Представь нас вместе

Юй Фэн скурпулёзно осматривает спящего Цзян Чэна, осторожно вливая в его рот какое-то лекарство. Цзян Чэн морщится, зажмуривается, но в сознание не приходит. Вэй Усянь и Лань Ванцзи молчаливо наблюдают за ними, стоя у двери, и удерживая за плечи мечущегося в волнении Цзинь Лина. Мальчик требует ответов, которые Вэй Усянь не в состоянии ему дать. А Юй Фэн не желает этого делать. Вэй Усянь отчаянно разрывается между желанием сжать горло лекаря и вытрясти правду, и благодарностью ему же. Было благословением то, что им удалось перехватить Юй Фэна недалеко от Юньмэна, как раз тогда, когда тот возвращался. Страшно подумать сколько ещё дней заняло бы их путешествие в Мэйшань и обратно. Что могло случиться за это время. Они прибыли как раз вовремя, чтобы застать Лань Ванцзи отчаянно пытающегося напоить Цзян Чэна, мечущегося в бреду, лекарством. Он рассказал, что на какое-то время Цзян Чэну стало лучше: жар спал и приступы удушья случались немного реже. Но затем симптомы снова обострились. Цзян Чэн снова впал в беспамятство. Вэй Усяня терзают сомнения. Он так и не узнал ничего от этой болезни, а упрямец лекарь отказывался отвечать на его вопросы. Лишь шипел на него как змея и всё обвинял в чём-то. В такие моменты он так напоминал Цзян Чэна, что Вэй Усяня пробивало судорогами. Он пошёл против желания Цзян Чэна? Он привёл к нему Лань Ванцзи и Цзинь Лина? Словно это он - Вэй Усянь - скрывал что-то важное. Что-то, что помогло бы Цзян Чэну. Вэй Усянь чувствовал, что ему можно помочь, что разгадка находится на поверхности, стоит лишь дотянуться до неё. Как давно он не чувствовал себя таким беспомощным. --------- Цзян Чэна кидает из сна в явь, он плохо понимает, где граница между ними, что он придумывает, а что случается на самом деле. Бороться со сном получается всё хуже. Он проигрывает ему всё чаще. Вокруг всё темно и мутно. Сквозь плотную пелену пробиваются звуки и образы, но Цзян Чэну никак не удается сосредоточиться. Вначале он чувствует тяжесть в теле, она наполняет его, медленно но уверенно втягивая в темноту. Он слышит собственное тяжелое дыхание, а потом его словно куда-то поднимают и несут. Ощущение, будто он летит, и этот полет вызывает лишь тревогу и тошноту. Было холодно, но это был не тот холод, от которого его бросало в дрожь. Казалось, он пробрался под кожу, до самых костей, надёжно поселившись там. Ему хотелось проснуться, но он словно оказался в ловушке между сном и бодрствованием. Он слышал голоса как будто издалека. Не слова, а просто далёкое жужжание. Голоса становились всё громче и громче, и как только он подумал, что сможет разобрать, о чём они говорят, что-то вязкое наполнило его рот, и жгучее пламя лизнуло его тело с головы до ног, а затем сконцентрировалось где-то в животе. Через некоторое время ужасная боль сменилась серией мучительных судорог. Цзян Чэн пытается сделать вдох, давится воздухом, его снова тошнит, во рту омерзительный привкус чего-то, что он даже не может вообразить. Вокруг всё крутится, вертится и остаётся мутным. В какой-то момент мир выключается окончательно. А когда Цзян Чэн снова приходит в себя, то комната погружена в полумрак, окно плотно зашторено, дверь открыта настежь. Рядом с кроватью кто-то сидит, и Цзян Чэн, ещё не разглядев, кто именно, уже понимает, что что-то не так. Беспомощная ярость охватывает его тело, сотрясая мелкой дрожью, когда взгляд его, наконец, проясняется и находит того, кто меньше всего должен был быть здесь. Увидеть его таким. Это абсолютно непостижимо! Даже появление Лань Ванцзи в его тихом убежище не вызывало в нём такой бури. Рядом в отчаянии сжимая его руку в своих ладонях и тихо плача, сидит Цзинь Лин, и отказывается отлипать от него. Это разбивает Цзян Чэну сердце. Вэй Усянь невозмутимо стоит в стороне, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки. Его немигающий, необыкновенно серьёзный взгляд не отрывается от Цзян Чэна. – Как ты допустил это?! - шипит Цзян Чэн, чувствуя как слова едва проталкивается через горло. – Я же сказал! Запретил! Его отчаяние материально. Оно стекает кровью в разодранное горло и сталью режет по венам, сдирает кожу. – Я ни при чём, - спокойно отозвается Вэй Усянь, пожимая плечами. По тону его, по его поведению и взгляду понятно, что он нисколько не огорчён тем, что произошло. Он врёт ему прямо в глаза, не испытывая смущения. – Лжец! - взрывается Цзян Чэн. Без его помощи Цзинь Лин не пробрался бы к нему. Сначала пришёл сам, затем притащил Лань Ванцзи, а теперь и Цзинь Лина. Он не хотел всего этого! Ради Небожителей, он же ушёл в уединение, чтобы никто не видел его жалкой кончины! И вот чем всё обернулось! Все его старания оградить их от этого оказались напрасны. Ради чего тогда он вообще старался?! Ради чего загибался от тоски и одиночества всё это время?! Он хочет разразится гневливой бурей. Хочет наброситься на Вэй Усяня и дать ему понять, что пока его слово имеет вес, но голос Цзинь Лина прерывает его. – Дядя! - дрожащим голосом тянет он. И разражается рыданиями, как когда-то в детстве, сильнее сжимая его ладонь. Прижимает её к груди, укачивая словно младенца. Как Цзян Чэн укачивал его самого когда-то. Цзян Чэн медленно поворачивается к племяннику, отбросив раздражение и злость. Внезапная вспышка нежности поражает его, но он всё равно ругает его. Просто потому что не знает, что ещё ему делать. Потому что он растерян. И ему немного, совсем немного, страшно. – Что ты плачешь? - хрипит он, привычно хмурясь. – Дрянной мальчишка! Ты глава клана или дитя? Этот ребёнок так дорог ему. Эта несвоевременная мысль заставляет его нахмурился сильнее, что идёт вразрез с его чувствами. Цзинь Лин едва уловимо напрягается, ожидая продолжения выговора, но руки не отпускает. Цзинь Лин так похож на свою мать. Цзян Чэн внимательно смотрит на него. Он надеется, что этого мальчика не постигнет проклятие их крови. Он так надеется, что его Цзин Лин не познает тех несчастий, что преследовали всю его семью. Он надеется, что его племяннику не передалось это проклятие. Он ни при каких обстоятельствах не желал мальчику подобной участи. Волна невыносимой горечи поднимается из его груди вверх по горлу вместе в новой волной щекочущего кашля. Цзян Чэн прочищает горло. И неожиданно, забирает племянника в свои объятия. Прижимает к себе и выдыхает, закрывая глаза. Цзин Лин замирает на мгновение, поражённый действиями Цзян Чэна, а затем прижимается сильнее. – Дядя, почему? - дрожит Цзинь Лин и дрожь эта проникает в его голос. – Почему ты не рассказал? Я был бы рядом. Я бы помог. – Глупый, - говорит Цзян Чэн. В голосе его проскальзывает нежность. – Ты не должен был видеть этого. Цзян Чэн посылает Вэй Усяню испепеляющий взгляд. Он не хотел остаться в памяти племянника таким, даже это его желание Вэй Усянь проигнорировал. Вэй Усянь выскальзывает за дверь и Цзян Чэн вновь поглощён племянником. Остаётся наедине с ним. Цзин Лин плачет на его груди, уткнувшись лицом в его одежды. И слёзы, пропитывающие ткань, кажутся обжигающими на его коже. И тогда Цзян Чэн говорит. Говорит о том, что должен был сказать многие годы назад. То, что должен был говорить всегда. И Цзинь Лин плачет всё сильнее, цепляясь пальцами за его плечи и просит что-то сбивчиво и торопливо. Цзян Чэн утешающе гладит племянника по спине, и продолжает говорить, преодолевая боль. Он вспоминает, как держал Цзинь Лина вот так в детстве. Он так боялся грозы и каждый раз когда на улице разражалось ненастье, Цзян Чэн ждал услышать торопливый топот маленьких ножек по полу, скрипа двери, напуганного сопения и цепких объятий, когда крошечное тело навалиться на него со всхлипывающим "Дядя!". Вот и теперь он утешающе гладил подрагивающую спину племянника и шептал что-то утешительное. – Неужели ничего нельзя сделать? - взвывает Цзинь Лин. Он хотел бы, обнадёжить этого светлого мальчика. Хотел бы сказать, что шанс есть. Но его нет. Человек, которого жаждало его глупое, безрассудное сердце, который должен ответить на его чувства, чтобы он мог исцелиться, не хотел его. Не мог хотеть. – Я горжусь тобой, - вместо ответа говорит Цзян Чэн скрипучим голосом. Он не думает, что когда-либо раньше говорил это Цзинь Лину. Он жалеет об этом. Ещё одно сожаление на его счету. – Я горжусь каким ты стал. Твоя мать тоже гордилась бы тобой. Ты так похож на нее. Он замолкает, вспоминая свою обожаемую нежную сестру. Он так скучает по ней. Может ему посчастливится и он встретится с ней по ту сторону. – Дай мне руку, - просит Цзян Чэн. – Не надо, - дрожащим голосом умоляет его Цзинь Лин. – А-Лин, - укор в голосе Цзян Чэна звучит почти нежно. Словно в трансе Цзян Лин вкладывает свою дрожащую руку в ладонь Цзян Чэна. И тот обхватывает его цепкими пальцами, не позволяя вырваться. Цзыдянь, словно по наитию, медленно перебирается на палец Цзинь Лина, признавая его. – Пожалуйста, не делай этого, - слёзы текут по щекам его драгоценного ребёнка. А-Лин, словно в безумии пытается вернуть кольцо на его законное место, но что-то не позволяет ему это. Пальцы остервенело скребут кожу, соскальзывают и снова скребут, но ничего не получается. – Не надо. Не будь так добр ко мне. Не говори такие вещи. Прошу тебя не сдавайся. Не оставляй… Не оставляй меня! Цзинь Лин задыхается , в его голосе бушует истерика. Цзян Чэн выдыхает, закрывая глаза. Он поступил слишком опрометчиво исчезнув из жизни племянника ничего не объяснив и не сказав. Ему не нужно было поступать с мальчиком так жестоко. Ему следовало дать ему эту возможность. Возможность попрощаться. Возможность подготовиться. Ему всё ещё больно. Возможно, намного больнее, чем если бы он не сделал этого. Но теперь он может уйти спокойно. Он начинает кашлять внезапно, когда больше не остаётся сил сдерживаться. Цзинь Лин испуганно выдыхает, помогая ему перевернуться на бок и убирает упавшие на лицо волосы. Рядом что-то торопливо говорит появившийся из неоткуда Вэй Усянь. Словно он только и ожидал где-то рядом. «Так не должно быть», – думает Цзян Чэн, затуманенным взглядом глядя на суетящихся рядом с ним людей. «Так не должно…» Медленно он погружается в забытье с надеждой больше никогда не проснуться. ---------- – Он стережёт тебя как цепной пёс, - глухо произносит Вэй Усянь, едва Юй Фэн закрывает за собой дверь. И ни тени прежней ребячливость нет в его голосе и взгляде. Только настороженность, упрямая решимость и подозрение. Кажется их неприязнь с Юй Фэном приобретает новые формы. – Юй Фэн преданный человек. Он до сих пор винит себя за то, что был неосторожен и позволял тебе пробраться сюда. Но его я не виню, - отзывается Цзян Чэн, не сводя пристального взгляда с мужчины нависшего над ним. – Какое облегчение, - язвит Вэй Усянь сам не понимая, что с ним происходит. – Он называет тебя по имени рождения? Как давно ты позволяешь такое посторонним? – Это всё, что волнует тебя сейчас? - на удивление спокойно отзывается Цзян Чэн. После нескольких дней лихорадки, когда его бросало из сна в явь и обратно, у него нет сил на проявление эмоций. Зато, кажется, у Вэй Усяня их предостаточно. – Похоже он много значит для тебя, - голос Вэй Усянь подрагивает от сдерживаемый ревности, которая горит в сердце. – Верно, - ровно говорит Цзян Чэн. – Он был одним из немногих, кто был рядом, когда это было нужно. Один из самых верных мне людей. Юй Фэн уважает мои решения и желания. И я уверен, что он никогда не пойдёт против моей воли. Каждое слово словно пощёчина для Вэй Усяня. Безоговорочный укор. – Даже если это поставит твою жизнь под удар? - Вэй Усянь чуть наклоняет голову. – Да, даже тогда, - спокойно отзывается Цзян Чэн. – Если такова будет моя воля. Это и называется преданностью: когда ты безоговорочно доверяешь человеку, за которым клялся следовать. – Хочешь сказать, мне преданность не знакома? - далёкая боль вспыхивает в глазах Вэй Усяня, на миг лишая решимости. – О нет, так я не считаю. Думаю, ты был вполне предан моему отцу, - ровно отзывается Цзян Чэн. – Старикам и детям клана Вэнь. Лань Ванцзи. Кому угодно, но… “Не мне” - повисает невысказанным, но понятным, почти осязаемым. Мертвенная маска сковывающая его лицо выглядит почти пугающе. – Но? - прищурившись спрашивает Вэй Усянь. Цзян Чэн тяжело выдыхает. – Единственное, чего я хотел, чтобы Цзинь Лин ничего не знал. Я хотел, уберечь его от этого. Но что сделал ты? Что сделал ты, Вэй Усянь? – Ты считаешь это справедливо? Лишить его возможности увидеть тебя? Мучаться в неведении, а затем сгорать от чувства вины? - решительно отбивает Вэй Усянь. – Почему ты не послушал меня? - хрипло выдыхает Цзян Чэн, чувствуя накатывающую безысходность. – Ты никогда не слушаешь. – Слухи уже начали распространяться. Всем людям не прикажешь молчать. Цзин Лин умён. Когда мы встретились, я искал Юй Фэна. Он обо всём догадался сам и пошёл за мной. Что мне нужно было делать? Цзян Чэн странно болезненно улыбается, ощущая апатию. Она наваливается на спину, обнимает за плечи, прижимаясь холодными губами к уху и принимаясь нашептывать о смирении. – Ты всегда был таким, - словно не слышала говорит он, утомлённо прикрывая глаза. – Упрямым, непокорным и своевольным. Сам решал всё. Делал только то, что сам хотел, несмотря ни на кого и ни на что. Несмотря на последствия. Не думая, какую боль приносишь своими решениями. Как много судеб меняешь. Остаёшься, когда тебя просят уйти, и уходишь, когда нужен больше всего. Он всегда знал об этом. Всегда знал, что Вэй Усянь именно такой. Есть ли теперь смысл жаловаться и доказывать что-то? ---------- Долгое мгновение Цзян Чэн не дышит. Тишина в комнате оглушает его. Он отмирает, чтобы встретиться взглядом с племянником, на его лице читается страх, но Цзинь Лин никак на это не реагирует. Похоже, он этого и ожидал. Ещё несколько мгновений назад Цзян Чэн был в полудрёме, но теперь он полностью бодр. – Что ты сказал? - хрипло спрашивает он. – Я уже не ребёнок, дядя, - тихо говорит Цзинь Лин на немой вопрос Цзян Чэна и отводит взгляд. – Я помню истории которые рассказывала мне Цзенцзюму* когда я гостил в Мэйшань. Я вспомнил об этой болезни. И я давно уже знал, какие отношения связывали вас с Ханьгуань-цзюнем, - его слова звучат мрачно и скорбно, глухим эхом отдаваясь в вопящем сознании Цзян Чэна. Он не может дышать. – Но как ты догадался, что это он? – Я не был уверен, – пожимает плечами мальчик, смущённо отводя взгляд. – Не до настоящего момента. Сначала я предположил, что это Вэй Усянь, но увидев его отношение к тебе... - он запинается, словно то, что он собирается сказать вызывает у него тошноту. – Только слепой не увидит, что он обожает тебя, - выплёвывает он почти брезгливо. Его щёки заливает румянец. Этот взрослый сварливый ребёнок, всё ещё такой ребёнок, - с раздражительной нежностью думает Цзян Чэн, чувствуя как теплеет на душе. – Поэтому я пришёл к тому, что это не он, - рассудительно продолжает Цзинь Лин справившись со смущением. – А кроме него и Ханьгуань-цзюня ты никогда и никого не подпускал к себе так близко. Цзян Чэн тяжело сглатывает скопившуюся на кончике языка горечь. Его мальчик стал слишком проницателен и умён. Он этого не предвидел. Он будет замечательным лидером. Цзян Чэн отчаянно хочет солгать. Хочет отрицать всё. Он мог бы сказать что Цзинь Лин ошибся. Что многие аспекты его жизни ему неизвестны. Что он встречается с огромным количеством людей. Что рядом есть так много достойных, благородных людей которых можно так безболезненно любить. И... не может. Он не может больше лгать. Не Цзинь Лину. Не своему единственному родному человеку, у которого отнял так много времени лишь из-за своего упрямства. – Ты ничего не расскажешь ему, - вместо этого тихо говорит он. Цзинь Лин пристально смотрит на него со смесью жалости и непокорности во взгляде. Он снова видит того упрямого ребёнка каким он был. – Я не могу тебе этого обещать. Извини. – Сопляк! Ты не можешь в это вмешиваться! - огрызается Цзян Чэн, и в его голосе слышится злость, но это не злость, а отчаяние. – Ты не можешь принять это решение за меня! – Это вопрос твоей жизни, дядя, - преувеличенно спокойно говорит Цзинь Лин, выпрямляясь так, что кажется вот вот затрещат кости. Цзян Чэн хмурится. Этот несносный ребёнок! – Я же... У меня нет никого ближе тебя, - произносит Цзинь Лин тем временем, глядя куда-то поверх головы Цзян Чэна, а в следующий миг голос его вдруг надламывается, – ты самый родной мне человек! Внезапно он подаётся вперёд, склоняется над ошеломлённый Цзян Чэном и впивается пальцами в слои покрывал укутывающих его тело. Он выглядит болезненно сломленным. Разрушенным и опустошённым. Цзян Чэн смягчается. – Это касается не только меня или тебя, - говорит Цзян Чэн усталым хриплым голосом, накрывая руку племянника своей ладонью. – Мы не можем заставить кого-то полюбить как бы нам не хотелось. Рассказав всё, ты отнимешь у него возможность быть честным. Он солжёт, - проникновенно и убеждённо говорит он. – Ради Вэй Усяня или тебя, но это ничего не изменит. А когда это ничего не исправит он будет испытывать вину. Я этого не хочу. – Дядя, - сокрушённо шепчет Цзинь Лин глядя на него большими блестящими глазами. – Но, что если ты ошибаешься? - не сдаваясь сорвано спрашивает Цзинь Лин. – Я знаю, что ты боишься, но он заслуживает знать, и я думаю, ты будешь удивлен тем как много ты на самом деле значишь. Цзян Чэн сжимает кулаки. Как всё до этого дошло? Как дошло до того, что он обсуждает свои отношения со своим племянником? – Не для него. Сердце Лань Ванцзи было отдано Вэй Усяню много лет назад - этого не изменить, - смиренно и очень терпеливо произнёс Цзян Чэн. – Я всегда знал это. Именно поэтому он и собирался умереть в одиночестве, чтобы ни он, ни Вэй Усянь никогда не узнали об этом. К тому же Ванцзи ясно дал понять, что Цзян Чэн не нужен ему. "Он столько раз уходил". Кажется, последнюю мысль он невольно озвучил вслух, потому что Цзинь Лин задушено шепчет: – Он был растерян. Он судил о тебе основываясь на прошлом. Ты не можешь держать на него зла. – Я не держу, - спокойно и честно отвечает Цзян Чэн умиротворённо прикрывая глаза. – Больше нет.