Сердце, ожившее благодаря мальчику с чёрными волосами

Уверены ли вы в том, что знаете себя и свои чувства так хорошо, как вам хотелось бы? А уверены вы в том, что не заставляете себя отрицать эти ужасные, как думает ваш мозг, моменты, когда до невозможности хочется подойти к нему и вцепиться руками, прижимая к себе настолько сильно, что в каждой клеточке своего тела появляется новая от человека напротив, составляя идеальный пазл, согревающий так сильно, как не может самое тёплое на свете одеяло, как самая высокая температура на планете. Когда хочется, чтобы он ответил тем же, обхватывая плечи, наклоняясь чуть ниже, потому никто не спрашивал какой рост предпочитает Ким Сынмин, оставляя невесомый поцелуй на макушке, взаимно отзываясь на порыв стать еще ближе, хотя уже некуда. Когда хочешь не прекращая смотреть в горящие шоколадные глаза, с которыми связано так бесконечно много, но так мало по временным меркам жизни. В них наверное и правда можно утонуть, и если это так, то Сынмин поднимет руки вверх, позволяя тянуть его на глубину невыносимо медленно, ведь сквозь столь густой шоколад быстро не пройдёшь? Уверен ли в этом всём дежурный Ким, идущий по тихому темному коридору с почти потухшей свечкой внутри лампы старого фонаря, рядом с которым по правую руку идёт Хван Хенджин? Вовсе нет. Кажется, он больше ни в чем не уверен. Даже в том, что свеча по-настоящему потухла. Глаза заполонила плотная тьма, а он продолжил идти вперёд, оставляя Хенджина где то позади. Он не уверен точно ли слышал удаляющиеся шаги и тихий шелест мантии. Мысли сжирали его полностью, разрывая, как голодные псы, не давая шанса сбежать, стискивали свои зубы, не пропуская потусторонний свет и звук. Он не уверен в том, каким образом оказался на полу около окна из которого спасательным маячком светила полная луна, опираясь спиной о кирпичную стену, поджимая ноги все ближе, желая скрыться в них навсегда, пряча свое лицо и слыша свой первый такой ненужный сейчас всхлип. Он не уверен в какой момент потерял контроль и полностью рухнул калачиком на пол, оставляя на нем крохотное соленое озеро. Ему надоело быть постоянно уверенным во всём. Можно ведь хоть раз забыться и не возлагать на себя лишнюю ответственность за свой распорядок дня, за ведение отчётности посещаемости, за прилежную успеваемость, за уважение, за идеально выполненную домашнюю работу, за всё. Да? Спасибо. Он больше не хочет быть старостой, заберите это тупое клеймо, он не выдержит ещё год. Никто вокруг особо не интересовался о том, как его самочувствие, не хочет ли он прогуляться или пообедать вместе, не устал ли он. А он устал. Очень. И единственным кто пытался достать его из пучины всего этого дерьма был Хван Хенджин, который постоянно заботился о нём, приносил его любимый кофе по утрам, когда они вместе шли на пары по трансфигурации. Рядом с которым Ким позволял себе расслабиться во время разговора за обедом или на тех нередких минутах, когда профессора могли отвлечься на что то. Этот парень, который с первого дня их знакомства 14 декабря позапрошлого года поливал увядающее сердце Сынмина, истосковавшееся по такому теплу, заботе и просто по близким людям, был просто невероятным. Сынмин с первого года обучения был окружен только старыми книгами, бесчисленными текстами заклинаний, историй, тетрадями, надоевшими поручениями и порой бесячими профессорами. Кто же знал, что в Хогвартсе жизнь не будет сказкой. Никто не хотел водиться с "занудным" старостой, поэтому мальчик с одинадцати лет сидел один на заднем дворе, наблюдая, как остальные играют в какие то игры по своим придуманным правилам, делают домашку вместе. Слышал интересные истории о том, кто куда ездил на каникулах, в то время как он сам приезжал только к маме – единственному человеку, который ждал его и подбадривал, замечая грусть и усталость в глазах мальчишки. Она все спрашивала почему Сынмин не находит друзей, а ему самому хотелось бы узнать ответ на этот вопрос. Он правда пытался, но все попытки заканчивались тем, что от него требовались лишь готовые домашние задания и просьбы отмазать от прогула по «старой доброй дружбе». Поэтому идею знакомств пришлось отложить в чёрный ящик, закрыть на ключ и выкинуть его в открытое окно, а после начать уходить в учёбу полностью, чтобы хотя бы по этому фронту преуспеть. Именно по этой причине Сынмин, сам того не понимая, разрешал поливать свое сердце этому милому мальчику с черными волосами и с синей вышивкой факультета на форме, который как то подошел к нему на пятом году обучения в столовой и спросил можно ли поужинать вместе с ним. Черт знает, почему Сынмин сразу же согласился, даже не подумав, что тот может был очередным подлизой, но после этого Хенджин прилип к нему, как банный лист. И как то неожиданно оказалось, что Хван довольно умный, обладает хорошим чувством юмора, частенько лезет обниматься или кладет свою голову на плечо, когда устал, любит рисовать и дарит Сынмину маленькие работки, будь то пейзаж или его собственный портрет, всегда выбирает его как пару для дежурств, безумно привлекательный, брызгается вкусными духами, запах которых староста мог бы узнать с закрытыми глазами, предлагает на каникулах отправиться в небольшое путешествие или съездить вместе с Сынмином к маме, чтобы тому было не так скучно. А Ким оказывается очень падким на такие вещи. Лежа на полу, в груди больно колется то произведение искусств, что любезно вырастил Хван. Щека замерзла на холодном кафеле, а рядом снова никого. Он опять остался один? Если это так, то он хочет заснуть здесь, на этом холодном кафеле и не проснуться больше никогда, чтобы прекратить это надоедливое чувство, которое разрастается по всему телу, пуская толстые корни и намертво срастаясь. Кто то подходит к парню, садится на колени, а потом, копируя его позу, ложится. Из-за мыльной пелены перед глазами Сынмин не может сначала понять кто это, но знакомый шлейф духов и голос вдруг проясняют картину. – Эй, Ким Сынмин.. Парень проморгался, нервно вытирая лицо, отвел взгляд, как только тот стал наконец чётким, потому что в глазах напротив проскальзывала жалость и непонимание. "Ты жалок, встань, прекрати валяться" – звучало где то в мыслях, но ему было так наплевать. Двигаться не хотелось от слова совсем, силы куда то пропали и не собирались возвращаться. Ну и пусть. Может так даже лучше. – Сынминни, что случилось? В груди отзывалось на этот мягкий голос, парень в который раз вздрогнул от этого чувства. Да к черту, он устал думать о том, что будет дальше. Захочет уйти, рассмеется, ударит, промолчит – пускай. И слова полились бессвязным поток. – Ты случился. Хватит мне сниться, хватит постоянно быть в моей голове, я так больше не могу. Зачем ты вернулся, ты мог уйти, почему не ушел? Почему ты такой.. Почему я? Почему ты выбрал меня? Я – ебаный заучка. Почему? Пожалуйста, я не могу так больше. Я люблю тебя. Я так блять тебя люблю. Очень.. Я так устал, – голос становился все тише и тише. Опять мокрые следы на щеках, попытки их стереть, но руки не слушаются. Почему рядом нет какой нибудь мантии невидимки, Сынмин бы очень хотел, чтобы никто его не видел. Но сейчас он уверен в том, что чувствует как его очень аккуратно поднимают за плечи, кладут руку на ледяную правую щеку, растапливая невероятно нежными движениями, стирая все ещё бегущие дорожки слёз. Он уверен в том, что его следующая просьба звучала очень жалостно, он почти молил. Ему всё ещё нужен был хоть какой то ответ, ведь Хван больше ничего не сказал. – Можно тебя обнять, пожалуйста? Он настолько уверенно, насколько позволяла ситуация, посмотрел в те самые родные карие глаза, которые бегали по его лицу, в которых тоже начинали скапливаться слезы. Вторая ладонь легка на свободную щеку. Хенджин молчал. Молчал и смотрел в ответ. Сынмин медленно опускал плечи, сдаваясь, опуская глаза, и грустно улыбаясь. Он правда хотел наконец встать с пола, перестать быть слабым и уязвимым, сказать прости и уйти, будто ничего и не было, но его резко притянули к груди, хватаясь будто за последний спасательный жилет. Сынмин, впрочем ничем не отличаясь, так же жадно впился руками в худое тело. Послышался короткий вздох и парень с ароматом тех самых духов затрясся под хваткой старосты. – Почему ты ничего мне не говорил?? Слова были чёткие, хоть голос и подрагивал. Руки Хвана бродили везде, будто не веря, что Ким все ещё тут. Сынмин сжал его сильнее, а Хёнджин принял и понял этот сигнал. – Ким Сынмин, ты не заучка. В тебе столько хороших качеств. Ты самый прекрасный человек, который много трудится, теряет кучу нервов из-за придурков в нашей группе. Ты буквально на ноги ставишь наш факультет. Каждый день таскаешься по поручениям, а потом садишься заниматься, чтобы стать ещё лучше. Ты совсем не ценишь себя, не видишь в себе всего того, что видят другие. Того, что вижу я. Тебе страшно осознавать, что ты можешь быть достоин любви, поэтому ебашишь день и ночь, поэтому в последнее время стал давить из себя эту фальшивую улыбку, поэтому избегаешь моего взгляда, поэтому практически не вылезаешь из своих же дурных мыслей, поэтому пытаешься отстраниться от меня. Но послушай внимательно, пожалуйста. Хенджин отодвигается, держась за плечи старосты. Снова смотрит в красные влажные глаза, которые блестят от рядом стоящего фонаря с новой свечкой. – Тебя можно любить. И в глазах напротив сейчас столько надежды, что можно заметить, как она расползается по всему коридору. – Только дай мне шанс и ты увидишь, что достоин всей любви в этом мире. Они оба посадили нечто прекрасное друг в друге. Только один пытался отречься от этого, а другой ещё тщательнее ухаживал. Уверен ли в этом всём дежурный Ким, сидящий на нагретом полу рядом с Хван Хенджином, который держит его руки, как самое драгоценное сокровище, который улыбается и плачет вместе с ним, потому что столько всего ещё нужно сказать, столько всяких чувств внутри, что кажется обоих может разорвать от этого количества? Теперь да.