Компенсация

Юлиан бы соврал, если бы сказал, что был стекл, как трезвышко. Впрочем, он также не был трезв, как стеклышко, и у этой его ошибки были свои последствия: покачнувшись на ватных ногах, он ухватился за какой-то комод. На комоде была ткань, и ткань эта от его неосторожного движения, конечно же, поскользила на пол. Юлиану пришлось проявить невероятные чудеса ловкости, чтобы пара подсвечников и тарелка не рухнули на пол, оповестив хозяев лавки и дома чистым звоном. Парочка яблок по полу все же покатилось, и Герберт возмущенно зашипел: — Юлиан, так тебя растак!.. — Все под контролем, — невозмутимо отозвался тот, осторожно кладя подсвечники с тарелкой на ткань, что свернулась на полу после своего падения. Встал; снова пошатнулся, но на ногах удержался. Герберт пронаблюдал за всем этим со скептической миной на лице. Почесал бороду, не столь длинную, как у взрослых краснолюдов, но довольно внушительную, и проковылял дальше. Следующим в окно залез Вимон, ловкий и тонкий, как листок, парящий на ветру. Посмотрел на Юлиана, на сваленную им кучку вещей и вздохнул, шепча Герберту: — Это все потому, что он начал пить еще на географии. — Это ж было в одиннадцать утра! — Это ты не мне, ему говори, — пожал плечами Вимон, многозначительно косясь на Юлиана. Тот почесал светлую шевелюру и лукаво улыбнулся: он географию любил, там всегда можно было незаметно и выпить, и закусить. Благо атласы из библиотеки Оксенфуртской Академии были большие, добротные. Хотя, наверное, не стоило начинать сразу с водки. — И что только девки в тебе находят, — еле слышно продолжил ворчать Герберт. Юлиан не сдержался. — Душу, разумеется, — изящно поправил он воротник своей жилетки. — Ага, душу. Как же. Ты просто рожей на эльфа сходишь, вот и вся хитрость, — деловито продолжил Герберт так, будто вещал мировую истину. Продолжил осматривать лавку; Вимон присоединился, стал тихо-тихо перекладывать вещички в открытом шкафчике. Такими темпами, подумалось Юлиану, они нужное искать до самого рассвета будут, пока их не поймают на горячем и не притащат за шкирку к декану. А тот их отчислит. Юлиан не мог позволить себе быть отчисленным. Не то чтобы ему было не плевать на учебу, просто местечко было хорошее, парни нормальные, а девушки... Ах, краше студенточек Юлиан давно никого не встречал. Все юные, веселые — а некоторые еще и богатые, хотя, конечно, Юлиан смотрел всегда не в их кошелек. То, что было в вырезах рубашек и платьев, привлекало его куда больше. Он прошелся вдоль полок, прибитых прямо к стене, и присмотрелся. В темноте ничего было не видать, но из окна виднелся свет полумесяца, так что Юлиан достал из кармана маленькое зеркальце и осторожно поймал лунного зайчика. Ведомый его рукой, тот поскакал с украшения на украшение, с браслетов на кольца, пока, наконец, не нашлось что-то похожее. — Парни! — позвал он, и, когда те резко обернулись и зло зашипели, понизил голос. Повторил шепотом: — Парни, кажется, нашел! Вимон подлетел быстро, за ним досеменил Герберт. Юлиан поиграл лунным зайчиком на серьгах из светлого металла, в которых блестели большие рубины, такие, какие только краснолюды добывали в Махакаме. Вимон согласно кивнул. — Вообще похожи. Герберт встал на носочки, потянулся, но был слишком низеньким. Протянул руки, махнул пару раз, а потом, не выдержав, все же забормотал: — Ну покажите же, ну! Вимон сгреб кривыми пальцами серьги и протянул их Герберту. Юлиан посветил ему зеркальцем; долго ждать вердикта не пришлось. Ласково погладив острые грани рубинов, Герберт довольно кивнул: — Да, они. Их я своей Маварочке из дома привез... — Отлично, — прервал его любование Вимон, торопливо хлопнув краснолюда по плечу, — а теперь пора линять. Юлиан, — одарил он того весьма красноречивым взглядом, — не задень ничего, прошу. Юлиан ответил ему неловкой улыбкой и кивнул, а потом услышал то, что вообще услышать не ожидал. Кто-то его звал — по имени, тихо, едва уловимо, шептал из глубины лавки: «Ю-у-улиан, ю-у-у-лиан». Он повернулся — и, прежде чем Вимон успел схватить его за рукав, проскользнул между ним и Гербертом туда, откуда его звали. — Ты куда?! — прохрипел Герберту. — Мои серьги вернули же! — Да, но... — Юлиан почесал голову, оглядываясь. Вроде бы, в темноте перед ним никого и не было. — Но меня кто-то звал... И услышал снова. Тонкое, нежное «Ю-у-улиан», прямо перед собой. — Пить меньше надо, — фыркнул Вимон, толкая Герберта к окну. Тот, перебирая короткими ногами, чинно-мирно добрался до него и начал вылезать из дома. — Сюда иди, идиот! Юлиан присел. Он слышал много историй и читал много книг, так что знал — в темном доме его может звать либо призрак, либо судьба. И насчет обеих он надеялся, что это окажутся красивенькие, миленькие девушки с минимумом призрачной или судьбинной одежды. Но, протянув руку вперед, он понял, что это была лютня. — Ты сдурел?! Положи на место! — увидев его находку, прошипел Вимон. — Серьги у Мавары этот жлоб отобрал силой, потому что решил, что она их у него же стащила, но лютня-то и правда его! — Нет-нет-нет, — чуть пошатнулся Юлиан, глупо улыбаясь. — Теперь лютня моя. Это компенсация. — Я тебе дам компенсацию! — высоко поднял кулаки Герберт, стоявший уже на улице на помосте, и даже волосы на его бороде встали дыбом. — Быстро положь! Юлиан качнулся, снова хватаясь рукой за злочастный комод. На сей раз на нем уже нечему было падать, поэтому он спокойно оперся и продолжил сверлить Вимона взглядом. Несколько расфокусированным, но взглядом. — Дай сюда. — Не дам. Я вам помог? — задал риторический вопрос Юлиан, довольно гладя лютню. — Помог. Потому что вы — мои друзья и однокурсники. Так и вы помогите мне. — Положи на место! — громче зашипел Вимон, забираясь обратно в окно. Кинулся на Юлиана, пытаясь отобрать инструмент, — ничего не вышло ни на первый раз, ни на второй. Юлиан легко уворачивался и уходил от его цепких рук, пока, наконец, с тихим смешком не попался — и вместе с Вимоном влетел во все тот же комод, который загремел, толкнув стоящий рядом стол. К краю стола медленно подполз горшок с мелкими желтыми цветками и, ничуть не стесняясь настороженного взгляда студентов, рухнул на пол, разбиваясь вдребезги. — Лютик, блять! — прошипел Вимон, хватая Юлиана за шкирку, и поволок его к окну. Тот сориентировался быстро — выскочил за ним до того, как хозяин-жлоб-обиратель краснолюдских девок спустился на второй этаж. Выскочил, прижимая к груди лютню. Герберт потом возмущался, мол, нахрен она Юлиану сдалась, он ж ни играть, ни петь не умеет. Но у Юлиана было хорошее предчувствие, очень хорошее, так что он ни о чем не жалел.