и помню как с любовью я
смотрел в твое лицо
Колетт, беззастенчиво снимая с себя красный рабочий жилет, уже тянется аккуратными тонкими пальцами к пуговицам кофты, но взбудораженный ситуацией Эдгар ее останавливает. Его руки, слегка подрагивающие от напряжения, тянутся к женской груди и замирают в сантиметре от голубой ткани. — Будь осторожна. — Да знаю я! — девушка нетерпеливо расстегивает верхнюю одежду и, не снимая ее с себя, открывает вид на простое белое бра. — Фэнг? — Д-да, я… — мнется с ответом тот и неловко стискивает с себя майку. — Секунду… Спонтанно. Именно это слово первым приходит в голову смутно понимающему происходящее Фэнгу, потому что его лучшая подруга, убирая с волос заколку, уже целует Эдгара в губы. И Фэнгу, черт возьми, нравится. Нравится наблюдать со стороны за уверенными, но нежными и аккуратными движениями парня, его бледными губами, целующими яремную впадину на молочно-белой коже Летт, нравится наблюдать за своими неловкими движениями, потому что чувство, что сейчас произойдет какая-то катастрофа, появляется и растет с невероятной скоростью. Но это та катастрофа, исход которой точно будет приятным. Есть что-то будоражащее сознание в том, как они пришли именно к этому. И почему, чёрт возьми, готовы переспать втроем в служебном помещении сувенирного магазина. Колетт была права: что один — круглый идиот, влюбленный в мало что понимающего Фэнга, так и второй — не менее глупый и безрассудный парень Эдгара. Она же здесь почти сторонний наблюдатель, призрак, трогать которого можно, но трахать — нет. «Все-таки, ребят, и так достаточно хуево звучит. Ну, в хорошем смысле, конечно». У нее в голове давняя мечта прикоснуться к Фэнгу, увидеть его обнаженным, в смятении, целующимся с Эдгаром и испытывающим оргазм от ее рук. Мечта, не сопряженная с надеждой на отношения или регулярность, а просто — как у какой-то умалишенной, если честно, — желание познать друга целиком. Даже Эдгар не был против знать о таких желаниях коллеги. Ее белое бра остается на подлокотнике старого скрипучего дивана. Рабочий жилет Эда же, вместе с его привычной чёрной водолазкой, летит на пол, будто он и вовсе не дорожит хотя бы формой, которую выдает ему магазин. Фэнг, лицо которого заливается краской от вида аккуратной бело-розовой груди, светлых, бежевых и миниатюрно приятягательных сосков, завороженно застывает. Грудь самой Летт вздымается от накатывающего возбуждения и переполняемых эмоций, а рука Эда заботливо поправляет упавшие на лицо подруги пепельные пряди. Фэнга трясет. Он тянется ладонями к своему парню, восседающему на диване с совершенно спокойным и уверенным выражением лица, но останавливается, бормочет под нос бессвязные потоки ругательств и каких-то слов, а потом поднимает взгляд и встречает яркий и взбудораженный огонь лазурных глаз Колетт. Та понимает, что один из их троицы — конечно же, никто иной, как Фэнг, — слишком ошеломлен ситуацией, чтобы позволить себе действовать. «В таком случае, Фэнг, действие направят исключительно на тебя» — мысль проскальзывает в голове молниеносно, но уже слишком поздно, чтобы перестать паниковать и взглядом молить Летт о помощи. Он входит в еще больший ступор, пытается оправдаться перед собой, но потом, словно пройдя через пелену растерянности, чувствует, как родные руки, кончики пальцев на которых, как всегда, холодны, касаются его подбородка, скользят по остро очерченным скулам и линии лица, зарываются в волосы и точно так же заправляют синие пряди за уши для того, чтобы смотреть друг на друга им было удобнее. Взгляд, полный нежности, трепета и любви. Только на Фэнга Эд мог смотреть так. И, наверное, в этом есть что-то невозможно приятное и милое. — Все нормально? — Эдгар поворачивается в сторону парня ещё больше, — Фэнг, если что-то не так, мы не обязаны продолжать. Фэнг мнется с ответом. На уме лишь одна мысль: хочется. Очень. И Колетт хочется видеть в таком образе, сходным с лесной нимфой, дольше и больше, и Эдгару хочется дарить тепло и ласку так, чтобы кто-то это видел, и самому хочется получить немного больше внимания — да, эгоистично, и что? Хочется прочувствовать ситуацию с головой. Фэнга нежно целуют в лоб, мажут губами по переносице и склоняются над его губами. Но это не Эдгар; он сейчас с незаметной суетой расстегивает пряжку ремня и стягивает его с себя, выбрасывая все туда же — к стене, рядом с которой стоит кофейный столик и два стула. Колетт со своим приторно-сладким, но приятным запахом клубники и марципана обхватывает шею Фэнга руками и едва ли не позволяет ему уткнуться в свою грудь. Затвердевшие соски манят одним своим видом, но он чувствует: пока Летт не скажет сама — это значит, что делать чего-то лишнего не стоит. По крайней мере, в его голове такая установка живет все шесть лет их дружбы. Девушка обнимает Фэнга с притягательной подружеской лаской и, упираясь коленями в мягкий ворс покрывала на диване, шепчет томно, надеясь, что их слышит и внимательно разглядывающий изгибы чужих тел Эдгар: — Ну же, дорогой, не беспокойся, — она приближается еще ближе, позволяя, все-таки, лицом практически уткнуться в свою оголенную грудь, — ты как никогда красив. Фэнг заливается краской и отстраняется, обхватывает талию слегка удивленной такой резкости Колетт руками и поднимает голову — она, ведь правда, как лесная нимфа, — пока сбоку снова не появляется Эдгар в одних чертовых брюках, держащихся на двух каких-то пуговицах и маленькой молнии. Он меняется. Надменно, приподняв подбородок, ухмыляется и кивает Колетт.***
Фэнг, спиной прижатый к мягкой обивке, прерывисто дышит и изо всех сил удерживает зрительный контакт, потому что, блять, если он посмотрит ниже — точно отключится от переизбытка чувств. В голове путаница бессвязных мыслей и поток сознания выдает слабое «касаться везде, всюду, постоянно» — а потому ладони невольно скользят ниже по нежной коже груди и живота, линии талии, аккуратной и завораживающей своим силуэтом, по женским округлым бедрам, словно он никогда до этого их не трогал — дружеские заигрывания не в счет — и с восхищением замирает, едва касаясь внутренней стороны бедра. Мягкость чужой плоти завораживает. Колетт опять коленями упирается на диван, возвышается над обескураженным лучшим другом и, улыбаясь одурманенной улыбкой, целует его в губы. Развязно. Так, будто этого и желала последние несколько лет. Так, будто бы хотела одного — пройтись по небу Фэнга своим языком и удержать ладонями его лицо. Словно всегда хотела до боли прикусить его губу, посмотреть в знакомые карие глаза, надавить чуть сильнее и поцеловать чуть более резко. Одна ее рука, уже не ощущаемая на лице, царапает кожу груди, корябает выступающие мышцы торса и опускается на единственную оставшуюся часть одежды Фэнга — боксеры — и слава богу, что он надел что-то приличное; вторая ладонь зарывается в иссиня-черные и взъерошенные волосы, чтобы не потерять равновесние от такой странной позы, но потом опирается о стену. Фэнг помогает: придерживает подругу, при этом свободной рукой оглаживая внутреннюю сторону ее бедра и не решаясь продолжить начатое. Скорее, ожидая, когда Летт сама сделает первый шаг — даст зеленый свет, скажет, что ее тоже можно трогать, и, о Боже, коснется Фэнга сама. От одной мысли об этом неприятно тянет где-то внизу и спирает воздух в легких. Женские ловкие руки, цепкие пальцы, внимательный искристый взгляд — а Фэнг перестает дышать совсем, когда касаются нежной плоти и сжимают член у основания. Она медленно ведет вверх — замирает, опускает глаза, шепчет что-то совсем неразборчиво и снова едет ладонью вниз. Его же руки касаются складок нежной кожи и трепетно замирают. Огонь в глазах Летт разгорается с новой силой и она нагибается, чтобы почти соприкоснуться носами с другом. — Смелее. Фэнг вбирает носом воздух и, словно пристыженный подросток, пока едва ли не жмурится, пальцами касается половых губ — раздвигает их, стараясь при этом выглядеть увереннее, но не смотреть вниз. Летт продолжает размеренно и нарочито медленно двигать рукой, шептать на ухо тихое «какая же ты умница, Фэнг, не прекращай», а потом едва заметно дергается, когда партнер, осмелев, начинает активнее вести пальцами по кругу. Эдгар за развернувшейся картиной наблюдает молча, скрестив на голой груди руки и из-под челки взглядом пожирая то белые плечи Колетт, то румянец на щеках любимого человека, то небрежные жесты, когда одна слабо держит член, а другой с легкой дрожью пытается понять, каково это — доставлять удовольствие лучшей подруге. Но в стороне стоять он собирается не долго.***
Мысли, и без того сбитые в кучу, вылетают из головы окончательно, как только Фэнг вместо нескольких пальцев Колетт чувствует внутри себя Эдгара. Он от удивления отклоняется назад, но тут же его талию со спины обвивают тонкие хрупкие руки и помогают оставаться в исходном положении. Трудно понимать, что именно происходит, когда Летт оставляет на шее слабый укус, болезненно отзывающийся только из-за ее острых зубов, и несколько слабых красноватых засосов, чтобы убавить неприятные ощущения после проникновения. Ее рука снова на его члене. Только ощущуется уже до невероятного иначе: теперь Эд — у стены, темными глазами пожирающий картину перед ним, обхватывает бедра парня и входит глубже, заботясь о том, чтобы причинить как можно меньше дискомфорта. Теперь Летт сзади, и ее безумного блеска в глазах не видно вовсе, но чувствуется, как новая ситуация только большее распаляет ее непонятное сознание и нега после оргазма от рук Фэнга сменяется искренним интересом — желанием узнать, чем же, черт возьми, в итоге обернулось их желание. За запертой дверью слышатся грузные шаги и ручку двери несколько раз дергают. Фэнг пугается, едва ли не падает на собственного парня и в панике мечется, чтобы понять, какого черта сейчас сделать. — Так, ну же, Фэнг, — Эд шепчет и улыбается нежно и мягко; старается подбодрить, — не переживай. Никто не войдет. Ты у меня большой молодец, — Эд целует полураскрытые алые губы и незаметно приводит партнера в чувство. За дверью Грифф грязно выругивается и уходит. Фэнг млеет от любых слов в его сторону, сказанных с такой заботой и лаской, что не передать словами… А, может, он просто до беспамятсва влюблен в Эдгара и невероятно предан своей Колетт. И потому сейчас, задыхаясь от первых движений, первых эмоций Эда, первых его рваных выдохов и удивленных вздохов Летт, теряя рассудок от теплой ладони, обхватившей его член и с контрастным темпом двигающейся по всей длине, Фэнгу нестерпимо хочется продолжать до победного. Пока из него не вытянут всю душу поцелуи в шею, грудь, прижимающаяся к спине, крепкие руки на бедрах и торс Эдгара перед глазами. Пока «ты — лучший, и «ты — самый прелестный» отдается эхом в голове, а он сам не начинает приподниматься, чтобы подстроиться под темп объекта своей любви. Колетт же с точностью наоборот — как можно медленнее надрачивает другу, убирает ладонь, оставляя на чувствительной коже кончики пальцев и осторожно размазывая по головке выступившие капли. — Я никогда не думала, что увижу тебя таким, — девушка вплотную прижимается к Фэнгу, — знал бы, как ты сейчас выглядишь… — Как? — ему только и удается, что на выдохе произнести односложный вопрос, потому что чувство скорого завершения нарастает с новой силой. — Великолепно, — и произнесенные со спины слова ни капли не мешают представить широкую улыбку, полную восторга, граничащего с безумием, — я бы тебя съела, Фэнг. Эдгар чуть грубее, чем прежде, толкается и увлеченно смотрит на коллегу: — Он и так весь искусанный. — А твоего здесь ничего нет, — Летт хихикает, сжимает чужую талию и зарывается носом в синие волосы, — м-м, Эдгар? Оставишь что-нибудь в память об этом дне? Он меняет угол, будто позволяя Фэнгу самому довести его до оргазма, и прикусывает нежную кожу ключиц. Так, чтобы следа не осталось — не нравится, когда личную жизнь выставляют напоказ. Ну, не перед Колетт, конечно же. Она за сегодня видела все. Фэнг, красный, как никогда прежде, пытается сказать что-то едва ли связанное по смыслу со всеми предыдущими минутами, но сбивается и рукой поправляет челку назад, чувствуя, как от постоянных движений устают бедра и как сильно он сейчас доволен происходящим. Рука Колетт пачкается спермой лучшего друга, но та не замечает этого, лишь с невероятным вниманием отмечая каждую эмоцию, которая успевает смениться на лице Фэнга за те несколько секунд оргазма; потом Эдгар перехватывает внимание на себя и с тихим, сбитым и почти неразличимым стоном кончает, утыкаясь головой в мокрую грудь парня. — Вы чертовы идолы, — на выдохе с напускным изумлением шепчет им девушка, — видели бы вы себя…