До пятницы

Любовь, привычка или закономерность? Тело, что собирает остатки сил по смявшейся постели, выгибает дугой, когда член в очередной раз попадает в комок нервов внутри. Влажные от пота, отросшие волосы неприятно липнут ко лбу. Ощущение, словно тело горит. Душевная неуравновешенность мешается с физическим удовлетворением. Лёша втрахивает в матрац ювелирно, будто это его жизненное призвание. Чёткие, размеренные движения заставляют вилять задницей, аки шлюху, просящую добавки, ведь этого всегда будет мало. Вова чувствует, как его кусают где-то в районе кадыка и стонет с надрывом. Меченая кожа отдаёт жжением. Из глаз начинают бежать слёзы. Слишком хорошо. Движения внутри ощущаются слишком ярко, ладони с силой мнут бока, скользят до сосков, а пальцы нежно потирают их. Указательный и большой пальцы сжимают и разжимают их, заставляя голос срываться на высокие стоны. Неприятно и больно. Растирают, скребут ноготками, а сердце стучит и стучит. Громче и громче с каждым разом. Кажется, что голова сейчас взорвётся от перенапряжения. Пальцы проходятся по рёбрам, словно проверяя на прочность и возвращаются к соскам вновь. У Вовы пальцы на ногах подгибаются от контраста ощущений. Руки с силой сминают простыни, соскользнув по чужим предплечьям и оставив там несколько ярко-красных полос. Нужно держаться за что-то – как только он отпустит точно улетит – голова моментально отключится. Движения не прекращаются, наоборот набирают обороты. Животный ритм, который не даёт нормально дышать, отчего лёгкие буквально горят и разрываются. Вова жмурится, собирается с силами и хватается за чужую шею, с нажимом опуская ниже – немая просьба поцеловать. Которую не выполняют, моментально вгрызаясь в кожу над ключицей. Семенюк вскрикивает, на что получает хлопок по бедру и руку, что зажимает слишком громкий для этого тихого вечера рот. Губанов почти вылизывает кожу, местами засасывая и оставляя множество отметок, которые расцветают фиолетово-жёлтыми следами. Вова не привык в долгу оставаться. Потому не сдерживается и проходится ногтями по спине, царапая так сильно, как только может. Разумом движет сейчас злость и обида. Пускай сердце бешено бьётся, когда он видит недовольный взгляд голубых глаз. Ему больно – он имеет право так себя вести. Даже если человек над ним – самое дорогое и одновременно с этим самое ужасное, что он получил за это время. Пальцы болят от постоянного напряжения, всё, что находится ниже пояса, не чувствуется. Встать с кровати в конце будет чем-то невообразимым. В любом случае, сейчас как-то исправить положение не получится. Очередной толчок слишком глубоко, Вова кричит в ладонь, что так заботливо-грубо зажимает ему рот, дабы соседи не слышали ничего лишнего. Тело скользит по кровати от каждого грубого движения, грудь подставляется под требовательные губы. Те самые губы, что слишком часто оставляют ранки на собственных тонких губах. Те самые губы, что с чувством оттягивают кожу на шее в порыве больной страсти. Те самые губы, которые с чувством выстанывают имя, когда Лёша кончает. Слёзы продолжают обжигать щёки, конечности трясёт от оргазма. Хочется отключиться и уснуть. Но Вова держит себя в руках, рассматривая лицо напротив. Ебейше красиво. До мурашек по коже. Если бы не боль в пояснице и скулёж, что неконтролируемым потоком льётся из губ, он бы задарил Губанова комплиментами. Искусство всегда заслуживает комплиментов. Он бы расцеловал его грудь и сам с удовольствием оставил парочку отметин по бледному телу. Он бы прижал к себе и не отпускал до рассвета. И всё это было бы достаточно страстно и романтично, в самый раз снимать на камеру и вставлять в какой-нибудь сопливый подростковый фильм. Если бы это имя, сорвавшееся с губ Лёши, не было чужим. Как мало нужно для того, чтобы сердце разбилось вдребезги, ведь так? Семенюк чувствует себя грязным. Каждый чёртов раз, когда он слышит имя лучшей подруги, что слетает с чужих губ, он готов тут же выйти с балкона этой чёртовой квартиры. Лишь бы не возвращаться в это пристанище ада в следующую пятницу и не разрывать себя в клочья из раза в раз. Как же он до этого докатился – весьма закономерный логичный вопрос. Когда всё пошло не так? Может быть, год назад, может быть два. Семенюк сбивается со счёта каждый раз, когда пытается прикинуть. Потому что данная система заставляет рассыпаться не только внешнюю оболочку, но и внутреннюю. И кто вообще сказал, что любовь – самое чудесное и прекрасное чувство, что только есть? Он должен сгореть в адском пламени, потому что так врать людям просто нельзя. Это бесчеловечно. Между Вовой и Лёшей, как бы это банально не звучало, нет ничего. Только небольшая квартира на окраине Москвы, регулярные встречи по пятницам, когда каждый из них старается максимально выжать соки из партнёра, чтобы эти самые минуты страсти позже растягивать в памяти всю оставшуюся неделю. А самое главное – между ними огромная пропасть с расстоянием в бесконечность. Внезапно оказалось, что можно быть одновременно непозволительно близко и до ужаса далеко. Володя думал, что бывает только так в тупых сериалах на нетфликс и дешевых бульварных романах, которые продают в подземных переходах. Но жизнь сука, и вот где он оказался теперь. Чувства Вовы уже как аксиома. Происхождение которой он объяснить никак не может. И все вокруг догадываются, подмечая про себя побитый взгляд, когда в поле зрения попадает Губанов. Люди по природе своей внимательные и очень любознательные существа, один только Губанов, похоже, в глаза долбится или специально не подаёт виду. Единственное, на что вообще никто не может обратить внимание, это негласное звание “друзей по сексу”, которое висит напряжением между ними, когда они встречаются утром на маленькой кухне. О происходящем сожалеть поздно, поэтому приходится стирать слёзы с щёк и собирать оставшиеся силы в кулаки. Пускай романтики никакой не дождаться. Простое удовлетворение потребностей раз в неделю – табу на что-то большее. Вова всё же ощущает своё преимущество – он находится ближе всех тех, кто пытается пробраться к Губанову. И плевать, что это происходит лишь в постели. Пока он может удовлетворять свою вечную потребность во внимании любимого человека – он будет пользоваться данной ему возможностью. Семенюк со стоном перекатывается на бок, до конца задирая сбившуюся простынь и вытирая сперму со своего живота. Двигаться до ужаса неприятно, но ещё более неприятно задерживаться в этой квартире. Поэтому, пока Лёша не собрался с мыслями, Вова подбирает раскиданные по полу шмотки, натягивает спортивки и идёт к кухне. Сейчас хочется только пропустить одну-другую сигаретку и поехать домой. Отсыпаться за бессонную ночь. Он хватает оставленную на подоконнике пачку чапмана, открывает форточку, выдёргивает зажигалку вместе с последней сигаретой из картонной упаковки и сминает последнюю, откидывая на кухонный стол. Голый торс обдувает холодный ветер, но Семенюка это не останавливает. Желание покурить куда выше желания не отморозить почки. А ведь совсем скоро уже зима. – Снова дымишь в доме? – слышится недовольное за спиной. Вова нехотя вытягивает сигарету изо рта и лениво поворачивает голову в сторону звука. Скользит внимательным взглядом по обнажённому телу в проходе кухни и стряхивает пепел в банку. – Я же в форточку, не нуди, – Семенюк закатывает глаза и тяжело вздыхает, переводя взгляд обратно к горизонту, на котором медленно восходит солнце за окном. – Вчера уже хватило твоего нытья. Губанов издаёт тихий смешок и делает несколько медленных шагов в сторону Семенюка. – Не знал, что душевные разговоры двух друзей тебя напрягают, признаю ошибку и больше не буду так делать, – подходит совсем близко. По телу Вовы бегут мурашки от жара груди, что прижимается к спине сзади. У щеки ощущается прерывистое дыхание. Он сейчас прям здесь откинется от остановки сердца, он готов поклясться, если ещё хоть одна секунда… Он первым поворачивается, предварительно закинув окурок в банку, и ладонью отодвигает разомлевшее от тепла тело на полшага от себя. – Не тогда, когда ты собираешься вытрахать из меня дух, – скалится в улыбке. – Это явно лишнее. Но если вдруг ты решишь пригласить на чай на неделе, то я буду не против послушать про твои проблемы на любовном фронте за кружкой чёрного листового, – Семенюк делает как можно более непринужденное лицо и направляется в коридор, по пути поднимая свою толстовку и футболку, что они выбросили на половину пути к кровати. Он не поворачивается в сторону кухни, знает – Лёша не смотрит на него, снова окунувшись в поток собственных рефлексий. Тем лучше. Спокойно покинет квартиру и, может быть, даже успеет доехать до дома, не загнавшись из-за неразделённой любви. – Вызвать тебе такси? – звучит неуверенное за спиной. Вова только тихо усмехается, надевая свои кроссовки, стараясь как можно меньше напрягать мышцы. Но выходит у него, стоит сказать, погано. – Я своим ходом, но спасибо за заботу. Вечер, плавно перетёкший в ночь, был просто незабываемым. Как и всегда. Бывай, – Лёша как раз появляется в прихожей, наконец-то додумавшись хотя бы надеть на себя штаны. Вова салютует ему двумя пальцами в сторону потолка и открывает входную дверь в тот момент, когда за спиной слышится тихое: – До пятницы? – До пятницы. *** Считать себя жертвой обстоятельств глупо априори – Вова и не считает. Просто он встретил не того человека, не в том месте. Ну и удосужился влюбиться в него мимоходом. Бывает. Это не то чтобы отягощает, просто создаёт некоторый дискомфорт в повседневности и общении с общими знакомыми, но если брать всю ситуацию в общем, то он вполне себе счастлив. Приходится… Много думать. Много думать и стараться не разрушить себя в щепки в процессе. Как так вышло? Ну… Лёша учился на несколько курсов старше и посещал некоторые лекции с лучшим другом Вовы. Одна встреча в столовой в начале года – новое знакомство, несколько незамысловатых переписок в мессенджере на ночь, один поход в кафе на перерыве и какое-то странное зарождающееся навязчивое чувство внутри. Получите, распишитесь. Да, Вова влюбчивый до пизды. Да и к людям привязывается слишком быстро, если он загорится узнать как можно лучше, он это сделает. Стоило бы хоть что-то начать делать с этим, например сходить к врачу, но зачем, если можно упасть в человека с головой, найдя тем самым для себя очередное развлечение и увлекательное занятие, как минимум на парочку месяцев. Нет, Вова любит жизнь, любит все те приятные мелочи, что ему подкидывает судьба, но жить с человеком, который тебя вдохновляет очень, и сидит ненавязчиво под боком, ну очень уж приятно. Поэтому всё произошло как-то слишком быстро и сумбурно. Семенюк просто в очередной раз не закрыл глаза на очевидное, а просто продолжил скатываться по течению, наслаждаясь приятными разговорами по ночам и и трепетными объятиями на прощание. Он трепетно хранит в себе расточки этой самой внезапной влюблённости и оберегает её от чужих глаз. Лучший друг не интересуется особо, а остальные и подавно не замечают нежные искрящиеся взгляды, которые исходят от Вовы чуть ли не на уровне вибраций. Но как это обычно бывает, человек приедается спустя время, ты вроде бы добился своего, отвёл душу, был рядом, узнал почти всё, что скрывалось в этой отдельной личности. Становится скучно и однообразно. Для кого-то это что-то на уровне дикости, а для Вовы это всё просто очередной навязчивый период. Чувства постепенно сходили на нет за неимением постоянного контакта, Вова всё больше погружался в учёбу и работу, чаще засиживался дома с друзьями и коробкой пива с приставкой. И если бы не одна из таких посиделок, что закончилась умопомрачительным отсосом в хозяйской комнате у балкона и разодранных в кровь губ, в памяти Алексей Губанов остался лишь очередным маниакальным эпизодом в жизни Владимира Семенюка. Да и произошло это как обычно — спонтанно. Лёша просто предложил — Вова взял и просто согласился. А что ещё он мог сделать, когда этот тупой росток вновь зарождающегося интереса и глупых импульсивных эмоций в груди так и не смог сгнить до конца? Поэтому, сидя на холодном полу чужой спальни, с грязными от спермы руками и саднящим горлом он даёт своё согласие на то, что послужит спусковым механизмом для всех самых тяжёлых испытаний, что ему уготовила вселенная. И пускай регулярные встречи по пятницам без обязательств решали проблемы двоих, Вова всё равно оставался в минусе. Потому что навязчивый период как-то слишком незаметно начал переходит в полноценную влюблённость и вот это уже было большой проблемой. Желание залезть как можно глубже под кожу, чтобы быть лучшим в его глазах сменилось желанием просто быть рядом. (Пускай и настолько близко, чтобы можно было чувствовать чужое дыхание на лице и чужие мысли в голове) Да и что Семенюк мог сделать? Губанов был слишком идеальным, и не только для него, но и для всех окружающих его людей. Всем свойственно искать идеалы, а Лёша был всеобщим образцом. Вова решил не выделяться и пойти за стадом. Он нашёл свой идеал ещё до того как понял это. Да, возможно не в том человеке. Но всё же не так плохо? Всё-таки с ним хотя-бы комфортно. Вот так, ничего запутанного и сложного, никаких скрытых смыслов. С этим человеком комфортно. Говорить о всяких повседневных вещах – будь то погода, или поведение грёбаного ректората; молча сидеть и думать о чём-то – молчание не нагнетает, а наоборот расслабляет; смеяться с шуток в интернете или же обсуждать последний альбом Эминема и смеяться с того, что у Лёши ну никак не получается повторить хотя бы одну строчку из заглавного трека, не исковеркав звуков. Но есть нечто, что всё-таки делать с Губановым круче всего. И это медленно разводить перед ним ноги, сжимая в кулак белую простынь, пока Губанов медленно подходит к краю кровати, оглядывая наполовину нагое тело с ног до головы. Вове как это выглядит снизу, перед таким человеком как Лёша хочется распластаться и отдавать себя целиком. Ощущать как по коже бегут мурашки, когда слышится звук ударившейся о пол металлической пряжки ремня и почти в ту же секунду его ноги крепко перехватывают чужие ладони с длинными пальцами. Прослеживать каждое плавное движение, когда Лёша забирается на постель и сминает простынь своими острыми коленями, которые наконец-то ничего не скрывает. Удержаться просто невозможно, поэтому Вова в такие моменты из последних сил поднимает тело повыше и цепляется за края дурацкой кофты, что не даёт дорваться до того, что он так долго желал увидеть. В одно движение помогает снять кусок ткани через голову и откидывает куда-то ко входу в спальню. В ближайшее время это им не понадобится. Плавиться от пожара в груди, видя, как Лёша искренне улыбается, видимо, заметив искорки, что блеснули в глазах напротив. Чувствовать на себе тонкие, узловатые пальцы проводящие по торсу, очерчивая еле заметные мышцы. И разочаровываться, когда они надолго там не задерживаются – сжимают под коленками, что есть силы, разводят в сторону, опрокидывая обратно на спину, и ощупывают.. Бабочки в животе Вовы чуть ли не в припадке бьются о стенки желудка, потому что ладонь скользит до паха, слабо надавливая на член и разминая плоть. Вова как в первый раз мечется по кровати, кусает губы, когда ощущает горячее дыхание в области ключиц. Ему нравится чувство неожиданности, когда явно выпирающую через кожу косточку прикусывают зубами. И конечно тяжело дышать, пытаясь не задохнуться окончательно, потому что отрубаться перед самым главным, тем самым главным, которого он ждал с таким упоением – желания абсолютно нет. Чувствовать собственной грудью чужое бешено колотящееся сердце, и получать неописуемое удовольствие, потому что это всё его. Ему это льстит. Выгибаться, льнуть ближе к рукам, чтобы урвать как можно больше тепла чужих пальцев. Большой будет цеплять сосок под задранной кверху футболкой – единственным атрибутом одежды, который Вова решил оставить на себе во избежание неловкости. Оказывается, ощущать пылающую кожу своей куда более волнительно, чем ему могло показаться. Стон глушится поцелуем, страстным, изголодавшимся. Терпеть больше нереально. Улетать в космос из-за невообразимости всего, что творится на теле и внутри него. Ведь всё кажется полностью нереальным. Лёша же кажется чем-то неземным. И если каждая пятница в его жизни обещает быть такой, то он готов отдаваться без остатка каждую неделю, потому что эта жертва – самое меньшее, что он только может сделать за эти неземные ласки. Высшая точка наслаждения – Губанов толкается бёдрами вперёд и проезжается вставшим членом по паху Семенюка. Страх и нервозность отходят назад в тот момент, когда сильные ладони приподнимают спину Семенюка над постелью и сжимают в районе лопаток, ловя крик своим ртом. Вова ощущает, как трескается губа, а на шее печёт несколько мест, куда добрались достаточно острые зубы партнёра. Чувствовать настойчивые влажные губы, что спускаются ниже и ниже. Несколько раз проходятся по животу, пока пальцы вырисовывают узоры в районе тазовых косточек. Но особенно сильно потеряться от аккуратного чмок в самом низу живота, недалеко от паха. И в момент, когда беспорядочные поцелуи прекратятся, Вова уже не просто не сможет ориентироваться в пространстве. Рука потянется к своему члену за такой нужной разрядкой, но остановится, потому что мокрый рот Лёши будет ощущаться просто невъебенно горячо вокруг органа. Это невероятно. Горячо и влажно. Именно так, как он представлял. Боль от укусов распространяется по всему телу, член, что требует немедленной разрядки и струйка крови, что течёт аккурат на подбородок. Но всё это из раза в раз так незначительно и так неважно. Обо всех увечьях и возможных ошибках можно подумать и завтра. Потому что ощущения, когда крепкое тело грубо вытрахивает из тебя все маниакальные мысли это всё ещё самое крутое, что есть в отношениях с Лёшей. *** Самый первый вечер их пятницы всё равно останется самым приятным воспоминанием на памяти. Несмотря на всю ту боль и страдания, которые он перенёс к настоящему времени. Прошёл примерно год с хуем, а он до сих пор помнит насколько же трепетными были все касания к его разнеженному телу и как приятно губы скользили по всей длине члена. Это был первый и последний раз, когда Вова на самом деле получал, а не отдавал без остатка. И он предпочитает верить, что эта проблема всё-таки не в нём – боли от этого меньше не становится, к сожалению. Потому что, чем больше они погружались, тем дальше от него отходил Лёша. В один из последних раз он связал руки Вовы за спиной, уложил животом на постель и вытрахал до сорванного голоса, даже не обращая внимания на крики. Было больно. Но уже не в первый раз. Больно и унизительно, потому что ты настолько никчемный, что можешь позволить делить человека в такой интимный момент с кем-то, кто даже не находится в одной с вами комнате. И если раньше обыденные разговоры о жизни имели место быть, то теперь они разговаривают лишь в компании или, когда Губанову становится уж слишком хреново и ему кажется необходимым поделиться своими соплями с кем-то, кто не осудит, кто не станет издеваться, а просто выслушает. Потому что находится с ним в одной лодке. Осколки от разбившегося сердца достаточно сильно врезаются в нутро, как оказалось. Но Вова привык не подавать виду. Глупый, глупый, глупый… Парень лежит в своей комнате на кровати, пытаясь собрать себя по кусочкам. В очередной раз. Рядом с ним точно так же лежит телефон с открытым на нём календарём. Сейчас ещё пока только вторник, а Вова уже не может терпеть. Ему так нужно оказаться рядом. Он просто нуждается в том, чтобы увидеть любимые голубые глаза, прикоснуться к горячей коже, провести по напряжённой, зажатой спине самыми подушечками пальцев и зарыться в длинные волосы носом во время оргазма – лишь бы Губанов этого не заметил. Это уже не привычка, с недавних пор это стало некой зависимостью, наравне с сигаретами. Кто-то живет от лета до зимы, Вова же существует от пятницы до пятницы. Тяжёлый вздох слетает с губ, когда парень ладонями проводит по лицу, направляя пальцы в волосы, с силой оттягивая их. Нужно собраться и перестать ныть. Нельзя только упиваться собственной печалью и сожалением. Нужно научиться быть выше. Вот только сердце и нервы почему-то считают иначе. Фантомная боль растекается по мышцам, заставляя поджать пальцы на ногах и зажмуриться. Легче уже не становится. Причём очень давно. И станет ли когда-то – неизвестно. Позорную шлюху, с замашками мазохиста спасёт лишь хороший секс. Так пишут в интернете по крайней мере. Именно поэтому Вова скользит ладонями под футболку сжимая грудь, стараясь воспроизводить в голове картины самого начала, того первого раза, когда внимание было приковано полностью к нему одному. Тогда Алины ещё не было так много. Вова потирает соски указательными пальцами, стараясь не переусердствовать, прикусывает язык, чтобы не кричать слишком громко. И когда он успел стать таким чувствительным? Нужно было бежать, пока твои чувства не смешали с грязью и не втоптали тебя в половичок перед дверью этой злосчастной квартиры на краю Москвы, которая если честно ещё с самого начала напоминала конуру, а не нечто прекрасное. Иронично, что уже тогда это помещение не вызывало в груди никакого доверия и привязанности. Лишь боязнь будущего и разочарование цвета истлевшей сигареты в пять часов утра. Вова был безбожно влюблен тогда, безбожно влюблен сейчас и проживать свою жизнь без такого нужного внимания в свою сторону с каждым днём всё сложнее. Отвратительно. Парень утыкается лицом в подушку, перевернувшись на живот и запускает руку в штаны. Вспоминает картинки жилистых рук на своих бёдрах и груди, которые разминали кожу до красных отметин. Соблазнительные мягкие губы, которые не пропускали и миллиметра кожи – целовали всё, что попадается под руку. Гладкие волосы, в которые приятно зарываться носом и вдыхать аромат свежести шампуня. Член медленно поднимается. Ждать собственно нечего, разве что чуда. Поэтому Семенюк не тормозит, начинает на сухую водить по органу вверх и вниз, заставляя его подниматься больше и больше. Тяжесть внизу живота увеличивается, как и количество солёных слёз, которые текут по щекам. Так хочется ощущать не только фантомные нежные прикосновения к телу и горячее дыхание в области шеи. Даже в своих глазах он выглядит так жалко. Вот он уже представляет, как чужая рука медленно проходится от головки к основанию, с силой сжимая кожу и застывая так на несколько секунд. Голос надрывается в стоне. Ритмичные движения возобновляются и ускоряются, заставляя задыхаться от чувств и подступающей истерики. Зубами приходится закусить край подушки, лишь бы не разбудить соседей. Большой палец иногда давит на чувствительную головку, заставляя прогибаться в спине назад, в надежде ощутить крепкое, тёплое тело за спиной и прижаться к нему как можно ближе. чтобы ощущать дыхание лопатками. Но за спиной лишь пустота в комнате. В штанах рука с уже опавшим членом, а пальцы в сперме. Это ли не самое большое доказательство слабости? Некогда хороший план трахаться по дружбе теперь кажется конченым уродством. Унижение, да и только. Чувственные поцелуи превратились в животные. И теперь приходится соревноваться, кто быстрее доведёт другого до полного исступления. А ведь хочется простой человеческой близости – быть нужным. Тусклый свет от ночника у кровати во время секса сменился кромешной темнотой, потому что банально больно смотреть на человека со всем возможным трепетом, со всей любовью, что плещется внутри размозжённого сердца, а в ответ в глазах напротив лишь похоть и бесстрастие. Последнее, что хочется видеть, пока тебя трахают, так это, как человеку абсолютно похуй на тебя. Он будто бы даже не в этой комнате, а с кем-то другим. Ты лишь посредник, которому повезло получить себе небольшой кусочек удовольствия. Последней каплей перед срывом каждый раз становится мысль, что Вова всё ещё может полностью заполучить его тело, вот только разум скорее всего никогда. И если в первые полгода где-то всё же таилась надежда на то, что Лёша может проявить к нему хоть каплю симпатии и забыть об этой грёбаной Алине. То после, видя всё более недовольное лицо, сведённые к переносице брови и грубые движения, надежды начали падать с бешеной скоростью и разбиваться о собственную самооценку. Почему-то именно сейчас, лёжа на своей кровати, в кромешной темноте комнаты, с грязной рукой в штанах и накатывающей истерикой, Вове кажется, что, ещё хотя бы одну такую неделю он просто не выдержит. *** Вова не выдерживает в этот же четверг. Уродливые остатки от некогда красивых и нежных чувств начинают корёжить нутро. Он отпрашивается с подработки пораньше и без предупреждения выдвигается в сторону чужой квартиры. Он даже не уверен, что хозяин сейчас дома, а не шляется где-то с Алиной или друзьями. Семенюк даже и не звал то его никуда ни разу за пределами пятницы, чтобы знать хотя бы примерный график и планы этого человека. Как-то смешно. В физическом плане они близки настолько, насколько это вообще возможно. Но вот в ментальном они словно на двух разных планетах. Самобичевание длится уже настолько долго, что Семенюк даже не уверен, а не придумал ли он себе идеальный образ идеального парня в самом начале. Заставляя себя страдать от того, что этот образ какого-то хуя не сходится с реальностью. А может быть сейчас разумом правит ревность и обида, стремясь минимизировать урон, который тонкое нутро получает в процессе еженедельной эмоциональной встряски. Решимость в действиях, вызванная бешеным желанием получить своё, пропадает на самом подходе к подъезду. Пальцы на руках начинают дёргаться, а сердце уже стучит где-то в висках. Один взгляд на болотного цвета дверь вызывает новый принцип паники. Холодный пот выступает по вискам и уже хочется развернуться на пятках и уйти прочь, лишь бы не словить паничку. Но он вовремя хватает остатки разума и распахивает дверь подъезда одним точным рывком. Он доведёт дело до конца. Весь остальной спектр эмоций проявляется лишь тогда, когда дверь перед носом раскрывается, чуть не сбивая с ног. И на него не начинает смотреть пара заинтересованных глаз. Лёша похоже как и Вова не ожидал такого исхода. Только вот отступать поздно, а сказать что-то не хватает сил. И лишь спустя пару минут, мысленно сосчитав до пятидесяти, у Вовы получается выдавить из себя жалкое: – Пропустишь? Вова спокойно кивает в сторону коридора, стараясь не выдать собственными глазами, как же он на самом деле боится. Отказ сейчас точно смог бы стать спусковым механизмом. Одно только “проваливай” и он точно провалится под землю прямиком в ад. Чтобы больше не мучиться на потеху окружающим и ближайшую вечность мучиться в адском пламени. – Но ведь сегодня не пятница? – Лёша выглядит слегка озадаченным и нервным, с силой сжимает ручку входной двери и постукивает пальцем по металлу. Кажется, вот-вот уже чуть-чуть и потянется за телефоном, чтобы взглянуть и убедиться в этом наверняка. Но он продолжает стоять и не двигается, только зрачки бегают по лицу, что кажется Володе чем-то очень забавным и вызывает улыбку на потрескавшихся губах. Как мило. Он тоже боится? – Я умею смотреть в календарь, спасибо, – очередная немая пауза. Взгляд глаза в глаза. Вова не выдерживает первым. Грубо заталкивает парня за порог и припечатывается к нему губами, что есть мочи, прикусывая. Стараясь сделать как можно больнее, чтобы наконец-то увидеть хоть одну самую небольшую эмоцию на пресном лице. Дверь за спиной захлопывается сквозняком, тело в руках вздрагивает от неожиданности, но Вова не останавливается, а лишь напирает ещё больше, пользуясь случаем. Руками сжимает лопатки и впечатывает в себя. Чтобы близко-близко. Ни малейшего расстояния. Он слишком долго страдал. Язык проникает в рот, как только Губанов слегка расслабляется – отпускает страх и отдаётся происходящему. Семенюк уже готов растечься лужицей от счастья – и вправду, как мало ему для этого нужно. Правая рука медленно опускается ниже, надавливая на стояк и проводя по нему несколько раз, всё также сжимая с садистским наслаждением. В груди начинает трепетать от того, как тяжело дышит Губанов, стараясь сдерживать собственные стоны. – Только попробуй сейчас сказать, что ты не хочешь и собираешься выпроводить меня из квартиры. Лёша замирает и обращает глаза прямо на вовины. Кажется, что в голубых глазах, что глядят так пристально сейчас можно прочитать самые заветные мысли и грязные секреты. Секунда, две, десять. Ничего дельного, только расширенные зрачки. Но как же сука красиво. Член начинает упираться в ширинку от одной мысли о том, как же секусально эти глаза могут смотреть во время секса. Может быть когда-то ему и доводилось это видеть, но очень давно. Сейчас он едва ли видит лицо, что уж говорить про глаза. К его счастью Лёша усмехается и начинает срывать куртку с его плеч до того, как больную влюблённую голову настиг новый приступ хандры и рефлексии. Всё-таки он пришёл сюда не за этим. Поплакать он успеет дома. К счастью, скоро этого времени будет просто предостаточно. Ещё минута и пути назад уже не будет. – Бессмысленно скрывать очевидное, как мне кажется, – Лёша начинает медленно двигаться спиной в сторону спальни. Не забывая утягивать за собой Семенюка. – Ты хочешь меня, а я тебя. Почти точно подмечено, Кэп. В твоих глазах всё именно так. Вова закусывает губу и улыбается одним уголком. Ладони в чужих руках начинают потеть – он спешит срочно переместить их куда-нибудь. Поэтому хватает за горловину футболки и стукает твёрдое тело в себя. Вновь присасываясь губами. Только теперь он находит очень удачным сделать несколько отметок в районе шее. Не только Лёша должен оставлять после себя памятные подарки, ведь так. Один поцелуй, второй. Вова зализывает местечко на стыке плеча и шеи, где начинает наливаться громадный синяк. Губанов старается продолжить движение по коридору вперёд, но получается скверно. Вова не собирается сдаваться, переходя на другую сторону. Целует, утыкается носом во влажную кожу и дышит глубоко. Приятный запах тела с примесью нетипичного для Губанова шлейфа сигаретного дыма разливается по рецепторам. Очень необычно, но не менее приятно. Глаза закрываются сами по себе. Одна заминка и его уже с силой отстраняют от себя, держа за плечи крепкими ладонями. Семенюка такой расклад не устраивает. – Хоть один раз ты прервёшь меня, и я откушу тебе язык, – Вова грубо пихает парня под ребро, от чего тот шипит недовольно. Но запала не теряет, а только берёт инициативу на себя и уже уверенным шагом пихает Вову вперёд по коридору. Преодолев отворот на кухню и наконец-то оказавшись около кровати, Вова резко отрывается от чужих губ и думает всего пару секунд прежде чем выдать: – Ты курить что ли начал? – Губанов кажется ошарашенным, но вовремя берёт себя в руки. Хмурит брови, рукой спускается по спине к ягодицам и крепко сжимает одну ладонью. Снова останется синяк. Не говорит ни слова, а только качает головой с самым постным выражением лица, какое только у него есть. Не хочет отвечать – не надо. Бегать за раскрытием такой незначительной тайны Вова уж точно не собирается. Особенно, когда член сжатый тканью так сильно требует разрядки. Мало ли, кто в этой квартире бывает кроме него. Может быть у него таких как Вова вообще на каждый день недели? Звучит конечно глупо, но всё сводится к одному. Эта информация всё ещё его не касается. – Тебе уже кажется, стоит сократить количество потребления никотина, не думаешь? Словно с пепельницей целуешься, – Вова цокает недовольно. За ворот тянет парня в свою сторону и первым опрокидывает на постель. Оставляет у подножия кровати наполовину расстёгнутые по пути штаны и футболку, а сам забирается сверху. Усаживаясь на чужие бёдра и наклоняясь как можно ниже к лицу. – Смотри только на меня, понятно? Лёша долго не думает, хмыкает, скалясь и кивает головой, меняя их местами и впивается в искусанные губы Вовы с новой силой. И наконец-то они смогли остаться действительно наедине. *** Вова отшкрябывает себя с кровати в районе пяти часов утра. И на своё же удивление не залипает на умиротворённое лицо человека, что расположился на другом краю кровати. Он всего лишь раз оборачивается, чтобы посмотреть одним глазком. Высечь в памяти эти прекрасные черты, что вдохновляли его на множество глупых и не очень поступков. Глупо отрицать – Губанов всё такой же красивый, какой и был год назад. А может быть даже лучше. Всё-таки его образ претерпел ни одну смену стиля, а над прической так вообще он бился несколько месяцев подряд. Сейчас же Алексей Губанов это не просто тот самый парень активист, который готов за гроши хоть всю работу деканата перелопатить, а ночью ещё и отправиться на другой конец города спасать котёнка с дерева. Сейчас это раскрепощённый, свободный и несомненно дерзкий парень. Мечта всех первокрусниц, гроза универа и просто самый чудесный человек, которого он встречал. Но всё это к несчастью, никак не касается Вовы. Теперь уж точно. Правду говорят, что влюблённость меняет людей. Только вот опыт показывает, что не каждого именно в положительную сторону. Увы и ах, но Вова попал в тот процент людей, о которых глупые чувства, исходящие откуда-то изнутри, вытерли ноги. Но всё, что нас не убивает, делает нас сильнее, ведь так? Он медленно и с особой аккуратностью поднимает с пола свои вещи. Натягивает футболку, стараясь не задевать руками раздражённые соски, над которыми знатно поиздевались за эти сутки. Аккуратно, чтобы не разбудить натягивает на себя джинсы, пытаясь не звенеть пряжкой ремня, и уходит на кухню. Это уже словно стало каким-то особенным ритуалом. Сейчас ему хочется лишь подумать о чём-нибудь и покурить. Покурить конечно хочется больше. Те слова про пепельницу конечно слегка задели за живое, но сейчас явно не та ситуация, когда Вова будет делать хоть что-то. Они друг другу никто. Так, просто партнёры по сексу. Даже не друзья. И несмотря на всю отдачу, которая исходила от Губанова всё то время, что Вова провёл в пределах этой квартиры, чувствуется какая-то фальшь. А может быть он просто привык не верить ничему, что происходит здесь. Действительно, может случись это всё где-то в другом месте, Вова несомненно пересмотрел свои взгляды. Он бы захотел верить Губанову. Но даже беря в учёт другой день недели он просто не может. Просто потому что рано или поздно всё равно наступит это ебаная пятница и всё, что происходило “до” забудется и утонет в сожалениях, похоти и стонах, которые мешаются с чужим именем. Он не просто устал, он категорически не готов к этому. Просто потому что ещё хоть один раз он не переживёт. Как только он делает шаг через арку на кухню, неприятно бьёт осознание того, что последнюю пачку он выкурил на прошлой неделе, а раз Губанов не курит, значит перепасть тут нечему. Желание разбить свою голову об стену начинает расти с бешеной скоростью. Раздражителей слишком много и самый главный сейчас мирно спит в соседней комнате, даже не представляя, какой же резонанс он сейчас вызывает в чужой голове. Семенюк уже готовится разбить что-нибудь об стену, дабы избежать потерь и затрат на лечение. Но приятно удивляется, находя на подоконнике наполовину пустую упаковку его любимых сигарет с зажигалкой. Наверное, забыл когда-то у Губанова, а тот решил положить на привычное место. Как же мило и чудесно. Было, если бы в голове не было столько негатива связанного с этими ебаными сигаретами. Он с психом вытряхивает на ладонь одну сигарету, дрожащими пальцами подносит к губам и поджигает её. Стоит ли дождаться пробуждения? Или забить хуй, забрать остатки от чувств, что раскиданы по пыльному полу и смотаться, не отсвечивая? Так много вариантов и ни одного, после которого бы не следовало бесконечное кипение в собственной боли. Надо будет забрать пачку с собой. Губанову она не пригодится, а Вове ещё ехать на другой конец Москвы. От последних мыслей становится только хуже. Казалось бы, можно ли разбить ту крошку, что осталась от его личности? Оказывается, что да. Потому что руки, скользящие по его талии, ладони, что прижимаются к животу и силой притягивают назад, прижимая, пока он давится сигаретным дымом и слезами это слишком. Лёша нежно проводит губами по задней части шеи, ненадолго останавливаясь и оставляя мягкий поцелуй на том месте. Вдыхает аромат с чужой кожи, трётся щекой о лопатку. Пальцы продолжают аккуратно проезжаться по напряженному животу и ловко пробираются под натянутую на горячее и влажное тело футболку. Ладони нежные, большие. Они очень хорошо греют. И будь сейчас немного другая ситуация, Вова бы точно растекся сопливой лужей под ненавязчивой лаской. Так необычно ещё не было никогда. Просто удивительно. Вова не сдерживается. Первый жалкий всхлип раздаётся слишком внезапно и громко. Горячее, голое тело за спиной вздрагивает. Сигарета летит в баночку. Руки активно растирают влагу по лицу, пока за спиной слышится какой-то неразборчивый бубнёж вперемешку с вопросами. Вова сбрасывает с себя руки, что так и норовили притянуть ближе. Старается не обращать внимание на обеспокоенное лицо и вылетает из кухни. Всё это должно остаться лишь опытом. Да, неудачным. Да, очень болезненным. Но всё ещё опытом. Рано или поздно это бы случилось, только с другим человеком, может быть даже не раз. Поэтому можно сказать, что всё это во благо. По началу будет очень тяжело. Но он обязательно справится. Если он справлялся весь этот год с хуем, то справится и ещё. Лёша дергает за руку, когда Вова накидывает на плечи куртку. Последний продолжает молчать, усиленно давя скулёж, что так и норовит вырваться из глотки. Пластырь нужно сдирать резко, ведь так? Поболит и станет легче. Главное порог переступить, там и успокоиться выйдет. Лёша кричит, пока Вова натягивает последний кроссовок. Что про обсудить, про то, что происходит. Уже ничего не будет происходить. Это абсолютно точно. – Я ухожу. Пятниц больше не будет. Надеюсь, мы больше не увидимся ни в четверг, ни в понедельник, ни даже в воскресенье, – он на секунду замирает. Ещё раз пропускает мысли через мясорубку в собственной голове и всё-же бросает. – Прощай. Он улыбается. И кажется, со стороны это выглядит ещё более жалко, чем фраза, брошенная напоследок. Он хлопает дверью перед самым лицом Лёши, который, кажется, вообще ничего не понимает. Ну и пускай. Уже давно пора заканчивать и с любовью, и с привычками, и с закономерностями. Жаль только пачку с сигаретами так и оставил на подоконнике. И стоя сейчас за углом панельной пятиэтажки он четко понимает лишь одно. Без них добраться до дома сейчас будет ой как непросто. Вова ушёл, не оставив после себя ничего, кроме остатков чувств и запаха сигарет. Их Губанов продолжает жечь по вечерам, чтобы хоть запах не давал ему забыть всё то, что происходило в этой квартире.