1937 год, Сеул
Наконец со всеми делами в Пусане оказывается покончено, и Его Высочество возвращается в столицу. В Сеуле тем временем царило тревожное ожидание новостей с севера, и эта тревога просто не могла не передаваться принцу. Писем от Хосока больше не было, и Тэхён места себе не находил, терзаясь догадками, почему альфа ничего не писал. В газетах старались либо говорить о событиях в Почхонбо как можно меньше, дабы не развивать панику, либо демонстрировать всё в исключительно радостном свете, якобы злостные партизаны обращены в бегство и вскоре никого из преступников не останется на территории империи. Его Высочеству в это верилось с трудом, особенно усиливало его сомнения молчание возлюбленного. Если бы всё было столь радужно, Чон точно нашёл бы время написать, что у него всё хорошо и вскоре он будет дома. Ко всему прочему, у Тэхёна было крайне плохое предчувствие. Что-то точно произошло.
Во дворце Его Высочество был встречен тепло, однако ни поздравления от брата с первой самостоятельной поездкой, ни слова отца о том, как он средним сыном гордится — ничто не вызывало в омеге никакого отклика. Всё, о чём он мог думать — как там Хосок в таком далёком Почхонбо. И Тэхён осознавал, что члены его семьи определённо знают о происходящем на севере намного больше, чем простые подданные Чосона.
Сразу спрашивать о главе департамента в первый же день приезда было бы подозрительно, а потому принцу пришлось выждать целые сутки, отсчитывая каждый час, дабы момент для вопроса был наиболее подходящий, и омега его дождался. Сам напросился составить отцу компанию во время чаепития, после некоторое время задавал вопросы о здоровье Его Величества, которое действительно Тэхёна волновало, потом ещё недолго они обсуждали погоду, и наконец настал подходящий момент, когда внимание императора было достаточно усыплено:
— А что сейчас происходит в Почхонбо? В газетах почти ничего об этом не пишут, — с наигранно скучающим видом спрашивает омега, делая вид, что ему куда более интересны растения в зимнем саду, где Сунджон обычно и устраивал чаепития, нежели тема разговора.
— Ничего не пишут, потому что всё не слишком хорошо, — внутри Тэхёна, когда он это слышит, всё сжимается, однако он не имеет права подать виду: никто не должен догадаться о наличии каких-либо чувств у принца к сыну премьер-министра. — При поддержке японских солдат удалось вынудить отряд этого мерзкого коммуниста покинуть Почхонбо, их начали гнать до самой Маньчжурии, надеясь задержать, однако это оказалось ловушкой. В горной местности, которую партизаны отлично знают, уже была подготовлена западня. Большую часть наших войск заманили в ущелье и атаковали, есть погибшие. Разумеется, никто в газетах не станет об этом писать. По официальной версии уже завтра должны написать, что вооружённый отряд успешно изгнан с территории Чосона, а глава департамента и его сотрудники — бравые герои.
— И кто в числе пострадавших? — омеге стоит огромных усилий не выдать дрожь в голосе и продолжать изображать непринуждённость, пока внутри разрасталась паника и невероятно сильный страх за Хосока.
— Несколько японских солдат и сотрудников департамента. Сам глава получил ранение в ногу и сегодня утром тайно прибыл в Сеул. Каким бы премьер-министр не был холодным внешне, но за сына он переживает и больше находиться в Почхонбо ему не позволил, хотя, насколько мне известно, Хосок этому решению противился. Но всё же Сукчон испугался, что может быть что-то серьёзное и потребовал немедленного возвращения в столицу, так как врачи здесь намного лучше, чем на севере.
Дальше отец рассказывал ещё несколько подробностей, но они Тэхёна уже совершенно не волновали. Самое главное он уже услышал: Хосок пострадал, и он сейчас в Сеуле. Значит, предчувствие принца всё же не обмануло. Страх, поселившийся внутри омеги с первыми словами императора, сейчас разрастался с каждой минутой, превращаясь в ощущение физической боли, сдавливающей все внутренности. Сил продолжать непринуждённо сидеть в умиротворённом зимнем саду совершенно не остаётся. Словно над Тэхёном возник обратный отсчёт, и если он немедленно не помчится к Чону, то произойдёт нечто пугающее, сопоставимое, пожалуй, со смертью.
— Боюсь, мне уже пора идти, — спешно заявляет принц, перебивая удивлённого отца, который не ожидал, что сын может так куда-то торопиться.
Тэхён уже хочет встать и уйти, даже не объясняя причин. Маловероятно, что он смог бы сейчас придумать правдоподобное оправдание, к тому же это не было главным. Главным было увидеть Хосока и убедиться, что с ним всё хорошо, иначе омега не сможет найти себе места из-за переполняющих его страхов и волнений. Однако Его Высочеству всё же приходится ненадолго задержаться, когда слышит слова императора:
— Но куда ты можешь так торопиться? У тебя ведь не было планов, насколько я помню.
— Совсем вылетела из головы одна встреча, — на ходу придумывает Тэхён, хотя умом понимает, что его оправдание звучит ужасно неправдоподобно. — Прости, мне действительно нужно спешить.
Больше на объяснения с отцом не хотелось тратить времени, ведь чем больше омега говорил, тем более явной становилась его ложь. Вместо этого принц спешно покидает зимний сад и направляется к одному из выходов из дворца, где должны были находиться шофёры императорской семьи, всегда готовые отвезти царственных особ в любое место, которое они назовут. Тэхён даже не удосуживается зайти в свои покои и предупредить Сокджина, что уезжает. Не хотелось терять ни минуты, ведь они могли оказаться на вес золота.
У входа во дворец, к огромному счастью Его Высочества, оказывается шофёр, который чаще всего возил принца. Не хватало Тэхёну только попасться на глаза прислуге супруга Мина, окончательно разрушив всю выстроенную ими с Хосоком легенду. Впрочем, даже это сейчас было неважно. Раньше омега назвал бы себя легкомысленным и глупым, пожалуй, таковым он и был, но иначе поступить казалось невозможно. Принц, не думая ни о каком прикрытии, прямо велит водителю отвезти его по адресу, где проживал глава департамента общественной безопасности, благо Тэхён отлично помнил дом, в котором располагалась квартира Хосока. Ослушаться шофёр не имел права, а потому, не задавая никаких вопросов, смиренно открывает перед Его Высочеством заднюю дверь салона, а сам садится за руль и направляется к выезду с территории дворца.
Водитель, похоже, замечая волнение принца, старается добраться до места как можно скорее, и менее чем через полчаса машина останавливается у знакомого Тэхёну дома. Лишь в этот момент омега немного приходит в себя и просит шофёра отъехать куда-то на два часа, а после вернуться сюда же. Сказав это, принц, даже не дожидаясь, когда ему откроют дверь, сам выходит из машины и спешно заходит в дом, помня путь до квартиры Хосока. Как и в первый визит, почти никто не попадается Тэхёну по пути, а потому причины сдерживать себя совершенно пропадают, и омега сам не замечает, как ускоряет шаг, постепенно переходя на бег по лестнице, чтобы быстрее добраться до нужного этажа.
Лишь одно немного отрезвляет Его Высочество. Когда он, в спешке не заметив одну из ступеней, падает на каменную лестницу. Боль сразу обжигает ладони и отдаёт в колене правой ноги, однако Тэхён даже не тратит время, чтобы осмотреть место удара. Вместо этого он сразу поднимается на ноги, и словно боли совсем не было, продолжает бежать к заветной квартире. Какой позор. Он, Его Императорское Высочество, Ли Тэхён, потомок древнейшей династии, богатейший и красивейший омега империи, самый желанный жених во всём Чосоне, а прямо сейчас бежит к альфе из семьи нищих крестьян, игнорируя всё вокруг. Как же низко омега пал, но думать об этом совершенно не хочется. Пусть он вначале удостоверится, что с Хосоком всё в порядке, а уже потом можно будет обдумать собственное падение.
Наконец Тэхён добирается, а точнее было бы сказать, добегает до нужного этажа и сразу же бросается к двери квартиры Чона. Игнорируя электрический звонок, принц сразу начинает двумя руками громко стучать в дверь, не боясь привлечь внимание соседей главы департамента. Плевать, пускай видят, но только бы Хосок открыл, только бы увидеть его.
Стучаться приходится долгие несколько минут, которые показались Тэхёну целой жизнью, прежде чем заветная дверь наконец открывается. Чон не успевает ничего сказать, наверняка он даже не успевает удивиться неожиданному появлению на его пороге принца, потому что омега сразу же бросается к нему и крепко обнимает, начиная беспорядочно покрывать лицо и шею поцелуями. Как же Его Высочеству не хватало этого человека. Чон Хосок вызывал в нём зависимость намного хуже никотиновой, и если курить Тэхён ещё как-то мог бросить, то отказаться от этого альфы никак не мог.
Хосоку с трудом, но всё же удаётся оторвать от себя принца, дабы закрыть дверь в квартиру, проверив, что никого на лестнице нет. Однако после альфа всё же поддаётся и позволяет утянуть себя в глубокий страстный поцелуй. Задать вопросы он сможет потом, а сейчас хотелось поддаться этому невероятно чувственному напору. Мог ли Чон когда-то мечтать о такой отдаче от Тэхёна? Наверняка это всего лишь сон под действием обезболивающих, которые ввёл Хосоку недавно ушедший врач. Что ж, пускай тогда лекарство действует как можно дольше, потому что более сладкой иллюзии в жизни альфы никогда не было.
Они отрываются друг от друга, лишь когда Тэхён пытается подтолкнуть Хосока в глубь квартиры, но тот из-за травмы не может сделать столь резкий шаг назад и чуть было не теряет равновесие. Тогда омега приходит в себя, вспоминает о состоянии возлюбленного и прерывает чарующий поцелуй. Он смотрит Чону прямо в глаза с заметной тревогой, и альфа совершенно не может узнать принца перед собой. Разве это тот же человек, который предлагал ему отношения тайных любовников и совершенно не смущался говорить при нём о жизни с будущим мужем?
— Тэхён, что ты здесь делаешь? — наконец удаётся Хосоку спросить.
— Я помчался к тебе как только узнал, — пусть Тэхён и не хотел отрываться от желанных губ, однако поговорить им с альфой тоже стоило. — Как ты? Прошу, скажи, что всё хорошо.
— Не стоило так сюда бежать, всё хорошо, но неопределённое количество времени придётся ходить с тростью, — ненадолго альфа замолкает, а после с явной обидой добавляет: — Твоя игрушка не поломалась, можешь идти.
— Почему ты не веришь, что я могу искренне переживать и что я тебя... — принц обрывается на полуслове, словно что-то было непреодолимой преградой. Легко признаваться в письмах, когда адресат далеко, а вот как найти сил сказать всё вживую?
— Что ты?
— Что я тебя вот такого невыносимого люблю, — на одном дыхании произносит Тэхён, потому что понимает: если остановится хотя бы на мгновение, то продолжить признание не сможет. — Доволен? Потешил своё самолюбие тем, каким я стал жалким?
— Если ты жалкий, то кто же тогда я? — неожиданно произносит альфа, хотя принц ожидал, что сын премьер-министра начнёт вполне заслуженно злорадствовать. — Я бы впустил тебя и не захотел отпускать, даже если бы ты сказал, что ненавидишь меня.
После Хосок на шаг отходит от Его Высочества, внимательно его осматривает и замечает на правом колене небольшую дыру, рядом с которой запеклась кровь. Тэхён, пока так и не успевший себя осмотреть, не сразу понимает, чего хочет альфа, когда тот подставляет к нему мягкий стул стоящий в коридоре и просит поставить на него правую ногу, не переживая об обуви. Принц послушно выполняет просьбу.
— Я бы опустился на колени, но мне сейчас подобные движения нежелательны, — произносит Чон, прежде чем наклониться над ногой принца и приподнять ткань свободных штанов.
Чулки из тонкого шёлка предсказуемо тоже порвались, и омега сейчас напоминал не элегантного принца, а скорее сорванца с улицы, который, несмотря на запреты родителей, в очередной раз полез на дерево.
— Сними чулки и брюки, я скоро вернусь, — больше Хосок ничего не произносит и уходит, а Тэхён соврёт, если скажет, что не выполнил эту просьбу с большой охотой. Всё же раздеваться перед этим альфой ему всегда нравилось.
Очень быстро Чон возвращается, неся в руках намоченное полотенце, небольшой моток бинта и маленький пузырёк зелёнки. А у омеги уж было промелькнула мысль, что раздеться ему сказали по другой причине. Впрочем, всегда ведь можно всё к ней свести.
— Будет немного щипать, но ты потерпи, — говорит альфа, а после вновь наклоняется над ногой Тэхёна и проводит по ранке мокрым полотенцем, дабы убрать возможную грязь.
И сколько же в этих совершенно незамысловатых действиях было трепета и заботы. К Его Высочеству так относились только родители, он и думал, что подобное отношение уместно только к детям, но Хосок успешно доказал ему обратное. Это было намного лучше ответного признания. Красивые слова зачастую ничего не стоят, ведь, если потрудиться, произнести их сможет каждый. А вот относиться с такой нежностью, проявляя заботу даже в мелочах, не всем по силам. Чон предельно аккуратен с Тэхёном, осторожно дует на ранку, дабы не было больно, хотя омега и так был достаточно терпеливым. После альфа осторожно намазывает края зелёнкой, стараясь случайно не зайти на участок содранной кожи. Завершается всё обмоткой бинта вокруг коленки принца, чтобы никакая грязь не попала.
— Два дня и будешь как новенький.
— Знал бы ты, как сильно я хочу поцеловать тебя прямо сейчас.
Тэхён не привык отказывать себе в желаниях, а потому вновь утягивает альфу в крепкие объятия и целует, но на этот раз чуть более трепетно. Как же принц скучал все эти бесконечно долгие дни, ему казалось, что он с ума сойдёт от тоски. Даже о родителях, находясь в Японии, омега так часто не вспоминал, как вспоминал Хосока. Это было безумием, страшной глупостью и запретной слабостью. Но без этого чувства Тэхён уже совершенно не мог себя представить.
Осторожно, но до спальни Чона они всё же добираются, на ходу стягивая друг с друга мешающую одежду. Омега даже не может точно вспомнить, как они шли, он только помнит, как утянул альфу за собой на постель, оставшись к тому моменту лишь в нижнем белье и с надетым поясом для чулок. Хосок же оставался в брюках, которые в силу травмы быстро снять не получилось.
— Тэхён, сейчас не лучшее время, — оторвавшись от поцелуя, произносит альфа, которого принц всё же укладывает на спину, придавливая ладонями к кровати.
— Помолчи, я ужасно тебя хочу. К тому же, мне не составит никакого труда побыть сегодня сверху, — Тэхён говорил в достаточно ультимативной форме, а подтверждением серьёзности его намерений становится то, как ловко омега расстёгивает ремень на чужих брюках и стягивает их вниз вместе с нижним бельём.
Только сейчас взгляд принца цепляется за рану на середине бедра правой ноги. Были видны несколько ещё свежих швов, складки грубо зашитой кожи, и это зрелище должно было бы вызвать в Его Высочестве отвращение, но так не происходит. Вместо этого омега осторожно наклоняется над местом попадания пули и аккуратно целует рядом, дабы не причинить боль лишними прикосновениями. Но зато это отлично демонстрирует всю переполняющую Тэхёна в эту минуту нежность, которую он ранее ни на кого не растрачивал.
Как омега и пообещал, он забирается на бёдра Хосока, седлая, лишая альфу последних шансов к отступлению. Впрочем, отступать у Чона не было ни малейшего желания. Его страсть была ничуть не меньше, и он точно так же соскучился по прекрасному телу. Сквозь глубокие мокрые поцелуи Тэхён чувствует, как чужие пальцы начинают аккуратно поглаживать вход. Принц уже успел порядком соскучиться по этим ощущениям и слегка толкается назад, намекая, что альфа может действовать куда смелее, Его Высочество совсем не против. Пускай Тэхёну никогда не нравилось, когда его растягивали, всё же этот процесс всегда сопряжён с определённой долей дискомфорта и лёгкой боли, однако с Хосоком ему даже было по-своему приятно. Ведь это означало, что совсем скоро произойдёт погружение в сладкое и тягучее как мёд удовольствие, а потому даже подготовка становилась волнующей.
Долго себя растягивать Тэхён не позволяет, торопясь поскорее перейти к самому главному, поэтому он ладонью отодвигает руки Хосока, а сам обхватывает уже затвердевший член альфы и направляет в себя. Омега быстро понимает, что поспешил, потому что насаживаться оказывается несколько больно, и это занимает дольше времени, чем Тэхён планировал, но всё же конечный результат определённо того стоил. Принцу всегда нравилось быть сверху, самому руководить процессом, смотреть на партнёра сверху-вниз и чувствовать полный контроль над ним. Хосок был редким исключением, когда в сексе с ним Тэхёну нравилось непосредственно ощущение, что его берут и подчиняют. Впрочем, перспектива подчинить главу департамента общественной безопасности тоже была весьма волнующей.
Привыкнув к давлению на стенки, омега начинает плавно двигать бёдрами, упираясь ладонями в крепкий пресс любовника. Тэхён испытывает чуть ли не детский восторг, когда наблюдает, как на лице Хосока постепенно становится заметно неподдельное удовольствие, и как оно усиливается каждый раз, когда принц чуть сильнее сжимает член внутри. Вначале омега двигается плавно, растягивая эйфорию от ощущения заполненности, но постепенно и ему, и Чону этого становится мало. Альфа кладёт правую ладонь омеге на талию, направляя, а сам Тэхён постепенно ускоряется, чувствуя, как внутри разрастается удовольствие. Движения быстрые, выверенные, а стоны ласкающие слух и мелодичные. Тэхён всегда знал, что сексуален, но впервые ему хочется быть таковым только для одного человека. Чтобы именно Хосок видел его таким, именно он желал до безумия, и именно он наслаждался блаженством, которое может Его Высочество подарить.
Тэхён очень быстро увлекается процессом, запрокидывает голову от удовольствия и ритмично подпрыгивает. Не сразу омега понимает, что Чон пытается притянуть его ближе и выглядит так, словно сдерживает себя. Наконец омега всё же обращает внимание на любовника, который ранее ласкал его член, но сейчас отчего-то остановился.
— Тэхён, я сейчас, — со сбившимся дыханием произносит Хосок, едва сдерживая себя. — Тебе лучше слезть.
— Нет, я хочу, чтобы ты кончил в меня, — категорически отвечает омега и лишь сильнее сжимает член в себе. — Хочу так ощутить, что принадлежу тебе, что ты глубоко внутри меня.
Тэхён продолжает быстрые движения, и у Чона не остаётся иного выхода. Через некоторое время альфа кончает, и принц чувствует, как тёплое семя приятно стекает по податливым стенкам. Определённо, это ощущение стоило того, чтобы добиться желаемого. Вскоре омега тоже кончает и падает на кровать рядом с любовником, стараясь отдышаться.
Им нужно время, чтобы прийти в себя, и отлично этому могла бы помочь сигарета. Благо пачка всегда лежала у Хосока на прикроватной тумбочке. Чон закуривает, а после передаёт сигарету любовнику, дабы они по очереди делали затяжки.
— Что мы будем делать дальше? — спрашивает альфа достаточно серьёзно, а Тэхён, ещё не до конца отошедший от послеоргазменной эйфории, не сразу находит, что ответить.
— В каком смысле? — омега делает затяжку и отдаёт сигарету собеседнику, внимательно при этом рассматривая лицо Хосока, дабы уловить малейшую перемену в настроении. — Так говорят, когда хотят всё закончить.
— Я точно не хочу ничего заканчивать, но что мы будем делать? Я люблю тебя, ты любишь меня, мы друг друга понимаем с полуслова, у нас шикарнейший секс, но ты вскоре должен выйти замуж за герцога, и на меня отец начинает давить с браком, пусть и говорит прямо, что я могу иметь любовника, они у всех есть. Но я так не хочу. Я хочу, чтобы мы принадлежали друг другу, а не были тайным запретным увлечением.
— Я тоже не хочу замуж ни за какого герцога, — кладя голову на плечо возлюбленного, говорит Тэхён, а после крепко обнимает альфу. — Почему если королю Великобритании можно вступить в брак, с кем он хочет, то мне нельзя? Я не имею никаких прав на престол, мои дети настолько далёкие в очереди, что их нельзя считать наследниками, так почему я не могу сделать так, как хочу? Только потому что он альфа, а я омега?
— Твой отец никогда не позволит подобному произойти. Возможно, нам действительно лучше остаться любовниками и забыть об амбициях в отношении друг друга.
— Не хочу так. Всю жизнь провести с чужим человеком, а во время секса закрывать глаза и всеми силами стараться представить тебя? Мы достойны большего. Я сын императора, а ты премьер-министра, мы не равны по происхождению, но по статусу вполне сопоставимы, однако вынуждены скрываться. И будем так скрываться всю жизнь? А когда у нас появятся дети, как им объяснять, почему нас по ночам не бывает дома?
— Ты звучишь настолько уверенно, что даже устрашаешь, — тихо посмеивается Хосок, надеясь таким образом немного разрядить напряжённую обстановку.
— И правильно, меня стоит бояться. Потому что я абсолютно всегда получаю то, что хочу.
***
Намджуну и Банджа, как будущим супругам, полагалось проводить друг с другом как можно больше времени, однако организовать подобное получалось редко. Наследный принц был занят, а его жених постоянно был в обществе супруга Мина и его бесконечных поручений. Примерить наряд, просмотреть эскиз приглашений на свадьбу, познакомиться с очередным влиятельным в Чосоне аристократом. Причём все эти дела по мнению омеги были совершенно бесполезны, в особенности последнее. В чём смысл всех этих знакомств, если в конечном итоге в огромном дворце Чхандоккун Банджа совершенно один и даже поговорить не с кем? Прислуга его сторонится, приставленный фаворит из-за чопорности также держит уважительную дистанцию, аристократы слишком наигранны, а брат Намджуна либо Банджа игнорирует, либо занят своими делами, как, к примеру, поездка в Пусан. В конечном итоге японец был словно на дне колодца. Он может сколько угодно кричать, эхо будет даже достаточно слышимым, но всё равно никто его отсюда не вытащит. Велика вероятность, что никто даже на отчаянные мольбы о помощи не обратит внимания.
И всё же супруг Мин всеми силами старался сделать жизнь зятя легче и приятнее. В частности настоял, чтобы каждый день хотя бы час супруги проводили вместе в гостиной. Его Величество, как и сам японец, вначале надеялся, что это подтолкнёт молодых людей к разговору, у них появятся темы для бесед, а там не далеко, если не до любви, то хотя бы до взаимной симпатии. Но Намджун был неприступен, словно крепость. Он отстранённо отвечал на все вопросы будущего мужа, сам ничего не спрашивал, а вскоре и вовсе стал являться на встречи с книгой, намекая, что ему не до омеги. Банджа так же быстро отчаялся и предпочёл так же посвящать эти встречи чтению. Всё равно ему нужно было подтягивать корейский, поэтому чтение могло пойти на пользу.
Этот день не стал исключением. Будущие супруги вновь сидели в гостиной в звенящей тишине, но сегодня у омеги никак не получалось сконцентрироваться на строчках книги. Внутри поселилось упрямое желание предпринять ещё одну попытку сближения с женихом. Японец никак не мог понять, что же именно он делает не так? Он вежлив, ласков, никому не перечит, ни с кем не ссорится, но его всё равно отчего-то здесь никто не любит. Папа всегда говорил, что хорошим людям рады везде, а Банджа имел смелость отнести себя к хорошим, так почему Чхандоккун настолько холоден к нему?
— Уже через две недели наша свадьба, — робко начинает омега, откладывая книгу на сидение кресла, однако Намджун, сидящий на диване напротив, от чтения так и не отвлекается и, кажется, словно даже не слышит. — Вы волнуетесь перед ней, Ваше Высочество? — было ужасно неловко обращаться к будущему мужу на «Вы», но Намджун настоял, сославшись на то, что он наследный принц и имеет право на уважительное обращение. Японцу же казалось, что альфа просто возвёл ещё одну стену между ними.
— Меня куда более волнует то, что происходит в Почхонбо, — отстранённый и короткий ответ, практически не дающий манёвра для дальнейшего развития диалога, но Банджа всё же старается.
— Как славно, что всё в итоге хорошо закончилось. Слышал, в честь сына премьер-министра даже хотят организовать приём. Я пока плохо понимаю моду в Чосоне, не поможете мне подобрать тиару, которая будет на подобном мероприятии уместна?
— Обратитесь к моему папе, а ещё лучше к Тэхёну, последний в этом хорошо разбирается, — и вновь Намджун отсылает жениха к другим людям, омега уже устал считать, сколько раз это было.
— Его Высочество не очень любит, когда я его тревожу и мне неловко просить об услуге, — искренне отвечает Банджа, которого, откровенно говоря, принц Тэхён даже в некоторой степени пугал.
— Он и не обязан быть вам рад, привыкайте, Тэхён сложный человек.
— Но он тем не менее любим, а... — японец хотел продолжить, но вовремя понимает, что сказал лишнее и останавливается, надеясь, что Намджун не обратил внимания на его слова, однако наследный принц, кажется, впервые, всё прекрасно услышал и запомнил.
— А вы что? Продолжайте, Банджа, — однако собеседник упрямо-испуганно молчит, и альфе приходится продолжить самому. — Вы, наверное, хотели добавить «А я нет». Не вижу в этом ничего удивительного, что Тэхён может быть любим родителями и братьями, всё же мы семья, а в семье принято закрывать глаза на недостатки чужого характера. Вот мужем Тэхён любим наверняка не будет, если вас это успокоит, всё же Его Высочеству тоже грозит брак по расчёту. Лучше вам смириться, что ни одного омегу, даже будь он принцем, в таких браках не любят.
— Вы намекаете...
— Именно, я намекаю на нас. У меня с детства был пример перед глазами — мои родители. Я люблю своих отца и папу, безмерно уважаю, но я всегда понимал, что император своего супруга не любит, находя общество наложника Кима куда более привлекательным. Вначале я на него злился, не понимал, как так можно, но это быстро прошло. Да, мой папа обладает рядом достоинств, и Его Величество относится к нему с почтением, но всё же мужа моему отцу навязала семья, а вот обожаемого наложника он выбрал сам. Свобода выбора делает любые чувства слаще и прочнее, такова человеческая природа, поэтому вам не стоит на меня обижаться. Если вам это поможет, Банджа, я вам тоже даю право выбора. Но будьте предельно аккуратны, измена императору карается сурово, и лучше не выбирайте кого-то из числа моих друзей — это жестоко.
— Вы ведь даже не даёте нам шанса попробовать. Вы уже сделали выбор? У вас есть наложник?
— Я в процессе выбора, им неприлично обзаводиться до свадьбы, так что у меня ещё есть время рассмотреть различные варианты, и вы не сидите сложа руки, присматривайтесь. Возьмите пример с моего брата.
— У него тоже есть, — но договорить вопрос Банджа не успевает, потому что Намджун отвечает быстрее.
— Безусловно. Я не знаю, кто это, но и знать не хочу, но ему нужно быть предельно осторожным, всё же он незамужний омега, а вот вы некоторую вольность себе позволить можете, раз состоите в браке. Есть только одно условие — никакой близости с любовником до рождения первенца. Я ведь должен быть уверен, что мой наследник потомок династии Ли, а не какой-либо другой.
***
Пускай в постели с Тэхёном было невероятно хорошо, однако отложить службу Хосок не мог себе позволить. Ко всему прочему, сегодня произошло нечто воистину грандиозное. Сотрудники департамента, которые оставались в столице, в отсутствие начальника ни на минуту не прекращали расследование произошедшего во дворце, и вот наконец напали на куда более интересный след, чем им попадался ранее. Час назад произошли задержания, и если одному альфе удалось спастись от допроса посредством принятия капсулы с цианистым калием, то его молодой товарищ среагировать не успел, и его было бы сложно в этом винить. Чон по-своему восхищался людьми, которым хватало силы воли самостоятельно завершить свои страдания, не отдаваясь на откуп судьбе. У Хосока бы тоже дрогнула рука, ведь даже если бы его вели на расстрел, в душе теплилась бы надежда, что вот-вот всё изменится и приговор отменят. Расстрел, разумеется, альфе не грозил, однако некоторые задержанные на подобные мысли наталкивали.
Когда Чон заходит в подвальное помещение, где уже вовсю вёлся допрос с пристрастием задержанного, Хосок первым делом бросает взгляд на совсем молодого альфу, привязанного к стулу и получающего хлёсткие удары по лицу и животу от одного из сотрудников департамента. Не удивительно, что такой молодой подпольщик испугался покончить с собой. Слишком мало опыта и не хватает выдержки. Его товарищ был значительно старше и наверняка давно себя к подобному исходу морально готовил.
— Ну что, есть результат? — спрашивает Хосок у подчинённого, присаживаясь на поставленный напротив допрашиваемого стул. Всё же даже с опорой на трость долго находиться на ногах было тяжело, и ноющая боль в бедре постоянно о себе напоминала.
— Пока ни в какую, хотя я его скоро без целых костей оставлю, — отвечает рослый и крепко сложенный сотрудник департамента, такому в руки попасть даже сам Чон не хотел бы, а потому ещё удивительнее, что столь молодой коммунист, испугавшийся смерти, теперь зачем-то храбрился.
— Донгиль, неужели тебе всё это нравится? — теперь глава департамента обращается к задержанному, который из-за множества кровоподтёков с трудом мог даже держать глаза открытыми и смотреть на Чона. — Мы могли бы закончить за пять минут, так что прекращай геройствовать, всё равно никто о твоём подвиге, кроме нас с Юнхёном, не узнает, а мы не слишком впечатлительные. Давай говори, кто главный организатор?
— Вешайте, — с трудом из-за непереносимой боли, но всё же достаточно дерзко отвечает Донгиль. Только юношеского максимализма в этих стенах Хосоку не хватало.
— Понимаешь, в чём проблема, таких, как ты, совсем не интересно вешать. Ну вот повешу я тебя за покушение на императора, его семью и премьер-министра, а что дальше? Твой командир найдёт такого же наивного, но смекалистого малого, разбирающегося в динамите. Так что мне нужно ранить гидру в самое сердце, а не отрезать бесконечные головы, — в ответ альфа получает лишь молчание, а потому решает продолжить. — Хорошо, тогда давай понизим ставки. Мне не хватает одного звена в вашей занятной цепочке. Есть командир, который разработал план, есть ты и покойный Хёнджу, которые отвечали за создание бомбы, но кто её пронёс во дворец? Кто докладывал, когда лучше закладывать? Выдай мне вашего информатора, и тебя даже не придётся вешать. За сотрудничество со следствием заменим наказание на тюремное заключение. Но ты ведь молодой, оно пролетит быстро, вернёшься в родную деревню к родителям, ещё вся жизнь впереди будет. Вы все почему-то думаете, что Родина к вам жестока. Но Родина милосердна, Родина готова тебя простить, просто сделай правильный выбор, это же совсем ничего не стоит. Думаешь, информатор во дворце, если бы мы поймали его раньше, не сдал бы тебя?
— Не сдал, — и всё равно Донгиль упрямится, а Хосоку начинало это порядком надоедать.
— Ты действительно думаешь, что побои — это наш максимум? Юнхён.
Юнхён сразу понимает намёк и отходит в сторону небольшого стола, который был приставлен к стене тёмного, пропахшего сыростью помещения. Хосок терпеть не мог сюда спускаться и не понимал, как такие, как Юнхён, проводили здесь целые дни. Но этому сильному физически альфе явно доставляло удовольствие то, чем он занимается. Что ж, так даже лучше, одним убийцей на улицах меньше, пускай лучше тут даёт волю своим наклонностям.
Юнхён в свою очередь достаточно быстро возвращается на место и теперь Донгиль мог увидеть в его руках длинный толстый гвоздь и молоток. Оставалось лишь гадать, куда это адское орудие будут забивать.
— Донгиль, ты ведь наверняка такой же христианин, как и мы. Хочешь поиграть в Спасителя, мы организуем, но мне больше нравится игра в истинно христианское милосердие и прощение ближнего. Дай показания, и мы разойдёмся с чувством удовлетворения, — коммунист отрицательно качает головой, а Чону остаётся лишь поражаться его тупости. — Ладно, тогда я задам другой вопрос: ты левша или правша?
— Зачем это? — измученный голос, который, впрочем, всё равно звучал по-своему смело, но скорее это было ближе к отчаянию, чем к храбрости.
— Мы же не изверги какие-то, поэтому обычно у всех спрашиваем, какая рука рабочая, чтобы её не трогать. У меня нет в планах, чтобы допрашиваемый вышел отсюда недееспособным инвалидом, неспособным даже палочки для еды удержать в руке, которой не привык пользоваться. Так что в твоих же интересах ответить честно.
— Правша, — поняв, что это в его же интересах, честно отвечает Донгиль и протягивает своему мучителю левую руку.
Коммунист уже морально себя готовит к непереносимой боли в левой руке, однако Юнхён неожиданно хватает правую кисть, кладёт на подлокотник стула, и в следующее мгновение по камере раздаётся истошный вопль. Хосок хочет зажмуриться, но всё же подавляет в себе это желание. Нельзя было дрогнуть перед подчинённым и допрашиваемым, а потому он продолжает оставаться непоколебимым, пока Донгилю вбивают толстый гвоздь в правую ладонь. Лишь спустя некоторое время Юнхён прекращает, когда решает, что забил достаточно глубоко. Молодой коммунист ещё несколько раз кричит, после срывается на хрип, и ему требуется значительно много времени, чтобы произнести севшим от крика голосом:
— Ты же пообещал.
— Я ничего не обещал, — как ни в чём не бывало отвечает Хосок. — Я сказал, что обычно происходит следующим образом, но твой случай, сука, совершенно другой. Ты этой самой рукой сделал бомбу, которая чуть было не лишила меня одного очень важного человека. Я зверею от одной только мысли, что из-за тебя и твоих рук мог навсегда его потерять. Ещё больше я зверею от того, что прямо сейчас рядом с ним во дворце находится один из твоих товарищей, представляющий серьёзную опасность, а я даже не знаю, кто это. Я же всё равно рано или поздно узнаю, но ты можешь упростить мне задачу.
— Всё равно не скажу ничего, — на выдохе произносит Донгиль, готовый вот-вот потерять сознание от болевого шока.
— Ну и умри тогда, как последний дурак, ни за что. Продолжай, Юнхён.
Сказав это, Хосок встаёт со своего места и покидает злосчастный подвал, постукивая тростью по ледяному полу. Кого же столь трепетно оберегает Донгиль? Чон и его подчинённые старались сузить круг подозреваемых, но это было не так просто. Порой террористы могли работать на своих жертв несколько лет, подбираясь как можно ближе, но судя по результатам взрыва, тут работали дилетанты, а значит, на несколько лет во дворец никого не внедряли. Но даже если так, оставалось слишком много слуг, пришедших в Чхандоккун за последние полгода. На проверку каждого уходила уйма драгоценного времени, а каждая минута, потерянная Хосоком напрасно, могла стать роковой для Тэхёна. Этого альфа допустить не мог.
Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно информатор сам себя выдаст. Раз работали любители, то наверняка не у всех них есть такая же колоссальная выдержка как у покончившего с собой Хёнджу. У подпольщика рано или поздно сдадут нервы, он испугается, запаникует и, сам того не ведая, придёт Хосоку прямо в руки. Самое главное – донести до него как можно раньше, что один из товарищей мёртв, а другой находится в застенке и проходит через пытки. Пускай боится как можно сильнее, Чон это уже много раз проходил. Вначале внедрённый информатор будет себя успокаивать, что товарищи его не выдадут, потом засомневается, узнав, что один из них в цепких лапах департамента, начнёт относиться ко всем с подозрением, будет странно себя вести, возможно, даже разовьётся паранойя. Окружающие это сразу заметят, и тогда капкан захлопнется.
Хосоку нужно лишь набраться терпения. Совсем скоро всё закончится.
