Рот закрой

Женя ловит себя на том, что смотрит на Петю с открытым ртом. Вот буквально – настолько глупо, насколько это может выглядеть. Как девочка-фанатка с первого ряда, которая впервые увидела четверной прыжок в метре от себя. С качественным выездом, конечно. Чистым. Женя не может до конца отдать себе отчёт в том, из-за чего именно челюсть падает на уровень пола. Фигурально конечно, но всё-таки падает. Женя просто видит Петю перед собой – в этом красивом костюме, с укладкой и какой-то убийственной уверенностью во взгляде – и оно всё как-то само. Повело, называется. Господи, хоть бы люди вокруг не обратили на это внимание. А они, наверное, уже… Какой трэш. Петя смотрит на него совсем по-другому. Не пускает слюни, не заглядывает в рот (а хотелось бы), не теряет слова и не заливается краской, когда устанавливает зрительный контакт. Он смотрит с интересом и вызовом. Как, наверное, на всё в этом грёбаном мире. Они же с Петей знают друг друга чуть ли не с детского сада. Ладно, со школы. Даже вместе катались какое-то время. Ходили пешком под стол, ой, то есть на лёд. Кнопки. Две долговязых пискли. А сейчас-то что? Петя вырос, в его голосе теперь не писклявые, а приятные басистые оттенки, он теперь выше Жени – не на голову, но заметно, а ещё у него лутц и риттбергер в короткой стоят, и как будто бы это не самоубийство, а просчитанный до мелочей блицкриг. А вообще забавно – Женя на год младше, но пока во всём идёт чуть-чуть впереди. На чуть-чуть обошел тогда в финале Кубка России, том самом – и забрал из-под носа путевку на заветный чемпионат мира. На предолимпийском чемпионате России забрал место первого запасного на Олимпиаду – и кто ж знал, что понадобится использовать запас? На второй курс перешёл уже, пока Петя только-только поступал. Правда, как поступал – не пролезал с мылом в узкое отверстие, а исполинским шагом заступил в число первых людей из списка. Стобалльник, мать его. Петя заёбан по самые не балуйся. Знакомая картина – сон-тренировка-пары-тренировка-дом. Иногда пар в расписании так много (а домашки ещё больше), что хочется накатать заявление и перевестись куда-нибудь на Декабристов, к Алексею Николаевичу на кафедру. Хотя нет, не хочется, враки, слабости, да кто опускает руки вообще после первых сложностей? Петя, наверное, думал, что если не мед, то будет попроще, но оказалось, что нихрена не проще. По-другому – но ни на йоту не проще. Женя хорошо понимает Петю, правда, уже адаптировался почти: второй год в этом адском котле варится. Так что всё у Пети будет хорошо. Надо просто подождать. Женя же справляется? Примерно так же, как и с прыжками… Все эти мысли несутся потоком у Жени в голове, пока он пытается подобрать челюсть с пола. Прозрел, разглядел. Как Лиза в середине своей произвольной. Петя то и дело шутит какие-то приколы с нетрадиционным уклоном – понахватался в своём сообществе инженеров-программистов-технарей и теперь пропагандирует тут всякое. Все смеются, и Женя тоже – но за нервным смехом прячет сковавшую всё тело неловкость, напряжение и… надежду? На что надежду, дурень, посмотри на него, а потом на себя! Петя слушает металл перед прокатами, и Женя не понимает – это он выпендривается или ему серьёзно это нравится? Странный. Хотя зачем спорить о вкусах, так сейчас никто не делает. Тем более, что странности иногда только сильнее притягивают… Когда смотришь на них под другим углом. Оторви уже взгляд, ну же, даже камеры здесь! Петя хорош, очень хорош. Чертовски или божественно – это немного из другой оперы. Удивительно хорош, вот. Женя ещё не раз ловит себя на таком вот «залипе» во время московских прокатов. Он таскается за Петей (нет, не за, рядом с ним, так правильнее) всю поездку, включая уже день выступлений – с отеля на арену, с арены обратно до отеля, в магазин за перекусом на вечер. Они смеются, что теперь два сапога пара – два гуся, что у них в руках, если быть точнее. Хотя Пете гусь подходит больше – фамилии соответствует. Пока Петя продолжает шутить и смущать Женю – боже, да прекрати ты уже, чего ты добиваешься! – гусь в его руках рискует задохнуться. Женя бы отдал ему своего гуся. Чтобы парочка получилась. Красиво. Жень, только гуся? – Осторожно, ты ему сейчас шею свернёшь, – замечает Петя, пока они стоят на кассе. Женя инстинктивно разжимает руки, и птица – белоснежная, чистая и явно обиженная таким поведением хозяина, – летит на грязный пол супермаркета. Какой позор. Приходится молниеносно поднимать гуся под смех Пети. Женя отряхивает игрушку, будто всё так и должно было быть. Так и было запланировано, совершенно точно. – Дедакшена не было, да? То, что Петя говорит его словами, только сильнее заставляет присматриваться к нему. Ещё одна ниточка, тянущая куда-то в бездну, а если сплести все вместе, получится толстая коса. Голос бархатный, жесты, умные рассуждения, шутки эти дурацкие, но при этом невероятная галантность и харизма изо всех щелей… Губы. Женя раньше целовался с парнями, ну как, если считается проигрыш в карты на Олимпиаде и желание победившего поэкспериментировать. Марк тогда решил проверить «канон» на прочность – да проверил так, что Женька потом себе места найти не мог ещё месяца два. А потом у Марка появилась Саша – и место это уже пришлось искать в обязательном порядке. Можно, конечно, было продолжать обманываться и оберегать зерно надежды, но для чего? Женя к такому не привык. Целоваться было прикольно. Один раз, второй, третий. Эксперименты эти, от которых внутри всё переворачивалось… Так и остались экспериментами. Всё, что было потом… спасибо, но нет. Не время и не место для этих мыслей. А что такое – целовать Петю? Это, наверное, классно. Это обязательно рука властным жестом на пояснице, чуть-чуть приподняться и впечататься по самое не балуйся, прижаться телом, может быть, даже столкнуться носами от неловкости. Они вместе заходят в лифт, и Женя чувствует жар в груди, от которого хочется вспыхнуть и сгореть в ту же самую секунду прямо на месте. Отвести взгляд смерти подобно. – Тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать, да? Петь, ну куда ты опять с этими приколами? Женя в который раз нервно смеётся и прячет животный испуг в глазах-щёлочках. Делать вид, что ничего не произошло, срастись со стеной – и всё, эти неловкие секунды можно пережить. – Да можно, чего ты, – вполне уверенно добавляет Петя. И ухмылочка эта. Довольная. Женя думает, что это галлюцинации – слишком уж нереалистично звучит последняя реплика Пети. Приколы приколами, но что он только что сказал. – Жень, ты меня глазами жрёшь третий день, ты думаешь, я слепой? – добивает Петя. Улыбка с лица Жени слезает в момент. Ещё секунда… Вот она рука на пояснице, от которой жар даже через куртку. Чуть-чуть приподняться... Целовать Петю – это мокро и почти сразу с языком. Вот так вот дерзко и смело. Размашисто, но аккуратно – как он катается. Это забыть о том, что нужно дышать, прижаться к этим вожделенным губам и обомлеть от их жара. Это восторг, все крепче завязывающийся в узел где-то внизу живота. И лифт ещё этот старый, трясущийся – дополнительный эффект турбулентности… Дверь лифта открывается, и Женя пулей отлетает от Пети в другой конец железной коробки. На губах привкус крови – кажется, в моменте он укусил себя за нижнюю или это Петя его… На секунду Женя бросает взгляд на выход, и тут же хочется провалиться прямо в шахту. Экспериментатор собственной персоной. Женя ждёт какой-нибудь язвительной шуточки или вовсе казни, но Марк молчит. А сложно вообще что-то сказать, когда натыкаешься на подобное? Делаешь шаг на этаж, на самом деле – в пропасть. – Короткая просто шик, как всегда, – замечает Марк, заходя в лифт и слегка улыбаясь, – Я смотрел. – С-с-спасибо, – заикаясь, рожает ответ Женя и отводит взгляд. Неужели так ничего и не скажет?.. – А моя? – картинно возмущается Петя. Женя мамой клянется, что снова чувствует его руку в районе поясницы. Только теперь движение крадущееся, мимолётное. Но оно есть. – Сорян, бежать надо было, мы после «Адажио» ушли сразу. Ну, до завтра? Двери лифта смыкаются. – Рот закрой, – мягко замечает Петя и рукой возвращает челюсть Жени на место, – а то сам буду закрывать. Женя не понимает, что ему нужно сейчас чувствовать, но оба варианта выглядят крайне заманчиво.