Живое тепло

Не до конца закрытая дверь, полоса тёплого света по доскам — Эйден кидает взгляд в проём и замирает. Хуан сидит на кровати, опираясь спиной на изголовье и вытянув ноги по покрывалу. Старый, вычищенный от пыли и паутины торшер рассеивает полутьму. Мягкий свет стелится по бёдрам, поднимается по плечам и груди, скрытыми двуцветной курткой, мажет по острой скуле и золотит пшеничного цвета волосы. Пилигрим подаётся вперёд как заворожённый, ступая тихо, почти не дыша — словно боясь спугнуть образ. В руках Хуан держит потертую временем книгу. Тонкие изящные пальцы переворачивают и разглаживают страницы со всей нежностью и трепетом, чуждыми миру после Падения. Под прямым взглядом серых глаз Эйден делает последние шаги до кровати. Хуан не любит, когда над ним нависают — пилигрим это помнит, потому медленно опускается возле него на колени. От торшера над головой едва уловимо тянет теплом, но хочется большего. Хуан также медленно и с долей, кажется, сожаления вкладывает между страниц закладку, гладит корешок книги на прощание, прежде, чем отложить её на другую часть двуспальной кровати. Теперь всё его внимание принадлежит Эйдену: немой вопрос во взгляде и наклоне головы. Хуан изо дня в день ругается и срывает голос на своих подчиненных в рацию — после тяжёлого дня говорить ещё больше у него нет сил, и пилигрим это понимает. — Можно? — парень приподнимается на коленях и подаётся вперёд, проминая ладонями матрас с обеих сторон от Хуана. За пределами убежища становится всё холоднее, и от Эйдена, наверное, тянет морозом — он только минут десять как вернулся с вылазки. Хуан молча и приглашающе распахивает куртку — ровно настолько, чтобы Эйден мог просунуть ему под спину руки и прижаться к груди щекой. Живое тепло приятно обволакивает. Всё ещё не жар, как от прикосновения кожи к коже, но всё равно хорошо. Под ухом мерно бьётся Хуаново сердце. Впервые за последнюю неделю Эйден чувствует, как был напряжён все это время, и сейчас он наконец может позволить себе расслабиться. Особенно когда Хуан приобнимает его обеими руками — оставляет одну между лопаток, а второй зарывается в волосы. Медленные поглаживающие движения, тепло, комфорт и безопасность — всё это вгоняет пилигрима в состояние на грани сна. — Я только согреться, — выходит приглушенно из-за того, что Эйден утыкается лицом в Хуанову кофту. — Всего пять минут, и я уйду. «И не буду тебе мешать», — парень сглатывает часть предложения. Чужие пальцы в мозолях от пера стекают с затылка на шею, касаются под челюстью и мягко тянут его голову вверх. — Оставайся, pajarito, — голос Хуана немного хриплый и неожиданно нежный. Его шершавая ладонь смещается выше, на щёку, и Эйден прикрывает глаза, благодарно прижимаясь к руке, а после — целует. Свет от торшера не скрывает румянца, ощутимо мазнувшего по ушам. И Хуан точно это замечает, как и чувствует сбивающийся ритм пилигримского сердца. Эйден подтягивается выше и сцеловывает тонкую улыбку с чужих губ. Сладость мёда оседает на языке — и парень целует ещё раз, медленно вылизывая Хуанов рот и сталкиваясь с его языком. В момент передышки Хуан не шепчет, а скорее шелестяще шипит ему на ухо: — Одеяла на кресле, бери и залезай в кровать. Эйден управляется за рекордный десяток секунд, успевая по дороге скинуть ботинки. А Хуан включает штатив с уфэшками, перекладывает книгу на прикроватный столик и выключает торшер. В кровать парень валится без какой-либо грации, желая только скорее вернуться в тёплые объятия. Хуан недовольно шипит что-то на испанском, пока Эйден возится, устраивая им гнездо из двух одеял и трёх подушек. — Устроился, ave? — и всё равно у него не получается скрыть нежность за раздражением, когда Эйден подтягивает его ближе и устраивает голову на чужом плече. — Да, — Эйден выдыхает это жаром в открытую шею — шарф свернулся сине-золотой змеёй на столике возле книги. — Спасибо, что позволил остаться. — Мне всегда приятна твоя компания, mi amor, — искренность за искренность. Эйден чувствует разрастающийся внутри жар и что-то ещё, что люди, наверное, называют любовью, — и подтягивается вверх, снова целуя Хуана в бесконечной благодарности за всё.