правильным.

Остывший чай стал совершенно безвкусным, а теплая куртка почти не грела. За окном свет давали только уже вышедшая луна и заходящее за горизонт солнце, и то через пару мгновений все скрылось за тучами. Кажется, стоит ожидать дождя. В городе было слишком тихо. Слишком тихо и темно. В запасе осталась, наверное, пара свечей, тратить их без особой нужды будет глупо. Часы показывают всего пять вечера, а на улицах ни души. Обычно в такое время выходят гулять компании подростков, молодые семьи выгуливают домашних животных, кто-то уже идет с работы. Но сейчас там никого. Все сидят по домам и пытаются согреться и досидеть до утра - будет хотя бы не так темно. Ни в одном окне не горит свет. И нет, пока никакого апокалипсиса не случилось. Просто в городе снова нет электричества. Дима подошел к окну. Голые ноябрьские деревья на фоне вечернего облачного неба кажутся жуткими черными лапами. Изредка их пошатывает ветер - единственный спутник наступающего мрака, гость пустых улиц, который будет всю ночь протяжно и тоскливо завывать от одиночества. Из открытой форточки доносится скрип качелей на площадке. Привычно горевший около нее фонарь сейчас не подает никаких признаков жизни, вечно кричащих и несколько раздражающих этим детей, обычно играющих в песочнице, тоже нет. Киев вышел из квартиры, не закрывая дверь - все равно не от кого. Спустился по лестнице, бросив быстрый взгляд на неработающий лифт. Дверь подъезда с легкостью открылась, а лицо резко обожгло ветром. Дима, уткнувшись носом в большой шарф, направился к своей машине. На его нос что-то капнуло. Не прогадал - дождь. Ощущение, будто небо плачет, чтобы ветер не грустил в одиночку.       Весь город спит.       И никто не знает, когда проснется. Автомобиль негромко заводится. Ехать часов четырнадцать, не меньше, Днепровский рассчитал. Долго, но находиться тут в одиночестве уже невыносимо. Дима откинулся на сидение, протяжно выдохнул, а затем машина тронулась. Миша сонно зевнул, открывая дверь. Непонятно, кому в шесть утра не спится, но этот кто-то очень настойчиво стучал. Когда дверь открылась и за ней показался нарушитель спокойствия Москвы, то тот сначала еще раз протер глаза. Нет, стоит, поджав губы, и пристально смотрит. - Впустишь? - Хотя Московскому кажется, что Дима лишь для галочки спросил, потому что прошел вглубь квартиры, не дождавшись ответа. Миша проводил его не до конца осознанным взглядом. Нет, он помнит, что они, вроде как, стараются вернуть адекватные взаимоотношения, но блондин не думал, что Киев прислушается к его предложению о времяпровождении в их бывшей общей квартире, в которой сам Москва, собственно, и остался жить. - Что-то случилось? - Киев не ответил, со знанием проходя на кухню и усаживаясь на свое место. - Светло. - Что? Переспрашивать Миша не стал, потому что через секунду до него дошло, а раз Дима не повторил, значит, отвечать не захотел. Их отношения сейчас и так на пороховой бочке построенное личное перемирие. Пока никто из них не решается и не хочет эту бочку поджигать. Молчали они минут пять, и эту приятную тишину никто нарушать не хотел. Днепровский подпер подбородок руками и зевнул. Миша подошел сзади, кладя ладони на плечи. Киев сначала вздрогнул, но после расслабился. - Тебе стоит отдохнуть, - Москва огладил правое плечо. - Чай сделать? - Да, спасибо. Рыжий зевнул еще раз, прижимаясь к стене и подпирая щеку ладонью. Справа негромко и так правильно слышалась суета первопрестольной. Дима прикрыл глаза. Миша лишь коротко улыбнулся, когда через пять минут Киев заснул, головой явно неудобно уложившись на столе. Подошел, осторожно провел по волосам. - Упрямый. Никогда не скажешь, что устал. Проснулся Дима в кровати, за окном - солнце, светло, в квартире - все те же знакомые стены и запах готового завтрака, а на прикроватной тумбочке - чашка чая и записка. И все это ощущается таким приятным и правильным.