, но мог отчётливо ощутить витающие от него повсюду смелые потоки драгоценной Ци, что прямо таки без слов указывала на его знатное происхождение. Юноша был никем иным, как молодым господином из семьи какого-нибудь богатого чиновника, который бессовестно сбежал из-под наблюдения слуг, и сейчас направлялся туда, куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома. Телега неторопливо плелась по дороге, мерно покачиваясь. Се Лянь, со шляпой на голове, вынул книгу, которую взял с собой для чтения. Принц никогда не питал интереса к новостям, которые так любили обсуждать между собой многие небожители в сети духовного общения, но из-за нескольких случаев, когда вместо ответа на вопрос его одаривали тишиной, Се Лянь все-таки решил хоть немного наверстать упущенное за время, проведенное в мире смертных. Он раскрыл книгу и провел пальцами по первой строке. «Наследный принц Сяньлэ, вознесшийся трижды. Бог Войны, дух поветрия, Мусорный Бог». Однако написанное Се Ляня нисколько не смутило, и он вслух произнёс: «Если хорошенько подумать, между богом мусора и Богом Войны нет особенной разницы. Все божества равны, как равны и все живые существа». После этих слов за его спиной раздался саркастичный смешок, а затем вопрос: «Серьезно?» После юноша лениво возразил словам Се Ляня, и тому быстро стало понятно, что его попутчик рассуждает совсем не как молодой мальчишка, и почти ко всему относится с должным пренебрежением, словно только себя считает во всех делах правым. Впрочем, это только добавляло ему ребячества, поэтому принц не решился судить сразу. Но чем больше они говорили, тем больше Се Лянь убеждался, что перед ним не простой человек, однако весомых доказательств на юношу у него по-прежнему не находилось. Он легко отвечал на любой вопрос, не имеет значения, о могущественном демоне или самодурном небесном чиновнике, юноша ничего не пытался скрыть от принца. – Уважаемый друг, – обратился к юноше Се Лянь, вспомнив, что так и не узнал имени собеседника, – как я могу тебя называть? – Меня? – шутливым тоном отозвался юноша, жмуря глаза от надоедливых ему красных лучей закатного солнца. – В семье я третий по счету, так что все зовут меня Сань Лан. Он не назвал своего имени, но дальше Се Лянь расспрашивать не стал, посчитав, что это будет невежливо по отношению к новому знакомому. – А ты? – снова послышался голос юноши, когда Се Лянь уже не ждал. – Как мне стоит называть тебя, даочжан? Принц улыбнулся: – Мой фамильный знак — Се, а имя состоит из одного иероглифа – Лянь. Мое имя Се Лянь. Но Сань Лан почему-то не ответил. Он словно застыл в оцепенении, увидев нечто ужасное, и не мог подобрать слов. – Сань Лан? – неуверенно позвал Се Лянь, и только тогда почувствовал, что взгляд юноши был направлен к его пустым глазницам. Пока они ехали, за разговорами Се Лянь не заметил, что белая лента сползла с его глаз, являя юноше тщательно скрытый от чужих глаз таящийся под ней ужас. Се Лянь неловко покашлял и натянул ленту обратно на глаза, отвернувшись и торопливо прикрыв лицо полупрозрачной тканью с его доули. Раньше лента совсем не привлекала внимания, ведь было ничего такого, чтобы встретить человека в монашеских одеяниях, скрывающего свое лицо. Некоторые монахи придерживались обетов не видеть мирской суеты, чтобы скорее самосовершенствовать свое тело и дух, однако не многие решались на подобный шаг – добровольно лишить себя зрения, подумать только! Надежды, что Сань Лан не заметил, что находилось под повязкой у принца, уже не осталось. Се Лянь незаметно провел по глазам под ней, чтобы на всякий случай проверить, не гной ли настолько поразил юношу. Сань Лан в свою очередь погрузился в безмолвие и больше ничего не говорил. Руки на его коленях едва различимо дрожали, накрепко вцепившись в красное цзяньсю, что, казалось, еще немного, и пальцы вовсе разорвут дорогую ткань на мелкие кусочки. В тишине раздался его полный раскаяния, тихий голос: «Прости меня, Ваше Высочество». – Что? – немедленно отозвался Се Лянь, уловив обращение. За столько лет его слух сделался удивительно тонким, заменяя собой зрение, поэтому было бы странно, не распознай он слов с первого раза. – Свиток, – спокойно ответил Сань Лан и кивнул на руки принца. Тот все это время продолжал водить пальцами по бумаге уже в одиночестве, не обращаясь к Сань Лану с вопросами. – Там, где ты читаешь, говорится о Его Высочестве. Принц нахмурился и ещё несколько раз провел по бумаге, пытаясь различить иероглифы под своими пальцами. И правда, у него под рукой оказалась информация о какой-то королевской особе, поэтому он немедленно поблагодарил: «Спасибо, Сань Лан, дальше я сам». Остальной путь они провели в молчании, только несколько раз перекинувшись парой слов, когда Се Ляню не удавалось распознать иероглифы. Взгляд Сань Лана окончательно помрачнел, и он погрузился в свои мысли. Когда по прибытию в деревню Се Лянь выбрался из телеги и уже взвалил к себе на спину свой мешок с рухлядью, Сань Лан остался сидеть за стоками соломы на прежнем месте, и одними губами закончил фразу, которую ему не дал договорить Се Лянь, отозвавшись на «Его Высочество»: «Просто дай мне немного времени, в этот раз я обещаю, что успею».