черные краски на белом холсте, виски и разбитое сердце

В студии царил хаос. Кисти, краски, холсты – все было раскидано в порыве неконтролируемой ярости. Некоторые работы испортились, но было плевать. Ксавьер сидел в углу на полу, допивая виски. Он забрал бутылку с последней вечеринки, когда члены клуба «Белладонна» собирались на полуночных купаниях, и решил, что откроет ее, когда будет повод. Сегодня он был. Хотя совсем не такой, как хотелось бы. Соглашаться на предложение Бьянки было глупо. Нужно было остаться в своей комнате или прийти сюда, в студию. Чтобы не знать. Чтобы не видеть. Чтобы не чувствовать… Когда Уэнсдэй вошла в зал все остальные для него, казалось бы, померкли. Испарились, исчезли, как утренний туман на рассвете. Все взгляды были прикованы только к ней. Ксавьер не стал исключением. Если бы он мог думать в этот момент, то поклялся бы, что глаз Бьянки нервно задергался. Но единственная, о ком он мог думать, была Уэнсдэй. Сказать, что девушка была красива – ничего не сказать. Ее тонкая шея, утонченные руки с красивыми длинными пальцами и осиная талия сводили с ума. Дыхание перехватило, сердце раненной птицей колотилось, норовя пробить грудную клетку. Вот только… она была не одна. Притащила с собой этого фрика, Галпина. Она часто обращала на него внимание больше, чем хотелось бы. Точнее, вообще не хотелось бы, чтобы он был с ней рядом. Чтобы не смел говорить с ней, смотреть в ее сторону. Черт, чтобы он даже не смел дышать с ней одним воздухом! И ее появление на балу с ним… заставило сердце щемиться в груди. Пожалуй, Ксавьер сильно вспылил, и поступок был не самым достойным, но ревность взяла верх над разумом. Торп воспользовался моментом, когда Уэнсдэй была одна, подошел и рассказал о случившемся в прошлом году. О том, как Тайлер и его дружки уничтожили его фреску в День сближения, накинувшись со спины. Весьма низкий и странный способ избавиться от соперника, но надежда, что девушка поймет с кем имеет дело, теплилась в глубине души. Но Аддамс осталась с ним до конца вечера. И, черт возьми, танцевала. Причудливо, странно, но… танцевала. Ксавьер был подавлен. Побежден и подавлен. Смотреть на эту парочку было сродни пыткам. Будто сдирали кожу. Заставляли держаться за оголенные провода. Резали наживую, достигая самого сердца. Во рту был привкус горечи. Хотелось выть, раздирая глотку. Хотелось выцарапать себе глаза. Зачем он смотрел на ту, которой безразличен? Тонул в собственной злости и беспомощности. Ощущал болезненные удары в груди. И внутренние демоны разрывали изнутри на части. Скребли своими острыми когтями по ребрам, норовя вылезти наружу. Он не мог дышать. Чуть ли не рычал. Сходил с ума. Но не отводил глаз, дурак. Надеялся встретиться с ней взглядами? Безусловно. Хотя бы на секунду. На одно мгновение. Чтобы просто знала. Как чертовски красива и как сводит его с ума. И что он смотрит только на нее. С самого первого дня и до сей минуты. Весь вечер он совершал ошибки, одну за другой. И сейчас совершил еще одну. Попросил Бьянку заставить. Заставить забыть ее. Конечно, Баркли его послала. Этого следовало ожидать. Он правда надеялся, что она это сделает? Глупец. Конечно, Бьянка ушла, оставив его одного дальше тонуть в собственных мыслях. Затем все пошло не по плану. Во время последнего танца полилась кроваво-красная краска и началась паника. Ксавьер мог назвать себя счастливчиком вечера, когда столкнулся плечом к плечу с Галпином. Ему хватило наглости спросить про Уэнсдэй. И так хотелось вмазать по его роже. Повалить на пол и бить. Чтобы костяшки в кровь. Чтобы не чувствовать руку. Чтобы слышать, как хрустит его нос. Черт. Такие мысли пугали и завораживали одновременно. Так было нельзя. Возможно, не сегодня. И точно не сейчас. Ксавьер ушел. На ватных ногах и со спутанными мыслями добрел до студии, достал заначку и пил. Пилпилпил. Заливал горечь обжигающим горло напитком, пытаясь забыться. Пытаясь забыть. Пьяный. Подавленный. Пустой. Мольберт с чистым холстом стоял в углу напротив. В голове была она. С мертвенно-бледной кожей и своими широко распахнутыми карими. Ее нужно было стереть. Или перенести на холст. Быть может тогда стало бы легче? Быть может тогда ее станет меньше в его голове? Нужно лишь подойти, взять кисть и начать рисовать. Круглое лицо, острый подбородок, пухлые губы и ровный нос. Он так и сделает… В студии царил хаос. Кисти, краски, холсты – все было раскидано в порыве неконтролируемой ярости. Глотку обжигал недопитый виски. А перед глазами был набросок ее портрета, нарисованный черными красками.