Скажи мне, и я поверю

— Поцелуй меня…       В столь свежем, прохладой и влажностью пронизанном помещении, слишком плотной вспышкой, горячей, звучит короткая, но чёткая и наполненная окрыляющими чувствами фраза Вина. Она окутывает Тима проворно и незаметно для него самого: хотя глупо отрицать себе собственные желания. Разве он не хотел этого, оставаясь дожидаться Вина? Разве всё его нутро не содрогнулось в момент, когда Хиа, потянув Нонга на себя, допустил их близость? Важнее, чем физическая, она почему-то оказывает большее влияние на эмоции как Тима, так и самого Вина, собственно.       От Вина всегда исходит решительность и странная мягкая таинственность — этот человек пугающе внушает Тиму уверенность и чувство безопасности — словно бешено несущаяся лавина, что вот-вот настигнет младшего, незримые качества Хиа норовят поглотить его и лишить любой попытки вырваться.       Тима правда пугает Вин. Но не меньше его пугает собственная реакция на этого старшего: и даже если не учитывать той горячей ночи, когда он — Тим, словно безумец, хватался за Хиа, в ухо пошло нашёптывая надрывающимся от стонов голосом: ещё, Хиа, здесь!.. — любая встреча, любой взгляд и этот невероятно мягкий, умиротворяющий, но с тем же губительный, как море, голос, что в тиши шепчет у берегов свои истории, что в буйстве разносит всё, чего касается — все стены Тима, все двери, всю его стойкость. Как можно отрицать то, что странное тепло сгущается в животе, а сердце замирает на долю секунды, становясь тяжёлым камнем, чтобы резко вновь взметаться невесомостью.       Это чертовски пугает.       Но эти страхи поглощают глубокие, карие глаза напротив. Они же тоже воодушевляют Тима своей настойчивостью и неизведанностью. Что это за человек такой, в руках которого хочется растечься и отдаться: и душой, и телом?!       Это чертовски пугает, но сильнее желание вновь ощутить мягкость изящных губ, нежную настойчивость чужого языка.       Глаза Тима опускаются на приоткрытые губы Вина. Тим не какой-то там банальный романтик, что слюнки пускает на объект своего воздыхания — всё это казалось таким незначительным и даже, с какой-то стороны, глупым… Но тогда почему сейчас ему чужие уста кажутся столь манящими и привлекательными? Почему каждая их линия, каждый изгиб приводит Тима в восторг? Почему собственные губы, подрагивая, сжимаются, вспоминая те жаркие поцелуи в комнате Хиа…       Но от волнения не сбежать. С непривычки бурей накрывающие эмоции контролю не поддаются, а слабость в теле уже достигает предела. Он же чувствует жар дыхания Вина на своих губах, он чувствует нежное скольжение носа Хиа по своему лицу — это будоражит.       Тим слишком сильно проникается той хрупкости, с которой Вин к нему стремится. Эти вспышки, нет, скорее горки — ничего общего с обыденным Хиа. Уверенный и дерзкий, дразнящий и саркастичный, неожиданно становится столь чутким и бережным по отношению к Тиму — поражает. И столь сладок трепет сердца, и столь своевольны и размашисты крылья эфемерных бабочек в животе, что ничего в мире не кажется таким верным и стоящим, как рождающееся и на глазах растущее стремление быть рядом с этим человеком.       Желая, но, так и не двигаясь, Тим бегает взглядом по лицу Вина, пока тот плавно скользит носом по его щеке, послушно приоткрывая рот навстречу волшебному и головокружащему чувству.       Это происходит одновременно правильно и настолько невинно, что всё вдруг начинает плыть перед глазами. Это совсем не похоже на поцелуи в номере Вина. Это совсем другое.       Плотно сжав пальцами края рубашки Вина, слегка прогнувшись в пояснице и чуть согнув одну ногу, Тим медленно проваливается в насыщенное забвение. Медленно, невероятно чувственно, кончики языков парней касаются друг друга, на пробу скользя. Вин напорист по отношению к пухлым губам Тима — он уверенно сминает их своими устами, но язык не проникает глубже, нежно скользя друг по другу с языком Тима.       В груди у Тима пожар. Ему кажется, что языки пламени обгладывают его рёбра, играясь с его чувствами, пока Вин сводит его с ума своими действиями. Этот поцелуй полон доверия, уважения и важности происходящего. Почему Вин так жесток к нему? Почему заставляет чувствовать нечто невообразимое?.. Почему близость с этим человеком порождает столь странное чувство в груди, словно кто-то пробирается, нет… Тим сам позволяет забираться в свою душу.       Этот поцелуй — короткое мгновение. Но и этого достаточно, чтобы опьянеть. Вин немного отстраняется, чтобы позволить Тиму сделать необходимый им обоим вдох прохладного воздуха, который осыплется пеплом под давлением жара в телах.       Тим даже не может представить, каким видит его Вин. Насколько может быть красив и завораживающим человек в глазах другого. Трепещущие ресницы, яркие и опьянённые глаза, искрящиеся множеством разных чувств: трогательность, уязвимость, доверие, нега, желание — всё это так точечно бьёт по Вину! Как трудно ему сдерживаться рядом с этим парнем, как тяжело… Пусть он и более опытный, но дело это не упрощает. Желание, что разгорелось внутри него, слишком дикое и необузданное, а невинность и чистота Тима, для Вина, покрытая тайнами бездна, не умоляющая, затягивающая его.       Это вне понимания — их тяга, их стремление друг к другу. Это вне логики — их эмоции, их чувства, берущие контроль над разумом.       Секунда, две, три, голодный и нуждающийся взгляды, прежде чем губы вновь плотно прижимаются друг другу, а кончики языков вновь начинают нежное движение. Поцелуй такой невинный, но как колко возбуждение, что накатывает на обоих парней с каждым движением. Эта влага, это тепло… Аккуратные движения. Едва уловимо Тим стремится быть ближе, и он чувствует, столь отчётливо и приятно, возбуждение Вина собственным.       По коже пробегаются короткие, но сильные разряды. Наслаждение вспышками отражается с обеих сторон — как здесь не чувствовать себя сокрушённым?..       Нежные и трогательные поцелуи не под стать возбуждению, кипящему внизу живота. Должно быть что-то бешеное и голодное, но именно непорочное касания губ и языков друг к другу является самым необходимым сейчас. Пусть они ещё и не осознают силу зарождающихся чувств, для чего-то столь благородного уже всё прописано. Именно момент обоюдного доверия, обоюдной нужды в этой откровенности является скрепляющей их точкой. Что-то незримо весомое, сильное и нерушимое. — Тут камеры, — отстранившись, чуть хрипловато, произносит Вин. Его взгляд стал темнее, но уверенности в нём меньше не стало. Вновь по коже пробегается мелкая дрожь. — Нам лучше вернуться обратно… — это звучит настолько спокойно, что вовсе не сочетается с эмоциями, бушующими в чёрных глазах. Он говорит, что Тиму нужно сделать, уходя в сторону раздевалки. Нет. Он даёт Тиму выбор, как и в ту ночь. Чёртово благородное отношение Вина к Нонгу приводит того в безумную эйфорию. Злость, пропитанная щепетильной нежностью — и почему Вин заставляет хрупкое сердце так мучительно трепетать в груди?       Тиму страшно признаться самому себе в такой потребности, но сильнее его восхищение бережным отношением Вина к себе. Чтобы не произошло, он же ни к кому так больше не относится…       Вину же удаётся взять в узду ужасно жгучее желание — голод и жажда буквально распоясались внутри него, тёмным пламенем заполняя всего полностью. Исходящая хрупкость и непорочность от Тима, непонятным для Хиа образом, оказались для него крепче алкоголя. Это даже не зависимость, что-то глубже, что-то более умопомрачительное. Разве думал Вин, что когда-нибудь он будет искать взглядом лишь одного человека, в надежде вновь ощутить распространяющееся тепло от биения сердца? У него в ушах звенит с того момента, как он потянул Тима на себя, когда их губы едва уловимо столкнулись. Всего за секунду, чёрт возьми, Вин вспыхнул настолько ярко и мощно, что и потушить уже не получится.       Сомневался ли он, что Тим пойдёт за ним? Нет.       Но когда он заходит в раздевалку, чувство уединённости оказывается слишком манящим.       Только он и Тим. И чувства, что звенят тысячами маленьких колокольчиков, создавая безупречную симфонию.       Это всего секунда, но дальше следует скинутый рюкзак, и прижатый Тим. Больше нет сил терпеть и сопротивляться. Вин хватает руку Нонга, грубо впечатывая того в шкафчики. Кровь просто кипит, и становится слишком жарко. Пальцы Вина начинают медленно расстёгивать рубашку Тима, пока тяжёлое и возбуждённое дыхание обоих парней становится топливом для желания, что уже невозможно контролировать.       Оно словно насыщенная патока, оно болезненно.       В тёмном помещении их возбуждение, материализуясь, слишком яростно касается кожи, в пламенной ласке вынуждая желать большего. Вин не нарушает их близости ни на секунду, продолжая соприкасаться носами с Нонгом. Внутри трепещет каждый орган, каждая жилка от неровного и такого горячего дыхания Тима. И когда младший осторожно сжимает запястья Хиа, мучительно-сладкий спазм разносится волнами по телу, по душе. Вин контролирует, но Тим желает ощущать это настолько сильно, что, видимо, и сам не осознаёт.       Безумно сексуально.       Но Тиму сложнее совладать с бушующими внутри него чувствами. Они острые, яркие, пропитанные нежностью. А одновременно проявляемые со стороны Вина учтивость и страсть, полностью лишают Тима ощущения реальности, а падать в неизвестность всегда страшно. Только столь чувственное прикосновение, пожалуй, может разжигать столь необузданную нужду в ком-то. Искренне. И даже то, как постепенно оголяется тело Тима, ему же кажется чем-то невероятно сокровенным. Складывается неправильное чувство, но слишком весомое, чтобы его игнорировать: Вин рубашку расстёгивает, оголяя сексуальное тело, но, в итоге, пробирается куда-то глубже. Всё происходящее не поверхностно, и в груди слишком горячо от понимания этого.       Тиму необходимо взять хоть что-то под контроль, ему нужно хоть чем-то затушить это истомное пламя, рвущееся из его сердца. Хоть немного вернуть ощущение реальности… — Нас же никто не увидит?..       Руки Вина замирают, а взгляд упрямо встречается с опьянёнными глазами Тима. Конечно же нет. Но это оказывается слишком умильно, от чего Вин достигает точки своего кипения. Он готов вот-вот сорваться.       Это безумие. И он не может. — Не увидят, — выдыхает старший, но голос уже содрогается. Негой и слабостью наполнено его тело, но это чертовски отяжеляет. Не под стать окрыляющим чувствам. — А если увидят? — горячий шёпот Тима, словно услада для слуха. Вин сокрушён Тимом, полностью. Окончательно. В изящных чертах своего младшего он видит бескрайние просторы благородного чувства — любви. — Не увидят!.. — нуждающееся, окончательно теряя контроль, вторит Вин, прежде чем вновь, скользнув взглядом по прекрасному лицу Нонга, жадным поцелуем припасть к шее Тима.       Вкус его кожи непозволительно нежен. Движения Вина слишком нетерпеливы.       У Тима трепещут ресницы, взгляд расфокусируется, а его тело растворяется в горячей неге, пока Вин, безжалостно, широкими мазками, влажно, ласкает тонкую кожу его шеи. Он вылизывает её так чувственно, так правильно, что дыхание перехватывает, позволяя лишь коротким, рваным стонам порой срываться с влажных губ.       Пальцы Вина грубо сжимают плечо Нонга, пока другая рука с особой тщательностью исследует накаченное тело Тима. Язык скользит по линии шеи, юрко проникая в ушную раковину, а Тиму кажется, что язык старшего скользит по его сердцу — это странно, но истомительное чувство вскипает в каждое клеточке тела. И когда Вин жадно сжимает округлую грудь, надавливая круговым движением на сосок Нонга, тот непроизвольно напрягается, проникаясь предательской отзывчивости собственного тела.       Сзади всё пульсирует — тело всё помнит.       Но Вин наконец-то дорвался до желаемого. И это, возможно, даже больше, чем он предполагал, но всё же стремится утолить мучающую его жажду, и эта жажда — Тим.       Язык без остановки скользит по коже, всасывая в горячий рот, прежде чем вновь прикусить, и снова влажные движения — о боги, да кто же знал, что Тим будет так отзывчив на подобные ласки.       Его стоны… Тихие, но столь чувственные.       У Вина затуманено сознание. Слишком хорошо, чересчур.       Пальцы с интересом оглаживают пресс Тима, и снова возвращаются к груди, покручивая и оттягивая небольшие, но такие чувствительные соски. Язык плавно скользит по линии челюсти, и вот он добирается до другой стороны шеи, начиная ласкать и её. — А-ах… — первый несдержанный стон, и Вин оторопело стремится коснуться уст Нонга.       Не прекращая ласкать надрывно вздымающуюся грудь Тима, Вин вторгается в податливый, влажный рот, сразу же сталкиваясь с ответной реакцией. Возбуждённый младший взбудоражено скользит своим языком в рот Хиа, страстно полизывая его язык, касаясь внутренней стороны щёк.       Вин вынужден отстраниться, чтобы сдержаться, чтобы не развернуть Тима прямо здесь и не взять его грубо — такие поцелуи слишком сильный афродизиак. Уж лучше он приведёт в неистовство Нонга, чем совершит то, о чём потом им обоим придётся жалеть. Потому Вин вновь припадает к влажной, от его горячих ласк, шее, жадно всасывая в себя её прохладу. Он горячо хватается за мочку уха, нежно лаская её языком, скользя выше, прикусывая хрящик. И когда Тим поддаётся тазом навстречу, а когда его пальцы нетерпеливо тянут за рубашку, у Вина перед глазами всё плывёт. Это слишком даже для него.       Тим чувствует мучительный спазм от накатывающего, кипящего возбуждения — должна ли их близость столь сумасбродно вызывать непривычное в Тиме желание, не ясно, но сейчас он смел и готов подразнить своего Хиа. Хотя и знает, что тот держится из последних сил. Специально, значит? — Всё-то ты знаешь, — нежным шёпотом звучит фраза, вынуждающая Вина отвлечься от своего занятия. Они снова в той близости — глаза в глаза, и кипящая тяжесть, словно свинец, внизу живота. — Часто таким занимаешься? — это наивность, с искрами ревности.       Вряд ли Тим может себе представить, насколько приятно Вину слышать подобное. И вряд ли Тим догадывается о том, каким особенным является для старшего. Но если Нонгу мало того напряжения, если ему мало того острого пламени возбуждения, что он стремится озорничать даже сейчас, то Вин не против.       Тяжело дыша, едва отойдя от ласк, даримых Нонгу, Вин с глубокой нежностью смотрит в откровенные, такие искристые глаза Нонга.       Тим не может справиться с собой даже сейчас. Собственный вопрос внезапно теряется в пучине чувств, и он тянется к Вину. Тянется к его губам, желая чувствовать язык старшего в своём рту.       Целоваться так приятно.       И Вин целует. Их жажда едина, и плавное движение языков друг по другу, с громкими причмокиваниями, вынуждает плоти парней дёргаться в муках от недостающих ласк. — Ты — вице-президент клуба, и сам же правила нарушаешь, — вспыхнувший от чувства страстного и одновременного нежного поцелуя, Тим смело продолжает провоцировать Вина, крепко сжимая талию старшего. Он окрылён и опьянён одновременно, а из-за частых поцелуев Тиму не удалось сделать ни одного полного вдоха, возможно, поэтому он столь смело и опрометчиво дразнит человека, который его поглощает. Губы Тима всё ещё послушно тянутся к Хиа, и это выглядит слишком очаровательно.       Грубо прижав руки Нонга по обе стороны от головы, Вин наклоняется так близко, как можно. Это дыхание — губы в губы, намного интимнее тех потираний, что происходят у них снизу. Но по выдержке бьёт поведение Тима: вызвался дразнить возбуждённого Вина, а сам так непорочно и нуждающееся тянется к его губам.       Ха… О боже…       Горячим дыханием Хиа скользит к уху Нонга, едва слышно шепча прямо в него: — Я никого сюда не приводил.       А у Тима перехватывает дыхание. Услышанные слова окрыляют его намного сильнее, чем он мог бы предположить. Это делает его по-настоящему счастливым, и он тронут. Он не ошибся, когда предположил, что для Вина является особенным.       Как же это взаимно.       Пухлые губы вновь оказываются заложником рта Хиа. Он терзает их со вкусом, жадно всасывая, прикусывая, вылизывая изнутри. Плавное движение языка по верхней губе, вдоль языка Тима, и вот он нежно ласкает нёбо, пока Тим задыхается, с чувством безумного голода пытаясь пробраться глубже в рот Вина. А напряжение в штанах всё растёт.       Это же, чёрт возьми, Хиа Вин! А-а-ах! Этот старший… Тим покрывается крупной дрожью, при осознании, насколько он близок с ним. Неопытный, но повинующийся инстинктам сердца, Тим проворно кружит во рту Вина, всасывая его язык.       Пожалуй, Тиму хочется, чтобы Вин также изводился, как сам Нонг. Также потерял связь с реальностью, бросившись с обрыва сознания в эту голодную, насыщенную и не имеющую конца бездну. Так почему же только Тим в таком состоянии? Почему лишь у него каждая клеточка вдруг стал эрогенной зоной?       Вин постепенно ослабевает хватку на руках Нонга, поддаваясь тому влиянию, о котором грезит Тим. Эти движения языка, эти вздохи, тяжёлые и горячие — Вину необходимо стать ближе. Он нежно сжимает грудь Нонга, скользя ниже и ниже, касаясь ремня на штанах младшего.       Прелюдии слишком много. Страсть пожирает.       Их губы вновь сталкиваются, но уже не скользят, не танцуют, не пробуют. Языки всё глубже и глубже пробираются во рты друг друга, чувственно ласкаясь. Глубокий поцелуй, влажный — он так сладко звучит, и голова кружится сильнее. А ведь сильнее уже и быть не может.       Пальцами Тим нежно скользит по плечам Хиа, прежде чем бережно коснуться линии скул, прежде чем ближе притянуть к себе. Сделать поцелуй ещё глубже. — Ответь-ка мне, отношения между нами сейчас, — кажется, в этом они оба схожи — острые ощущения. Вся эта прелюдия с разговорами лишь сильнее подстёгивает желания. Они невесомо скользят по губам друг друга, пока снизу живота у обоих густым потоком копится желание. Это предел. — Взаимовыгодные, так? Никто не пользуется?       Хрупкость и непорочность чувств в купе с подогревающими разговорами, искрящими наивностью, как-то совсем не вяжутся с диким и страстным желанием, но это всё настолько гармонично, что даже поражает!       Их нижние части тела всё теснее и теснее друг к другу, и если Тим уже в мечтах дрочил своему старшему до исступления, то в реальности готов был спустить в штаны от этой грубоватой ласки через ткань их одежды. У подобного свой оттенок, и слишком яркий.       Крепко вжав своё возбуждение в напряжённый пах Тима, Вин выстанывает: — Верно. — А если мне надоест? — Закончим.       Закончим говорить. Оба, словно мазохисты, любят оттянуть, помучать, разогреть возбуждение настолько, что ощущать себя не получается.       Сейчас любое касание как удар электричеством. Блаженно. Это огненная эйфория.       Жадно припав к губам Тима, Вин начинает суетливо расстёгивать брюки младшего, пока Нонг расправляется с его рубашкой. Наконец-то они могут ощутить это полноценно, прижавшись друг к другу. Тепло тел, их жар и биение сердце. Эти объятия теперь наполнены не столько страстью, сколько нежным желанием касаться важного человека.       Вновь язык влажно скользит прямо изо рта по щеке к шее, начиная свои изворотливые танцы. Штаны уже расстёгнуты, и только Хиа успевает взять плоть Нонга, так отчётливо выглядывающую из нижнего белья, как, слегка неуклюже, оказывается сам прижат к шкафчикам.       Взгляд Вина слишком голодный. Снова эта власть, уверенность, безопасность и желание — Тим переоценивает себя. Он пылко целует Вина, стягивая с того рубашку. Наконец-то сам припадает к шее старшего поцелуем, вторя уже изученным движениям. И тихо всхлипывает, когда ладони Вина жадно сжимают его ягодицы. Сзади снова всё откликается.       Ах! Ну как же так?!       Их взгляды снова сталкиваются. Вид Вина такой сексуальный, что ноги начинают подкашиваться. Тим хочет быть в его власти, Тим так желает, чтобы Вин закрыл его собой ото всего мира.       И снова объятия, пока губы обоих скользят по оголённым участкам кожи. Они суетливо стараются коснуться как можно больше, но вот Тим снова прижат к шкафчикам, и удовольствие, что он от этого испытывает, весьма открыто отображается на его лице. Взгляд Вина, его глаза — как отдельная ласка. Тим и сам не понимает, почему на него всё это так действует, но он тянется к Хиа, оглаживает его тело, стараясь не пропустить ни одного участка, ведь, судя по тому, как Вин стремится к этим ласкам, ему тоже приятно. Эрогенная зона Вина — Тим.       Рукой Вин опирается на шкафчик, и вот вновь их трогательная близость, сменяющаяся глубоким, пошлым поцелуем. Причмокивая, они мажут слюной по языкам друг друга, и это порождает в душе Нонга нездоровую нежность. Он отчаянно жмётся к Хиа, глубже пропихивает язык, пока пальцы суетливо скользят прямо внутрь белья Вина. Тим даже не помнит, как расстегнул его брюки, но так блаженно стонет, когда ладонью обхватывает влажную головку члена Хиа.       Запредельно. Густая нега потоком устремляется вниз, и Вин, шикнув, прикусив язык Тима, грубо хватает его за член, начиная резкие размашистые движения. — А… А-ах… — писком срывается стон. Тим старается подстроиться под движения Хиа на своей плоти, но не может угнаться за ним из-за поглощающего его насыщенного наслаждения. Истома снизу живота сгущается, начиная достигать максимальной точки кипения.       У Вина такие нежные руки… Грубо перехватывая у основания, плотно сжимая пальцы, Вин двигает рукой слегка исступлённо, лаская оголённые доведённой до исступления плоти. Он тихо постанывает в рот Тима, влажно мажет по языку, пока тот несдержанно вскрикивает, протяжно постанывая, но продолжает нежно и плотно ласкать плоть Хиа, сжимаясь от наслаждения.       Их руки скользят, двигаются, даря невероятные ощущения, их языки вновь и вновь ложатся друг на друга, не в силах двигаться от тяжести наступающего удовольствия. И даже сейчас они понимают, что происходящее между ними нечто особенное, заставляющее душу трепетать в экстазе.       Ощутив горячий спазм с приятным тёплым покалыванием, внизу живота что-то содрогается, а Тим отчаянно хватается за напряжённую спину Вина. Он впивается в неё короткими ногтями, губами скользя в изгиб шеи старшего. Тим задыхается.       Перед глазами вспыхивают яркие огни, а жар, тянущий низ живота, начинает густой истомой растекаться по всему телу, пока Тим, подрагивая в объятиях Вина, всхлипывая в плечо, пачкает ладонь и брюки спермой. Экстаз и жар наслаждения прошибают его настолько сильно, что в глазах скапливается влага, а сердце затрепетало настолько сильно, что, кажется, превратилось в лужу.       Но рука не перестаёт двигаться по каменной и горячей плоти Хиа. Замедляется на какое-то время, но вновь начинает активничать, уделяя особое внимание влажной головке. Тим сжимает её ладонью, кружа по ней, грубо сжимая, и выдохнув прямо в ухо хрупко: Хиа Вин, доводит старшего до исступления неземного блаженства.       Несдержанно толкнувшись в руку, Вин прикусывает Нонга за шею чуть ниже уха, рвано, загнанно дыша. Это пробивает на дрожь, а яркие вспышки оргазма начинают разноситься по каждой клеточке тела.       Эти объятия вновь крепки и устойчивы. Так, как необходимо, чтобы доверять.       Прохлада в помещении начинает неприятно касаться остывающей кожи. И Тим сильнее жмётся к Вину, который с благодарностью обнимает в ответ разнеженное тело Нонга. Уже без страстной грубости, с заботой и чувственностью, он, ещё тяжело дыша, поглаживает спину Тима, не в силах совладать с окрыляющим его чувством. Они оба сейчас слишком открыты друг перед другом, и понимают, чувствуют, как что-то светлое, дарящее ощущение гармонии и томной неги, проникает в них. Единовременно.       Сдержанный поцелуй в висок, мягкий поцелуй в щёку, и вот губы Тима касаются в трогательном поцелуе уст Вина. Всё ещё крепко прижимаясь друг к другу, неокончательно восстановив дыхание, Тим уверенно проявляет инициативу, целуя старшего сам, блаженно содрогаясь от получаемого в ответ тепла.       Тиму становится немного смешно: Вин вроде одежду с него снимал, а чувство, что снял все замки, пробравшись к сердцу. И вот губы надламливаются в трогательной, смущённой улыбке. Кончиками пальцев он осторожно скользит по груди Вина, останавливаясь на месте, где отчётливо чувствуется трепет влюблённого сердца.       «Поцелуй меня» — звучала просьба Вина, но Тим услышал в ней: верь мне.