Лесник

Василиса активно ковырялась в тарелке с фруктовым салатом, а Катя задумчиво размешивала сахар в стакане с латте. Поднять глаза и посмотреть на сидящего напротив Германа, она не могла. В ней боролись два чувства: стыд и робость. И, пока он с нескрываемым интересом пялился, сама Катя все никак не могла себя заставить взглянуть хотя бы раз. Василиса с силой шлепнула ложкой по тарелке, разбрызгивая в стороны фруктовый сок и сливки. — Вася, ну, что ты делаешь?! — Катя схватила салфетки, начала вытирать забрызганное платьице дочери, чумазую мордашку и руки. — Разве может принцесса разводить грязь? Забрала из рук малышки ложку и начала кормить ее, но дочь капризничала, не желая такого положения дел. Лесник наблюдал за всей этой ситуацией с легкой усмешкой. — Мамаша, не хватает тебе педагогических качеств, как же ты росла вместе с кучей младших и была их нянькой? — Василиса это дочь. Тут ни одна из практик не срабатывает. Наверное, мы ее все слишком балуем. — Детей надо баловать. — Герман подвинулся ближе и взял ложку у нее из рук. Повернулся к замершей на секунду Василисе. — Hvorfor er prinsessen vår så skitten? (Почему наша принцесса такая грязная? — норв.) Девочка посмотрела на него крайне удивленно и молча съела фрукты из протянутой ложки. — Колдун блин! — Не только у тебя толпа братьев-сестер. У меня тоже четверо и племянница Вот, адаптировался. Плюс, мой авторитет, она меня побаивается. Кстати, хорошо выглядишь. — Спасибо, я, кстати, диплом защитила. — Катя почувствовала, что краснеет. — Молодец, не сомневался даже в этом. Как на личном фронте? — Да никак. Мари уехала, Дарина с мужем тоже скоро переезжают в другую страну. Остаемся только мы с Васей, да, скорее всего, сестра Карина ко мне переедет. Мама, как я окончательно ушла из семьи, на нее перекинула всю свою злобу. Вот такая вот история. Сам-то как? Что за вопрос хотел обсудить? — Сам, как перекати поле, куда ветер дует, туда и качусь. Живу в селе, воюю с местным населением. Строю новую избу на кордоне. Когда перееду туда, заведу новое хозяйство. — То дело, — Катя покрутила пальцем в воздухе, — решилось? — Еще нет, — Герман как-то странно посмотрел на нее, — там все обернулось просто омерзительно, но я пока не хочу говорить об этом. На душе нехорошо становится. — Тогда о чем? — У меня есть младший брат, Ингварр, дай ему всевышние силы здоровья, а мне нервов побольше. Вот. Ингварру шестнадцать лет и он влюбился. Настолько сильно, что теперь этот упыреныш грозиться покончить с собой. — А я-то тут причем? — А притом, что братец влюблен в девочку из этого видео, — он достал смартфон, что-то включил и протянул ей. Катя удивленно вперилась в экран и вдруг увидела до боли знакомую картину. Набережная и девушка на небольшой деревянной сцене танцующая под стук барабанов. А в стороне от нее и себя. Хотя, как раз сама она прекрасно знала эту ситуацию. Тогда ее любимой младшей Алине отказали в поступлении в танцевальную студию. Младшая расстроилась донельзя. И когда увидела на набережной барабанщиков, то таким нестандартным образом излила всю свою боль. А кто-то снял. И видео завирусилось. — Так это он в сестру мою что ли влюбился? — Именно. Он танцор. До мозга коренных зубов. Не то, что живет, дышит танцем. И ее танец просто свел его с ума. Этот придурок подделал отцову подпись, скинул ксерокопии его документов, купил билет на самолет и прилетел сюда. Чтоб найти ее. — Э, хочу его огорчить, Алина моя неслышащая. — Вот это он уже знает и ему плевать. Он умудрился разыскать ее в соцсетях, но не нашел в доме твоих родителей. Теперь психует. — У нее телефон сломался и я новый не купила еще. Тем более, что ее в городе пока нет. — То есть связаться никак? — Нет. — Плохо, конечно, он уже весь мозг нам с сестрой вынес. — Так он здесь сейчас? — Катя огляделась. — У сестры, под замком сидит. Псих слабоадекватный. — Могу его огорчить, Алина сейчас в лагере на юге. До сентября. Тоже помотала мне нервов и с телефоном этим и состудией. Она хочет танцевать, сам видел, что вытворяет. И не понимает напрочь, что вряд ли какая-то из студий ее возьмет. К сожалению. Так что отправляй своего братца домой. Не бередите моей малой душу. Ей и так больно. — Кать, так может ее в какой пансионат поселить. Там индивидуально кто ее возьмет. — А мне продавать почки или печень? Ты себе это представляешь? Мать никогда не станет платить за это. Ей легче посадить ее дома, чтоб младших нянчила. Нет уж, Гер, скажите ему, что моя сестра не будет с ним встречаться. Оставьте ее в покое. А главное, меня! Василиса в это время зевнула и потерла глаза кулачками. — Так, если у тебя все, то мы пойдем в детскую комнату. Мне надо сдать дочь няням и пройтись купить нужных вещей. Катя усадила дочь в маленькую складную коляску и быстрым шагом направилась в детскую комнату. Герман нагнал ее через пару метров. — Хорошо, давай пройдемся вместе. Может, все-таки, договоримся о чем-то более продуктивном. — Не о чем тут разговаривать. Твоему оболтусу шестнадцать, моей кровососке тринадцать. Не надо нам подобных Ромео и Джульетты. Лесник подождал ее, пока Катя устраивала девочку няням. — И все же, — он не хотел так просто отступать. Вернулся к тому же разговору, когда она вернулась, — есть ведь государственные программы. Бюджетные. Ее можно определить в какую студию по специальной программе. — Гер, она старательная, влюбленная в танец, не меньше, чем твой оболтус, но я совершенно не уверена, что она пройдет хотя бы один из отборочных туров. — Попытка, не пытка. Один из конкурсов в августе. Там приз, как раз обучение, проживание. Там меценаты помогут. Мама как раз тоже своих выпускников будет представлять. Ингварр, возможно, тоже попытается. — Ты себе это можешь представить? Если вдруг все удастся! Два подростка в яркой стадии пубертата попадут в одно учебное заведение. Как думаешь, с какой скоростью они наделают нам племяшей? Они же без мозгов, предохраняться не умеют, а либидо выше головы. Они ж не мы. Я дура была в семнадцать, когда забеременела, а ей тринадцать и она безумно импульсивная! Страстная! — Боишься, что внезапно попробует и войдет во вкус? — На меня посмотри, мне одного раза хватило, чтоб войти, — и она скосила зеленый глаз в его сторону. — Ну, у нас-то мозги на месте уже, мы умеем не только животными инстинктами руководствоваться, — Герман по привычке похлопал ладонью по карману и улыбнулся. Переглянулись. Этот раз получился каким-то смазанным, коротким и резким. Место нашли только в крайней кабинке мужского туалета. В помещении было практически безлюдно, так как в разгаре был рабочий день, но все равно обоим было очень не по себе. И все же основное желание превышало страх. А вспышки адреналина только подхлестывали весь процесс. Катя остервенело целовала его шею, обхватив ногами узкие мужские бедра, а Герман, опершись одной рукой о стену с какой-то звериной яростью сжимал ее ягодицу второй и достаточно резко прижимался к ее телу, беззвучно рыча при каждом движении. Как обычно, в самом начале она немного зажалась, не пропуская в себя мужчину, но в этот раз он был чуть настойчивее, ведь времени на долгие ласки не было. Да и сопротивление было просто смешное, даже приятное. Снова она крепко сжала его своими внутренними мышцами, и снова лесник скупыми ласками и нежными словами добился своего. Двиглася хоть и резко, но достаточно неспешно, на всю немалую длину. А ее капризное тело, на этот раз достаточно благодарно принимало его в себя, отзываясь мелкой внутренней дрожью. Кате хватило всего несколько минут, так как мокла еще с тех пор, как только впервые увиделись и Герман в очередной раз не подвел. Он, будто понял, чего именно хочется подруге. Снова крепко прижался, потираясь телом о все ее чувствительные зоны и уже скоро жесткие спазмы скрутили все ее тело и только прижатая к губам ладонь, не дала рассекретить парочку. В туалете завозился кто-то, заставив обоих замереть. И, пока Герман затравленно прислушивался к происходящему, Катя бесшумно спустилась вниз и нежно коснулась губами его живота. Приподняла глаза и с ухмылкой посмотрела на него. Снова поцеловала и лизнула горячую кожу языком. Лесник смотрел на нее изумленно. В остром язычке блеснула серебристым оттенком штанга пирсинга, заставив его нервно сглотнуть. А когда она аккуратно прихватила его напряженную плоть губами, лаская языком, чуть не упал. За дверями кабинки заходили и выходили мужчины, и теперь уже он едва сдерживался, чтоб не выдать своих истинных деяний. И когда же, наконец, достиг пика наслаждения, то едва удержался на ногах, закусив зубами палец с такой силой, что прокусил его клыками. Катя с довольной полуулыбочкой встала, вышла из кабинки, на ходу приводя себя в порядок. Выглянула из туалета и нос к носу столкнулась с уборщиком. — Дамочка — это, между прочим, мужской туалет! — О боже, неужели?! — она с самым наивным выражением захлопала глазами. — Какая же я невнимательная! — и выбежала прочь, быстро стуча каблучками. — Бабы, — фыркнул мужик и зашел в туалет. Герман вышел прочь, отряхивая руки и медленно пошел по большому залу. Катя почти бесшумно шла сбоку, задумчиво улыбаясь. Попыталась взять за руку, но он как-то жестко и зло отдернул ладонь. Глаза его при этом полыхнули. — С той стороны возьми, — пробурчал он и показал заклеенный окровавленным пластырем палец, — с этой я ядовитый. — Резкий ты. Я даже испугаться успела. — Уж кому-кому, а тебе меня вообще бояться не стоит, — лесник вышел на смотровую площадку т уселся там на скамейке, приглашая сесть и ее, — в ближайшее время я уеду, поэтому прошу, посмотри, стоит дело мое заморочки или нет. — Дай мне поцарапанную руку. — Обратиться захотелось? — Не придумывай. Я ее пить не собираюсь. И раны мазать. Он вздохнул и в это время Катя коснулась его пальцев своими. Ее прикрытые глаза забегали. — Все будет очень сложно и с большим количеством проблем. А еще ты очень много потеряешь. Но и приобретешь. Весы твои выравниваются. Думай. И устало положила голову ему на плечо. Герман крепко обнял ее, опершись подбородком о макушку. Она просунула ладошку ему под свитер, незаметно поглаживая напряженный живот. — Язычок давно проколола? — он невольно вздохнул, когда ее пальчики будто случайно коснулись паха. — Года три назад, просто сняла перед тем, как меня забрали. Что понравилось? — Ты даже не представляешь себе, насколько. — Жаль, что не попробовали ни разу на кровати. — Еще не вечер. Хочешь? — Да! — Пошли на стоянку, пока время есть, я у сестры взял машину, у нее стекла затемненные!