***
«За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!» Сегодня был самый обычный день. Самый обычный, ничем не примечательный день с самым ничем не примечательным утром и предполагаемым самым не примечательным вечером, и все непременно так бы и было, если бы не одно но. Как гром посреди ясного дня, дверь просторной, как воздушный дирижабль, гостинной отворилась и представила взору моей семьи в полном составе нашу как всегда элегантно приодетую бабушку, которая явно что-то замыслила. И если я уж было успела обрадоваться этому, как глотку свежего воздуха, то глава моего большого, но, к сожалению, не самого дружного семейства явно не был счастлив данному событию и постарался как можно скорее ретироваться, только вот бабушка была как всегда весьма хитра, сразу же взяв всех присутствующих в оборот, не забыв при этом по-залихватски мне подмигнуть, как молодой хулиганистый мальчишка, и проникновенно сказала: — Мои дорогие… Я спешу сообщить Вам всем пренеприятнейшую новость! Иакинф не сможет жениться на нашей Фиме. Тотчас же я наконец осознала, как сильно сегодняшний день отличается от обычного. Теперь кажется, я начинаю разделять чувства папеньки и с неприятным осознанием ощущаю, как мои ноздри раздуваются от брезгливого негодования. Во-первых, извольте, какого такого жениха? Иакинф? Может, я сплю и все это просто ночной кошмар? Вот позвольте, почему вопреки моему желанию не выходить замуж по расчету меня собираются сосватать какому-то незнакомому мне мужчине со странным именем, и с какой такой великой радости я должна по мнению моих дорогих родителей согласиться на всю эту авантюру? — Аполлинария Матвеевна, ну я же просил Вас! — отец в неловком конфузе округлил глаза и посмотрел на меня, явно пытаясь придумать, как можно замять поскорее всю эту неловкую ситуацию самым наилучшим образом, но озарение к нему явно никак не приходило. — Папа, что это значит? — Я была даже не возмущена, нет. Я была в ужасе, а когда я в ужасе — то моментально теряю свой образ вежливой и добродушной леди. Когда разговор о сватовстве заходил в прошлый раз, мы все ужасно переругались! Не люблю ругаться! И видимо зря, ведь я уверенно и наивно полагала, что этот вопрос был навсегда закрыт. — Успокойся, Фима, — мама словно окатила меня ушатом холодной воды, — Все уже решено. Тебе, милая, давно пора замуж, а нам необходима поддержка папиного бизнес-партнера.***
Пока семейство на повышенных тонах выясняло отношения, я решила, что лучшее, что можно сделать в данной ситуации, это гордо удалиться в свои покои, но если уж быть точнее и честнее, то попросту сбежать, буквально сверкая пятками. Спорить с родителями при бабушке не казалось возможным, и не спроста. Папа очень не любил, когда она вмешивалась в его дела, в то время как бабушке это особенно нравилось, и она словно специально делала это с регулярной постоянством, которому можно только позавидовать. Мама же находилась между ними, словно промеж двух огней, сохраняя невозмутимое спокойствие. Мне кажется, что даже если бы в этот момент наш дом вдруг неожиданно загорелся, то все сразу же начали бы суматошно выбегать наружу, пытаясь при этом спасти свои документы и любимые всем сердцем драгоценности, в то время как мама продолжила бы невозмутимо попивать свой крепкий кофе, и только неторопливо его допив, степенно выплыла бы во двор, прекращая суетливую панику окружающих своим появлением, одним только взглядом как бы вопрошая, в честь чего собственно вы, уважаемые, развели здесь такую излишнюю суету. Да, как вы уже смогли понять, нервы у моей мамы были из крепкой нержавеющей стали. Что касается остальных моих добросердечных родственников, то я могу только пожелать им приятного отдыха, ведь за каждой баталией и семейными разборками они наблюдают с искренним неподдельным восторгом, не забывая время от времени вмешиваться и подливать маслица в огонь. Даже напрягаться не нужно, чтобы представить их радостные предвкушающие хлеба и зрелищ ухмылки. Жуть. Я дошла до собственных покоев, и задумалась, а правильно ли я поступаю, сбегая. Ведь они обсуждают сейчас МОЕ потенциальное замужество. Замужество, которому я конечно же не рада… Только вот моя психика всегда оставляла желать лучшего, да и пси-способности как назло не вовремя проснулись. Нет, прокрадусь в оранжерею и подкараулю там бабушку, ведь наспорившись вдоволь с отцом, она непременно пойдет туда полюбоваться мамиными любимыми розами, столь скрупулезно выращиваемые ею под наставления нашей прекрасной бабули. Узнаю у нее, чем все закончилось, и после отправлюсь на переговоры к папе. По поводу пси-способностей. Нет, левитировать предметы я не умею, ровно как и перемещаться в пространстве и влиять на погоду, повелевая, быть солнцу или дождю. Тем не менее, буквально мне исполнилось двадцать пять лет, о да, я еще та «старая дева», как вдруг у меня стали появляться пророческие мысли, чувства окружающих я стала ощущать и испытывать как свои. Бонусом появились сны, обладающие свойством сбываться и постоянное ощущение дежавю. За исключением сегодняшней ситуации со сватовством, что было весьма неожиданно. Даже приятно, как глоток свежего воздуха, если бы не одно маленькое но. Выходить замуж в мои планы не входит. Определенно. Спасибо, но нет.***
Кроваво-красные. Медные. Бордовые. Ярко-малиновые. Сочно-клубничные. Оранжевые. Желтые. Кипельно-белые. Нежно-молочные. Черные. Синие. Весь розарий подобен палитре губных помад томной молоденькой модницы. В воздухе пахнет легкой приторностью цветочного флера, табаком и корицей. Любуясь творением рук своей дочери (в буквальном смысле слова, творению ее мысли и труда честных садовников), пожилая леди медленно выдыхала дымные колечки и мысленно просчитывала все варианты дальнейших событий касательно ее горячо любимой внучки. События были далеко не радужные. — Бабушка! Словно впервые в жизни увидев, бабуленька оценивающе оглядела меня с ног до головы, довольно поцокала, раскинула руки в стороны и позволила себя обнять. В отличие от тактильной меня, она не любила лишний раз к кому-либо прикасаться. Мне кажется, я была единственным ребенком нашего семейства, которому она позволяла себя обнять и даже обнимала в ответ. Мне всегда было интересно, что именно делало меня любимой внучкой, но спрашивать об этом было отчего-то неловко. Табак и корица — бабушкин парфюм. Именно Аполлинария Матвеевна привила своей дочери любовь к терпкому кофе и ароматному табаку. Уж и не знаю, откуда она его доставала, но ее табак значительно отличался от того, что курили домашние работяги и мужчины в папиных кабаках. Да, если вдруг я забыла уточнить, то именно нам принадлежали двое единственных в нашем захолустном провинциальном городке местных культурно — увеселительных заведений, ровно как и располагающийся в центре кондитерский павильон со своей пекарней. Что тут и говорить? Мы явно не бедствовали. — Лапонька моя, я должна тебе рассказать что-то очень серьезное и не приятное. Такое же не приятное, как твои способности для Феодосии (уж не знаю, не в честь ли бурных приключений молодости в Крыму бабушка именно так и изволила назвать свою дочь). К слову, мама мои способности дюже не любила и запрещала о них упоминать и тем более демонстрировать. Конечно, они не были по душе всем домочадцам, за исключением Аполлинарии Матвеевны, но при маме упоминать о них было действительно страшно. Таких, как я, она не навидела всей душой и тот факт, что я — ее дочь на эту ненависть никак не влиял. Мне иногда даже казалось, что она возненавидела за них и меня или всю жизнь скрывала свои чувства, словно бы зная, что столь ненавистные ей способности однажды у меня появятся. И это было единственное, что могло вывести из себя всегда столь спокойную и непоколебимую женщину нашего дома. — Ты должна непременно пообещать, что никому не расскажешь наш разговор. В скором времени твоя жизнь навсегда изменится. Будь внимательна и никому, слышишь меня? Никому не доверяй, в особенности своим дяде и тете, а возможно, даже и мне. — Что… — Слушай меня внимательно. У стен всегда есть уши и глаза. Точно, нам пожалуй лучше встретиться в другом, безопасном месте и там я тебе смогу все расск… Страшный, истошный крик пронзил розарий. Подхватив бабушку под руку, я выбежала на улицу.