Жажда

Ночь. Небосвод освещает диск яркой луны, отблеск которой тускло освещает комнату, окропляя кровать расплывчатыми очертаниями. Белое одеяло, осветленное лунными бликами, прибранный гостиничный номер. Спальня. Кровать на двоих с пустующей второй половиной. Луна прекрасно озарила все углы: картины в тяжелых дубовых рамах, тумбу с выключенным телефоном и зарядником на ней. Рядом на пустующей половине кровати — подушка, холодная, нетронутая, а на ней — всплеск застывшей бурой крови. Луна осветила всё, в том числе и Рихарда, который лениво приподнялся, упираясь на одну руку, а второй потирая заспанные глаза. На часах — третий час ночи. Луна осветила всё… Рихард, дёрнув бровью, осматривает комнату, по которой небрежно разбросаны вещи: на полу валяются скомканные джинсы, на тумбе — стоящий на зарядке телефон, пачка сигарет, зажигалка. Бумажник, около которого валяется несколько монет, рядом — рюкзак и запотевший стакан с виски, который Рихард так и не допил. По-моему, он стоит тут вот уже несколько дней. Да и наплевать… Аккуратно перебравшись на другую сторону кровати, Круспе увидел странные кровяные пятна, раскрытую на полу книгу, которую Тилль читал на ночь. Откинув одеяло, Рихард с неприсущим ему остервенением принялся обыскивать номер. Линдеманн никогда не исчезал с поля зрения таким странным образом. Тем более его выходная одежда аккуратно сложена на стуле, стоящем у закрытого шкафа. Без неё он вряд ли бы куда-то ушёл… Туалет с ванной комнатой пусты, на балконе — привычная прохлада, а гостиная находилась во мраке. Включив в ней свет, музыкант так никого и не нашёл. Чувство одиночества, начавшее постепенно овладевать телом Рихарда, перерастает в нервное напряжение. Осталась лишь кухня, но ведь если на Тилля нападало желание прикончить пару-тройку бутербродов, он всегда будил и Рихарда. Только видимо это не тот случай. В номере отдавалось лишь касание холодных собственных ступней о линолеум. Звенящая тишина давила на барабанные перепонки. Медленно зайдя на кухню, в которой царил лёгкий полумрак, Рихард сперва ничего не увидел. Свет шёл лишь из гостиной и мягко затрагивал дверной проём. Немного привыкнув к темноте и навострив слух, Круспе смог уловить кое-что весьма странное — над столешницей у раковины склонилась тень, словно избегающая лунного отблеска. Голова повернута в его сторону, дыхание, крайне тяжелое и поражённое болезненным хрипом, неприятно резануло по ушам. Да, Рихард ещё около недели назад заметил, что его друг имел не очень здоровый вид — болезнь всё больше одолевала его… По непонятным причинам он несколько раз за месяц выступал с резкими перерывами. В могилу сводило его или многолетнее курение, или чудовищные нагрузки, хотя Линдеманн казался очень выносливым и довольно крепким. И падал его дух внезапно и очень печально, потому что синяки под глазами и сама усталость во взгляде была невероятно сильна. В те моменты его настигало мучительное моральное и физическое истощение. В такие дни Рихард пытался дать ему столько поддержки и тепла, сколько только мог дать. Хоть Тилль и улыбался через силу, говорил, что с ним все нормально, Круспе прекрасно знал, что тот лжет. Тилль всегда лгал отвратно. — Тилль? — Казалось, Рихард произнес это совсем тихо, но голос ударил словно гром. Линдеманн вздрогнул. Круспе сделал шаг, продолжая всматриваться и вслушиваться в обстановку. Тишина, из-за которой продолжали появляться вопросы, стала более плотной и непробиваемой. Он никогда так себя не вёл, даже если становилось крайне плохо и невыносимо. Зимние месяцы год за годом каждый раз поднимали его температуру до заоблачных отметок. Рихард до сих пор помнит разгорячённость шершавых ладоней, бьющиеся жилы на шее, взгляд… Такой печальный. Рихард вздохнул и приблизился. После малейшего движения начало происходить то, от чего по спине и рукам пронёсся табун колющих мурашек. Показался хруст, пронеслось мычание… Теперь Тилль упирался на предплечье, стараясь придержать равновесие второй рукой, переняв вес на ладонь. На нём, прилипшая к телу, была тонкая футболка, на ногах — пижамные штаны. А ещё Рихарду сразу бросились в глаза его босые ноги и чётко выделяющиеся очертания лопаток с натянутой тканью. В груди подскочил жгучий страх, вспыхнув внезапной алой вспышкой огня. Что-то было не так… Тяжёлый вздох со стороны Тилля последовал в следующую секунду, как Круспе, на свой страх и риск, сделал в его сторону ещё один шаг. Линдеманн не спешил обернуться, глянуть через плечо или произнести хоть слово — нет. Он продолжал стоять, опустив голову. И тут прозвучал звон ударившей капли крови о металлическое обрамление раковины. — Ты в порядке? — Тут же спрашивает Рихард, слыша и последующие звоны. В следующую секунду в теле сводит все: Тилль внезапно низко вскрикивает, склонившись ещё сильнее, до слуха доходит и следующий хруст, более громкий, чем раньше. Лопатку сводит в бок, Тилль весь изгибается в такт движению, давая ей сделать очередные щелчки и сдвиги под кожей, и застывает на несколько мгновений, боясь сделать вздох. Его взгляд увидеть не дано… Не дано услышать дыхание. И грудь не подымается. Линдеманн смахнул влагу с ресниц. Внезапно с подобающим щелчком сразу же сдаётся, пустив утробный рык сквозь зубы, теперь упираясь и на вторую ладонь, дав по спине волну сводящей рёбра боли. Позвоночник гудит невероятно сильно, а лопатками овладела дикая боль, задевая этим самым и плечи, сведённые судорогой. Он почти не дышит, вновь застывает под испуганным взглядом Круспе, который теперь и не знал, что думать. Рёбра ходили ходуном, органы сводило в воронку из страха и опасений Тилля, а Рихард только думал. Думал… — Может, мне вызвать скорою? — Шепчет тот дрожащим голосом, боясь сдвинуться с места. Но не тут-то было, веселье только начиналось. От торчащего у шеи позвонка началось сводящее все органы у Рихарда движение, настолько это действо показалось ему неприятным. Он дёрнулся, натянув кожу, и хребет в медленном темпе пошёл за ним, натягивая в том числе и футболку. Треск дали обе лопатки, двинувшись в стороны, а позвонки постепенно выделялись, показав то, насколько они остры. Глаза у Круспе вмиг пропитались мгновенным ужасом, а кончики пальцы начало потряхивать. Казалось, он в самом страшном кошмаре, где подобные метаморфозы — норма. Выделяющиеся и движущиеся из-под кожи кости вызывали рвотные позывы, с которыми тот еле справлялся. Но и сдвинуться с места не мог. Страх окунул его с головой в панику, что полностью заставила застыть. Казалось, ещё мгновение и покажется острие странно выкрученного ребра вместе с багрово брызгающей кровью… Тилль медленно оборачивается. Первое, что бросается в глаза — кисть руки, которая упёрлась о стол. Длинные острые когти, блекнувшие в тусклых лучах луны, проходящих сквозь окошко. Он скребёт ими поверхность тёмного дуба, стараясь удержать равновесие. Под тонкой кожей показывает всплывающие жилы, по которым струится кровь, а потом — одичалый звериный оскал с длинными клыками и отразившие свет зелёные глаза, полные злобы, ненависти, угрозы и жажды крови. Человеческий облик утерян, Рихард не видел в стоящем перед ним существе ничего знакомого, лишь бушующий огонёк ярости в поражённой светом радужке. И когда его взгляд сошёл с последнего отблеска луны, в этих глазах Рихард увидел в виде жертвы себя, совершенно незащищённого. Но… Вместе с этим промелькнула частичка разума, давшая малый толчок людскому созданию. Тилль провел языком по зубам, сомкнув челюсти, и глянул исподлобья, всё ещё давая отблеск звериному началу. Так странно видеть в них смешанные родные очи с разворачивающимся внутри человеческого разума зверем. Тилль утер кровь под носом, продолжая глядеть вперёд. Рихард с жутким недоверием и грохочущей кровью в висках, что не давала нормально думать, оглядел Тилля с головы до ног, отмечая веские изменения в его телосложении. Но не это ещё сильнее заставило сердце стучать в груди: казалось, по щеке того проскочила слеза, оставив мокрую дорожку. Рихард же держался до последнего, сведя брови к переносице и медленно делая шаги назад, когда Линдеманн из последних толчков его настоящего «я» шёл на него. И двигался тот уже не как человек: медленно, вкрадчиво и тихо касаясь пола, словно волк в засаде, выглядывающий упитанного оленёнка. Зверь внутри бушевал, рвал, рычал, стараясь вырваться наружу, чтобы, наконец, ощутить прилив горячей крови в глотку и нежного молодого мяса. Бьющиеся сердце, чей ритм в несколько раз превышал человеческий. Сила, разливающаяся по венам, дающая возможность свернуть Круспе шею, прикончив сейчас же. Но… Нет. Зверь ещё в крепкой клетке, безумие хоть и на хлюпкой, но цепи, а луну тот тщательно игнорировал, так же слыша стук где-то в глотке. Волку не нравится такой расклад. Он начинает нервно скалить зубы. — Прости. — Шепчет Тилль. Вновь пробежала слеза. — Тебе нужно бежать. — Его тон, знакомый до чёртиков, спокойный и медленный… именно под него Рихард раньше успокаивался и засыпал. Но также поражён болью, печалью и сожалением. Не только из-за тела, но и из-за факта, что Рихард может умереть страшной смертью. — Беги, пожалуйста. — Тилль медленно опускается на пол, пока Рихард замечает перекат крепких мышц по рукам. Щёлкает цепь, зверь выкручивает тело наружу, началась волна, из-за которой проходят по ушам тяжёлые стоны, полные жгучей боли. Рихард выходит из транса, начинает уходить ближе к проёму, пока человеческие крики сменяются зверским рычанием. Позвоночник рвёт кожу, рёбра полностью меняют тело, подобая хребту. Тилль, практически став диким зверем, пронзает когтями пол, оставив глубокие расщелины. Он царапает бока, впивая пальцы внутрь меж рёбер, сдирая кожу, пока концы выходили наружу. Ошмётки безжизненно падают на пол, в вязкие брызги. Комнату наполняет запах крови, наживы, ненависти, страха и живого нутра. Слышен стук сердца. Грохот в жилах. Перемещение костей, хруст таза, треск суставов и насыщение организма энергией. И так каждый раз. Человеческий разум тонет в инстинктах, теперь возвышается над сознанием лишь сильный, способный к уничтожениям зверь. Полный прыткости, ловкости и бьющей ключом силы. Рихард в ужасе выбежал из комнаты, чуть не ударив носом в пол, но вовремя сдержав равновесие. Обращение произошло быстро, последняя стадия показала то, каково настоящее нутро того, с кем Круспе провел не один десяток лет: зверь оказался огромен, кровожаден, с чёрной поблёскивающей на свету шерстью. Он сразу набросился на Рихарда, но не успел — тот уже оказался в гостиной. Рихард не знал, куда бежать. Страх, боль и затесавшаяся в глубине обида били прямо в под дых, не давая нормально соображать и ориентироваться. Он также не знал, чем обороняться. Ружья с собой не таскал, а из режущего лишь нож на кухне. Завернув за диван, стоящий у столика, Рихард свалился на пол, переводя дыхание и положив руку на грудь. Сердце бьётся в психозе, неизменно сильно и больно, тараня и без того больные рёбра: он случайно ударился, когда завернул. Никогда прежде он не бегал с такой скоростью, стараясь защитить свою жизнь. Картинка перед глазами плыла, а жар вспыхивал отдельными точками, не давая глубоко вздохнуть. Рихард просидел так с минуту, восстанавливая дыхание, мысли, избавляя организм от стресса. Только вот зверя не слышно. Рихард тихонько выглянул. Кажется, оборотень никуда не спешил: показалось клацанье когтей о линолеум, размеренное дыхание и внимательный взор. С длинных клыков сходила вязкая жадная слюна. Ходил тот рядом, заглядывая за углы, тянул носом воздух, стараясь уловить нотки страха, распространившегося по комнате. Зверь прекрасно понимал, где находится Рихард. Он играл с ним в прятки. Это будет первая и последняя игра, если Рихард вовремя не сориентируется, не найдёт выход из ситуации и этого проклятого номера, где останется лишь распаявшийся хищник, истекающий слюной и мнимый голодом. В нём множество энергии, которую некуда девать. Жертва не бежит, не собирается бежать, лишь сидит, создав для самого себя ситуацию, из которой не выбраться. Он нервно пытается понять, чем может защититься в случае, если зверь перестанет играть. Когда голод начнёт бить ключом, а дыхание окажется прямо над ухом. Всё от страха сводит. Думать не удаётся. Он насквозь сырой. Жилка на шее пульсирует. Луна освещала всё, попадая одним из лучей прямо в дверной проём спальни. Отразила свет молния, находящаяся на рюкзаке. И тут в унисон сердцу ударила мысль. Тилль отдал ему охотничий нож перед сном, не ясно зачем, не ясно для чего. Наказал хранить его на тумбе. Но по итогу пьяный разум закинул его в рюкзак. Надо двигаться. Быстро проскочить, пока зверь в нескольких метрах и есть ещё малая возможность помочь себе. Убрать смерть на долгий срок, где ей и место. Круспе медленно передвигает ногами, пригнувшись, чтобы его не было видно. Зверь обходит диван напротив, обнюхивая всё вокруг. Дёргает ушами в надежде уловить шаг неспокойного. Рихард теперь видел его во всей красе. Он вышел под окно, показывая оскаленные челюсти. Доходят лишь низкие рычащие звуки, а свет зелёных глаз помогает всматриваться тому в темноту. Глядит в сторону прихожей. Страшно. Страх убивал, всё сильнее стягивал душащую верёвку, не давал мышцам сокращаться и повиноваться мозгу. Рихард никогда прежде не ощущал ничего подобного. Никогда не испытывал этих жутких волн, когда от напряжения начинали болеть рёбра. Круспе резок. Он боится глянуть в сторону, где от плеча клацал когтями волк, где только что был Тилль — добрый и с подобающей ему тоской. Осталась лишь лохматая оболочка, которую так сильно боялся Круспе. Каждый раз он видел в ней что-то странное, чему не придавал внимания. Эти странные разговоры на пьяную голову, любовь к укусам и лишней ласке, когда тот приятно водил носом по шее, ощущая пряные нотки Рихарда, острого дезодоранта и духов. Вечно водил языком по старым шрамам, стоило только затесаться Тиллю у того под боком. Неужто зверь был с ним всегда. Всё также мелко клацал челюстью, всё время норовя ухватить лакомый кусочек. Рихард шикнул — пора перестать думать. Он сразу же рванул в сторону спальни, перебирая все варианты своей смерти. Конечно же, волк не мог оставить такой расклад без внимания. Подняв морду и махнув хвостом, он уловил тень и тут же за несколько мгновений накинулся сверху, прижав Круспе к полу. Он падает, сильно ударяясь плечом, но не сдаётся, продолжая попытки спасти свой зад. «Мои руки по локоть в крови, — грустно ухмыляется Тилль, делая глоток крепкого, — и отмыть я их вряд ли смогу» Неужто Рихард действительно закончит так. Неужто страх вновь парализовал, давая лишь услышать громоподобное рычание на ухо. Пасть рядом с шеей, зверь облизывается, щекоча кожу своей шерстью, продолжает играться, смотреть на человека, как на дрожащую мышь. Ему ничего не стоит сейчас же сомкнуть клыки, перекусив артерию, спокойно вырвать позвоночник из заточения кожи и мышц, и проломить собственным весом рёбра. Но он этого не делает. Лишь тянет носом воздух, пугая Круспе до чёртиков. Он не даёт слезам проявиться, но от них застилает картинку. До рюкзака несколько шагов, он был рядом со спасением. Осталось немного. Тянется рукой к тому, пока перед затуманенными глазами проносится вся жизнь. От детства до этого момента. И волк теряет хватку, как только Рихард, упёршись коленом в пол, даёт себе подняться. Зверь ни секунды не стоит на месте — он сразу же рванул следом, но Рихард успел достать нож и вовремя увернуться от следующего выпада, проскочив в гостиную. Теперь в руках хоть какая-то защита против острых клыков. Но волку всё равно. Он не видит опасности. Лишь возможность порвать плоть, жилы, когда хрящи и кости отдадут хрустом под напором. Он бросается, мажет в очередной раз клыками по плечу, распластав ткань футболки. Оборотень злится, продолжая скалиться. Что-то не даёт ему сомкнуть зубы. Он каждый раз промахивается. Рихард продолжает держать нож в руках, ожидая следующего нападения. Пот стекает по вискам, комната наполнена острым духом металла и шерсти, пока волк ощущает тёплые клубы страха, подогревающие голодный желудок. Клацнув, тот бросается, и Рихард тут же вскрикивает от боли, пронзившей всё тело. Челюсть вонзилась в плечо, оставив рваные раны. Привалив собственным телом жертву к стене, вновь намереваясь сомкнуть ещё где-нибудь, но Круспе отталкивает. Неужто это действительно не страшный сон… Плечо кровоточило, загрязняя кровью всё вокруг. Раны не глубокие, оборотень дразнился. Оставить это просто так Круспе не собирался. В нём медленно закипала злость. Зверь вновь кидается, Рихард делает выпад, видя перед собой лишь оскал. Зверь вновь целится точно в плечо, готов пронзить клыками сустав, но происходит совершенно не это. Рихард, прикрыв свободной рукой раны, попадает ножом зверю в шею, но не выдерживает, падает на пол, проводя ножом выше, разрывая крепкие жилы. Звук настолько отчетливый, что Круспе не выдержал. Оборотень упал навзничь, а содержимое чужого желудка быстро оказалось снаружи. На лице и руке кровь, что плеснула по самый локоть и привело ещё к большему отвращению. Рихард откашлялся, упёршись на стену, дабы удержать равновесие. Он медленно перевёл взгляд в сторону — зверь лежал, прерывисто дыша. Под ним — лужа собственной крови. Он не может зализать рану. Не может и отомстить. Только лежать без действия, ожидая либо скорой смерти, либо рассвета, когда при обращении назад останется продольный шрам на шее, напоминающий того, кого Тилль желал убить. Именно Тилль. В глазах зверя плескалось человеческое начало. Пульсирующие зрачки, мощь и жар, исходящие от тела… Рихард увидел в глубине лишь тоску и сожаление. Возможно, мольбу о прощении. Он устал. Тело болит. Круспе потянулся к дивану, небрежно стянув с него одеяло и, не до конца доверяя происходящему, аккуратно, не касаясь ножа, перевязал шею зверя. Волк скулит, через силу скалится, пытается напасть, но не смеет из-за отсутствия сил. Острие загнано очень глубоко. Рихард касается шерсти на загривке, перетаскивая конец на другую сторону и затягивая потуже. Медленно вынимает нож, перевязывая и этот кусочек раны. До утра ещё долго. Оборотень не спит.