Глупая, ненужная никому вещь.
И Ваня бы поверил. Но у него есть цель. Есть самообладание. — Ты — кусок дерьма, примитивный червяк, я беру тебя в руки — наступает аншлаг. Слух режет. Но внутри не пробивает. Пешков говорит много. Он говорит чётко и звучно, передаёт темы так, чтобы было ясно: здесь говорят не о хлипком батлере Дипинсе Ване, здесь говорят о книгах. — Меня спасала только она. Только книга. Я осознал, что ещё живой. Живой. Да, конечно.Ебаная самодовольная мразь.
Умершее давно тело, плавающее в бутылке. Бутылке дешёвого формалина, бутылке спрайта и виски. Чистого, похожего на слёзы. Невыплаканные. Недоговоренные. Похожие на отражение в огромных глазах бликов. Толпа ликует. Ваня победил. Он не сомневался, а кто бы ещё мог победить эту самодовольную мразь? Идя с ним бок о бок на улицу, к нему его не тянет. У Бессмертных нету ни малейшей уверенности, что оппонент понял. Понял всё то, что он хотел ему донести. Все эти слова, мысли, чувства, эмоции, правоту — он не понял. Сваляйся Ваня в огне, вскипятись в воде — Жожо Хф не понял бы, даже если бы парнишка кровью на его коленях наклацал. Придётся объяснять по другому. На морозном холоде, губами. Прижав к стене и не отпуская. Мёртвыми, но живыми словами: — Молчи. И я не сделаю ничего плохого.Не кричи: я не сделаю больно.
И Сергей принимает. Кивает, закрывая глаза. Он понимает: Его империя всё-таки развалена. И что-то грязное пробилось в сознание чистого разума. Тихого и непорочного. Что-то и тяжёлое и странное.Истинный порок.