О столах и нежности

Константин где-то слышал, что о человеке больше всего говорит его рабочее место. Для него самого рабочим местом является сам город – его бесчисленные занюханные квартирки и магазинчики, зассанные подворотни и загаженные пустыри. У демонов, с которыми он борется, красота и чистота не в почете. Напоминает о навеки закрытом для них рае, наверное. Это одна из причин, по которой у Джона всегда выстирана рубашка и отглажены стрелки на брюках. Но в квартире Анджелы у него тоже есть уголок, который можно назвать некоторым подобием рабочего места. Маленький журнальный столик в гостиной, ножки у него тонкие и красиво изогнутые, а центр – стеклянный, и там даже, помнится, был какой-то узор. Правда, этого центра не видели с тех самых пор, как столик оккупировал Джон, а точнее – его хлам. Бесчисленные тома древних книжек про демонов, на столе, под столом и даже вокруг стола – Джону их всучил Миднайт, и пару раз он даже пролистал несколько, когда было совсем нечем заняться. Какие-то распечатки, которые остались еще от Чэса – давно стоило бы их выбросить, но что-то ему не давало это сделать. Несколько рабочих крестов разной степени святости. Штук пять пепельниц – за вечер Джон заполнял их все, но каждое утро находил пустыми и чистыми, испытывая при этом нечто среднее между раздражением и благодарностью. Какие-то железные штуковины, больше похожие на орудия пыток (и скорее всего ими и являющиеся), чем на что-то, приемлемое для столика в уютной гостиной Анджелы. У самой Анджелы стол стоит в ее кабинете, он большой и почти пустой. Аккуратные папки с рабочей документацией обычно спрятаны в полки, оставлен только тонкий ноутбук, изящная ваза с сухоцветами и пара книг по криминалистике, которые она и без того наверняка уже знает наизусть. Частенько она работает допоздна и временами даже засыпает прямо на своих бесконечных отчетах и заключениях. Джон видит свет из ее кабинета, заходит и некоторое время смотрит на ее расслабленные черты, мягкие локоны, спадающие на плечи, пальцы, измазанные чернилами из неудачно выпавшей ручки. Смотрит молча – и нет, он не знает, как называется то чувство, которое он при этом испытывает. И честно сказать, не очень-то пытается как-то его классифицировать. Он осторожно подхватывает ее на руки (девушка тихо и неразборчиво что-то бормочет, но не просыпается) и несет в спальню. Укрывает одеялом и думает о том, что какая разница, о чем там говорит барахло на их столах. Важнее то, что она проснется утром в своей постели, а когда проснется он, его пепельницы будут пустыми. Он целует ее в макушку и идет выкурить еще одну сигарету.