the moth

Until the Ribbon Breaks - One Way or Another

– Иди ты на хуй, мама! А лучше вообще забудь, что у тебя есть сын! – резко заканчивает разговор Феликс и со всего размаху швыряет телефон в стену. Из груди рвется жуткий, исполненный боли крик, который Феликс даже не пытается сдержать – пусть соседи сколько угодно обивают пороги и жалуются консьержу. Он устал. Он так нечеловечески устал притворяться, что нормальный человек с интересами, соответствующими моде текущего времени, что магистратура по специальности международные отношения и политика в Колумбийском университете – предел его мечтаний, что ему нравится его круг общения, где каждый, начиная с родителей, требует от него соответствия своим внутренним представлениям и ожиданиям. Устал делать вид, что магия – не более, чем выдумка фэнтезийных писателей да кинематографистов, желающих нажиться на неугасающей популярности жанра. Феликс, сколько себя помнил, всегда был слегка одержим магией. Мама нередко смеялась, что в совсем глубоком детстве он был ребенком до жути плаксивым, чем буквально сводил их с отцом с ума, но, стоило включить ему только вышедшую первую часть Гарри Поттера, он тут же умолкал и лишь глазами-блюдцами смотрел в экран телевизора, вряд ли даже осознавая, что там происходит. Когда он стал чуть старше, а осознанности в детской головушке появилось чуть больше, мама начала читать ему на ночь сказки. Маленький Феликс водил пальцами по картинкам, мечтал о том, как вырастет и отправится в свое приключение, повстречает на пути волшебных созданий и непременно сам обучится магии, да улыбался так ярко, будто в преддверии ночи в маленькую детскую спальню заглянуло солнце. Увлеченность росла вместе с Феликсом. Вечно витающий в облаках, на которых гроздились его вымышленные миры, сверстникам он казался интересным лишь поначалу. Рассказы о волшебниках, о русалках и единорогах, о драконах и фейри наскучивали детям уже через месяц, и все они дружной сворой переключали свой интерес на что-то более новое и приземленное. Феликс не расстраивался, книжки были ему ближе живых людей, да и хотя бы один слушатель у него всегда оставался. В подростковом возрасте, ощутив на себе всю жестокость, на которую только способны люди с бушующими гормонами вместо мозгов по отношению к тем, кто хоть чем-то от них отличается, Феликс понял, не без помощи человека, чье имя теперь не хочется произносить даже мысленно, что в этом ограниченном мире не выжить, будучи собой. Пять лет. Пять лет он улыбался людям, которых презирал. Пять лет он строил жизнь, которой для себя никогда не хотел. Пять лет он уверял себя, что попытки найти теплое местечко под солнцем не значат, что он себя предает. А потом Феликс узнал, что магия реальна. И все рухнуло, как карточный домик. Он должен был поступить в этот чертов Брейкбиллс. Но не поступил. С легкой руки одного из экзаменаторов он должен был лишиться воспоминаний об этом университете, экзамене и существовании магии. Но не лишился. Жить, как прежде, больше не представлялось возможным. Вернувшись вечером домой, Крис находит Феликса сидящим посреди разгромленной гостиной с задумчивым лицом, поглаживающим рассекающую предплечье почти зажившую рану. – Солнце, что случилось? – тут же присаживается он на колени рядом со своим парнем, сгребая его в объятия. – Психанул слегка, – бросает Феликс равнодушно. – Из-за собеседования? – тело в руках Криса мгновенно напрягается. – Ты ведь так к нему готовился, так ждал… Ты же буквально грезил Колумбийским! Почему ты не пошел? – Мама уже звонила? Что я ее послал, тоже успела пожаловаться? – Что с тобой творится, Ликс? Ты в последние недели сам не свой, мы волнуемся. Скажи, что тебя тревожит, позволь тебе помочь. Феликс выпутывается из удушающих объятий, встает на ноги и ярко улыбается. – Знаешь, Крис, а иди-ка ты тоже на хуй. До недавнего времени Феликс считал свою любовь к магии чем-то безобидным. Да, он мечтал получить письмо из Хогвартса и искал у себя в шкафу выход в Нарнию, а в больших напольных часах в доме дедушки в Филлори. Да, представлял, что окажется последним магом воздуха, а гуляя по парку, выдумывал для себя волшебную страну, которая лежит по ту сторону реки. Да, думал, что вылетевший из рук клочок бумаги приведет его на порог антикварного магазина, где древний колдун узнает в нем приемника Мерлина. Забавно, что именно такой клочок бумаги и привел его в Брейкбиллс. Откуда его вышвырнули со словами, что, может, когда-то у него и были зачатки магических способностей, но сейчас в нем не видят абсолютно никакого потенциала. А гребаный Хан Джисон, единственный, кого Феликс считал по-настоящему родным и близким, кто всегда был поддержкой и опорой, которому Феликс верил, как себе, и чье имя все еще отдает болью в груди, только утешающе похлопал по плечу и сказал: «Нет ничего страшного, что это не твое. Можешь найти себя в чем-то другом». Феликс знает, что магия – это его. Знает, что Брейкбиллс и Джисон ошибаются. И он знает того, кто думает точно так же. «Забери меня отсюда» – пишет он короткое смс с указанием адреса и отправляет на номер, что появился в его телефонной книге всего несколько дней назад. Хван Хёнджина вряд ли можно было назвать человеком, внушающим доверие. Сначала он показался исключительно самодовольным ублюдком, считающим, что мир, а в тот конкретный момент именно Феликс, должен пасть к его ногам лишь за то, что лицом уж больно удался. А потом щелкнул пальцами, поджигая зажатую в губах сигарету. – Думал, Брейкбиллс – единственное место, где можно обучиться магии? – рассмеялся он, глядя на восторженно ошарашенное лицо Феликса. – Чисто гипотетически реально сделать это даже самостоятельно. За три недели с того злосчастного проваленного экзамена Феликс проверил тысячи сайтов, облазил все самые сомнительные форумы, проверил каждое найденное заклинание, но максимум, чего он реально смог достичь, – научился пускать из пальцев маленькие искры. – Но слишком долгий путь, да и покалечишься быстрее, – Феликс кивнул, вспоминая, как на днях чуть не спалил квартиру, пытаясь воспроизвести заклинание невидимого огня. – Поэтому самоучки стараются сбиваться в группы, учат заклинания вместе, покупают их, продают. – Знаешь, как их найти? – Знаю, – чужая улыбка в клубах дыма выглядела зловещей. – Но у меня к тебе более интересное предложение. Как насчет частных уроков? – Эй, тут нельзя курить! – возмущенно вскрикнул учуявший запах табака бартендер. Воодушевленный открывшимся возможностями, Феликс даже успел забыть, что все это время они сидели за стойкой в каком-то второсортном баре. Он по привычке натянул маску с самой заискивающей улыбкой и приготовился извиняться, но Хёнджин, не разрывая с ним зрительного контакта, просто сделал пару замысловатых движений руками, и бармен с остекленевшим взглядом тут же отошел к другому краю стойки и более в их сторону не смотрел. – Так что? – И что ты хочешь за эти частные уроки? – Хёнджин слегка отодвинулся на стуле, чтобы окинуть фигуру Феликса недвусмысленным взглядом. – Ясно. Я еще не настолько отчаялся, чтобы продавать свое тело за магию. Уж лучше поищу тех самоучек, про которых ты говорил. – Их магия – второсортное дерьмо. Состаришься, пока найдешь толкового ведуна. А я знаю многое, очень многое. Кое-что не снилось даже выпускникам из Брейкбиллс. И меня не интересует твое тело в качестве платы, прости, что заставил думать иначе. – Так чего тогда ты хочешь? – Чтобы ты был моим. – И в чем же разница? – старался унять внутреннюю дрожь Феликс. – О, поверь, она колоссальная, – вновь растянул губы в улыбке Хёнджин. – Я дам тебе время подумать. Вот мой номер, – меж длинных пальцев тут же материализовалась черная визитка. – Звони, как что-то решишь. И посмотри на ютубе видео с обучением таттингу, знатно облегчит жизнь. – Зачем тебе это? – Как пела прекрасная Ариана Гранде: «I want it, I got it», – легкомысленно пожал плечами Хёнджин. – Я хочу, я получаю. Что-то в тебе зацепило меня, Ли Феликс. И, кинув на стол пару крупных купюр, он ушел, оставив Феликса наедине с внутренними противоречиями. Феликс не собирался ему звонить. Пытался выкинуть карточку с номером на выходе из бара, но, придя домой, все равно обнаружил ее в кармане куртки и решил, что хрен с ней, пусть валяется. Найти «безопасные дома» самоучек не составило такого уж большого труда, чаще всего это были бары на окраинах, стремные магазины допотопной электроники или полузаброшенные склады. Но в каждом месте, куда наведывался Феликс, на него смотрели, как на сбежавшего из психушки шизофреника. То ли найденная в интернете информация оказывалась очередной пустышкой, то ли эти люди не хотели принимать к себе чужаков. Феликс подумал, что, если сможет продемонстрировать им, что действительно обладает способностями к магии, они смогут ему открыться. Совет Хёнджина насчет видео оказался необычайно полезным: большая часть пасов руками, необходимых для выполнения заклинаний, удивительно напоминала этот замысловатый танец. Феликс заучил основы, разработал гибкость суставов, но все еще стоял перед проблемой отсутствия заклинаний, которые можно использовать. Это убивало. Решив, наконец, что для простого обозначения, что он свой, будет достаточно тех самых искр, которые с каждым днем получались у него все лучше и напоминали уже не короткое замыкание проводов, а бенгальские огоньки, Феликс вновь поехал в одно из убежищ самоучек. Удивление, которое не проступило на лицах, когда Феликс исполнил свой маленький трюк, определенно говорило о том, что он в правильном месте, что эти люди тоже волшебники. Только его все равно подчеркнуто вежливо попросили удалиться и желательно забыть сюда дорогу. Так произошло и во втором «безопасном доме», и в третьем. Больше адресов он не смог вспомнить, поэтому пришлось вернуться домой за списком, где его и застал звонок матери, которой с какого-то хрена позвонила комиссия из Колумбийского с вопросом, не случилось ли что с ее сыном, а то он пропустил собеседование и не отвечает на телефон. Феликс забыл, что до экзамена в Брейкбиллс у него была нормальная жизнь. Феликс до истерики не хотел в нее обратно. Хёнджин приезжает спустя тридцать минут тщетных попыток собрать свои вещи. Крис этим сборам нехило мешает, когда просит не рубить сгоряча, а вместо этого сесть и спокойно обсудить проблемы, когда уверяет, что они со всем справятся, когда по итогу просто хватает Феликса за руки и, упав на колени, молит, чтобы тот остался. – Ты бы ручки от него убрал, – произносит появившийся в спальне Хёнджин, для которого закрытая на все замки входная дверь не стала препятствием. – Пока что прошу по-хорошему. Крис переводит взгляд с елейно улыбающегося Хёнджина на явно обрадовавшегося его приходу Феликса. – Так ты… – Изменял тебе все это время? – Феликс резво хватается за удобную отмазку. – Да. Все еще хочешь, чтобы я остался? – Что я сделал не так, Феликс? Что заставило тебя… – Господи, да сколько можно! – не выдерживает Хёнджин и накладывает на Криса заклятие немоты. – Гораздо лучше. Отдирает Криса от Феликса он уже своими собственными руками, без использования магии, и с особым удовольствием, оставляя его валяться в углу комнаты, словно выкинутую на берег рыбу. Губами, по крайней мере, он хлопает точно так же. – Помочь с вещами? – К черту. Куплю новые, – Феликс окончательно откладывает дорожную сумку, лишь быстро закидывает в рюкзак предметы первой необходимости. – Можем идти. – Снова говорить сможешь через полчаса, – нависает над Крисом с так и не сошедшей с лица улыбкой Хёнджин. – Попытаешься хотя бы приблизиться к нему – я тебя убью. Для поддержания иллюзии, не более, Хёнджин берет Феликса за руку и тянет к выходу. Покинуть квартиру, в которой прожил с любящим парнем последние полтора года, оказывается гораздо легче, чем Феликс ожидал. – «I want it, I got it», ты говорил, да? – произносит он, когда остается наедине с Хёнджином в тесной кабинке лифта. – Я хочу чувствовать магию, я хочу управлять ей. – И ты это получишь. – Мне нужны гарантии. – Можем составить магический договор, – легко соглашается Хёнджин. – Впишешь туда список своих требований и действий, которые с моей стороны будут считаться недопустимыми, – мне в целом принципиально только, чтобы ты был со мной, и я мог назвать тебя своим. Кару за неисполнение можешь тоже сам выбрать. – Скажи честно, это из-за тебя все самоучки послали меня куда подальше? – За парочку годных заклинаний эти люди готовы согласиться на что угодно, – отвечает Хёнджин, не стыдясь. – Это что-то меняет? – Нет, – Феликс крепче сжимает пальцы на чужой ладони. Квартира Хёнджина располагается на чердаке бывшего промышленного здания в районе Трайбека, что заставляет Феликса невольно присвистнуть. Что ж, видимо, согласившись на это не самое заманчивое поначалу предложение, он сорвал по-настоящему большой куш. Феликс как завороженный наблюдает, как Хёнджин снимает защиту дома, чтобы позволить новому для этого места человеку пройти, а потом снова накладывает ее, усиливая. – Скоро тоже так сможешь, – обещает Хёнджин, поймав его взгляд. Феликс особо не задумывается над мотивами своих последующих действий, просто следует за внезапным порывом и прижимает Хёнджина к едва закрывшейся двери, жадно приникая к раскрывшимся в удивлении губам. Хочет ли он таким образом выяснить намерения Хёнджина относительно него? Пытается отвлечься от неприятных мыслей, что потихоньку начали закрадываться в голову во время их поездки в такси? Или просто сдается еще до начала битвы, настигнутый пониманием, что рано или поздно они все равно к этому придут? – Тише, – смеется Хёнджин, мягко отстраняя Феликса, чьи пальцы находились уже в опасной близости от его ширинки. – Ты сделал первый взнос по кредиту, дата следующего платежа пока не назначена. – Что? – Перефразирую: предпочту заняться с тобой сексом, когда ты реально будешь этого хотеть, а не потому, что ты решил, будто это неизбежно. Твое тело все еще волнует меня в последнюю очередь, – Хёнджин отталкивается от двери и проходит в глубь апартаментов. – Предпочитаешь поужинать, или сразу приступим к делу? – К делу, – Феликс следует за ним, безо всякого интереса разглядывая индустриальный, очевидно сохранившийся еще с шестидесятых, а не стилизованный под них дизайн жилого помещения. – Сейчас принесу бумагу для договора. – Знаешь, к черту его, – Феликс замирает у панорамного окна. Хёнджин все еще не внушает доверия. Он своими руками создал обстоятельства, при которых у Феликса не останется другого выхода, кроме как обратиться к нему, и Феликс не удивится, если и их первая встреча в баре не была случайностью. Он хочет обладать Феликсом, хоть это и не подразумевает обязательной физической связи. Да, он готов на заключение магической сделки, но Феликс, долгое время работавший с документами, знает, что лазейка даже в самом грамотно составленном договоре найдется всегда. И тем не менее Хёнджин честен, не юлит и не пытается выставить себя в лучшем свете, чтоб заполучить расположение. Феликс чувствует себя мотыльком, летящим на пламя, заведомо зная, что он в нем сгорит. – Просто научи меня магии. Сделаешь что-то, что мне не понравится, – я чисто по-человечески разукрашу твое красивое личико. Хёнджин кивает и уходит по лестнице на второй ярус, чтобы вернуться с охапкой книг и кипой листов с записанными от руки заклинаниями, которые он сваливает на журнальный столик. Феликс тут же тянется к ним. – Не сейчас. Садись, – Хёнджин кивает на одно из кресел. – Закрой глаза. Скажи мне, что ты чувствуешь? – Что ни хрена не понимаю, – недовольно сводит брови Феликс. – Ты бросил парня, с которым был вместе почти три года. Вышвырнул в помойку возможность учиться в одном из престижнейших университетов страны. Разругался с матерью. Не так давно тебя уволили с работы, на которой ты с момента экзамена в Брейкбиллс так и не соизволил появиться. А твой лучший друг оказался мразью, что променяла тебя на учебу в магическом университете. – Откуда… – Что ты чувствуешь, Феликс? – А что я должен чувствовать? – закипает он. – Поиски магии заняли большую часть моей жизни. Я лишился всего остального в погоне за ней, это правда. Но я прохерил свою жизнь, не когда написал тебе сообщение, а когда пошел за гребаным листком из отчета, что вылетел у меня из рук, – Феликс не замечает, как его начинает трясти, чувствует только, что Хёнджин встает позади него и ладонями давит на плечи. – Хотя нет, еще раньше, когда решил, что мне эта нормальная жизнь среднестатистического человека в принципе нужна. – Ты был счастлив тогда? До этого решения. – Я не знаю? Наверное. – Ты счастлив сейчас? – Издеваешься? – Интересуюсь. Ты добился того, что так долго желал, – магия почти у тебя в руках. Неважно ведь, чем ты ради нее пожертвовал? – Блять, – Феликс не выдерживает, сползает с кресла на пол, утыкаясь лбом в колени и давая волю слезам. Он не будет жалеть. Будь у него возможность исправить прошлое, предпочел бы он не знать, что магия реальна, и продолжить свою обыденную жизнь? Нет. Хотел бы он не знакомиться с Джисоном и провести всю оставшуюся жизнь в качестве чудика из маленького городка на перекрестке южных дорог в Техасе? Нет. Но Крис, мама, Колумбийский… С этим можно было справиться. Он мог не отдаляться от Криса и не начинать считать его раздражающей помехой, что постоянно отвлекает его от поисков. Он мог не посылать главную женщину своей жизни за простую заботу и страх за своего ребенка. Он мог пройти собеседование, поступить в Колумбийский и продолжить свои поиски уже там. Он мог… Он так не хочет жалеть. Хёнджин опускается позади него на колени и накрывает объятиями. – Первый урок: магия рождается из боли. У тебя ее много, и вся она нам пригодится, – шепчет он, намерено задевая губами ухо Феликса. – Я знаю каждый твой шрам, каждое брошенное в тебя обидное слово, из-за которого ты по ночам плакал в подушку, каждую твою разбившуюся мечту, каждую ложь, которую тебе пришлось сказать людям, чтобы они считали тебя нормальным, знаю боль, которую ты волей-неволей им причинил. Я ввергну тебя в пучины отчаяния, заставлю проходить через ад снова и снова, но взамен… Взамен ты получишь силу, какую едва ли можешь сейчас себе представить. Ты согласен, Феликс? Даю последний шанс пойти на попятную. – Да откуда ты, черт возьми, все знаешь? – вскидывается Феликс. С тихим смешком Хёнджин отстраняется, напоследок мазнув губами по тонкой шее, и отходит к столу. Перед Феликсом на пол падает школьная фотография и склеенное скотчем розовое сердце с криво выведенным на нем черной ручкой: «Когда-нибудь я смогу назвать тебя своим». Феликс помнит эту валентинку. То был, кажется, одиннадцатый класс. За лето он вытянулся, избавился от детской припухлости щек, впервые осветлил волосы и научился безбожно врать, располагая к себе людей. Из фактического изгоя он быстро превратился в одного из самых популярных парней в школе и в День Святого Валентина к тому моменту уже вполне ожидаемо был погребен под разного рода записочками с признаниями. Они знатно тогда повеселились с Джисоном, сидя на трибунах у пустынного футбольного поля и зачитывая с шекспировской драматичностью особенно эпичные из них. На это же самодельное сердечко он не дал Джисону даже и взгляда бросить, разорвал и швырнул на землю, неловко отмазавшись тем, что там нечто совсем уж мерзкое. Мерзкими написанные слова не были. Они пугали. Хёнджин со странной, зловещей улыбкой следит за тенью воспоминаний, накрывшей чужое лицо. Дрожащими пальцами Феликс берет в руки фотографию уже с выпускного года. – Третий ряд, крайний слева. Глаза быстро находят на указанном месте долговязого парня с падающей на глаза челкой, который единственный не улыбается на камеру, а, извернувшись, смотрит на человека в центре композиции. Смотрит на Феликса. – Мы переехали в Штаты, когда мне было пять. Отец считал, что для облегчения адаптации будет удобнее взять какое-нибудь американское имя да попроще, чтобы и у самих трудностей с произношением не возникло. Родное имя себе я вернул уже после школы, когда менял ID. До того самого лета перед одиннадцатым классом, когда Феликс познакомился с Джисоном и открыл для себя мир социальных взаимодействий посредством лицемерия, у Феликса был только один друг. Хотя можно ли сейчас называть его другом? Сэм был тихим, мало говорил, но всегда таскался хвостиком за Феликсом и готов был слушать его рассказы о какой-нибудь очередной книжке про магию часами. Жертвой жестокости одноклассников он становился даже чаще, чем сам Феликс, – щуплый, не способный дать отпор, неизменно вежливо улыбающийся, даже когда его вещи рвали и раскидывали по двору. Наверное, больше из-за него, чем из-за своей помешанности на волшебстве, и сам Феликс стал объектом издевательств, потому что, обладая взращенной книгами жаждой справедливости и тотальным неумением держать язык за зубами, не мог пройти мимо. Да, в детстве Феликс считал Сэма своим настоящим другом. С возрастом же осознал, что нагло пользовался мальчишкой, что проявлял к нему такой искренний интерес, а сам даже не пытался узнать, чем его так называемый друг увлекается, все ли хорошо дома, не любопытствовал, как прошли его выходные или каникулы, не писал сочувствующие сообщения, когда тот болел, и уж тем более не приходил к нему домой с пакетом фруктов, ведь даже не в курсе был, а где, собственно, его дом, а на любой праздник дарил лишь купленную в школьном кафетерии шоколадку, оправдываясь забывчивостью: конечно, ведь в его голове вся история Филлори с момента создания ее Эмбером и Амбером, откуда там взяться месту для даты рождения единственного друга. Маленькому Феликсу было приятно быть Солнцем, вокруг которого движется пусть и всего лишь одна планета. А потом случился Джисон. Который не просто слушал, а вел диалог, который не смотрел преданным щенком, ожидая, куда хозяин поведет его на прогулку сегодня, а брал за руку и тащил за собой, который умело мимикрировал под любого человека, с которым общался, который показал Феликсу, что, навесив на себя шелуху, угодную обществу, ты не предашь свою суть и свои убеждения, но добьешься гораздо большего. Осенью одиннадцатого класса Сэм еще пытался продолжать следовать за Феликсом, но чем выше тот поднимался по школьной иерархии, тем меньше места в его жизни оставалось для тихого, теперь уже совсем незаметного Сэма. Единственное хорошее, что Феликс тогда сделал, обретя какой-никакой вес среди одноклассников, – попросил перестать издеваться над Сэмом. Сэм коротко кивнул в благодарность и больше рядом не появлялся. А Феликс даже не скучал. – Сложил два и два? – улыбается Хёнджин, который в прошлом Сэм. – Так же, как ты был одержим магией, я был одержим тобой. Был, есть и буду. Так что, все еще согласен стать моим в обмен на так желаемую тобой магию? Феликс тянет руку к склеенному скотчем розовому сердцу с криво выведенным на нем черной ручкой, в шестнадцать лет испугавшим до дрожи: «Когда-нибудь я смогу назвать тебя своим». Необходимое заклинание в разложенных перед ним листах находится удивительно быстро. Розовое сердце осыпается пеплом на раскрытую ладонь. Феликс поднимает на Хёнджина сверкающие восторгом глаза и произносит: – Я уже твой. Хёнджин победно смеется.