***
Пить – тоже не очень приятно. Темноволосая одногруппница суёт ему попробовать своё пиво, на вкус оно тяжёлое, горькое, немного напоминает квас. – Не, я, наверное, просто колу попью, – отмахивается Даня, и девочки хихикают. – Боже мой, ты настоящий ангел. Дане казалось, что день первокурсника – это что-то приличное. Что-то даже обязательное. Оказывается, все пришли, чтобы напиться, а потом выкрикивать наизусть текста песен таких же бородатых, как Георгий. Но вокруг всем весело, а Даня, познавший эмоциональную шкалу в очень ограниченном спектре, вырос в сильного эмпата. Проще говоря, веселье для него заразительно. – А это не?.. – одна из девочек неопределённо указывает длинным ногтём в сторону. – Да, да, тиктокер этот. Он тут учится? – подхватывает другая. Не проходит и песни, как их могучая кучка уже подходит познакомиться. Мальчик, виновник всей этой ситуации, Дане кажется смутно знакомым. Конечно, у Дани есть тикток, но он там, понятное дело, смотрит в основном асмр, уборку и котов. Азик улыбается очаровательно-ехидно.***
Учёба приятно утомляет. Первый семестр – весь в школьных предметах, за исключением зверя под именем “Инженерная графика”, которая, впрочем, на данном этапе тождественна черчению. Два месяца проходят за семинарами, домашками, шутками с одногруппницами, чаем из кофейни напротив (Даня ведь не пьёт кофе). Про хэллоуин Даня знал только то, что он есть. Есть не в России, есть где-то даже не совсем в Европе и вряд ли в Азии, на что совершенно справедливо обратил внимание и получил в ответ просьбу не ломать кайф. Словом, склонить всех на путь истинный у него не удалось, и в том же помещении, где проходил пресловутый день первокурсника, Даня оказывается во второй раз. Очень некстати завтра – сдача текста на английском. В иностранном Даня весьма не силён, и в целом, вообще-то, пара только шестая, но эта мысль его никак не отпускает. Даня садится на диван в уголочке и повторяет текст с телефона. – Ты чего тут киснешь? – рядом падает знакомая фигура. Даня поворачивается и понимает, что Азика, вообще-то, с прошлого раза в институте ни разу не видел. Может, другой корпус? Тем временем Азик совсем бесцеремонно смотрит к нему в экран и кривится, – Это что, домашка твоя? Ты тут учёбой занимаешься? – Ну… Мне сдавать завтра, – Даня говорит это как что-то совершенно очевидное. Азик смотрит ему в глаза несколько долгих секунд, как будто не хочет в это верить. – Окей, а что ты тогда пьёшь? – совершенно таким же образом он, не дождавшись ответа, хватает стакан и делает глоток. В стакане – кола, в глазах у Азика – что-то между негодованием и оскорблением, – Ты ещё и не пьёшь? Ты откуда вылез такой? – Из Самары, – бодро отвечает Даня и уже не помнит, сколько раз за последнее время повторил эту мантру: “Привет, я Даня, я из Самары”. Азик закатывает глаза. – Чудно, мальчик из Самары… – Меня Даня зовут, – перебивает Даня. – Чудно, Даня из Самары, и почему ты не пьёшь? Бережёшь себя? – Ну, – Даня пожимает плечами. Странно, но мысль о завтрашнем зачёте почему-то отступает, – Я попробовал, мне не понравилось. Вкус, в смысле. Азик терпит буквально несколько секунд, а потом начинает смеяться. Даня хлопает его по руке. – Да я серьёзно! Как вы это пьёте? Невкусно же совсем! Азик с трудом успокаивается, а потом смотрит на Даню, чуть прищурившись. – Это не ради вкуса. Впрочем… – он театрально сначала откидывается на диван, а потом резко подскакивает, – Пойдём со мной. И Даня, конечно, идёт. Азик суёт ему высокий стакан, внутри – как будто вода. – А что это? – невинно спрашивает Даня, прокручивая трубочку. Здесь значительно шумнее, приходится почти кричать. В стакане кружится долька лимона. – Попробуй, – Азик улыбается. И Даня, конечно, пробует. Вечер стремительно бежит вперёд и очень скоро оказывается ночью, а обстановка превращается сначала в такси (за которое Даня, кажется, не платил), а потом в огромную, абсолютно точно чужую квартиру. Вокруг много людей, все весёлые и красивые, Даня висит на руке у какой-то из общажных подружек. – Может, в “я никогда не”? – слышит он обрывок разговора. Неисповедимыми путями Даня оказывается на диване, на столике впереди – прямоугольник низких стопок одинакового ярко-оранжевого цвета, а вокруг – те же весёлые и красивые люди, все пьяные и улыбаются очень по-доброму. В потоке разговора Даня стекает вправо, пока не упирается в кого-то. Кем-то оказывается, очевидно что волей божьей, Азик, и он почему-то его от своего плеча не гонит, а Дане так весело и хорошо, что совсем ничего не смущает. – Так, – какая-то девочка говорит громко, привлекая внимание, – Значит, все правила знают, я начну. Я никогда не прыгала с парашютом. В кругу фыркают, к шотам никто не притрагивается. За половину круга Даня не делал ничего: не смотрел “Сумерки”, не блевал от алкогольного отравления, не ломал ногу, его не увольняли с работы, его не бросала девушка. – Я никогда не целовался с парнем, – говорит мальчик перед Даней. – Зря! – шутит Азик, протягивая руку к столу, и все смеются. Все девушки выпивают. – Я… никогда не целовался в принципе, – невинно выдаёт Даня и слегка улыбается. Все, кажется, слегка ошарашены. – Что, серьёзно? – Азик вскидывает брови, и Дане до него совсем близко: он откидывает голову, и взгляды встречаются даже как-то интимно, как будто тут и нет никого другого. – Ну да, – тем же непоколебимо-позитивным и слегка пьяным тоном отвечает Даня. Азик о чём-то явно размышляет, прежде чем присоединиться к впечатлённым ребятам. Потом он говорит, что никогда не жил в общаге, и это первый шот Дани за сегодня – острый и обжигающий. Даня всегда думал, что за употреблением алкоголя следует справедливое наказание – похмелье. Про головную боль, тошноту и потерю кратковременной памяти он знал из кино, и в каком-то смысле был даже готов к этому, но утро встретило его только сухостью во рту и голодом. Он проснулся в кровати, которая очевидно не находилась в его общежитии, и в некотором смятении вышел в коридор. Телефон почти сел, а в мессенджере мама обижалась, что он не пожелал ей спокойной ночи. – Доброе утро, – радостно объявил Азик. В открытой серой кухне он расположился за одним из высоких барных стульев. На столике в совмещённой гостиной ещё оставались вчерашние стопки, несколько человек уснуло на диване и креслах. – Доброе, – неуверенно ответил Даня, жмурясь после сна. – Поздравляю с первым похмельем! Чай, кофе, водички?***
– Хочешь попробовать? – спрашивает Азик, протягивая Дане свой стаканчик с кофе. Пара через 15 минут. Азик докуривает, Даня мёрзнет рядом с ним. Оказывается, что не пересекались раньше потому, что кое-кто очень редко доходит до института. Даня пробует только глоточек и морщится. – Фу, горькое. Азик смеётся.***
– Ба, какие люди! – прерывается Азик на середине рассказа про то, как в пять лет чуть не поджег собственную квартиру. Даня поворачивается от его лица в сторону лестницы. На ступеньках прямо у двери в квартиру сидит девочка в капюшоне и наушниках. Заметив движение, она поднимает голову, а потом быстро подскакивает. Азик продолжает, – Ты ко мне или к иксбоксу? Она кривит губы, потом переводит взгляд на Даню. – Привет, – радостно и нисколько не смутившись здоровается Даня, когда они встречаются глазами. – Привет, – быстро и не очень внятно говорит она. – Так чего надо, мелочь? – Азик прокручивает ключи на пальце и уже знакомо для Дани поднимает брови. – А кто это? – спрашивает она вместо ответа, нервно дёргая лямку рюкзака. – Это? Это Даня. Даня, а это Варечка, мятежная душа, – Азик поворачивается к двери и наконец открывает её, – Прошу! Даня проходит вперёд, а Варя тормозит, застывая прямо перед Азиком и переходит на громкий шёпот (который Даня, очевидно, очень хорошо слышит, а Азик шептать даже не пытается). – Можно я у тебя сегодня? – как-то даже жалобно просит она. – А что, дома не кормят больше? – хмыкает Азик. Варя хмурится, – Да ладно тебе, ради бога, мамке только напиши, чтобы не было как в прошлый раз. Варя как-то заметно светлеет, и в прихожей Дане она кажется уже гораздо менее подавленной, чем на лестнице. Она стягивает капюшон, и под ним голова у неё, во-первых, бритая, а во-вторых, полностью голубого цвета. – Ого! – не удерживается Даня и поясняет, когда Варя поворачивается с крошечным, но очевидным намёком на агрессию, – Очень… необычно! – Спасибо, – неуверенно говорит она. Даня пробует играть в приставку впервые в жизни. Нравится ему очень, а вот получается так себе: Варя выигрывает у него в трёх из трёх случаев, у Азика – в одном из четырёх. – Я сейчас, – объявляет Даня, когда Азик в очередной раз выигрывает у Вари (с довольной и обманчиво спокойной улыбкой). Но даже из коридора он слышит этот дурацкий варин совершенно не тихий шёпот, весь из смешков и в конце резко обрывающийся. – А он тебе нр– Этого Даня не видит, но Азик шипит, что она или заткнётся, или пойдёт ночевать на улицу.***
Даня уже был дома у Азика не раз и не два, но в этот особенно непривычно – кроме них никого нет, и выключен весь верхний свет, горят только настольные лампы и огромный телевизор. Они смотрят какой-то фильм, пока Даня не разваливается на плече Азика окончательно. На часах почти десять, а он сегодня приезжал к первой паре. – Ты спишь уже? – насмешливо спрашивает Азик, чуть разворачиваясь, чтобы на него посмотреть. – Нет? – полусонно отвечает Даня. – Да что ты говоришь! Азик, смеясь, придерживает его за лицо и смотрит в глаза. При таком освещении его кожа кажется голубоватой, и это последнее, про что успевает подумать Даня перед поцелуем.***
Через пару недель Даня снова просыпается в чужой кровати, уже без сухости во рту, зато под одеялом и не в своей одежде. На кухне он чувствует себя уже вполне уверенно – наливает чай, находит остатки печенья и шоколадок. Азик написал, что уехал с утра по работе и должен уже скоро вернуться. Дане почему-то казалось, что блоггерство – это полушутливая профессия, но какими бы нелепыми ни были все эти танцы, Азик работал как чёрт: много, усердно и с огнём в глазах. – Доброе утро! – Азик оказывается в квартире после звонкого хлопка двери. Он чуть ли не на пол бросает пуховик. Даня встаёт ему навстречу, и, когда Азик в обуви на платформе, они совершенно одинакового роста. От него веет осенним уличным воздухом, даже во рту прохладно – это или ментоловая жвачка, или зубная паста. Это должен был быть быстрый поцелуй. Может быть, немного дольше тех, которыми они обмениваются при встрече вместо приветствия, но определённо короче диванных или в целом тех, которые приходятся на горизонтальные поверхности. Но что-то, может быть, что эта самая прохлада, или удивительная бодрость Азика, влетающего домой после утренней съёмки, или дар божий, словом, нечто заставляет Даню промычать что-то невнятное, когда Азик отстраняется, снова податься вперёд и потянуть его к себе, держа за пояс. Тот хихикает, но так довольно, и руками проводит от груди до плеч. В не очень ясном, но очень импульсивном порыве Даня толкает Азика назад, пока тот не упирается в стол. – И чем я заслужил? – улыбается он, уже сам усаживаясь на столешницу. За секунду Даня зависает и хмурится. Азик глубоко вдыхает. – Господи боже, ладно, – он обнимает за шею и целует, облизывая его язык, и это ещё больше, чем было когда-либо раньше. Даня окончательно плывёт. Азик сначала снимает свою толстовку, а потом футболку (тоже, между прочим, свою) с Дани. Трогать кожу – совсем другое, теплее, ярче. Даня целует в шею, и Азик почти ложится на стол, пока с другого конца что-то не падает. Оба (особенно Даня) резко поворачиваются. Тарелка не разбилась, но печенье теперь на полу. – Блин, – виновато говорит Даня. – Блять, – говорит Азик, хотя, конечно, совсем про другое. До самого вечера Азик предпринимает примерно десять тысяч попыток вернуть Даню в то самое утреннее состояние, но тот прямо божий одуванчик: тут у него надо писать домашку, тут обед готовить, а там вообще у девочки беда с переносом холодильника на другой этаж, нужно срочно помогать. За холодильником, судя по всему, следует благодарность, выраженная в основном в градусе. У Дани ключи от квартиры уже есть, на всякий случай, так что раздражённый Азик ложится спать, стараясь не думать о том, что у него денег достаточно, чтобы решить каждую из этих проблем без непосредственного участия Дани. Свет включается, когда он едва проваливается в дрёму – перекатывается на спину и щурясь открывает глаза. Даня в дверях ещё в светлом худи, весь улыбается и довольный, даже треснуть хочется. – Приве-ет, – тянет он, скидывая рюкзак. Судя по голосу, не очень пьяный. Сонный Азик даже ничего не успевает ответить, когда Даня садится на колени перед кроватью, берёт его лицо в ладони и долго целует. Он повторяет ту штуку с языком, которую утром Азик сделал то ли в шутку, то ли в провокацию. Потом Даня целует в шею. Азику хочется сказать какую-нибудь гадость, обязательно пошлую, обязательно с крепким словом, но дёрти толк с другой стороны вряд ли оценят. По крайней мере, пока. Поэтому он только довольно жмурится, улыбается, стягивает вниз одеяло. Даня, сперва не слишком уверенно, гладит по груди и животу, и Азик слегка выгибается от прикосновений к бокам. – Сними худос, – нетерпеливо говорит он, приподнимаясь на локтях, пока Даня с пола перебирается на кровать. Рукой Азик забирается под этот самый худи, Даня ещё тупит, и кожа у него тёплая. Странным образом утренняя картинка накладывается на вечернюю, как будто это – логичный сиквел-адаптация в более подходящих условиях. Колено Дани оказывается между ног Азика очень лаконично и к месту, и последний постоянно ёрзает на месте. Даже не хочет ныть про то, что кто-то лезет в джинсах в кровать. Вероятно, в основном потому, что занят рот. Спустя время Азик переворачивает их, чтобы уверенно усесться сверху. Даня внизу – с широко открытыми глазами, тянется к нему руками и хватает за бёдра. Азик с ухмылкой отводит взгляд, чтобы расстегнуть ему штаны и стянуть их вниз. – Возьми из шкафчика презерватив и баночку, – командует Азик, пока проводя пальцами вдоль чужого члена поверх белья. Даня, кажется, теряется, но отважно выдвигает ящик. Выходит не слишком удобно, но усердие этот факт нивелирует – очень быстро Азику протягивают всё требуемое. Он театрально удерживает Данину руку, целует кисть и мягко прикусывает кончики пальцев. После Азик стягивает и бельё, мажет уже свою руку смазкой и проводит ею сверху вниз. Даня закрывает глаза и громко выдыхает. – Ты такой… – начинает он между вздохами. – Какой? – Азик немного удивлён, он не ожидал, что Даня справится со словами в свой очень очевидно первый раз. Это веселит. – Славный?.. – едва подбирает слово Даня и тянет Азика за свободную руку к себе, чтобы поцеловать. Тот смеётся и опускается к нему, не прекращая движения рукой. – Сними с меня штаны, – говорит Азик, поворачивая голову, чтобы поцеловать его у уха. Даня бодро принимается за дело и правильно догадывается, что бельё тоже снять можно и нужно. Он проводит руками по коже на бёдрах, не сжимая, только охватывая, и Азик чувствует, как у него так приятно сводит живот. Даня не стесняется поднять руку и выше. – Мне надо тебя… – начинает он и не заканчивает, проглатывает слово. – Только смазку, – понимает Азик, и оборачивается в её поисках. Даня придерживает его у поясницы. Приходится подняться, чтобы взять баночку, которую Азик откинул в сторону за ненадобностью, и когда он возвращается, Даня переворачивает его на спину. – Можешь не стесняться, – немного расплывчато разрешает Азик. Даня делает всё равно аккуратно и в меру смело. Продолжительное время это просто неуютно и странно, да и Данино слишком сосредоточенное лицо погоды не делает, однако в нём, видимо, включается какой-то азарт. От удачного движения Азика почти подкидывает на месте, он ахает даже неожиданно громко. Даже не находит, что сказать. Довольный Даня гладит по животу и повторяет. – Всё, достаточно, – скоро решает Азик, когда ему уже кажется, что ещё немного, и он кончит только от пальцев. – Хорошо, только я боюсь порвать, пока открываю, – говорит Даня с ангельским лицом, нашаривая в одеяле презерватив. Азик вздыхает. – На спину ложись. Они возвращаются в предыдущее положение, и Азик открывает презерватив. Зубами, конечно, и глядя Дане в глаза. Тот смотрит нетерпеливо, не перестаёт поглаживать. Дальше – дело техники, техники в основном Азика. Он опускается на Даню, и внутри он чувствуется ужасно хорошо. Он начинает двигаться, и Даня долго не выдерживает – садится тоже, широко целует, придерживает ноги, контролируя толчки, и кончает быстрее, тут же обмякая и сползая вниз. Азик, конечно, ожидал, что что-то такое и произойдёт, но всё равно было даже обидно – он только поплыл, когда Даня руками повёл его резче вниз, и уже всё. Он тяжело вздыхает. Даня целует, значительно медленнее, и крепко обнимает за пояс. Кажется, он сначала даже не понял, что именно не так, но сообразил всё-таки быстро. – Я могу продолжить, – с таким смешным задором заявляет он, и Азик сперва даже думает отказаться. – Презерватив только поменяй. Азик сползает с него и ложится в сторону, пока Даня возится. Нужное настроение несколько улетучивается, и он уже не уверен, что стоит продолжать, пока Даня, полный энтузиазма, не валится сверху с поцелуями. – А тебе… Как бы хотелось? – вид у него такой, будто он про любимый цвет спрашивает. Азик всё ещё не уверен, поэтому говорит наобум, такая полупровокация: будет ли это для Дани слишком? – Чтобы ты был сзади, – Азик поднимает брови и следит за выражением Даниного лица. Что удивительно – Даня кивает и толкает Азика, чтобы тот перевернулся. Надо отметить, что Азик, вообще-то, смирился с тем, что встречается с девственником, и не ожидал, в сущности, ничего. Но, что называется, в тихом омуте: когда Даня прижимается сверху, Азику кажется, что такого оргазма у него не было никогда.