Акт первый, сцена пятая

~

— Скажи мне, Цукаса-кун, ты когда-нибудь раньше читал «Ромео и Джульетту» полностью? Вопрос, который задаёт Руи, звучит так невинно, а это скорее всего означает, что за этой «невинностью» таятся дьявольские намерения. Они стоят на крыше школы, всего в футе друг от друга, прислонившись к перилам. Всё выглядит красивее при свете луны. Это зрелище, которое знакомо Руи, но не Цукасе. После того, как их школьный фестиваль закончился, все начали расходиться по домам, но Руи затащил его на крышу (пообещав, что у него есть запасной ключ в случае того, если работники школы их закроют на крыше), чтобы провести ещё немного времени вместе. Цукаса не уверен, было ли у Руи намерение обсудить планы на их следующее шоу, провести совместный поиск идей или сделать что-то совершенно другое. Они обменивались взглядами в течение короткого времени, пока стояли вместе. Оба слишком застенчивы, чтобы поддерживать зрительный контакт дольше нескольких секунд за раз, поэтому Руи решает наконец начать свою игру, дождавшись ответа на свой вопрос: — Ну, да, конечно! — провозглашает Тенма в типичной для него манере. — Какой бы я был будущей звездой, если бы никогда не читал одно из лучших произведений Шекспира? — А почему? — наводит Руи, хитрая ухмылка появляется на его лице. Цукаса хмурит брови, глядя на него, безмолвно прося Руи уточнить. — Почему ты думаешь, что это одно из его лучших произведений? Цукаса теряется в поисках ответа. За свою актёрскую карьеру он прочитал множество разных пьес, ознакомился с более чем несколькими произведениями драматурга, но всё же не смог ответить Руи, почему в последнее время так увлёкся «Ромео и Джульеттой». Сначала он подумал, что это могло быть как-то связано с побочным эффектом, когда он за основу выступления своего класса брал это произведение, но скорее это будет похоже на дешёвый трюк, чтобы уклониться от вопроса, чем на подлинный ответ. — Честно говоря, я не совсем уверен… — бормочет он, уставившись на свои ботинки. — Прекрасный ответ, — напевает Руи. — Я бы и сам так ответил, — он поворачивается, чтобы посмотреть на Цукасу, который всё ещё смотрит вниз. — Я полагаю, не обязательно давать ответ на вопрос, почему оказываешься увлечён чем-то, так как пока человек доволен тем, что заставляет его чувствовать себя хорошо, это всё, что действительно нужно. Без каких-либо там вопросов и ответов. Только при этих словах Цукаса поднимает на него свой взгляд, но его встречает лёгкая улыбка и едва заметный румянец на щеках Руи. Это не в его характере — видеть его с красными щеками является редкостью, поэтому Цукаса секундно наслаждается зрелищем и улыбается в ответ. — Да, — выдыхает он, чувствуя, как его сердце колотится в груди. Они выдерживают ещё несколько мгновений зрительного контакта, прежде чем Руи отводит взгляд, фокусируясь на чем-то вдалеке позади Цукасы. — Ты запомнил? — спрашивает Руи. Цукаса продолжает пялиться на него. — Запомнил что? — переспрашивает он, теряясь в предыдущих словах Камиширо. — Ромео и Джульетту, — и Цукаса пойман, когда золотые глаза устремляются обратно, чтобы сфокусироваться на нём. Он замечает, как уголок рта Руи приподнимается в ухмылке, но не осмеливается отвести от него взгляд. Они попали в поле зрения друг друга, и каждый из них бросает вызов другому, Цукаса выпрямляет спину и выпячивает грудь — бессмысленная попытка противостоять Руи. — Конечно, я помню! — заявляет Цукаса, демонстрируя свою фирменную улыбку Руи, который, несмотря на все его усилия все ещё на несколько сантиметров выше его. Самодовольная ухмылка остаётся на лице Камиширо, пока он говорит: — Это правда, Цукаса-кун? Ты бы не стал лгать мне только для того, чтобы произвести впечатление, не так ли? — он в привычке подносит руку к своему подбородку, насмехаясь над своим же действием, которое он совершает, когда глубоко задумывается. — Конечно, нет! — возражает блондин своим характерно громким голосом, демонстрируя, что попытки Руи в качестве провокации были успешными (как и обычно). Камиширо тихо посмеивается, и Цукаса узнаёт этот звук, и поклясться может, что слышит его в своих самых смелых снах по ночам. — Ну же, Цукаса-кун, — Руи бросается вперёд и хватает его за руку, оттаскивая от перил, пока они не оказываются посередине крыши лишь вдвоём. Цукаса, спотыкаясь, следует за ним, несколько раз чуть ли не падая и издавая протестующие звуки, пока Руи в конце концов не останавливается и не отпускает его руку. Он сразу же чувствует потерю контакта — там, где когда-то было теплее, становится гораздо холоднее, чем любое чувство, что он когда-либо ощущал до этого, но не осмеливается ничего сказать. Вместо этого они вдвоём стоят здесь, лицом друг к другу. Руи по-прежнему немного выше Цукасы, поэтому на этот раз он встаёт на носочки, чтобы сократить расстояние между ними. Он заслужил ещё один нежный смех от Руи, который надавил ему на плечи, чтобы тот перестал тянуться. — Без всякого обмана, — говорит он, подмигивая. Цукаса клянется, что чувствует, как его уши краснеют, молясь какому бы на то ни было богу, чтобы он не выглядел слишком взволнованным и смущённым. — В любом случае, — он прокашлялся. — Руи, что мы делаем? — Что ж, Ромео, — приходит его ответ. — Как бы я не восхищался вашими навыками в написании пьес, и должен признать, что «Ромео: Королевская битва» было чем-то, чего я, возможно, никогда не ожидал, и хвалю вас за это, я отказываюсь верить, что вы так искусны, как утверждаете, в своём знании оригинала «Ромео и Джульетты». — А? — Цукаса моргает, глядя на него. — Я бы хотел кое-что проверить, если ты не против, — глаза Руи поблескивают, когда он это произносит, и Цукаса не думает, что это просто отражение звёзд в них. — Что ты собираешься проверить? — Цукаса хмурится, несмотря на своё любопытство. — Ну, моя будущая звезда, — Руи тепло улыбается. — Есть у меня одна особенно любимая сцена из первого акта… — Он протягивает к нему руку, зависшую чуть выше его талии. — Могу ли я?.. Цукаса сглатывает, затем кивает. Он чувствует, как успокаивающее тепло распространяется по его телу, когда Руи касается его. — Положи одну из своих рук мне на плечо, — и он это делает. — Очень хорошо, Цукаса-кун. А теперь возьмёмся за руки, — Руи вновь протягивает руку, и Цукаса нерешительно кладёт на неё свою, ещё недостаточно уверенный в своих действиях. — Иногда ты бываешь довольно жалким, — беззаботно говорит он Цукасе, хватая его за руку и переплетая их пальцы. — Ты ничего не добьёшься на сцене, если даже не можешь заставить себя взять меня за руку. В его голосе слышатся дразнящие нотки. Цукаса не утруждает себя ответом, потому что думает, что его сердце выпрыгнет из груди, если он попытается это сделать. Вместо ответа он просто издаёт короткий ворчливый звук, над которым Руи смеётся. Это чистый смех, исходящий глубоко изнутри, и Руи немного откидывает голову назад, когда так смеётся. Цукаса думает, что это открытое показание эмоций прекрасно его дополняет. — О, Цукаса-кун, — его имя нежно произносится, когда Камиширо вновь восстанавливает самообладание, слегка размахивая руками. — Проверка вот-вот начнётся, — другой юноша понимающе кивает. — Видишь ли, мне особенно нравится сцена, где Ромео и Джульетта встречаются в первый раз, — начинает Руи. Он выдвигает одну ногу вперёд, а Цукаса рефлекторно отводит одну назад. «О…» — думает Цукаса. — «Он хочет, чтобы мы станцевали.» — Ты, конечно, Ромео. А я, — он делает паузу в своих словах — Я буду твоей Джульеттой. И с этими словами Руи возвращается к действиям, побуждая Цукасу сделать то же самое, и они начинают танцевать. Слегка покачиваются друг с другом, движения плавные и грациозные в лунном свете. Цукаса думает, что эта вся проверка сюрреалистична, когда они танцуют на крыше школы Камияма, держась за руки, а затем слышит, как голос Руи снова нарушает тишину между ними: — Скажи мне, Цукаса-кун, что Ромео говорит Джульетте, когда они встречаются на балу у Капулетти в первом акте, сцена пятая? Тенма смотрит на Руи, на лице которого снова эта глупая ухмылка. Выглядит уже угрожающе. Руи вновь направляет взгляд немного вниз, на Цукасу, который смотрит на него со слегка приоткрытыми губами. «Красивый…» — думает он. Время, кажется, замедляется для них двоих, поскольку они продолжают двигаться в тишине, а затем Цукаса прерывисто вздыхает и начинает повторять реплику Ромео: — Если я оскверню своей недостойной рукой эту святыню, то самое прекрасное — вот это, — начинает он громким и ясным голосом, словно стоит на сцене. — Мои губы, два краснеющих паломника, готовы смягчить это грубое прикосновение нежным поцелуем. Руи почти в шоке замолкает, когда «Ромео» это произносит. Подумать только, что он раскусил блеф Цукасы после его отказа отступить, только для того, чтобы вогнать себя в эту ситуацию. Он умоляет шестерёнки в его мозгу снова начать вращаться вместо того, чтобы оставить его безмолвно смотреть на блондина, пока они танцуют под ночным небом. Когда всё снова приходит в движение, его улыбка возвращается на место. — Добрый пилигрим, ты слишком часто поступаешь неправильно со своей рукой, — начинает он, пожимая руку Цукасы, когда говорит дальше: — Что свидетельствует о благочестивой преданности в этом; ибо у святых есть руки, которых касаются руки святых пилигримов, и ладонь к ладони — это поцелуй святых паломников. Руи высвобождается из хватки Цукасы, вместо этого предпочитая прижать их ладони друг к другу, когда они вместе кружатся по крыше. В этот момент они оба стараются подавить свой румянец, но ни у одного из них ничего не получается. Теперь очередь Цукасы ухмыляться, склонив голову набок, когда он продолжает: — Разве у святых нет уст и святых палачей тоже? Руи немедленно отскакивает назад, слегка наклоняясь к лицу Цукасы: — Да, пилигрим, уста, которые они должны использовать в молитве. Цукаса должен убедиться, что он не в каком-либо сне. Он на самом деле здесь, на крыше своей школы, танцует с Руи и декламирует «Ромео и Джульетту». Ответ блондина произносится не с ожидаемой скоростью, поэтому Руи поднимает бровь, как бы спрашивая, чего тот ждёт. Конечно, это всего лишь проверка, тяжёлое положение, в которое он попал, и теперь уже слишком сложно отступать. Но, полагает Цукаса, когда глаза Руи сияют в лунном свете, когда он видит нежную улыбку, которая никогда не спадает с его лица, и румянец на самых нежных частях его лица, когда Руи смотрит на него сверху вниз, он задаётся вопросом, что на самом деле может случиться худшего. — О, тогда, дорогой святой, позволь губам делать то, что делают руки; они молят, даруй ты, чтобы вера не превратилась в отчаяние, — произносит блондин. Руи коротко поднимает руку вверх и исполняет «круговой» элемент танца, хватая его за талию. — Святые не двигаются, хотя и даруют ради молитв. Теперь настала очередь Цукасы издать нежный смешок, находя радость в том, как он легко двигается синхронно с каждым движением Руи. Слова приходят к нему теперь естественно, ему даже не нужно заставлять их слетать с его губ, прежде чем они сделают это по собственной воле. — Тогда не двигайся, пока я принимаю действие моей молитвы. Руи считает, что у Цукасы должна быть какая-то склонность, чтобы он подходил на роль Ромео. Он выглядит так по-королевски, особенно под звёздами, и он определенно звучит так, когда произносит свои реплики с новообретённой уверенностью. И это всё, чего ожидает Руи. Он готов продолжать двигаться, танцуя в ночи, пока Тенма продолжает произносить свои реплики. Чего он не ожидает, так это того, что Цукаса притягивает Руи к себе, чтобы их губы встретились, точно так же, как сам Ромео первоначально сделал со своей Джульеттой. Все заканчивается так же внезапно быстро, как и началось. И Руи чувствует, что из его лёгких вышибло всё дыхание. Когда Цукаса отстраняется, он смотрит на него снизу вверх, всё с той же улыбкой, а затем его глаза расширяются. Но улыбка исчезает, когда у него в шоке открывается рот от осознания того, что он только что сделал. Они больше не двигаются, они просто стоят неподвижно и позволяют ветру дуть мимо них, пока они молча смотрят. Выражения их лиц отражают друг друга, приоткрытые губы и широко раскрытые глаза выражают какие-то нечитаемые эмоции. То есть до тех пор, пока Руи не расплывается в самой широкой улыбке, которую Цукаса когда-либо видел на его лице. Это заставляет блондина разорваться на части, и он чувствует, как их пальцы вновь сплетаются вместе. Проходит мгновение, несколько быстрых ударов сердца, в течение которых они обмениваются безмолвным взглядом, прежде чем Цукаса начинает цитировать реплику героя вновь: — Таким образом, из моих уст, твоими, мой грех очищен, — его голос слегка дрожит, и Руи клянется, что видит, как дрожит его нижняя губа, когда он говорит. Камиширо поднимает свободную руку, которую Цукаса не держит, чтобы обхватить его щеку, проводя большим пальцем по дрожащей губе другого юноши. Это должно было быть успокаивающим жестом, но это только заставило сердце Цукасы биться более беспорядочно. — Тогда пусть мои губы искупят грех, который они взяли на себя, — бормочет Руи, стоя заметно ближе, чем они были раньше. Цукаса протягивает свою руку, чтобы убрать большой палец Руи со своих губ, но в итоге берёт его руку в свою. — Грех из твоих уст? О прегрешение, сладко побуждаемое! — в его голосе снова появляется нотка уверенности, но Руи слышит его прерывистое дыхание, когда он продолжает: — Отдай мне мой грех снова. Руи отпускает руки Цукасы и вместо этого предпочитает держать его лицо, когда он наклоняется, чтобы поцеловать его. Они оба закрывают глаза, и блондин обхватывает руками талию Руи, чтобы притянуть его ближе. После того, что кажется вечностью, поцелуй прерывается, и Руи прижимается лбом ко лбу Цукасы. Оба юноши тяжело дышат, чувствуя, как стук сердец друг друга отдаётся в них эхом. Они довольны тем, что остаются так на мгновение, пока Руи не отстраняется и не нарушает их молчание: — Ты целуешься, прямо как в книге, Цукаса-кун, — говорит он ему, сопровождая подмигиванием. Юноша с блондинистыми волосами чувствует, как его лицо вновь начинает загораться, и он снова отводит взгляд от лица Руи. — Означает ли это, что я прошёл твою проверку? — робко спрашивает он, не зная, что ещё сказать. — О, конечно, с честью, — Руи отвечает, мягко хватая Тенму за подбородок и наклоняя его так, чтобы он не смог избежать зрительного контакта. — На самом деле, ты так хорошо выступил, что я бы с удовольствием когда-нибудь это повторил. Цукаса не может смотреть на Руи спокойно, снова теряясь в словах: — Что? — Мой Ромео должен чаще целовать меня, — отвечает он с улыбкой. Это занимает мгновение у Цукасы, чтобы он понял. Руи выжидающе смотрит на него, и тогда Цукаса ахает: — Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я… Руи, честное слово, хихикает над его реакцией. — Да, Цукаса-кун. Если вы будете так склонны. Цукаса улыбается ярче луны, сияющей в небе над ними, и, несомненно, солнца тоже. — С удовольствием, Руи. Они вдвоём начинают выходить из образа, мир вокруг них возвращается в реальную жизнь. Они наклоняются друг к другу для последнего ночного поцелуя на крыше, прежде чем Руи берёт его за руку, ведёт вниз по лестнице и из школы, чтобы забрать Цукасу с собой домой. (Он уверен, что его будущий возлюбленный был не прочь остаться с ним на ночь. В конце концов, это выходные. Здесь не нужно никаких обсуждений.)