***
Часовая стрелка наконец-то перешагнула два, а в изоляторе стало ещё на одного человека теснее. — Твою мать, Джон! — от оптимизма Кита не осталось и следа, и теперь он до звона в ушах Роджера орал на всю комнату. — Какого хера ты заявился накуренный в, мать его, полицейский участок?! — Мне позвонили ровно когда я закурил, — Джон, с виду уже более подходящий для взрослого изолятора, смотрел на эту сцену с наплевательским презрением, не удосужив реакцией даже тягание его за воротник рубашки. — Я должен был срочно выкашлять всё обратно? — Ты пёрся сюда два часа, ты мог двадцать раз протрезветь, так какого же хуя, Джонни?! — Я, по-твоему, должен был отменять все свои планы на перекур и переться через весь город абсолютно чистым? Отказываясь разбирать это дальше, Роджер опустил голову и уткнулся лицом в ладони. Ну всё, приплыли. Нет, конечно, последняя маловероятная надежда никуда не делась, но толку от неё сейчас практически не было — разочарованному Долтри охотнее верилось во всякие суеверия вроде дурных знаков, и произошедший облом прекрасно подходил под эти представления. И обыкновенно собранный парень неконтролируемо превращался в разозлённо-нервную помятую соплю, глухую и слепую ко всему происходящему вокруг. Он упустил и угрозы дежурных, готовых разнимать бедовую парочку шокером, и то, как невнятная ругань Кита перешла в такой же громкий смех, стоило ему хоть на минуту усесться спокойно. Слух и желание им пользоваться вернулись к Роджеру только когда посторонние голоса — отрывисто-звонкий и потише, бархатно-глухой — успокоились окончательно, по крайней мере превратившись для страдальца в подобие оживлённой беседы из передачи по радио. И, кажется, единственный способ отвлечься от мрачных мыслей — прислушаться, какую тему обсуждают «в эфире» сегодня. — …по крайней мере, мы сэкономим денег на еде и счетах за электричество, ну не прелесть ли? — И нахрен я тогда за тобой шёл, если ты тут устроился как в личном санатории? Мог бы хоть отдохнуть от твоей болтовни и стука по тумбочке посреди ночи. — Затем, дорогой мой мальчик, чтобы не спустить все деньги на празднование моего заточения в первый же день, надравшись как в последний раз в компании дорогущих девчонок. Ещё бы ты бесплатным нравился! Вот теперь хотелось выть. Громко так, протяжно. Нет, болтовня не напомнила Роджеру всё тот же факт отсутствия пассии, точнее сейчас он был совершенно не важен. А вот разговоры о чёртовых квитанциях за электричество… Пока всякие удачливые безумцы вроде его случайных соседей находили себе квартирки за «просто следите за домом и платите по счетам», Роджер был вынужден регулярно отваливать денег за свою комнату чопорной развалюхе-хозяйке. А ещё он только что нашёл работу, и не дай боже ему пропустить там пару недель — можно будет смело собирать свои вещи и переезжать в изолятор на постоянной основе. Привычным делом было выкручиваться и не из таких ситуаций, но чёрт возьми, он же только начал налаживать нормальную спокойную жизнь! Выход, конечно, всё ещё был, но требовал дождаться утра, и ожидание казалось Роджеру всё более невыносимым — оно не давало думать ни о чём другом, а на треклятые настенные часы хотелось не то молиться, не то разбить их о колено. Он попытался промотать время посредством сна — но скамейка внезапно стала на порядок жёстче, упираясь своими обшарпанными досками в угловатые бока. Бока же изо всех сил ворочались, пытаясь найти положение, в котором можно было бы пролежать хоть пару минут без желания покинуть этот бренный мир. Вдобавок внезапные вспышки громкого, словно закадрового смеха соседей превращали его мучения в дурацкий старый ситком, что несомненно злило ещё больше, но сейчас меркло по сравнению с затекшей уже половиной тела. И потому, стоило Роджеру только улечься хоть немного удобнее, чем все его предыдущие старания, как он наконец-то смог провалиться в спасительный сон… …который оборвался ровно в четыре двадцать восемь по местному, настенно-часовому времени. Причиной резкого подскока и напуганных мотаний вконец растрепавшейся сонной башки стало не что иное, как худшее исполнение Beach Boys, которое когда либо слышал Роджер. Хотя — он готов был поклясться — пожалуй даже самое ужасное во всём мире, если бы кто-нибудь однажды задался целью провести конкурс на этот счёт. Возможно, всё было бы не так плохо, если бы участники пели по-отдельности, но сейчас два голоса, сбивая друг друга, сливались в такую кашу, что отлично знакомая Роджеру Barbara Ann угадывалась разве что по тексту да пронзительным попыткам в фальцет. Долтри понадеялся было воззвать сокамерников к совести, но совести у этих двоих, очевидно, не было. Он тщетно шикал, вежливо просил сбавить громкость, окликал обоих по именам (Кит призывно махнул рукой, Джон показал фак), в конце концов злобно прикрикнул (Джон снова показал фак), и на этом ему пришлось сдаться. В памяти вовремя всплыл издевательский наказ вести себя тихо, а в голове замкнулась и закружилась каруселью цепочка всех его предыдущих метаний. Какого вообще хрена эти бесполезные пни, именующие себя охранниками, ставят условия ему, а ради «шоу талантов» на весь изолятор им лень даже пошевелиться?! Так или иначе, «пни» не умели или же не хотели читать гневные мысли, а потому не горели желанием затыкать этот бедлам, и Роджеру оставалось только пытаться смириться с шумом самостоятельно. И — куда деваться? — это у него понемногу получалось. Спать, конечно, пока не представлялось возможным, но вот думать о чём-то кроме желания набить морды участникам дуэта — вполне. К тому же даже самим виновникам шума вскоре захотелось сменить пластинку, и их импровизированный репертуар начал пополняться всем остальным, что придёт в обе пьяные головы одновременно. Отчего тревожные мысли Роджера плавно перетекли в угадывание новых мелодий — а каша из голосов не собиралась так быстро сдаваться и превращаться в стройный вокал. Он насчитал ещё пару знакомых песен, бывших в последнее время у него на слуху, искренне поразился тому, насколько сильно можно поиздеваться над Битлами, и на этом смог окончательно отключиться от происходящего, погружаясь в уже более размытые и личные роджеродолтревские размышления. Снова вернулся к реальности парень, на удивление, теперь уже сам — ворочаясь в очередной попытке спасти затекший бок от жёстких досок, он неожиданно поймал себя на мысли, что что-то тут не так. Тишина, вот что! Роджер даже приподнялся на локте, из любопытства пытаясь узнать, что же случилось с теми, кто, казалось, ещё недавно заткнулся бы только через свои трупы. Но трупов не было, а был только заснувший Джон, да Кит, сменивший безумные крики на тихое посвистывание. Такое мелодичное и даже уютное — в одиночку у него получалось гораздо лучше и в какой-то мере даже успокаивало. Пусть не по просьбе Роджера, но хотя бы ради спящего Джона, неутомимый звонкий голос наконец-то замолк, а последнему Кит даже любезно предоставил свои колени в качестве подушки, облокотившись спиной на стену и устало ковыряя пальцами осыпающуюся с неё краску. В этот момент Долтри с тоской поймал себя на мысли, что и сам сейчас больше всего на свете хотел бы улечься на колени к кому угодно (кроме этих двоих!), лишь бы больше не чувствовать эту жёсткую скамейку и холодную стену за ней. Он слишком устал, чтобы продолжать злиться, возмущение давно сменилось тихим, но густым отчаянием, а глаза наконец-то слипались сами, смирившись и с досками, и со свистом, и со всей Огромной Вселенской Несправедливостью, которая именно сегодня сошлась клином на одном маленьком Роджере.***
Пит ещё раз сверился с номером дома, нашёл глазами табличку полицейского участка и только после этого вышел из машины. К счастью, за пределами автомобиля сегодня было слишком утренне, слишком солнечно и слишком свежо, чтобы возмущаться на предложенную полицейскими внезапную прогулку. Правда в чересчур раннем звонке из участка ему предложили не проехаться по городу, а забрать некоего Роджера Долтри, которого сонный Таунсенд смог опознать только после пары минут описаний внешности и пересказанной в лучших традициях глухого телефона истории их знакомства, однако же на благородное спасение согласился. Альтруизма в этом было так же ничтожно мало, как у Роджера — терпения; Пита больше интересовала музыка, и будущий член его группы относился именно к этой категории. К тому же теперь отказать человеку, который ранним утром не пожалел приехать за тобой в изолятор, будет гораздо сложнее, чем случайному знакомому из бара, что тоже казалось частью вполне себе хорошего плана. «Благородное спасение» на деле оказалось заполнением формальных бумажек под заученную проповедь дежурного в духе «Не убей, не укради, и чтобы твой друг нам в течение месяца не попадался!», что сразу сводило героическую атмосферу на нет, но зато, после всех этих бюрократических непристойностей, наконец-то давало Питу пропуск в изолятор. Из-за решётки на него таращились два вобравших в себя всю благодарность мира голубых глаза — да, это всё ещё тот парень с концерта, очень помятый и за каким-то хреном кудрявый, но всё ещё очень похожий на нетрезвые воспоминания Таунсенда. Тем временем в голубых глазах помимо благодарности появилась нескрываемая просьба, и «узник» несколько раз торопливо кивнул головой в сторону дальнего угла камеры, нервно поглядывая на дверь в ожидании дежурного — чтобы намёк дошёл только до того, кому предназначался. Пит перевёл взгляд дальше и различил парочку уснувших кое-как на одной скамейке помятых товарищей примерно его же возраста — может какие-то друзья Роджера, хотя кто их разберёт? В любом случае, таинственные жесты явно говорили о том, что благородства от него теперь требовалось в три раза больше, чем он рассчитывал. — Тот? — полицейский возник за спиной слишком неожиданно, заставляя Пита определиться с судьбой бедолаг прямо сейчас. — Тот, — святой (ага, конечно!) Питер Деннис Блэндфорд Таунсенд, защитник всех невинно осуждённых. — А могу я забрать ещё и этих двоих? Под мою ответственность, разумеется. — Вы их знаете? — А вы хотите терпеть их ещё несколько дней? — Пит приложил все свои силы, чтобы не улыбаться, когда лицо дежурного исказилось в тяжёлом моральном выборе между уставом и собственным спокойствием. — Под вашу ответственность, — со всей предупредительной серьёзностью выдохнул тот и, не дожидаясь ответа, пошёл открывать камеру. Роджер выскочил тут же, ещё не вспомнив, как вообще правильно благодарить, но уже с улыбкой до ушей, и Пит с доброй насмешкой улыбнулся ему в ответ. Словесные формальности-благодарности пока не шли на язык никому из них, поэтому оставалось только молча дождаться, пока дежурный наконец растолкает оставшихся нарушителей порядка. Во всяком случае, думал Таунсенд, теперь его пробуждение стоило сразу нескольких людей, оставшихся в плюсе, и мысли эти даже были верны. Или почти верны, по крайней мере до звонкого, искреннего и даже немного жалобного возмущения, раздавшегося на весь участок: — То есть бесплатного завтрака не будет?!