Обиделся

В комнате мрак. Время близится часам к двум ночи. На разложенном диване сидит скрючившаяся в вопросительный знак фигура, лицо которой освещается лишь экраном телефона, на котором мелькает живо вещающий мужчина. Андрей смотрел стрим Дмитрия Нюберга — разгромный для его нового альбома. Первый час артист просто залипал на движения Димы, на мимику и манеру речи. Вообще было неважно, что он говорит, а говорил он, действительно, ни о чём. Однако, когда лицо стримера скривилось в недовольной гримасе, Андрей начал слушать: — Худший альбом, говоришь… — кровь будто перестала поступать к ладоням: они заледенели. — Он не выкупил докучные сказки… — артист очень гордился этой песней, считал важным элементом в концепции альбома, а Дима просто кривлялся под неё… — Он теперь меня ненавидит. Точно ненавидит. — Стрим закончился, а Андрей продолжал держать телефон в ледяных руках. Некогда восхищённый его творчеством Дмитрий Нюберг сейчас просто крыл его хуями. Леденящая тревога прошлась по телу и осталась в районе лёгких на ПМЖ. От этого мерзкого ощущения хотелось незамедлительно застрелиться. Беседин знал, что Андрюша смотрит абсолютно всё. Знал и то, что он будет подавлен, непременно и напрочь раздавлен словами стримера. С каждым следующим треком петля на шее Андрея затягивалась всё туже. Беседин знал. И поэтому заранее отложил тур, чтобы артист успел утопить своё горе в алкоголе и успеть выйти из этого состояния до начала выступлений. Влад — предусмотрительный менеджер. Однако он не оценил масштаб трагедии. Андрей действительно был разбит. Как зеркало в его ванной. Ненависть — ненависть — ненависть. Осталась только ненависть. Всепоглощающая ненависть Нюберга поселилась в сердце артиста. Андрей представлял себя Димой, а зеркало — собой. Он больше не напишет ни строчки. Он ведь окончательно его разочаровал. Две недели артист не выходил из съёмной квартиры. Влад уже начинал волноваться. Ни одной бутылки не было выпито, ничего по-прежнему не забывалось: становилось только хуже. Что делать с этим психом — неясно. Все концерты ведь сорвёт. Но надежда ещё есть: Единственным человеком, которого Андрей мог видеть — его добрый собеседник Максим. Беседин пытался как-то пробраться к артисту, но тот его в порыве гнева выгонял. А вот Максим, ангелоподобный, милый поэт. Смотря на него, всегда появляется ощущение, что не всё святое уничтожено цивилизацией. — Андрей? — Плакин звал друга через дверь в ванную, которая, кстати, не была заперта. — Макс. — Репер немного помедлил, чем-то шерудя за дверью — Заходи. — Картина маслом: весь пол в осколках и каплях крови — разбито зеркало и кулаки Андрея, который сам выглядел, будто им пол мыли: ну очень плохо. — Макс, Максим. — зацикленно заладил он, кидаясь другу на шею. — Ты моё солнце. Ты один можешь понять моё творчество. Ты же понимаешь, да? — Глаза обеспокоенно заглянули в чужие, пытаясь отыскать в них ответ на вопрос. — Конечно, Андрей. Мы же столько разговаривали об этом. — Максим снова прижал его к себе. — Только зачем ты это сделал? — Голос осторожный, монотонный, успокаивающий, каким всегда и разговаривал Плакин. — Всё пошло прахом. Я бездарен. Я — разочарование. Ничего во мне больше нет. — Ледяные, запачканные на тыльной стороне пальцы нервно сминали любимую рубашку поэта. — Помнишь, как мы обсуждали гениальность твоих слов? С каким трепетом ты рассказывал мне про каждую метафору и реминисценцию? Давай, вспоминай. Андрей отстранился, опустил голову вниз, прокручивая моменты из их бесед. — Помню. — Вот. Андрюш, тебе не нужно волноваться из-за очередного недовольного твоим творчеством человека. У тебя горы фанатов, которые любят то, что ты делаешь, ты любишь, я люблю. — Взгляд и голос Максима оставались мягкими и спокойными — ангельскими. — Правда любишь? — В уголках глаз снова начинает скапливаться влага. — Правда люблю. От слов друга должно было стать легче, но нет. Только пропало ощущение одиночества, которое и раньше-то не особо беспокоило. Дима всё-таки не «очередной». — Завтра день рождения нашего знакомого, помнишь? Ты обещал прийти. — Лицо Андрея скривилось в недовольной гримасе. Там ведь будет до кучи людей, «жаждущих» общения с ним. Не хотел он отвечать на вопросы о критике его альбома. Самому тошно. — Эй, тебе в любом случае нужно сменить обстановку. Не то так и останешься валяться в кровавом и стеклянном месеве. Во всех смыслах. — Эти слова развеселили Андрея и заставили улыбнуться. — Давай. Завтра идём. *** Максим заставил всё ещё подавленного друга сменить одежду и уложиться на диван. Полночи Плакин приводил ванную в божеский вид, гремя осколками стекла и шлёпая мокрой тряпкой по полу — эти звуки почему-то успокаивали Андрея. Но как только Максим вернулся в единственную комнату квартиры и лёг рядом с другом, артиста снова прорвало. Трясущимися руками он ухватился за рубашку поэта, прижавшись лицом к его плечу и зарыдал. С выражением полной беспомощности Плакин прижал к себе Андрея. Оставшуюся половину ночи некогда чистая и выглаженная полосатая рубашка впитывала в себя солёные слёзы. На утро поэт получил заспанное: — Спасибо, что пришёл, Максим. — На что тот только неловко кивнул. *** На вечеринку в квартиру их общего друга парни пришли вместе. Глаза Андрея всё ещё оставались красными и опухшими, а Максима — ищущими и обеспокоенными. Скомкано поздравив именинника, толпа решила незамедлительно опустошить все запасы алкоголя. Слава богу, на Андрея никто не обращал внимания — все были заняты выслушиванием глупых историй от кого-то поинтересней, танцами под клубняк или просто беседой в углу. Раскаты заливистого смеха в купе с громыхающими невнятной музыкой колонками заглушали деструктивные мысли Андрея о том, что его ненавидит Дмитрий Нюберг. Он даже успокоился, расслабился и просто уселся на диван, рассматривая гостей. Лучше бы не глазел. Лучше бы вовсе глаза закрыл. Среди толпы был Дима — виновник его непрекращающейся истерики. Какого чёрта он тут забыл? Флиртует с какой-то девчонкой. Смеётся. Улыбается. Будто бы и не он тогда на стриме говорил, что Андрей — разочарование века, что его «проебали». Руки с блестящим чёрным лаком на ногтях активно и довольно грациозно жестикулировали. Голова Димы чуть наклонялась влево, выставляя напоказ очаровательные татуировки на шее, что вызывало доверие той девчонки. Беседа была оживлённой и весёлой — Нюберг сдержанно улыбался. Да так, что у Андрея сводило зубы. Он не мог перестать смотреть на него. Судя по всему, этот жест не остался незамеченным. Два взгляда голубых глаз встретились, и обоих вдруг будто ударило током. Андрей, поджав губы, резко сорвался с места, направившись в сторону пустующей кухни. Максим оторопел, но решил друга не трогать. Не просто же так тот его покинул. На кухонном столе одиноко покоилась непочатая бутылка вискаря — ну, это судьба. Она была тут же вскрыта. Не прошло и полминуты, как обжигающая жидкость уже вливалась внутрь Андрея. Через двадцать минут он был откровенно пьян. Артист залез на широкий подоконник и бухал там, смотря в окно и плача. Эмоции обострились, и саднящая тоска накрыла его с новой силой. За наполовину задёрнутой голубой шторой Андрей прятался от пустоты. Если кто войдёт, то точно никого не увидит — разве что услышит надрывные всхлипы. *** В гостиной Максим не находил себе места. Он даже пытался отправить Федю Букера посмотреть, что там с ним, но тот категорически отказывался, потому что, во-первых, с ним какая-то крутая девчонка, во-вторых, гнев истерящего Андрея якобы хуже смерти — а-ля, знаем, проходили. Уж Плакин сам решился пойти туда, куда не звали, хотя бы удостовериться, что всё нормально, но, увидев исчезающую готическую фигуру в дверном проёме кухни, дико запаниковал и решил всё-таки не лезть, а ждать, где Андрей его и оставил — на диване. *** Дверь громко захлопнулась. Почти пустая бутылка с виски прижалась к груди холодными руками, а слух обострился. Кто-то вошёл и очень громко и недовольно выдохнул, с грохотом валясь на диван. Что-то в нём хрустнуло — вообще-то для таких нагрузок он не предназначен. — Вот сука она, а! Надо же было… — Снова выдох. — Блять! Чтоб ещё раз! Голос злой и знакомый — злой, а поэтому знакомый. Его невозможно спутать с чьим-либо другим. Что та девчонка ему сделала, что он так злится? Записала альбом похуже? Слёз не осталось — только гиперболизированные мимолётные эмоции. Сейчас хотелось смеяться. Смешок раздался на всю комнату эхом. — Кто здесь? — Железным голосом произнёс Дима. Аккуратные пальцы музыканта медленно отодвинули шторы, открывая вид на размазанного по подоконнику бухого Андрея Пирокинезиса. Мимолётная усмешка исчезла с его лица, когда он увидел надменное выражение Димы. — Тот, кого ты презираешь. — Еле произнёс артист, на что Дима будто утвердительно промолчал, опустив задранную голову, въедаясь изучающим взглядом в человека на подоконнике. Ответа так и не последовало. После чего Андрей решил спуститься, только уже без бутылки. Он обошёл стол, не разрывая зрительного контакта, и плюхнулся на диван. Прямо рядом с тем, кто погрузил его во всепоглощающее отчаяние практически на месяц. Андрей повернулся к Диме, положив локоть на спинку дивана, а ладонью подперев свою хмельную голову. Страх пропал совершенно. Будто и не было его. Посмотрев Диме в глаза ещё какое-то время, Андрею захотелось приблизиться к нему. Теперь между парнями оставалось сантиметров десять. — Почему ты меня так ненавидишь? — Голова Пиро склонилась влево: держать её прямо было довольно-таки затруднительно. — Я ненавижу только твоё недавнее «творчество» — Саркастично выделив последнее слово, соизволил ответить Нюберг. Это Андрея не устроило. Всё равно было больно и обидно. Медленно заводя руки за шею Димы, специально касаясь разгорячённой кожи ледяными пальцами, артист начал свою пьяную исповедь: — Я разочаровал тебя. Это уничтожает меня, понимаешь? Болит сильно. Ты такой талантливый и красивый, — На этом слове Дима слегка дёрнулся. — а я тебя разочаровал… — Андрюша уже откровенно висел на шее неразговорчивого собеседника. Туманные глазки всё ещё пытались удержать зрительный контакт. — Ты пьян. — Дима уже хотел сбросить с себя чужие руки, но артист не дал этого сделать, нагло усевшись на коленях стримера, у которого тут же глаза стали по пять копеек. — Ты не лучше, — Руки пьяными, ломаными движениями перебирали волосы Нюберга на затылке — Видел я полупустую бутылку чего-то в руках у тебя. — Что есть, то есть. Только Дмитрий контролировал степень своего опьянения в отличие от некоторых. И снова молчание. — Почему ты мне никогда не отвечаешь? — Андрей обиженно отстранился от Димы. Но руки не убрал. — Как поливать меня помоями на стриме, так ты первый, а как ответить вживую, так всё? — На голову Нюберга будто бы пришёлся новый удар опьянения. Картина, которую он наблюдал, заставила всё нутро сжаться в комочек: на его бёдрах сидел такой обиженный и расстроенный, подрагивающий, пьяный Андрей Пирокинезис. Он не был лёгким, но и тяжёлым — тоже. Время от времени, когда артист начинал ёрзать, их чёрные обтягивающие джинсы начинали тереться друг о друга, что просто сводило с ума. Осветлённые пряди падали на скорбное лицо с поджатой губой. Ситуация почему-то перестала казаться чем-то ненормальным. Нюберг ответил: — Боюсь тебя задеть. Ты и так под впечатлением от стрима, судя по всему. — Голова выжидающе наклонилась влево. — Ты уже меня задел. — Пиро обречённо поджал губы и повернулся в сторону окна, будто бы там происходит что-то интереснее, чем тут. — Извини, но альбом — херня. — Дима усмехнулся. — Не в альбоме дело. От кого-либо другого эти слова прозвучали бы нелепо, тогда я просто забил бы. — Андрей всё ещё не поворачивался. Нюберг разглядывал его болезненный профиль. Вдруг захотелось коснуться его шеи, но вместо этого обжигающе горячая рука прошлась по скуле, вызвав у Пиро более крупную дрожь и недоумевающее выражение лица. Рука спустилась на подбородок, аккуратно его обхватив, повернула лицо в изначальное положение. Диме открылся вид на красные глаза и стекающую по щеке слезу. Стример конкретно опьянел от сути происходящего. — Почему ты плачешь? — Огненная рука, держа за подбородок, приблизила румяное лицо ближе. Андрей думал увернуться, но не успел: по щеке неторопливо прошёлся длинный язык ничего не соображающего стримера, слизывая солёную слезу. Тремор усилился, лицо Андрея вспыхнуло. Холодные ладони поспешили закрыть его от изучающего готического взгляда. Диму это позабавило. Он хотел и дальше смущать артиста. Это желание вкупе с выпитым алкоголем ударило в голову, как упавший с пятого этажа кирпич. Жар столкнулся со льдом, когда Нюберг попытался убрать с чужого лица трясущиеся руки. Снова фантомный разряд тока встретившихся взглядов. Один — до оцепенения умиротворённый, другой — на грани истерики. Было стыдно показывать свои покрасневшие щёки, но что уже поделать? Руки оказались в чужих. Сердцебиение обоих участилось, и, поддавшись порыву нахлынувших эмоций, Дима подался вперёд. Тёплые губы нашли чужие, на которых ещё оставался привкус виски. Ответил Андрей не сразу, тщетно пытаясь успокоить беснующийся в артериях пульс. Спустя долю секунды оба с невообразимой нежностью и мягкостью приникали друг к другу. Никто не понимал почему и зачем это происходит, но останавливаться они явно не хотели. Андрей не прекращал ёрзать на Диме и перебирать между пальцев его волосы. В какой-то момент Нюберг случайно прикусил губу артиста, простонавшего в его рот от неожиданности. Оба почувствовали металлический привкус крови и солоноватость слезы, стёкшей по щеке Андрея. Это окончательно свело стримера с ума. *** Максим всё ещё не находил себе места. Мерзопакостный стример очень долго не выходит. Андрей тоже. Вдруг он снова довёл его до слёз? Не остаётся ничего кроме как собрать свою мышиную волю в кулак и пойти вызволять друга. Дверь в кухню настежь распахивается, и Максим впадает в дикий ахуй: Андрей сидел на коленях обидевшего его человека, прижимаясь к нему всем телом. Он обвивает своими руками шею Нюберга, забравшись в его волосы, и чувственно целует. Андрей дёрнулся на резкий звук и оторопело провёл взглядом так же стремительно закрывающуюся дверь. Максима он заметил. — Блять. — Плакин прислонился спиной к двери и скатился на пол. Оставшееся время поэт подпирал собой вход в кухню, чтобы никто больше туда не зашёл… *** Снова заявившая о себе тревога заставила Андрея отстраниться. Однако Дима тут же повалил Пиро на диван и приник к шее, нависая сверху. — Прекрати. — Застонал Андрей, уперев потеплевшие руки в ключицы Нюберга. — Уверен? — Дымка в глазах постепенно пропадала. — Да. — Он действительно остановился. И лёг рядом, уткнувшись носом во влажную щёку. Переизбыток эмоций быстро дал о себе знать: Андрей отключился в объятиях своего обидчика. Так и не протрезвев, Дима прижал к себе уже спящего «Диогена», улыбнулся своим мыслям и тоже пропал в царстве Морфея. А Максим Плакин так и провёл всю ночь, приникнув щекой к двери в полудрёме. Кто теперь будет говорить, что у Андрея Пирокинезиса нет ангела-хранителя?