Лесник

Он ехал по весеннему лесу, наслаждаясь первыми более-менее теплыми деньками. Лес перекликался тысячами птичьих голосов. По деревьям прыгали, посвистывая, белки. Где-то вдалеке журчал весенний ручеек, наигрывая свою незатейливую музыку. Влажный лесной полог заглушал следы, но он хорошо слышал, как вдалеке почти бесшумно протрусила лисица, идя по следу пробежавшей ранее мыши. К ручью подошел олень и теперь пил студеную талую воду. Герман ухмыльнулся, останавливая жеребца. Мечтательно прикрыл глаза, втягивая носом воздух. Жаль, что нельзя было сейчас поохотиться на этого сильного и гордого зверя. Поэтому лесник усилием воли заставил кровь не кипеть в венах, подстегнул коня и поехал прочь, чтоб не искушать, и не травить душу. Стало жарковато, он стянул с себя бушлат, спрятав его в рюкзак, сам остался в темном гольфе. Выехал на залитую солнцем поляну и спешился. Как же редко выдавались подобные приятные деньки. Хотелось хотя бы на несколько минут абстрагироваться от всех невзгод. Уйти в себя. Просто расслабиться. Он сел в траве, достал из рюкзака пару бутербродов, фляжку с остывшим чаем и принялся неспешно перекусывать, при этом не забывал зорко вглядываться в окрестности. Если он и расслаблялся, то это не значило, что лесник когда-то терял бдительность. И тут до уха донесся странный и опасный звук. Влажно и глухо хрупнула веточка под чьей-то тяжелой, но осторожной поступью. Герман замер, проглотив недожеванный кусок. Прислушался, подозрительный звук, как родился, так и умер, а нового не было. И все же птицы в одной из частей леса с опаской примолкли. Лесник потянул носом воздух, но весенний лес пах слишком сильно, чтоб почувствовать что-то иное. Конь, до этого с упоением жевавший свежую весеннюю зелень, внезапно поднял голову и навострил уши и гулко начал втягивать большими, будто у араба ноздрями воздух. Медленно пятиться в сторону хозяина. Герман встал, спрятал недоеденный полдник обратно в рюкзак и закинул тот на плечи. Подошел к коню и погладил по его широкой, лоснящейся шее. Жеребец был напряжен так, что пот выступил из-под его густой еще зимней шерсти. Он на мгновение присмотрелся к лесу и, казалось, что чаща посмотрела на него в ответ. Черными, туманными глазами, скаля огромную пасть, полную острых хищных клыков. Между деревьями зарокотало, и на солнечный свет вырвался бурый, тощий после зимней спячки и очень голодный медведь. Герману понадобилось меньше секунды, чтоб взлететь в седло уже бегущего коня и острые медвежьи когти полоснули только воздух, в том месте, где только что стоял жеребец. — Валим, Ренегат, валим! — рявкнул мужчина, подгоняя животное хлесткими ударами повода по плечам. Они летели вперед, улепетывая от преследующей по пятам смерти, петляя между деревьями. Медведь пер напролом, причем развил достаточно приличную скорость для своих габаритов, в то время, как коню с всадником было достаточно тяжело уходить от него по влажному лесному пологу, на котором длинные ноги животного скользили или утопали. Поэтому расстояние не менялось. И только показавшаяся впереди промоина с текущим с горы ручьем, обнадежила мужчину, заставив подстегнуть взмыленного жеребца для последнего рывка. Конь подлетел к самому краю, в мгновенье подобрался и выпрямился, словно пружина. Промоина была широкой, но он легко преодолел это расстояние, а вот медведь, заметив препятствие, попытался затормозить, но по инерции проскочил еще несколько метров, и плюхнулся вниз, прямо в холодную реку. Герман, услышав недовольный, удаляющийся рев, ухмыльнулся и позволил жеребцу сбавить ход. Сначала перешли на рысь, потом на шаг. — Молодец, Ренегат, отлично поработал, мальчик! — похлопал он животное по взмыленной шее, когда отъехали далеко от опасного места. Нужно было возвращаться домой, чтоб сообщить в лесничество о медведе, который пришел достаточно близко к окраинам леса. Хотя, десять километров вглубь, не такое уж и близкое расстояние, но все же. Трель смартфона заставила что всадника, что коня вздрогнуть и остановиться. — Твою мать, да что такое?! — мужчина покружил среди деревьев, выуживая гаджет из кармана брюк. Экран высветил, что слышать его страстно желает отец. — Час от часу не легче! Вздохнул, поправил волосы, чтоб не лезли в уши и снял трубку. — Алло! — Hei, sønn, hvordan har du det? (Привет, сынок, как дела? — норв.) — Начинается, то есть так пообщаться нельзя? — Nei, det er for viktig. (Нет, дело слишком важное. — норв.) — Hva skjedde? (Что случилось? — норв.) — En veldig innflytelsesrik person klaget over din vilkårlighet på arbeidsplassen. (Один очень влиятельный человек жалуется на твой произвол на рабочем месте. — норв.) — Etternavnet til en person er ikke Wagner for en time? (Фамилия влиятельного человека часом не Вагнер? — норв.) — La oss si. (Допустим. — норв.) — Так вот, — голос Германа приобрел слегка стальные нотки, — возможно я и не могу доказать, то, что сын твоего влиятельного друга беспределит, но, просто передай ему, что в следующий раз я приду не только с неопровержимыми доказательствами, но и с прокуратурой! И тогда выкручиваться придется очень долго, что на его репутации скажется не самым лучшим образом. А еще, я найду девочку, которую насиловал его выродок! В трубке послышалось шуршание, стук двери, после до лесника дошел тихий вздох старшего мужчины: — Все настолько серьезно? — Ты даже не представляешь себе, насколько. И пусть даже не пробует воздействовать на меня никакими методами. Ты меня знаешь. Подвинет меня с должности, я уйду глубже в леса, а ему сделаю так, что жизнь малиной не покажется. — Не смей беспределить! — голос отца стал грозный, но лесник только ухмыльнулся. — Да кто будет, я же не тварь какая! Хватит и других методов внушения! — Гера, пожалуйста, не натвори ничего! — Пап, да какой творить, тут и без меня справляются. Они девчонку у родителей за долги забрали, и насиловали ее. — И? — голос отца снова приобрел металлические нотки. — Что “И”? Убежала она от них, мне под машину кинулась, когда я от Миланы ехал. — Твою мать, и что? — Живая. Руку сломала, да ребро. Избитая с ног до головы. И то не факт, что из-за машины. Да внизу потрепали сильно ее. — Твари, конченные. Хорошо, сильно там не переусердствуй, пожалуйста. А я уже тут меры приму некие, чтоб много не рыпался папаша. — Спасибо. Мне это помогло бы. И без них проблем хватает. И это, за девчонку им ничего не говори. — Какую девчонку? — Точно. — Одно скажи. — Ну? — Девчонка-то красивая? — Пап, ты смеешься?! — Да ладно, чем черт не шутит. — У меня Машка есть. — Твоя Машка кидает тебя через прогиб каждые десять дней. Несерьезные отношения. — Па, не лезь в мою личную жизнь, пожалуйста. Мне уже даже не двадцать. И да, девчонка довольно симпатичная. А сейчас извини, мне пора. Я, знаешь ли, на работе. Ренегат вновь поднял голову и подозрительно захрапел. Герман оторвал тонкую пластинку трубки от уха, прислушиваясь, но первым пришел запах мокрой вонючей псины и он понял, что поздно. Все, что успел, так это подстегнуть коня, но тот вместо уверенного прыжка вперед крутанулся на месте и это спасло жизнь обоим, так как медведь, вылетевший с кустов, целился как раз в круп жеребцу и поэтому промахнулся. И все же его острые, словно кинжалы, зубы, как ножами рассекли милитари брюки на бедре лесника, хватая его чирком. Мужчина взвыл от внезапной боли. А медведь молниеносно для своих габаритов, развернулся и кинулся снова. Лесник еще раз крутнул коня, уводя того по кругу. Ренегат подпрыгивал, поджимая задницу, хлестко бил задом на ходу, чтоб не попасть под смертоносные когти зверя. Бежать было совсем не вариант. Хозяин леса вел себя неадекватно. Он мог прийти к людям. Герман ловко сбросил рюкзак, ведь тот мешал двигаться и выхватил из седельного чехла короткий штурмовой карабин с пистолетной ручкой. Успел посетовать, что зарядил тот дробью и тут зверь прыгнул, с силой зарядил ему сзади в левый бок лапой. Боль опалила и лесник едва не вылетел из седла, но резко развернул того полубоком к нападающему, передернул затвор карабина, сунул дуло в раскрытую пасть нападающего медведя и спустил курок. Бахнуло так, что он все же не удержался в седле и рухнул навзничь на влажный лесной полог. Задохнулся от боли, когда приложился как раз на больной бок. Но лежать и скулить не было времени, так как медведь не был мертв. Он катался по земле, бил по изуродованной дробью пасти передними лапами и ревел на весь лес. Лесник поднялся на ноги, вытащил из ножен, висящих у него на бедре длинный охотничий нож и подошел к раненому хищнику как раз в тот момент, когда тот начал подниматься на ноги. Бросился, оказавшись сбоку от зверя и с силой всадил нож за ухо зверю. Повернул, вырвал и ударил вновь. Зверь рявкнул в последний раз, тихо заскулил и рухнул к ногам лесника. Глаза мужчины в этот момент пылали желтизной. Трелью зазвенел валяющийся среди прелой листвы телефон. Мужчина выругался, подошел к аппарату и поднял его. — Пап, я конечно извиняюсь, но если постоянно будешь звонить, когда я на работе, то в один прекрасный момент говорить станет не с кем!