20 декабря
С нашей «пропажи» прошло три дня. Нам не дают связаться с друзьями, сунуть носа в другие комнаты помимо своей и даже посиделки у окна воспринимают как попытку к бегству. Палочки отобрали ещё в Хогвартсе. Мы направлялись на встречу к ребятам, когда нас в коридоре перехватил наш дорогой преподаватель Цю Гэ. Он действовал быстро. Перед тем как трансгрессировать из замка, я заметил на его поясе излюбленную бездонную сумку, тогда-то мне и стоило догадаться обо всём. Мы оказались во дворце Хэ. Меня (позорно писать об этом) стошнило на дорогущий ковер. Внутренности скрутились в спираль после короткого путешествия, я осознал, почему Чжэнси запрещал мне трансгрессировать. Тянь выдержал телепортацию лучше меня, но он сильно шатался из стороны в сторону, к счастью, его придержал брат — он вышел нас встретить. Тогда-то и началась вся вакханалия. Толком расслышать не сумел, в ушах стоял нетипичный звон, сквозь который я улавливал обрывки фраз: «ты обещал…», «ситуация другая…», «нужна охрана…» Даже такой скупой поток информации помог вкратце очертить ситуацию, и она не предвещала нам легкого разрешения. Когда из меня вышло все что могло, звон в ушах пропал как по щелчку, и резала слух только ругань между братьями. Совру, если скажу, что не трухнул перед Тянем. Мне не доводилось быть участником их семейных распрей, и тогда мне вспомнились слова Цю Гэ о том, что лучше их не слышать. Я его отлично понял. Сам Цю стоял и придерживал меня за плечи, его не волновало, что меня стошнило прямо под ноги, он вообще был максимально отстранен. Выполнил веленое — мог гулять смело. Тянь кричал с душой. Чэн не уступал младшему брату и перекрикивал подростка, опыта у него побольше, сразу видно — закаленный взрослый. Тянь ему не годился в достойные оппоненты, и по лицу Тяня можно было понять, как это выводило из себя. Крик становился невыносимее, на него сбежались слуги-эльфы, о которых иногда упоминал Тянь в разговорах именно в негативном контексте. Существа действительно были неприятными и смотрели на ссору братьев как на качественный спектакль. Неожиданно Чэн коротко замахнулся, его рука рассекла воздух с хлестким звуком, тяжелым. Я еле успел среагировать и прикрыть глаза в тот момент, когда рука Чэна уже была у лица Тяня. Пощечина, которая прозвучала мгновение спустя, потрясла меня так, будто отпечаталась на мне. Когда я открыл глаза, Тянь стоял опустив голову. Он прижал руку к скуле, я видел как краснела кожа у виска — удар пришелся по всей правой стороне лица, не оставив нетронутого миллиметра. Даже мочку уха сумел задеть своими длиннющими пальцами. Чэн тяжело дышал и молчал. Слов не нужно было, его взгляд был красноречивее него самого и выражал весь спектр гнева. — Иди в комнату и не смей ступать за порог до вечера, — выдал сквозь стиснутую челюсть, я побоялся сжать её со схожей силой — зубы могли тотчас заныть. Тяня отрезвила пощечина. Он, не поднимая головы, протянул мне руку. Я принял ее без промедлений, вырвавшись из хватки Цю, и мы оба быстрым шагом поднялись по лестнице. До меня донесся шепот Цю Гэ, который был обращен к Чэну, но поймать суть разговора я не смог, да и был не в состоянии. Я был сильно потрясен происходящим, что додумался поинтересоваться состоянием Тяня только после того, как мы оказались в его комнате. Он убрал руку от лица — щека опухла и покраснела, а ресницы взмокли от подступивших слез. Сильный удар. — Ты как? — Бывало и лучше. Ты сам как? — Дерьмово. Скудный диалог вышел. Пустой и тихий, разбавляемый тиканьем настенных часов и шороха со стороны коридора. Мы просидели в тишине около часа. Я заворожено слушал тиканье, Тянь пялился на стены, изредка потирая щеку; кожа посинела под самым глазом, и я заметил покрасневший белок у зрачков, пока Тянь бегал взглядом по забытой комнате. Позже к нам пришел Цю. Он проводил нас до столовой, в которой уже поужинал Чэн. Успокоившегося Чэна одолел сильнейший шок, когда он увидел, что собственноручно сотворил с лицом младшего брата. Он немедленно приказал привести какого-то эльфа, тот появился у камина и подлечил образовавшийся синяк. Лицо стало прежним, но тревога и тоска не покидали Тяня и прятались в тени лица. Наверное, у меня оно было таким же — Чэн осматривал нас с одинаковым взглядом. Кусок в горло не лез. Я еле запихал в себя хлеб, выпил стакан воды и отрубился. Не знаю, смог ли уснуть в ту ночь Тянь, но, когда я проснулся, он крепко спал. Так наступил следующий день нашего плена, и я не знаю сколько ещё он продлится, потому что третий день ощущается как один длинный. В этом замке я потерял счет времени и только благодаря Тяню способен ориентироваться. Когда я спросил, как это у него получается, он горько усмехнулся и сказал: — Я привык. Его ответ меня не успокоил. Надеюсь, мы скоро отсюда выберемся.24 декабря
Хотел писать о всех днях, но пергамента мало, как и чернил. Нам ничего не дают, боясь что мы попробуем отослать письмо. Не скажу, что их опасения беспочвенные, но лишать нас полной связи с внешним миром — кощунство. Эти дни, как и дни с нашего приезда сюда, ничем не отличались. Большую часть времени мы проводим в комнате Тяня, изредка сидим в библиотеке, а ещё пытались побегать в коридоре, но стены так давят, что даже мимолетные мысли о развлечении улетучиваются как будто их не было. Самое ужасное во всей ситуации это то, что нам не пытаются объяснить в чем дело. Почему нас так резко забирают, почему держат как заложников? Возможно, если нам все доходчиво объяснили, мы бы не устраивали каждый вечер спектакли и шоу с приказами вернуть нас обратно в замок. Не понимаю причины молчания. Тянь своего брата тоже не узнает. Скоро начнется очередной прием пищи, уже не помню что это — обед или ужин, надеюсь, что Тянь не сбился со счета и подскажет мне. А еще надеюсь, что смогу показать эти записи кому-то кроме Тяня. Его уже воротит от моей сентиментальности и он уговаривает бросить эту глупую затею. А мне так легче, так я занимаю себя хоть чем-то и кажется будто пишу Сиси. Я так по нему скучаю. Вот бы наконец приехать к нему, но боюсь, он будет в не себя от ярости. Да и плевать! Лишь бы вернуться к нему. Заканчиваю «глупое занятие» и иду есть. Будем вместе с Тянем портить настроение Хэ Чэну.26 декабря
Осталось два листа пергамента. Узнал я так много, что боюсь все не уместится, но постараюсь изложить сюда суть. (А ещё мне кажется, мои навыки письма заметно улучшились, когда дам прочитать их Сиси, обязательно спрошу) На нас ведутся покушения. Не конкретно на нас. Кто-то имеет личные счеты со всеми чистокровными династиями волшебников, а так как мы с Тянем являемся потомками наиболее «чистых», высока вероятность, что и мы станем целью монстров. Уже совершенно несколько убийств. Именно убийств, хоть Чэн и не говорил открыто, но его лицо выдало всю суть с потрохами. Убийц ещё не нашли, а ищут их очень плохо. Именно недоверие Чэна к министерским аврорам и страх за наши шкуры вынудили его поступить так резко. Однако это его не оправдывает. Вообще никаким образом! Хоть бы рассказал про маму, позволил написать друзьям, но нет, держит рот на замке и нам ничего не позволяет, а недавняя потасовка с Тянем выбила из колеи и теперь братья не контактируют. Тянь сердечно просит прощение за то, что не может переступить гордость и попросить брата об услуге, но не мне на него давить уж точно, я так с другом не могу. Просто хочется верить, что с Сиси и Рыжим все хорошо, и что слова о покушениях относятся только к чистокровным. Тогда хоть засыпать начну быстрее. А, точно, ещё вчера удалось подслушать разговор Хэ Чэна и Цю Гэ. Они говорили о матери. Хоть где-то я о ней услышал, был так взволнован, что прерывать разговор не стал, уместился под дверью и прислушивался к щели. Их диалог, да поможет мне Мерлин вспомнить, был таковым: — Как долго мы продержим их здесь? — Цю спрашивал так, словно каждый час каждого дня он проводил с нами, что неправда. В замке он появлялся исключительно ради Чэна и то ненадолго. — Ситуация лучше не становится, я связался с директором, он обещал предпринять меры к началу учебы, — доходчивым голосом, с которым он разговаривал только с Цю. — Она не станет лучше. Нам надо предпринять собственные меры, а пока она не даст согласия, мы даже пальцем шевельнуть не можем! Что она говорит? — на этом моменте я догадался, что речь шла о маме. Подслушивать разговор стало невыносимо, захотелось в него включиться, но побоялся, что только завяжу языки этим действием. — Просит чтобы «дорогой Господин Цю бережно относился к её единственному сыну и обращался с ним как с самой дорогой моделью байка из своей коллекции», — впервые за время пребывания в замке, услышал саркастичный тон Чэна. Как же он похож на Тяня! — Вот же… знает на что давить. — Она умная женщина и хороший союзник, я не хочу терять подобного человека в своих рядах, поэтому Цю, я рассчитываю на тебя. После этих слов последовала длинная пауза, я испугался, что на этом разговор был закончен и Цю уходил. Я подсмотрел в щелку и увидел, что Цю совсем не торопился: он сидел на самом углу письменного стола, наблюдал за тем, как Чэн расписывался в документах. Их отношения явно выходят за рамки «рабочих». — Сама-то она где? — продолжил Цю Гэ, когда наблюдать за документами стало невыносимо скучно. — В соседнем государстве ищет давних знакомых, которые готовы приютить нас в случае… Здесь я, увлеченный их разговором, случайно ударился о косяк двери и привлек их внимание. Смотался как можно быстрее, даже усиленные тренировки Цю не дали ему возможности меня поймать и, надеюсь, он хорошо рассмотрел мои сверкающие пятки. Вернулся в комнату жуть каким возбужденным, чем сразу же привлек внимание Тяня. Не поделиться такой новостью я не мог, растрепал ему все, попутно переписывая собственные слова на пергамент.29 декабря
Тянь помирился с братом. Теперь их лица при виде друг друга не так мрачны и Чэн даже интересуется как прошли наши дни. Он обещал на праздник накрыть стол и спросил, чего бы мы желали в качестве подарка. Он таким образом пытался выпросить нашего снисхождения. На мое удивление, Тянь не раздумывал с подарком — попросил мешок золотых и пару свежих вещей для нас. Не совсем понял его выбор, но кто знает, что появилось у него на уме. Я хотел попросить что-то незначительное, мне было неудобно просить о роскошных вещах у малознакомого человека, но Тянь пнул меня под столом, стоило открыть рот. Я понял, что следует повременить и попросил дать немного времени на раздумья. Чэн ни о чем не догадался и спокойно согласился со мной. После завтрака Тянь позвал меня в библиотеку, где стал задумываться о том, что мне следует попросить. На мой вопрос, почему он сам не подумал лучше, ответ дал весьма убедительный: — Ты серьезно считаешь, что если я его брат, то мне все дозволено? Сам видел какие у нас с ним отношения. А тебе он не откажет в прихоти, даже если она ему не по душе. Сам посуди! — заторопился остановить меня на полуслове. Увидел мою нерешительность. — Он печется о тебе ровно также как обо мне, но в отличие от меня, у него нет над тобой власти. Он на поводке твоей матери, — я удивился с какой легкостью Тянь говорил такие странные вещи. — Да и его воспитание не позволит ему отказывать в прихоти человека, которого он и так запер у себя в стенах. Это Цю — говнюк, пока никто не видит, брат же более благородный. Надо подумать над этим. Он не тупой, знает что постараемся выжать из его просьбы все возможное, но и мы не вчера родились. Слова Тяня меня быстро убедили, в этом ему нет равных, конечно. Мы начали думать о том, что было бы полезным, даже если выйти наружу не получится. Наверное, у нас с Тянем образовалась какая-то связь за все время нашего общего заточения, потому что мы одновременно (из-за чего мне самому смешно) произнесли: — Палочка!30 декабря
— Я бы хотел получить свою палочку. Мой голос ужасно дрожал при просьбе. Ни о какой решимости речи не шло. Я такой идиот! Реакция Чэна проявилась в паузе, которую он сделал помешивая чай. Ему не понравилась моя просьба и я надеялся, что Тянь не ошибся и меня не побьют. — Завтра поедем на Косую Аллею и выберем вам палочку, юный Цзянь И. Что-нибудь еще? — Нет, этого достаточно. Я чуть не запищал от радости, но Тянь вовремя пнул меня, я успел скрыть улыбку победы. С палочкой связаться с ребятами у нас шансов побольше. Вот бы всё получилось!31.12.ХХ
Приходится по просьбе Цзяня писать у него в дневнике. Немного стыдно писать, непривычно. Перечитал его записи и увидел слова о Чжане и Шане. Я тоже жуть как скучаю по ним. Надеюсь с Малышом Мо все хорошо, Чжэнси умный парень, не вспыльчивый по сравнению с Мо, думаю, сможет вывезти ситуацию, какой бы она не была. Мне же придется включить все свое красноречие и использовать все навыки, чтобы вкратце описать сегодняшнее происшествие. На Цзяня и Цю напали. Напали в Косом Переулке, как крысы со спины пронзили их заклинаниями, но благодаря Цю Гэ они сумели трансгрессировать обратно в замок. Думаю, в приоритете была жизнь Цзяня, а не поимка убийц, поэтому Цю сделал все возможное чтобы защитить Цзяня. Последствия были ужасными. Цю пронзило какое-то заклинание, что изрезало все его тело, он быстро начал терять кровь, а трансгрессия усугубила ситуацию и расщепила ему полностью руку. Цзянь был под сильным шоком и не вымолвил ни слова, пока помогал эльфам дотащить его до мягкой поверхности ближайшего дивана. Даже брат подрастерял свой стойкий нрав и бегал около дивана, где лежал израненный Цю. Он помогал останавливать кровь — снял с себя ремень и сделал жгут на руке, чтобы остановить самое обильное кровотечение. Измазался в крови лучшего друга, держал его, пока эльфы наращивали кости, сосуды, нервные окончания и мышцы. Его руку словно перемололи, а затем обгрызли. Мышцы разъело на лучевой кости, я видел как она выглядывала из ободранной плоти. Некоторых пальцев не было, другие были разорваны на фалангах и неестественно вывернуты. Сам он медленно терял сознание и был бледнее призрака. Брат прижал свою мантию к груди Цю, останавливал другое кровотечение, но заметив, что я стою в этой комнате и наблюдаю за всем процессом, выпроводил с Цзянем и одним эльфом, который после короткого осмотра убедился, что ни тело ни сознание Цзяня не пострадало от заклинаний. Как же он ошибся на этот счет. Цзянь потерял сознание как только его голова оказалась на подушке. Он шестой час лежит и лихорадит. Шок сильно на нем сказался. Со вчерашнего дня мы потеряли аппетит и толком ничего не ели, особенно Цзянь. Надеюсь он скоро придет в себя, плотно поест и поделится тем, что пережил. Страшно будет выпытывать у него подробности произошедшего, но сам он, перед тем как отключиться попросил составить краткую запись. Я увлекся. Не стоило так подробно описывать, самого блевать тянет от картины, которая теперь не уходит из головы.01.01.ХХ
Цзянь проснулся и первым делом попросился обратно в замок. Он был на грани истерики, его голос то ломался, то становился низким. Не сразу захотел делиться подробностями и я его припугнул тем, что без них он может забыть о Хогвартсе. Блять, надеюсь ты прочитаешь эти записи и простишь меня, правда, мне очень жаль, я не хотел на тебя так давить! — Мы трангрессировали в ста метрах от лавки мастера палочек. Цю был очень осторожен и озирался по сторонам, казалось, я под такой хорошей защитой и мне не о чем волноваться. Ха-ха! А ведь правда! На мне ведь ни царапины, когда как Цю лежит весь изрезанный! Я такой еблан! Тут мне пришлось его прервать чтобы предотвратить всплеск истерики. Цзянь хорошо держался и быстро успокоился, продолжил: — Напали у самой лавки. Я ничего не помню, честно. Все произошло так быстро, что я даже не разглядел окружения в тот момент. Просто услышал, ты только подумай, услышал «Авада Кедавра»! Я думал, что умру. Распрощался со своей жизнью, но меня толкнули на землю, я упал и почувствовал как над головой пролетела зеленая молния. Цю что-то прокричал, я услышал как заклинание кого-то достало, а дальше началось сумасшествие из выкриков заклинаний. Использовали все, и оглушающие, и обезоруживающие и… непростительные. Цю их отражал, пока я лежал и соображал что мне сделать. Будь я таким же храбрым, то все равно не смог бы ничего — палочки нет! Жалкая дрожь прервала рассказ, Цзянь сделал дыхательную гимнастику и прочистил горло. У меня самого руки тряслись, а представлять этот момент я не решаюсь — страшно, просто02.01.ХХ
Мы не притронулись к еде в обед, вместо этого Цзянь начал монолог, который мы заранее отрепетировали: — Хочу вернуться в замок. Мне плевать, я убедился в том, что я в опасности в любое время и в любом месте. Но я хочу быть там, где моей душе спокойно. Можете на меня хоть ошейник нацепить, браслет или чары, просто дайте мне вернуться туда, где мне нужно быть. Какая разница теперь-то? Говорил он это с самыми серьезными намерениями. По его голосу можно было услышать всю истинную суть, которую он мастерски завуалировал: «Я уйду отсюда любыми способами и никто меня не остановит». Брат хорошо уловил настрой Цзяня. Он осмотрел его, проанализировал и понял — деваться некуда, этот баран будет идти до конца. — Четвертого числа вы вернетесь в замок. До тех пор прошу сидеть в замке ровно на заднице.4 января
Мы отправляемся. Провожает нас другой мужчина, Чэн не решился выпускать Цю на работу несмотря на то, что тот уже бегает по дому от нечего делать. Скоро мы увидимся с друзьями. Пережитое событие не дает отдохнуть и крутит в голове все время одну и ту же мысль — я бы умер, а Сиси так и не узнал о моих намерениях и чувствах. Я бы умер и оставил дорогих мне людей одних — маму, друзей, бабушку и дедушку. Наверное, это напугало меня больше самой смерти. От мысли, что больше не увидел бы своих родных, до сих пор берет в дрожь. Из-за них не переставая думаю о Сиси. Даже больше обычного. Мне стоит быть с ним честным. Теперь, подобное ступает за нами как тень и в любой момент мы можем оказаться на месте Цю. Не хочу иметь сожалений. Но, наверное, вся моя жизнь состоит из сплошных сожалений и этого не избежать. Я просто хочу чтобы Сиси принял эти чувства. Ему необязательно отвечать взаимностью, мне достаточно этого. Мне…* * *
Цзянь сидит у камина в гостиной Гриффиндора и смотрит, как горят его собственные и тяневские рукописи. Смысла в них он больше не видит. Они не должны попасть в руки Сиси или Шаня. Тянь не рассказывал им всего, посчитал это лишним, уберег от кошмаров и чрезмерных догадок. Цзянь с ним полностью согласен — он и так наболтал много лишнего. С него довольно.