О разногласиях среди Валар

      В массовом сознании фэндома Валар у Толкина, как и в целом «Светлые», нередко мыслятся в качестве единой силы. Однако изучение текстов Толкина позволяет опровергнуть это распространённое мнение. Даже на поздней стадии творчества Толкина, когда он начал подгонять образ Валар (образ которых исходно основывался на божествах языческой традиции, пусть и идеализированных) под христианских архангелов и идеализировать принятые ими решения (типичный пример — известный пассаж из «Преображённых Мифов» о мотивации политики Манвэ по отношению к нолдор[1]), в толкиновских текстах сохранились следы наличия в их среде расхождений во мнениях.       Возьмём такой толкиновский сюжет, как призвание эльфов в Валинор: «И тогда опять собрались Валар на совет, но не было меж ними согласия. Одни (и главным среди них был Улмо) говорили, что квенди должно жить на свободе в Средиземье, странствуя, где им вздумается, преображая во благо земли и залечивая их раны при помощи дарованного им искусства. Но большинство Валар опасались за судьбы квенди в мире, полном опасностей, в обманчивых подзвездных сумерках; кроме того, пленились они красотою квенди и возжаждали их дружбы» («Сильмариллион»). Нетрудно заметить, что мнения Валар по вопросу о том, как устроить судьбу эльфов, диаметрально расходятся.       Или другой толкиновский сюжет, посвящённый тому, как Аулэ создал гномов: «Опасаясь осуждения прочих Валар, творил он в тайне; и сперва создал он Семь Праотцев гномов в подземном чертоге, в недрах гор Средиземья» («Сильмариллион»). То есть Аулэ подозревал, что Валар не одобрят его затею, но всё равно за неё взялся. А вот описание освобождения Мелькора из Мандоса: «Ибо сам Манвэ зла был чужд и не мог понять его сути, и знал он, что изначально в помыслах Илуватара Мелькор был во всем равен ему. Не постиг Манвэ глубин сердца Мелькора и не ведал, что давно уже в этом сердце иссякла любовь. Но не обманулся Улмо, и Тулкас сжимал кулаки всякий раз, как проходил мимо Мелькор, его заклятый враг; ибо нелегко пробудить ярость Тулкаса, но и забывает он нескоро» («Сильмариллион»).       Из всех Валар Аулэ в определённом аспекте стоит ближе всего к Мелькору-Морготу, будучи связан с огненной стихией и ремесленными навыками, «Курвэ» (недаром двое майар из иерархии Аулэ — Саурон и Саруман — в итоге пали, также, как Толкин говорит о «Падении» нолдор — которые из всех эльфов были наиболее любимы Аулэ): «Оба они, однако, жаждали дать бытие собственным творениям — новым и неожиданным, что не приходили на ум их собратьям, и обоим отрадно было услышать похвалу своему искусству» («Сильмариллион»). Как и Мелькор, Аулэ демонстрирует независимый нрав и способность к самостоятельным действиям (ср. с нолдор, любимцами Аулэ). Аулэ тоже стремился создать «собственный» вид разумных существ — но если Мелькор создаёт орков как своих рабов, то Аулэ стремится дать гномам бытие как независимым от него существам (почему был готов их уничтожить, когда Эру сказал ему, что Аулэ не сможет сам дать им независимое бытие). При этом Йаванна (супруга Аулэ) задумала энтов, Пастырей Дерев, именно в противовес созданию гномов Аулэ, для защиты лесов и растений, что говорит о определённых расхождениях между ней и её мужем.       Имеют место также и конфликты и между Валар и подчинёнными им майар, то есть духами низшего разряда и меньшего могущества: «Говорится, что, пока создавалась Арда, он [Мелькор] попытался привлечь Оссэ на свою сторону, обещая ему все владения Улмо и его власть как плату за верную службу» («Сильмариллион»). В итоге Оссэ всё же вернулся на службу к Ульмо, «но его неистовый нрав порою дает о себе знать, и временами Оссе бушует на море в своем своеволии, отнюдь не по слову Улмо, своего повелителя. Поэтому те, кто живет у моря либо плавает на кораблях, хотя и любят его по-своему, но никогда ему не доверяют» («Сильмариллион»).       О нападении Мелькора на Алмарен, первоначальную обитель Валар, сказано, что «Мелькор же знал обо всем, что делалось; ибо даже тогда имел он между майар тайных друзей и соглядатаев, что склонил на свою сторону, и главным из них, как открылось после, был Саурон, великий мастер из пришедших с Аулэ» («Анналы Амана»). То есть уже после начала открытого конфликта Мелькора с прочими Валар среди майар, служащих Валар, были те, кто рассматривал возможность сотрудничества с Мелькором (поскольку предателями никогда не становятся в одночасье). Характерно, что Саурон именуется лишь главным среди симпатизантов Мелькора — значит, были и другие.       Насколько можно судить, в поздних версиях Легендариума Мелькор всерьёз рассматривал возможность привлечь к себе на службу Ариэн, деву Солнца, находящуюся на службе у Валар и принадлежавшую, по-видимому, к иерархии Варды как владычицы звёздного света: «Но Мелкор, как было сказано, завистливо желал света лишь для себя. Кроме того, он быстро понял, что в Ас [Солнце] есть свет, скрытый от него, свет такой силы, о какой он и не мечтал. И, воспламененный гневом и страстью, он пришел на Ас и обратился к Ариэ, говоря: "Я выбрал тебя, и будем мы супругами, как Манвэ и Варда, и вместе сможем все! Тогда Королевство Арда станет моим на деле и по праву, а ты разделишь со мною мое величие!"» («Преображённые Мифы»).       Следы ещё одного если не конфликта, то противоречия между Валар можно отследить в толкиновском сюжете о проклятии / пророчестве Мандоса (Приговоре Нолдор). С одной стороны, Мандос, обращаясь к нолдор, говорит им: «Прольете вы бессчетные слезы, и Валар оградят от вас Валинор и захлопнут перед вами двери, так, что даже эхо стенаний ваших не услышат за горами» («Сильмариллион»). С другой стороны, орлы Манвэ помогали нолдор (в том числе, в случае Маэдроса — по прямому обращению Фингона[2]), а Ульмо, направляя Туора и Эарендила, поспособствовал тому, что Эарендил и Эльвинг в итоге добрались до Валинора и убедили Валар, оставшихся в Амане нолдор и ваниар выступить на войну с Морготом, а тэлери — дать им флот. Именно по совету Ульмо строятся города-убежища Нарготронд и Гондолин.       Исполняя Приговор Нолдор, Оссэ, по поручению Мандоса, топит эльфийские корабли (интересно, что осуществляет Приговор майа, в своё время действовавший в союзе с Мелькором и сохранивший с тех пор буйный, непредсказуемый нрав) плывущие в Валинор — в то время как Ульмо, напротив, пытается спасти плывущих на этих кораблях: «По воле Тургона Кирдан выстроил семь быстрых кораблей, и они отплыли на Запад; но напрасно ждали о них вестей на острове Балар — ведомо стало о судьбе одного лишь, и последнего. Мореходы этого корабля долго скитались в океане и, наконец в отчаянии повернув назад, затонули в великом шторме, уже в пределах видимости берегов Средиземья. Однако одного из мореходов Улмо спас от гнева Оссэ: волны подхватили его и вынесли на берег в Неврасте» («Сильмариллион»).       Наличие определённых разногласий Манвэ и Мандоса можно отследить и в их беседе о судьбе нолдор, в котором Манвэ по сути прямо выражает сочувствие походу, предпринятому нолдор против Моргота: «Но при последних словах Феанора о том, что по крайней мере свершения нолдор будут вечно прославлять в песнях, Манвэ поднял голову, точно услышав голос издалека, и молвил: "Да будет так! Дорогой ценою заплатят за эти песни, и все-таки они того стоят. Ибо иной цены не дано. Только так, как и возвестил нам Эру, красота, доселе неведомая, должна прийти в Эа, и зло еще обернется добром»" («Сильмариллион»). Напротив: «И все же останется злом, — отозвался Мандос. — Скоро придет ко мне Феанор» («Сильмариллион»)[3].       Приплывших по инициативе Ульмо в Валинор Эарендила и Эльвинг Мандос предлагает казнить: «Ужели дозволено будет смертному при жизни вступить на неувядаемые земли — и сохранить жизнь?» («Сильмариллион»). Однако Манвэ по сути осаживает его: «В этом деле приговор выношу я. Опасность, на которую пошел он во имя любви к Двум Народам, да не коснется Эарендиля, равно как и жены его Эльвинг» («Сильмариллион»). Все вышеприведённые эпизоды, на мой взгляд, наглядно свидетельствуют о том, что среди Валар существовали две группировки, выступавшие за диаметрально противоположную политику по отношению к Средиземью.       Группировку, выступающую за помощь Эрухини против Моргота, возглавляют такие Валар, как Манвэ и Ульмо, между которыми «с самого начала заключен был союз; и во всем ревностно служили они замыслу Илуватара» («Сильмариллион»), в отличие от других Валар, которые могли от него отклоняться. Служение замыслу Эру (Бога) для католика Толкина — характеристика положительная, что, на мой взгляд, можно говорить о том, что с точки зрения Толкина именно они, а не Мандос, в том конфликте были правы — недаром Первая Эпоха завершается Войной Гнева, долгожданным выступлением Валар и эльфов Амана на войну с империей Моргота. Напротив, Мандос изображён у Толкина как суровый и немилосердный (в чём он отчасти похож на Мелькора) — например, в истории Берена и Лютиэн о нём сказано, что «Мандос преисполнился жалости: он, который ни встарь, ни впредь не уступал этому чувству» («Сильмариллион»).       Ещё более ярко тема конфликтов между Валар выражена в «Книге Утраченных Сказаний» — самой ранней версии толкиновской мифологии. В ней Манвэ и Ульмо прямо (и крайне резко — см. ниже) осуждают решение об изоляции Валинора и отказе от помощи «нолдоли», принятое остальными Валар (Сокрытие Валинора): «Тщетно Улмо в прозрении молил о жалости и прощении для нолдоли, напрасно Манвэ открывал тайны Музыки Айнур и цель бытия мира; долгим и весьма шумным был тот совет и исполнен горечи и полыхающих слов больше любого другого, бывшего впредь. Посему Манвэ Сулимо наконец ушел оттуда, молвив, что ни стены, ни крепостные валы не оградят их от зла Мэлько, что уже живет средь них, затуманивая весь их разум». Последствия данного решения, принятого большинством Валар вопреки воле Манвэ и Ульмо, охарактеризованы как плачевные для мировой истории: «из-за этой ошибки великая слава валар не достигла своей полноты за многие века Земли».       В версии «Книги Утраченных Сказаний», что интересно, уже наличествует конфликт между Оссэ и Ульмо («Был Оссэ вассалом и подчинённым Ульмо, но так было из страха и благоговения перед ним, а не из любви» — «Пришествие Валар и создание Валинора»), но их антагонизм ещё не связан с Мелькором. Кроме того, среди Валар присутствовали такие воинственные божества (соответствующие древнегреческим Аресу и Энио), как «духи раздора» Макар и Меассэ (Меассэ как «дух раздора» сопоставима также и с Эридой) — брат и сестра, о которых сказано, что «было бы лучше, если бы они никогда не нашли дорогу в мир». Они были «первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мелько и кто помог ему творить его музыку». Макар «любил спорить и затевать драку без причины». У Макара и Меассэ в Валиноре имеются «мрачные чертоги», где между вассалами Макара идёт непрерывная битва (за вычетом того времени, которое обитатели чертогов тратят на пиры), а Меассэ поит потерявших чувство воинов крепким вином, чтобы они возвращались к сражению. В чертогах звучат «свирепые песни победы, грабежа и разорения». Макар вооружён огромной секирой, а Меассэ — копьём. Туда ходит тренироваться, сражаясь с Макаром, Тулкас — но при этом и он «не любил этот народ, и они, по правде говоря, не любили его». Макар и Меассэ развлекались, «охотясь в чёрных горах на волков и медведей».       Макар и Меассэ испытывают своеобразную симпатию к Мелькору — не как к другу, а как к противнику, без которого им будет скучно. При описании выступления Валар на войну с Мелькором сказано, что Макар «был рад видеть, что они взялись за оружие и собираются на войну, пусть даже их гнев был против Мэлько». На суде над Мелькором Макар держит его сторону, причем, опять же, не из симпатии к нему — говоря, что «Плохо, если всегда царит мир: эхо не разносит боле шума ударов в вечном спокойствии Валинора, посему, если невозможны станут деяния доблести либо буйного веселья даже во внешнем мире, поистине, явится скука, и уж я-то не жажду таких времен». Вместе с тем приговор, вынесенный Мелькору и обрекающий его на заточение в Мандосе, «даже Макару и Мэассэ <…> показался справедливым».       Во время Затмения Валинора и гибели Древ Валар «Макар и Мэассэ вместе со своей свитой поскакали на север с наивозможной поспешностью, дабы поднять Мандос и поставить стражей на горных тропах, но то ли Макар опоздал, то ли Мэлько перехитрил его — ибо проницательностью Макар не отличался — но даже увидеть сего Айну не случилось им, хотя наверняка ушел он этим путем и впоследствии сотворил много зла в мире». То есть мотив наличия у Мелькора симпатизантов среди Валар (пусть даже эти симпатизанты в конечном итоге выступают на стороне остальных Валар) у Толкина в «Книге Утраченных Сказаний» был выражен ещё более выпукло.       Интересен образ Мандоса в «Книге Утраченных Сказаний». Сказано, что «грозного вида Мандоса боялся Мэлько больше всего, кроме разве что грозной длани Тулкаса». Мандос редко улыбается — о том, что он улыбнулся при виде Древ Валар, сказано как о чём-то необычном. Мандос восседает в «чёрном чертоге», затянутым чёрным туманом, полы и колонны которого сделаны из гагата. Чертог Мандоса соседствует с чертогами Макара и Меассэ. Не менее примечателен образ Фуи Ниенны, супруги Мандоса в версии «Утраченных Сказаний», ставшей прототипом для Ниенны из «Сильмариллиона» и отчасти — для Вайрэ как супруги Мандоса оттуда же. Она «превращает солёные испарения в слёзы и ткёт она чёрные облака», несущие «отчаяние, слёзы без надежды, скорбь, слепое горе». Крыши её чертога — из крыльев летучих мышей, а сам чертог — из базальта. Другое её имя — «Хэскиль», то есть «та, что приносит зиму». Когда Валар создали Солнце и Луну, Мандос и Фуи оказались недовольны тем, что теперь в мире стало, по их мнению, слишком уж много света[4]. Образы Мандоса и Фуи в «Утраченных Сказаниях» имеют, честно говоря, откровенно-зловещий характер, в духе хтонических божеств загробного мира из реальной мифологии. Вместе с тем, сказано, что «несмотря на всю свою мрачность, Мандос никогда не восставал против Манвэ и не сочувствовал злодеяниям».       Измена части служащих Мандосу духов играет важную роль в освобождении Мелькора и уничтожении им Древ Валар: «Теперь Мэлько отослан в Мандос и вдали от Валмара замышляет мятеж против Богов и Гномов и месть им. Пробыв почти три века под сводами Мандоса, Мэлько завел себе несколько друзей среди тамошних мрачных духов и склонил их ко злу, пообещав им отдать во [владение?] обширные области и земли, если они придут на помощь». Одного из этих духов Мелькор выбирает на роль своего герольда для переговоров с Валар: «Тогда посылает он вестника, требующего неприкосновенности по праву глашатая (хотя это был слуга Мандоса, отступник, совращенный Мэлько)». Духом из иерархии Мандоса был, надо думать, и загадочный Туво, основавший «чародейское королевство в срединных землях» (правда, позднее враждебное Морготу[5]) о котором сказано, что «Мэлько во времена его заключения встречается с Туво в чертогах Мандоса. И он учит Туво многому из черной магии».       Кроме того, именно дух из свиты Мандоса предсказывает нолдор их печальную судьбу (т.н. Пророчество Амноса) — хотя в версии «Утраченных Сказаний» это именно предсказание последствий принятого решения, а не судебный приговор и тем более не проклятие[6]. Дух это явно сочувствует нолдор и хочет предостеречь их — в его речи нет откровенных угроз, в отличие от позднейшего Приговора Нолдор — но, вместе с тем, даже его выступление имеет крайне зловещий характер, как предвестник тех бед, что ожидают нолдор в будущем. В этом плане образ Мандоса и его слуг в «Книге Утраченных Сказаний» носит ещё более неоднозначный характер, чем в позднейших версиях Легендариума.       Честно говоря, я сожалею о том, что Толкин отказался от подхода к Валар версии «Утраченных Сказаний» (в рамках которого многие из них могут заблуждаться, а некоторые и вовсе опасны для людей), который представляется мне гораздо более взвешенным. Потому что, как бы Толкин ни старался (с переменным успехом) подогнать метафизику Легендариума под христианскую картину мира, архетипически Валар основаны на языческих богах (взять хотя бы их «половой диморфизм», рудиментарно сохранившийся даже в поздних версиях, в которых они уже неспособны к размножению), пусть и улучшенных сравнительно с оригиналом (достаточно сравнить Манвэ с Одином, Зевсом или Энлилем). А языческие боги как персонификации тех или иных природных явлений, стихий мира, не могут быть всецело-добрыми — не случайно для реального язычества характерна моральная амбивалентность в образе объектов поклонения.       Сдаётся мне, в глубине души это понимал и сам Толкин. Взял хотя бы созданный им в «Легенде о Сигурде и Гудрун» образ Одина — довольно прозрачно отсылающий к толкиновскому Манвэ, в то время как образы Локи и Судьбы в «Легенде о Сигурде и Гудрун» напоминают Мелькора и Мандоса. Об Одине у Толкина там говорится: «Зло присутствует и в самом Асгарде: это Локи, из-за чьих деяний, своевольных, просто-напросто озорных или откровенно злокозненных, замыслы и надежды Одина не сбываются и терпят крах. Тем не менее Локи неизменно странствует по миру по левую руку от Одина, а тот не упрекает и не прогоняет его, не отказывается от его помощи и лукавых советов[7] <…> А по правую руку вечно стоит тень — не Один и не Локи, но в каком-то смысле Судьба, и подлинная история должна сочетать в себе то и другое. Однако ж глава этих Троих — Один; и конечный итог окажется ближе к надеждам Одина, нежели к злобе Локи (довольно-таки близорукой)».       Говоря об определённом превосходстве образа Валар, нарисованного в «Книге Утраченных Сказаний», сравнительно с их образом в поздних (и, безусловно, гораздо более проработанных) версиях Легендариума, я хотел бы отметить, что там, с моей точки зрения, гораздо меньше сомнительных в моральном плане мест, присутствующих, к сожалению, в итоговой версии Легендариума. Нет Приговора Нолдор, устанавливающего коллективную ответственность для всех нолдор, последовавших за Феанором и их потомков (даже не участвовавших в Убийстве Родичей). Даже решение о Сокрытии Валинора (которое осуждают наиболее прозорливые из Валар — Манвэ и Ульмо) принимается не Валар единолично, а по требованию эльфов, оставшихся в Амане, после Убийства Родичей в Алквалондэ опасающихся за свою безопасность[8].       Тем не менее, даже в поздних версиях Легендариума Толкина можно заметить, что у Валар нет монолитного единства по многим ключевым вопросам (отсутствие которого становится особенно выпуклым при соотнесении с ранними версиями), и, более того, их решения могут быть ошибочны и иметь плачевные последствия для обитателей Арды. См. хотя бы пассаж из опубликованного «Сильмариллиона»: «И потому, наконец, Валар призвали эльфов в Валинор, дабы собрать их всех у престола Властей в свете Дерев отныне и навсегда; и Мандос нарушил молчание, молвив: «Так судил рок». И решение это повлекло за собою в будущем немало бед». Как видим, в данном случае сторонники правильного решения — оставить эльфов в Средиземье — руководимые Ульмо и некоторыми другими Валар, оказались в меньшинстве и были проигнорированы. Также, как позднее сторонники правильного решения были проигнорированы в случае с освобождением Мелькора (Ульмо и Тулкас) и Приговором Нолдор (Манвэ и Ульмо). [1] Объяснения мотивов Манвэ, предложенное «Преображёнными Мифами», отличается, с моей точки зрения, невероятным цинизмом и не может использоваться для реконструкции мотивации положительного персонажа: «Закрытие Валинора от восставших Нолдор (которые покинули его добровольно, и после предупреждения) было справедливым<...> Особый аспект этого - обращение стараний Исказителя и его наследников в оружие против зла. Рассмотрим ситуацию после побега Моргота и восстановления его обиталищ в Средиземье. Отважные Нолдор лучше всего удерживали Моргота на Севере - фактически в осаде, в то же время не побуждая его к буйству нигилистического разрушения <...> В таком случае, последнее явление Валар, закончившее падением Тангородрима, может быть не вынужденно задержанным, а точно рассчитанным по времени. Помощь пришла, когда Эльдар и Эдайн были на пороге уничтожения. Занятый войной, Моргот забросил большую часть Средиземья; из-за этого он ослабел, утратил часть своей силы и престижа». А ведь это сверхциничное объяснение мотивации Манвэ — следствие курса на «ангелизацию» Валар и оправдание их политических решений через объяснение из серии «хитрого плана». [2] «Тогда Фингон взобрался к подножию стены, где мучился его родич; но далее не было пути, и зарыдал Фингон, увидев жестокое измышление Моргота. Маэдрос же, терпя невыносимые страдания без проблеска надежды, взмолился, чтобы Фингон застрелил его из лука; и Фингон вложил стрелу в тетиву и согнул лук. И, не видя иного спасения, он воззвал к Манвэ, говоря: «О Король, кому дороги все птицы, направь же теперь эту оперенную стрелу и сжалься над нолдор в час нужды!» («Сильмариллион»). [3] Ср. с репликой Мандоса из Приговора Нолдор, прямо противоположной по своему посылу словам Манвэ: «Все, что начали они во имя добра, обратится во зло» («Сильмариллион»). Как видим, Манвэ и Мандос оценивают Исход Нолдор по-разному. [4] «И оттого снова пробудился в Валиноре шёпот недовольства, ибо гневались Мандос и Фуи, пеняя Аулэ и Варде, что тем лишь бы вносить путаницу в миропорядок и превращать землю в край, где не осталось тихой мирной тени«. [5] Вместе с тем, о Туво сообщается, что «Ту ослабел пред ликом Солнца и сокрылся в бездонных пещерах», а также, что, найдя людей, «убоялся Ту Манвэ, нет более того, самого Илуватара, Властителя всего Сущего» (то есть он боится Валар и Эру). [6] «Там их увидел помощник Вефантура и, узнав, что значит этот поход, умолял их вернуться, но они отвечали ему насмешками, и тогда он, стоя на высокой скале, обратился к ним так громко, что его голос услышали даже на судах; и он предсказал им многие несчастья, что пали на них потом, предупреждая их о коварстве Мелько, и наконец сказал: «Велико падение Гондолина», и никто не понял этих слов, потому что сына Нолеме Турондо) еще не было на свете. Но мудрые запомнили его слова, ибо Мандос и все его подручные обладали даром провидения, и эти слова долго хранили они, назвав Пророчеством Амноса, ибо так называлось место, где они были тогда произнесены, а теперь это Ханстованен или пристань Морниэ». [7] Ср. со следующим пассажем из «Преображённых Мифов»: «освобождение Мелкора, просьба принять его в Совет и позволить сидеть у ног Манвэ (по образцу злых советников поздних сказаний, — они могут быть представлены произошедшими отсюда?)». [8] «Воистину, если даже боги не забыли безрассудства нолдоли и ожесточились в сердце своём, то эльфы гневались ещё сильнее и солосимпи [тэлери] питали злобу к этому народу, не желая более никогда видеть их на дорогах, ведущих к их дому. Верховодили среди них те, чьи родичи погибли в Гавани Лебедей, и главой их был некто Айнайрос <…> [Айнайрос] молвил, что иные вещи больше занимают их сердца, и высказал он богам мысли эльфов о нолдоли и о том, что не прикрыта земля Валинора от внешнего мира«.