Память Циина на лица

Инь Юй не думал, что когда-нибудь еще раз в своей жизни откроет глаза. Его взгляду тут же предстала копна кудрявых черных волос и золотые одежды, на мгновение он застыл, распознав в человеке Льва Иуды, и вместе с этим его губы тронула блаженная улыбка, словно он увидел нечто, чего ждал очень-очень давно, однако из этих грез его вырвал чересчур звонкий голос, полный глубокого отчаяния наряду с небывалой радостью: — Шисюн. Человек перед ним уже во всю заливался слезами, будто бы на его глазах Господь самолично признал его своим преемником, и кто же это мог быть, если не Цюань Ичжень. Глаза Инь Юя в ужасе распахнулись и забегали по всей комнате в поисках того, за что можно было бы зацепится взглядом и больше никогда не видеть того, кто сейчас над ним без стеснения лил горячие слезы. Он потянулся к правому запястью, однако сделать этого ему не дал Цюань Ичжень, перехватив его руки своими и зарыдав еще громче. Инь Юй незамедлительно предпринял попытку отпрянуть назад, однако обнаружил, что был накрепко запеленен в одеяло, словно маленький ребенок. На его лице отразилась полная гамма всевозможных несвойственных ему эмоций, и Инь Юй не нашел ничего лучше, кроме как спрятаться от своего шиди под этим самым одеялом и замолчать. — У меня получилось, Шисюн… Ты жив… — во весь голос с надрывом прорыдал Цюань Ичжень прямо над Инь Юем, завёрнутым в одеало. Инь Юй почувствовал, как несколько слезинок скатились по его щекам и упали ровно на то место, где он лежал. — Спасибо, Градоначальник Хуа… Я не знаю, как смогу Вам отплатить… У меня нет столько золота, никогда не будет… Сразу после этих слов Инь Юй, не раздумывая, сбросил с себя одеяло и стал бешено озираться по сторонам. — Градоначальник Хуа? Где он? — словно вновь наполнившись жизненными силами нетерпеливо выкрикнул Инь Юй сиплым от долгого пребывания в бессознании голосом. — Он… — напоследок всхлипнул Цюань Ичжень, словно и вовсе не замечал неблагоустроенного поведения своего шисюна, растерев по лицу сопли и слезы. — Он рассказал мне, как заново взрастить душу, но сразу после этого ушел, и мне пришлось делать все самому. Сердце Инь Юя сжалось, и он будто весь окаменел, держа в руках край сползшего на пол с золотой кушетки одеяла. — Т-ты сам взрастил мою душу? — попытался ухватиться за последнюю надежду Инь Юй, однако было уже поздно. — Я сам… Ты… Можешь… Взглянуть, если не веришь… Инь Юй не дал Цюань Ичженю слова и бесцеремонно вырвал из его рук протянутое ему зеркало. Его дыхание в один миг перехватило, и он снова спрятался под одеяло, схватились за голову. Зеркало выпало из его рук и упало на пол, едва не разбившись вдребезги. — Шисюн? — обеспокоенно позвал его Цюань Ичжень, пытаясь сдернуть с Инь Юя одеяло. При желании он мог разорвать его на мелкие кусочки одним щелчком пальцев, однако тогда Инь Юй перестанет прятаться и, спотыкаясь, сбежит, упав по дороге без сознания от недостатка сил, будучи недавно взрощенным и поселенным в новообретенное тело. — Тебе не нравятся твое новое лицо, Шисюн? Да как он смеет так говорить?! Ведь лицо Инь Юя совсем перестало быть на него похожим! Будь он в сознании, ни за что бы не позволил этому ребенку заниматься взращиванием его души в одиночку, однако уже ничего изменить было нельзя. Не для кого не было секретом, что внешность Его Высочества Инь Юя никогда не была особенно приметной, но если в пору его жизни после возвышения в Небесных чертогах его окружало божественное сияние и доброжелательность по отношению ко всем, то после низвержения Инь Юй стал совершенно незаметен в толпе, являясь полным самым что ни на есть олицетворением слова «обычный». Настолько обычным, что его могли не заметить в компании пары друзей, где все знают друг друга с полсотни лет. В службе в Призрачном городе это нередко его выручало и помогало заниматься слежкой и шпионажем даже без прибегания к смене облика на непримечательный. В общем-то, на первый взгляд изменилось не многое. Его родинка под глазом осталась на том же месте, где и всегда была, нос был прямым и не сильно выраженным, самым стандартным, без горбинок и видимых впадин, губы не слишком тонкими и не слишком толстыми, такими, как у обычного человека, однако Инь Юй при одном взгляде на самого себя пришел в ужас, словно смотрел вовсе не на себя, а на явление самого дьявола, который повадился бескорыстно помогать людям. В конце концов Цюань Ичженю все же удалось сдернуть с него одеяло, и его взгялду пришелся дрожащий от поражения Инь Юй, судорожно прятавший свое лицо за ладонями. — Шисюн, не плачь… — наивно заговорил Цюань Ичжень, потянувшись за упавшим зеркалом. Прямо по середине теперь его украшала огромная трещина. — Посмотри еще раз, может тебе просто показалось. Но ему точно не показалось. Сглотнув, Инь Юй всё-таки отнял руки от лица и поднял глаза к отражению. Он больше не узнавал старого неприметного себя в зеркале, теперь его взору предстал сияющий юноша с молодым белым лицом, который в точности повторял его прошлые черты, однако даже близко не стоял с привычным всем пониманием слова «обычный». — Цюань… Ичжень… — через силу заставил себя назвать шиди по имени Инь Юй. — На что ты… Опирался, пока создавал это тело… Цюань Ичжень замялся и нерешительно протянул тому старые и пожелтевшие от этого свитки. Им уже явно не одно столетие, а то и не два. С одного взгляда понятно, что эти свитки из самых засекреченных архивов дворца Линьвэнь, в котором еще возможно отыскать информацию о всех когда-то числившихся в пантеоне Верхних Небес божествах, включая Его Высочество Инь Юя. Он беспокойно раскрыл один свиток, однако ничего удивительного там не обнаружил. На свитке был лишь его портрет таким, каким его изображали верующие, как молодого бога Войны, и некоторые краткие сведения о том, кто он и откуда. Во втором картина не сильно разнилась, там был уже не один портрет, а два, и описания богов запада, Цюань Ичженя и Инь Юя. О нем самом там было совсем немного и куда больше о Цюань Ичжене. «Неужели это все?» — чуть не сорвалось с губ, ведь это действительно все, что осталось о Его Высочестве Инь Юе. Нельзя, конечно, исключать, что Циин и без того помнил, как выглядел его шисюн, и не особенно обращал внимание на изображение на свитке, пока занимался взращиванием нового тела. Однако в этих свитках в самом деле не было ничего подозрительного, что могло натолкнуть Цюань Ичженя на сомнения в своих воспоминаниях, изображение принца Инь Юя почти не отличалось от его настоящего облика, который он помнил. Как же тогда так получилось, что теперь лицо Инь Юя преисполнилось красоты и изящества? В юности его образ был намного ярче — ясный взор, светлый лик, прямая как писчая кисть осанка. Возможно, дело было в энтузиазме на пути праведности, но впоследствии этот образ истёрся годами безысходности до мрачной блёклости, которая все сильнее угасала на фоне его белоликости и опрятности, какой он мог похвастаться только до низвержения. Он изумлённо глядел то в свитки, то на свое отражение, словно столкнулся с какой-то проблемой. Цюань Ичженя это беспокоило: — Я что-то сделал не так, Шисюн? — тихо спросил он, готовый вот-вот снова дать волю слезам от распирающего его сожаления. — Н-но ведь это просто не я! Я выгляжу совсем не так! Я понимаю, что неприметен, и стоит только отвести от меня взгляд и уснуть, так на утро ты и не вспомнишь, что видел меня, но ты, ты столько лет знал меня, еще и имел совесть называться моим шиди! Однако ты даже не в состоянии запомнить мой истинный облик как следует. — Но, Шисюн… — не унывал Цюань Ичжень, вновь обратив к нему зеркало. — Хочешь сказать, раньше ты выглядел не так? Для меня Шисюн всегда носил одно обличие, и я видел его таким всю свою жизнь, какое мне дело до того, что думают о тебе другие? Инь Юй нерешительно застыл, а потом всё-таки поднял глаза к отражению. Он в самом деле, будто источал божественное сияние, являясь демоном. Больше не было того «обычного» Инь Юя, теперь был только такой, приятной наружности и источающий доброту, совсем другой, запоминающийся. — Циин, скажи, ты правда всегда видел меня именно таким? — Да.