Последняя репетиция

      Эта репетиция должна была стать последней перед концертом, оставались только сольные номера отдельных участников. Мемберы разбрелись кто куда, только Джисон всё ещё находился на сцене. Он отрабатывал некоторые движения в сольнике, оттачивая их до идеала. Минхо наблюдал за ним, сжимая в руке пластиковую бутылку с водой. Трек для номера была выбран нестандартный и, честно говоря, Минхо удивился выбору друга. Такую музыку взял бы, например, Хёнджин, ну или Чан, но никак не Джисон. Слишком сексуальной была эта мелодия, этот танец, да и сам Хан. Плавные движения, черные штаны, черного цвета майка с прорезями, так откровенно показывающая и, в то же время, скрывающая отдельные участки тела…              Минхо глотал слюнки от происходящего на сцене и был взволнован так, что бутылка трещала в руках. Джисон, как назло, двигался медленно, красиво и так опасно сексуально, его движения были раскованными, плавными, лёгкими, будто сила притяжения не действовала на него, он словно парил над сценой, каждый его жест был невообразимо притягательным.       А ещё Джисон смотрел на Минхо. Таким горящим взглядом, что тот чувствовал напряжение в штанах. Всё тело уже давно реагировало на флирт и «невинные» действия друга. Джисон то «случайно» столкнется с Минхо, дотрагиваясь до него горячими ладонями, то повернется вдруг лицом так, что старший без труда мог бы разглядеть каждую родинку на лице напротив. Поначалу Минхо старался не обращать внимания на происходящее, списывал всё на то, что они же лучшие друзья, и им можно простить такое поведение. Но глаза Джисона с каждым разом были всё ближе, а касания всё откровеннее. Теперь он закусывал губу, медленно поднимал глаза, не отводил взгляда, всё дольше задерживал руку то на колене, то на груди Минхо. В общем, стал прямо внешним раздражителем.              Минхо уже откровенно избегал этих «случайных» встреч, но Джисон, как будто был ясновидящим, всегда знал, где будет проходить или прятаться друг. Так что в последнее время Минхо просто делал вид, что он куда-то спешит. Придумывал какие-то нелепые отговорки, делал вид, что у него важный звонок и вообще вёл себя как идиот, если посмотреть со стороны.       Возможно, Джисон так и думал, но встречи от этого никак не прекратились, даже наоборот. Теперь Минхо приходилось постоянно тусоваться с кем-то из группы, чтобы не остаться наедине с младшим. Чанбин даже подшучивал над парнями на тему «кошки-мышки», вот только любящий котов Минхо всегда был в этих шутках «мышкой». Он даже сменил комнату, ссылаясь на слишком душный воздух, лишь бы не оставаться наедине с Джисоном. Это, конечно, вызвало недоумение на лицах Чанбина и Чонина, живущих с ними в комнате, но больше всего был в шоке Сынмин, который, приехав однажды с выходных обратно в общежитие, оказался переселенным в другую комнату. К слову сказать, переехал Минхо в совершенно такую же комнату, на совершенно такую же по расположению кровать, только теперь соседями были Феликс, Хёнджин и Чан. Первые двое, конечно, косились на Минхо и прятали понимающие улыбки, а Чану было всё равно, лишь бы никто не ссорился. Минхо старательно делал вид, что он с головой погружен в дела, вот только все его свободные мысли полностью занимал Джисон. Вот и сейчас Минхо, наблюдавший за другом, размышлял на тему «имеет ли смысл бегать от Джисона или не имеет?». Он чувствовал себя не то Гамлетом, не то, на худой конец, Хёнджином в «Question» — для каждого из героев главным был вопрос «to be, or not to be».       Минхо знал, что Джисон не случайно сталкивается с ним именно в таких местах, где они оказываются одни. И с каждым разом Минхо становилось всё тяжелее себя контролировать, держать в руках не только свои ощущения, но и своё тело, которое давало реакцию на близость Джисона. Пока они жили в одной комнате, Минхо мучился каждый раз, когда соседи уходили кто куда, а Джисон всегда придумывал предлоги, чтобы остаться. Тогда Минхо тоже придумывал себе важную миссию типа «покормить бездомных котиков» или «срочно позвонить родителям» и сбегал от друга, отсиживаясь в каком-нибудь служебном помещении общежития. Минхо не знал, догадывается ли Джисон об истинной причине исчезновения или нет, но всё, что волновало беглеца в этот момент — это отсутствие рядом Хана.       После переселения они стали встречаться реже: в основном, после тренировок по танцам или после спортзала, когда Джисон был запыхавшийся, с влажными волосами и в мокрой майке. В такие моменты Минхо ненавидел себя; своё, становившееся вдруг ватным, тело; Джисона; тренировки и вообще всё вокруг. Но они снова сталкивались, снова горячие ладони касались открытых участков тела, снова Джисон томно смотрел на него. Минхо снова сбегал, будто увидев толпу зомби.       На самом же деле причиной бегства было не нежелание находиться в одной компании, не раздражение Минхо и даже не навязчивость Джисона. Всё было куда очевиднее. Причем в самом прямом смысле: причина была видимой. После каждой встречи Минхо, едва контролируя себя, был вынужден окольными путями или же прикрываясь рюкзаком, кофтой или полотенцем добираться до своей комнаты, чтобы спустить в ду́ше всё застоявшееся напряжение внизу живота. Ему было до чёртиков стыдно перед самим собой, но его тело реагирует, значит, нужно как-то справляться.       Вот и сейчас Минхо почти физически ощущает горячее дыхание Джисона, хотя тот находится более чем в пяти метрах от него. Но этот взгляд… Минхо трясет головой и поспешно уходит, пытаясь скрыться от друга и от себя самого. Конечно, можно (а вообще-то, нужно было бы!) поговорить об этом всём, но он боялся, что может вообще не сдержаться и либо наговорит, либо вытворит что-то из ряда вон выходящее.       — Эй, Минхо-хён, постой!       Вот черт. Минхо замирает как вкопанный, судорожно пытаясь придумать какое-нибудь срочное дело, но в голову ничего не приходит, поэтому он срывается с места и почти бегом несётся к гримёрке. Ввалившись в комнату, Минхо поспешно закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, сбито дыша. Ещё не хватало, чтобы кто-то побеспокоил его в такой момент. Едва в голове появляется эта мысль, как за спиной раздается стук в дверь. Вздрогнув, Минхо пытается притвориться, что в гримёрке никого нет, но напряжение так велико́, что в руке громко трещит бутылка с водой.       Проклятье.       — Минхо, открой. Я знаю, что ты там. Я видел, как ты зашёл туда и не видел, как ты ушел. Значит, ты всё ещё там. Открой дверь. Иначе я буду караулить, пока ты не выйдешь.       Тяжело вздохнув и ещё раз (теперь уже со злостью) сжав бутылку-предательницу, Минхо щелкает замком и отходит вглубь комнаты. «Будь спокоен. Тихо. Ничего такого, всего лишь разговор. Это всего лишь Джисон».       Хан часто дышит, капли пота стекают по его вискам, прячась в вороте. Майка давно стала мокрой, и без того сильнее облегая подтянутое тело. Через прорези видно влажную грудь, через один разрез даже виден темный ореол соска. Минхо забывает как дышать, когда Джисон закрывает за собой дверь, а затем направляется к старшему. Тот вдруг понимает, что в лёгких катастрофически не хватает воздуха, и делает вдох, забывая выдохнуть. Хан переводит взгляд с лица Минхо на бутылку в его руках.       — Ты куда сбежал? — Джисон обеспокоенно вглядывается в лицо друга, пытаясь разглядеть причину его бегства.       Минхо тупит несколько секунд, пытаясь придумать какую-нибудь отговорку, но лишь хлопает глазами. Наконец, слова вылетают изо рта быстрее, чем парень успевает подумать, о чем говорит.       — Срочный звонок. Из дома звонили. Мама. Насчёт котов. — Выпалив последнее слово, Минхо едва не стонет вслух от собственной глупости.       Бровь Джисона ползет вверх и кажется, будто лоб не является ее пределом.       — Да ну.       И тут словесный поток Минхо уже не остановить:       — Дори подрался с Дуни и тот убежал, и его не могли найти, а оказалось, что он спрятался в шкафу. Ну вот мама и распереживалась, и мне позвонила рассказать.       Резко замолчав, Минхо едва не скулит от своей непроходимой глупости, и мысленно даёт себе леща, надеясь, что Джисон поверит.       — А почему Суни их не разнял?       Минхо тупит лишь секунду, пытаясь понять, почему же Суни и в самом деле не разнял дерущихся котов. И лишь потом до него доходит, что Джисон просто прикалывается.       — Ха-ха. Смешно. Посмотри, как закатились мои глаза. — Минхо собирается с силами, чтобы пройти мимо Хана к двери, пока тот улыбается своей беличьей улыбкой. Но Джисон вдруг поднимает взгляд, глядя прямо в глаза, и ноги Минхо врастают в пол.       — Ну ты и шутник, хён. Шутишь хорошо, а вот врешь плохо.       Минхо пыхтит, как чайник, и набирает полные лёгкие воздуха с явным намерением отстоять свою честь, но вновь натыкается на серьезный взгляд друга. Джисон пристально смотрит, не опуская глаза ни на секунду. Минхо вмиг сдувается и опирается плечом о стену, прячет взгляд, пытаясь не смотреть ни на мокрую майку напротив, ни куда-нибудь там ещё. Так они и молчат несколько минут, в течение которых Джисон изучает Минхо, словно под микроскопом, а тот так и не находит в себе сил и смелости посмотреть на него в ответ. Наконец, Минхо порывается пройти мимо Джисона к двери, но тот хватает его за плечо, останавливая и самого Минхо, и весь его мир.       Тишину разрывает хриплый голос Джисона, от которого у Минхо вмиг подгибаются колени:       — Хён, можно? Я хочу…       Не заканчивая предложения и не дожидаясь ответа, Джисон тянет руку к бутылке, но совершенно не обращает внимания на нее, в итоге касаясь ладони Минхо. Удивление на лице того быстро сменяется почти шоком, когда Минхо чувствует, как пальцы Джисона переплетаются с его пальцами, а губы друга находят его губы.       Поцелуй. Мягкий, едва ли не смазанное касание. Минхо не отвечает, он всё ещё притворяется окаменевшей статуей, или он уже стал ею? Широко раскрытыми глазами Минхо видит прикрытые глаза и приоткрытый рот Джисона.       Снова попытка. И снова каменный Минхо не двигается.       — Ну же… Хён… — Джисон едва не скулит, прижимаясь к другу всем телом.       Минхо дёргается и с силой зажмуривается, пытаясь прогнать (а может, удержать?) видение в виде Джисона и его горячего дыхания на своих губах. Тело Минхо покрывают мурашки, руки и ноги дрожат, но не от холода, а от жара, исходящего от его друга, который всё ещё находится слишком близко. Джисон напирает, пытаясь сдвинуть каменную скалу имени Ли Мин Хо, но выходит плохо — тот даже не дергается.              Джисон предпринимает ещё одну попытку и снова целует Минхо, пробираясь пальцами под его пиджак:       — Ничего не выйдет. Ты не можешь этому противостоять. Твоё тело тебя выдаёт.       Жаркий шепот прямо в губы топит Минхо с головой в желании, и он толкает Джисона к стене, с силой впечатывая его лопатками. Тот ойкает, снова обжигая дыханием. Пальцы Минхо больно впиваются в плечи, будто удерживая Джисона на месте, не давая двинуться, ограничивая движения, глаза исследуют лицо парня, разглядывая давно уже подмеченные родинки, и останавливаются на губах.       Секунда, две. Вдох, выдох. Приподнятая в немом вопросе бровь Джисона — и Минхо бросается в это испепеляющее пламя, в этот сумасшедший огонь, пожирающий здравый смысл. Губы впечатываются в губы напротив, сминая их, вовлекая сразу в глубокий поцелуй. От такого напора Джисон стонет, распаляя, разжигая Минхо ещё сильнее. Майка на груди младшего трещит по разрывам, кожа тут же краснеет от царапающих прикосновений. Дрожащими руками Джисон тянется к пуговицам на пиджаке друга, буквально вырывая их из петель вместе с нитками. Поглаживая сильное тело, Джисон хнычет от возбуждения, кусая губы почти до крови.       — Минхо…       Слишком жарко и распутно звучит это имя из уст Джисона, от чего Минхо рычит, ещё больше углубляя поцелуй и сжимая волосы на затылке парня. Резкий разворот — и вот Джисон уже трётся задом о пах Минхо, вызывая у того искры из глаз. Старший заводит руки вперёд и с силой дёргает вниз молнию на штанах Джисона. От такого резкого движения тот стонет, и Минхо шлёпает его по заду.       — Тс-с. Не шуми.       Джисон кивает и стягивает белье, пока Минхо приспускает свои штаны. Оба возбуждены до предела, Минхо едва сдерживает свой озверевший напор, Хан дрожит крупной дрожью, чуть слышно постанывая. Времени на подготовку нет, но всё же Минхо медлит. Джисон царапает стену, выгибаясь и тяжело дыша, и оглядывается через плечо.       — Минхо… что ты тянешь? Я уже не могу, — хнычет парень и выгибается ещё сильнее, предоставляя взору Минхо вызывающий и развратный вид, от которого у того пересыхает во рту. Старший ругается себе под нос и замирает на полуслове: Джисон шарится в спортивной сумке на столе и протягивает ему тюбик. Минхо кивает и выдавливает немного на свои дрожащие пальцы.       — Добавь ещё, — Джисон часто моргает и пытается унять дрожь в теле. — И не тяни с этим всем.       Парень отворачивается, нетерпеливо двигая бедрами. И когда Минхо касается его, царапает пальцами стену, сильно закусывая губу и выгибаясь. Минхо старается, мягко и неспешно массируя, лаская и подготавливая, он смотрит на Джисона, впитывает в себя эмоции парня, берёт за основу свои ощущения, стараясь подарить наслаждение. Джисон всё это время едва держится на ногах, стонет и закатывает глаза.       Минхо понимает, что всё готово, и ему нужно лишь двинуть бёдрами. Что он и делает, зажмуриваясь от нахлынувших эмоций. Войдя лишь немного, Минхо пытается контролировать себя, не напирая и не спеша. Получается плохо, но он старается. Старается ради Джисона, который вдруг сам двигается назад и одновременно протяжно и громко стонет. Минхо прижимает парня к груди и закрывает ему рот рукой, одновременно входя до конца. Джисон дрожит и цепляется пальцами за руки Минхо, закатывая глаза от удовольствия.       — Тихо, тихо, малыш…       Минхо приговаривает, шепчет на ухо, напирая, прижимая Джисона грудью к стене, лаская его внизу. Движения, поначалу мягкие и скованные, становятся чётче, ритмичнее. Ко всему прибавляется звук шлепков тела о тело и стоны младшего в ладонь Минхо, всё еще зажимающую ему рот.       И вдруг кто-то стучит в дверь. Парни замирают, но напрасно: через несколько секунд за дверью слышны удаляющиеся шаги. Минхо входит глубже, уже совсем не в силах сдерживаться, а Джисон кусает свое предплечье, выстанывая имя друга.       — Хён, я скоро…       Минхо, уже не сдерживаясь, с силой шлёпает Джисона по ягодице, заставляя того с силой уцепиться зубами за своё плечо, чтобы заглушить вскрик.       — Не смей кончать раньше меня.       Джисон рычит, яростнее двигаясь, задавая новый темп. Пара движений — и Минхо с силой зажимает Хана между своей грудью и стеной, толкаясь в последний раз. А затем резко выходит и разворачивает того лицом к себе, падая на колени. Возбужденный член Джисона оказывается прямо перед лицом Минхо, и тот с готовностью погружает его в свой рот, вырывая из парня короткий вскрик. Вскрик становится выдохом, переходящим в протяжный и томный стон, когда Джисон кончает. Минхо не отпускает его бёдра, пока тот не перестает дрожать, потом вытирает губы, поднимается с колен и притягивает парня к себе, глубоко целуя и оставляя на губах мускусный привкус.       Наконец, Минхо мягко подхватывает Джисона на руки и аккуратно усаживает на диван. Не спеша помогает справиться с одеждой, потому что Джисона совершенно не слушаются дрожащие руки. Минхо присаживается рядом и долго смотрит в глаза. Он пытается понять эмоции Хана: жалеет ли он о случившемся, как теперь тот относится к нему. Джисон не выдерживает тяжёлого взгляда темных, почти черных глаз, но по-своему интерпретирует это, и закрывает лицо руками.       — Ну что ты смотришь? Жалеешь, да? Думаешь о том, что презираешь меня теперь? Ну и презирай! А я не жалею! Потому что люблю тебя!       Джисон почти срывается на крик и вжимается в мягкий подлокотник дивана, снова пряча лицо в ладонях. Глаза Минхо округляются: он не ожидал таких признаний и теперь не знает, что сказать в ответ, какие подобрать слова. Давящая тишина длится, часы тикают, а Минхо так и сидит, как истукан. Плечи Джисона подрагивают, но Минхо не слышит ни его всхлипов, ни едва слышного шёпота. Всё, о чем он сейчас может думать - о последней фразе, брошенной ему в лицо.       «Потому что люблю тебя!.. люблю тебя!.. люблю!».       Голос Джисона отбивает каждым слогом ритм в голове Минхо, и тот вдруг вздрагивает на последнем слове. Реальность возвращается, а вместе с ней и звуки. Всхлипы, шепот… теперь Минхо всё слышит. И понимает.       «Ты дурак, Хани… О чем ты думал?.. Как теперь общаться и работать вместе?.. Нужно было засунуть свои чувства подальше…».       Джисон шепчет что-то ещё, но Минхо уже всё решил для себя и для Хана. Он надеется, что поступает правильно, и притягивает Джисона к себе, поэтому последние слова парень шепчет уже в губы Минхо. Джисон теряется в ощущениях, когда старший покрывает поцелуями его лицо, руки и обнимает так, будто хочет спрятать от всего мира, чтобы наслаждаться Джисоном самому, не желая его ни с кем делить.       — Ты и в самом деле дурак. И я. Слышишь? Мы с тобой дураки, Хани. — Минхо покрывает поцелуями лицо Джисона, лаская большими пальцами его шею. — Ты мой дурак. Только мой, понимаешь?       Джисон отталкивает от себя Минхо, широко открытыми глазами изучая его лицо. Он с трудом понимает, о чем тарахтит человек напротив, и шмыгает носом:       — Я…что я?       Застывшие в уголках глаз слёзы дрожат, грозясь сорваться вниз по щекам. Но Минхо мягко стирает их большими пальцами и качает головой, наблюдая за эмоциями Джисона.       — Ты не что, а кто. — Минхо закатывает глаза и улыбается: — Ты слышал, что я говорил? — Джисон качает головой, и Минхо смеётся в голос, сжимая того в объятиях так нежно и сильно одновременно, что улыбка трогает уголки губ. — Боже, да ты и впрямь дурак, квокка.       ***       Несколько минут из-за двери гримёрки слышны только звуки поцелуев, но, наконец, раздаются шаги, и шесть человек врассыпную бросаются в разные стороны от двери, пряча довольный смех в ладонях. Из приоткрывшейся щели выглядывает Минхо и осматривает коридор. Затем махает рукой и пропускает вперёд Джисона, раскрасневшегося и улыбающегося.       — Иди, малыш, — сочный шлепок по заду, — у нас репетиция ещё не закончилась.       Джисон ойкает от шлепка, оглядывается и ворует поцелуй у Минхо, поспешно убегая в сторону сцены и надевая на ходу провода микрофона.       Минхо откашливается, выпрямляет спину и, как ни в чем не бывало, выходит из гримёрки, делая максимально задумчивый вид, при этом безуспешно пытаясь скрыть дрожь рук и улыбку на губах.       Завтра концерт, и репетиция сольников ещё не окончена. Минхо снова стоит за сценой, наблюдая за прогонкой номера Джисона. Тело реагирует на него так же, как и в прошлый раз, но теперь в дополнение ко всему перед глазами встают картинки из гримёрки: влажные волосы Джисона; капелька пота, стекающая по его шее; возбуждённая мольба и бесконечная преданность в глазах. Уши вновь наполняются вскриками и шепотом. Минхо краснеет, чертыхается и отходит в другой конец помещения, издалека продолжая наблюдать за номером. Но ничто не может скрыть счастливую улыбку, которую он безуспешно пытается спрятать, кусая и облизывая губы.       В его голове на мгновение проскакивает воспоминание о стуке в дверь и о том, было ли их слышно, но Минхо качает головой: всё равно от остальных ничего не скроешь. Они живут все вместе и будет очень подозрительно, если Минхо и Джисон будут одновременно пропадать. Вон, Хёнджин с Феликсом сколько не прятались, а всё равно всем давно были понятны их отношения. Рано или поздно все узнают, поэтому нужно только решить: Минхо сам скажет остальным мемберам или просто пустить всё на самотёк.       Но с этим всем Минхо разберётся завтра, потому что прямо сейчас к нему направляется его Джисон, улыбаясь так соблазнительно, что мысли в голове путаются. Минхо толкает Джисона за шкаф, жадно и страстно целуя. Похоже, сегодня репетиция будет долгой…