Адэлина
01:05:27 Она ещё раз взглянула на умиротворённое лицо Германа и закусила губу. Парень вёл себя немного странно, что не удивительно для того, у кого случился серьёзный инсульт. Искажённое в гримасе лицо, разгладилось только когда камера начала процедуры и ввела ему препараты лишившие сознания. — С ним всё будет в порядке, нам надо идти, импланта у него нет, но опасным погружение станет только через пять часов, — сказала Европа, лёгким толчком отправив себя в сторону шлюза, который сейчас был впритык к Да Винчи. — Чем быстрее закончим, тем быстрее сможем доставить его к Медведю на Александрию. Тело ИскИна, в нулевой гравитации обладало грацией даже большей, чем любой рождённый в космосе хайрайдер. Скорее всего, из-за встроенных в него гироскопов, а также других систем, которые там накрутил Герман. Ада завидовала его способности вместить в ограниченное пространство, просто невероятное количество мощностей. Вид своего костюма она немного изменила, на ходу перепрограммировав смарт-материю, из которой тот был сделан. — Как только откроются створки, движемся к нашей цели, третий шлюз, по этим координатам. Команда корабля сейчас в минимальном составе. Он научный, но охранных систем всё равно достаточно. Особо опасные участки будут в проходах S3 и L6, там находятся турели и удобная точка для обороны. Сразу после того, как взломаю вход, у нас будет некоторое время, пока не обнаружат. Мисс Гуэрра, воспользуйтесь этим с максимальной эффективностью. Полная зачистка нам не требуется, только пробить путь к центральному управлению и держать оборону, чтобы представить мисс Нэнге время на подготовку к изъятию камер, — давала инструкции Европа, одновременно с этим выводя на экраны шлемов схему корабля, подсвечивая всё, о чем говорила. Слева, в углу зрения висели таймеры, отсчитывающий время оставшегося заряда устройств Германа. 12:48 08:44 Стоило залететь в промежуточный шлюз, створки за спинами закрылись, Лука и Кьяра, уже ожидали внутри. Держа в руках два дополнительных, небольших джетпака, для маневрирования во Тьме. — Мне бы такой пригодился, при прыжке от станции, — мысленно проворчала Ада. Лететь без какого-либо контроля было… — Впрочем нет, вспышку тут же заметили бы и начали проверять, что это такое летит наперерез шаттлу. — Если хватит времени, то, как только я возьму управление над Да Винчи и запущу двигатели корабля, Лоусон управляющей шаттлом, придётся прикрывать тыл исследователя, обращённый к станции. Сдвиньтесь так, чтоб Экраном и Вуалью прикрыть начало угона, — продолжила короткий брифинг Европа, пока Лука закреплял на её спине джетпак. Ада с этим помогла Кьяра, после чего техник принялась торопливо интегрировать системы с костюмом. — Это даст фору в несколько минут. Я перешлю вам наш маршрут. Если времени не хватит, будут новые инструкции. Когда подготовка была завершена, лидер нажала на панель ручного открытия шлюза. Раскрылся шлем, скрыв её лицо, одновременно с раскрытием створок. Перед глазами возникла космическая бездна, а слева, почти впритык обшивка корабля-исследователя. На экране в отдельном, маленьком квадрате, появилось увеличенное изображение первой цели, третьего шлюза, Небольшая полоса от квадрата указывала его местонахождение на внешней стороне Да Винчи. Света синхронизировала движение шаттла с вращением исследователя и возникало ощущение, будто корабль висит неподвижно, только меняющееся положение звёзд говорило о том, что это не так. Появилась полупрозрачная оранжевая линия пути Ады, рядом с которой висела такая же полупрозрачная фигурка человека. — Траектория полёта рассчитана, — сразу после слов, возникла полоса их будущего маршрута, а затем и команда, — начали! Группа по очереди вылетела из шаттла, маршрут у каждого был явно свой, немного в стороне от остальных абордажников. Слишком большую скорость развивать было нельзя, после ускорения, придётся тормозить примерно то же время. Приходилось постоянно регулировать мощность работы джетов. К счастью, после интеграции это можно было делать мысленными командами. Спустя десяток секунд, замигало предупреждение о готовности, затем указание от Европы. — Начать торможение. Фигура человека рядом с линией маршрута на экране изменила положение. Девушка начала повторять за ней. Отключить работу пака, согнуть тело в поясе, короткий импульс джета, резко разогнуться и повторный равномерный запуск. Ещё несколько мгновений и стопы врезаются в обшивку. От силы удара приходится подогнуть ноги приседая и помочь себе руками, на кончиках пальцев которых также имеются магниты. Расчёты маршрута от ИскИна были крайне точными и от своих Искателей, ожидала такой же чёткости. Те не подвели. Ада находится у верхушки шлюза, с левой стороны от него на мгновение застывает Европа, затем к ним присоединяются близнецы Гуэрра, с правой стороны и снизу от входа, в таких же позах что и Адэлина. Искин тут же принимает за дело, быстро и осторожно вскрывает защитную панель, линк на руке вставляется в разъем, несколько секунд и створки раскрываются. Искатели хватаются за край руками, отключают магнитные подошвы, отталкиваются, делая переворот прямо внутрь промежуточного шлюза Да Винчи. Европа вскрывает вторую панель, вход позади них закрывается, ещё несколько секунд ожидания, и они внутри корабля. — Разбойница, — говорит ИскИн, Ада поворачивает в сторону девушки голову, но той уже нет рядом. — Будет сделано. — Рыцарь, вы впереди, Язычница замыкает, вперёд — оставшиеся Искатели коротко кивают. Лука снимает со спины меч, а Аделина своего Паука-Волка, флешетный пистолет. После чего начинают продвижение к цели. Первая жертва их нападения, обнаруживается уже на следующем ярусе. В спине видно собирающийся, рубиновый шарик крови из глубокой, колотой раны, дальше количество обнаруженных тел только росло, вместе с появлением сломанных турелей. На половине пути к цели, зазвучал сигнал тревоги. Глушилка работала, не позволяя команде Да Винчи связаться со станцией и патрульными, но не блокировала их внутреннюю сеть. Сейчас была бы как нельзя кстати помощь нетраннера или Германа с его зверюгами-демонами. Те смогли бы заблокировать и внутреннюю. Нагнали Кьяру только спустя ещё два яруса, в компании трёх охранников, готовых к бою. Она, оттолкнувшись от стены метнула, в поднявшего на неё флешетный дробовик, один из кунаев. Охранник с трудом отбил его вверх собственным оружием, но девушка уже был рядом и второй кунай вонзился под подбородок, достав до самого мозга. Двое других, преодолев шок и удивление, начали действовать, но слишком поздно. Кьяра немного изменила своё положение. Короткий импульс джет-пака, заставивший её совершить кувырок на месте, но позволяя ударить пяткой вытянутой ноги точно по кольцу на рукояти оставшегося в воздухе куная. Тот отправился в полет, заработали встроенные двигатели, ускоряя ещё больше. Оружие прошивает голову второго охранника насквозь. Сама девушка прицепилась магнитной подошвой к полу, останавливая своё вращение. Рывок Луки прямиком к третьему, взмах и короткая схватка завершается рассечением последнего противника пополам. — Направо, там будет прямой коридор L6, а после него дверь в центр управления кораблём. У поворота в нужное место замерли, Лука коротко выглянул, но тут же спрятался обратно. Место, где мгновение назад находилась его голова, прошила чередой выстрелов. На экране появилось фото того, что он успел увидеть. Две турели и четыре бойца по бокам в конце прохода. — Язычница, — команда понятно без продолжения, девушка меняется с Лукой местами и вытаскивает из подсумка две гранаты. Для проверки запускает первую, самонаводящуюся противопехотную с лазерами, бросает за угол. Несколько коротких выстрелов, но красных лучей нет. Подстрелили ещё до срабатывания двигателей. Вытаскивает ещё одну гранату, но теперь сперва включает заряд оглушающей, из первой пары. Один, два… бросок за угол, ошеломлённый громкий крик, затем туда же отправляется вторая противопехотная. Использовать более разрушительные, осколочные или термитные заряды слишком опасно. Звучат выстрелы турелей, но двигатели срабатывают, а затем начинается светопреставление. Тонкие красные лучи блуждают по стене напротив коридора, выжигая черные узоры, но не имеют достаточной силы, чтобы прожечь обшивку. С той стороны доносятся болезненные крики, срывающиеся на визг. Стоило лучам исчезнуть, короткий взгляд за угол и опять спрятаться. — Живая сила нейтрализована, с турелями сложнее. — Рыцарь. Лука коротко кивает, после чего, с лёгкостью снимает разошедшийся на спине плащ. Так, чтобы джетпак не потребовалось отцеплять. Пока меняется обратно с Адой местами, складывает одежду несколько раз, рукава соединяет друг с другом, те бесшовно сливаются. Материал изменяется, становясь всё менее гибким, пока через несколько мгновений у него не оказывается ростовой щит в одной руке, а в другую он берет меч. Резко выскакивая из-за угла, Лука прикрываясь щитом, запускает джетпак, отправляя себя в конец коридора. Слышатся выстрелы, затем скрежет металла о металл и электрические искры. Ада, вновь заняв место главного бойца команды, выглядывает. В конце коридора, в окружении стонущих тел, отрубленных конечностей и разрубленных турелей над головой. Прямо на стене в самом конце, стоит мужчина, относительно собственного положения, глядя вверх. В своей броне, он выглядел теперь как настоящее воплощение собственного позывного. Снимает с пояса пистолет и короткими выстрелами в головы добивает выживших. Решение правильное, смерть от потери крови гарантирована, остановить кровотечение в условиях нулевой гравитации крайне сложно. Большинство из них лишились той или иной конечности, или просто кусков плоти. Лучше безболезненная смерть, чем мучительная. — Чисто. Наконец-то группа оказалась у двери в центр управления, быстрый взлом от Европы, и та раскрывается. В рубке пусто, судя по всему, успели эвакуироваться через вторую дверь. ИскИн направилась прямиком к намеренном, явно торопливо разбитым, терминалам управления. Проблемой это не будет, так как тот, кто пытался поломать оборудования, явно не до конца понимал, что именно для этого требуется сделать. Особенно это касалось важных систем на космических кораблях, где аварийная система на аварийной системе. Ада бросила взгляд на таймеры в углу зрения. 09:12 05:08 Слишком мало времени осталось, предполагалось, что его будет больше, но пришлось задержаться для того, чтобы подключить крио-камеру, провести к ней питание и закрепить понадёжнее. Делать это приходилось второпях и она конечно не такая волшебница с технологиями как Малец, но тоже не промах. Поэтому сделала всё в рекордные сроки. — Мы так не успеем. При любом раскладе, нас обнаружат и догонят раньше, чем сможем снять крио-камеры и перенести на наш грузовичок. — заметила Ада. Зацепившись за пол магнитными подошвами, стоя с пистолетом на изготовку, сбоку прохода, через который группа сюда заявилась. — Я знаю Язычница, слишком много времени было упущено из-за моей переоценки Колдуна. Поэтому придётся поступить иначе. Лоусон, начинайте смещение по этому маршруту, здесь отключите Вуаль с Экраном. Шаттл всё принадлежит ЕКА и имеет все требуемые опознавательные коды. Для сенсоров вы появитесь из слепой зоны, которую закрывает Да Винчи. Если с вами выйдут на связь, отвечайте, что срочный груз доставить потребовалось. — Европа, присев на полу у терминала, вскрыла специальную панель и подключилась к аварийному терминалу. Скоморох сумел достать очень много, крайне важной информации. — Принято. — Каков план? — Кьяра и Лука стояли у открытого второго хода. — Отлично мисс Лоусон, теперь двигайтесь к этой точке и остановитесь с синхронизацией относительно Да Винчи. Включаю автопилот, запуск начнётся через десять минут тридцать секунд, — линк вернулся на место и ИскИн развернулась к Искателям. — Придётся похитить весь модуль, в котором находятся крио-камеры. На нашу удачи, он соседний с этим. Отделим от остального корабля, разгоним его с помощью шаттла и запустим по направлению маршрута Александрии. Сможем подобрать по пути. — Что насчёт сканирования? — Все системы модуля будут отключены, а учитывая космические пространства и то, что разгон брать будем под прикрытием Вуали с Экраном, обнаружить его визуально не смогут. Это как искать одну конкретную песчинку в детской песочнице, — ответила понявшая задумку Европы техник. — Что насчёт охраны? — Они заняты обороной от собственных систем, — кажется на губах лидера мелькнула и тут же пропала усмешка. — У вас ведь ещё остался состав, которым делали проход в здание? — Брала с запасом, — кивнула Ада. — Хорошо, отправляйтесь к вот этим точкам и устанавливайте. У вас десять минут, после чего выбирайтесь через шлюз модуля, мы с Лоусон подберём вас вместе с ним. На этот раз новых проблем не возникло, если не считать одного. Наличие лишнего шаттла рядом с Да Винчи, естественно заметили, но поскольку сам исследователь пока ещё не стартовал, лишь прогревал системы, как делал это в тестовом режиме на протяжении последних дней, сильных подозрений это не вызвало. Как и сказала Европа, шаттл отвечал всем параметрам собственности ЕКА, которым принадлежал, в том числе и Да Винчи. После проверки наличия всех восьми крио-камер. Занялись расположением в нужных точках модуля, соединяющегося с остальным кораблём шлюзами, все внутренние створки закрыли, после чего Искатели, выбравшись на внешнюю сторону, совершили ещё один прыжок во тьму. Успешно залетев прямо в раскрывшийся проход шаттла. Европа, собираясь принять на себя управление клешнями, достаточно большими для захвата модуля, обнаружила удивительную лёгкость, с которой это получалось, а затем и оставленного Германом демона. Четыре действия произошли почти одновременно. Запустились двигатели Да Винчи, начиная разгон, который будет продолжаться пока у корабля не кончится запас топлива. Состав Адэлины наконец разъел соединяющие перегородки корабля с модулем. Клешни шаттла вцепились в него, а Лоусон вновь запустила, собранную практически на коленках, стелс-систему. Службы станции были больше заняты улетающим исследователем, чем исчезнувшим грузовым кораблём. Позже на это обратят внимания, но в тот момент, приоритеты были другие. Грузовичок с добычей, начала быстрый разгон, чтобы запустить награбленное прямо на путь будущего маршрута Искателей. Отпустить пришлось незадолго до того, как выдохся Экран. Ещё некоторое время прячась под Вуалью, они сменили курс, направляясь в док, где их ожидает банда генокрадов. А также неизбежные неприятностей от Микаэллы, после того как она обнаружит Германа в крио-камере. Только выбора не было. Пробраться до Александрии, док которой находится на обратной стороне колонии, будет ещё труднее. Когда глушилка была отключена, первым, что они услышали, тяжёлый вздох Медведя. — Насколько всё плохо? — тут же спросила, напрягшись Европа. — Как в феврале тысяча девятьсот семнадцатого, только на сто умножить. — По шкале, от «нехорошо» до «мы все умрём», это на какой отметке ситуация? — решила уточнить не интересовавшаяся историей Кьяра. — Беспорядки, восстание целого крыла станции, эта волна постепенно захватывает и остальные. Небожители заберут свою свободу обратно, — Скоморох не пытался скрыть удовольствия. — А, значит полный пиздец. — Это если переживут, — проворчал Медведь. –Герман
Понимание неправильности происходящего, заняло у меня до постыдного много времени. Поначалу, объятия тьмы были даже уютными. Чистое сознание без каких-либо привычных ощущений тела. Причиной необычного состояние, как мне думается, было то, что процесс погружения в крио-сон на самом деле не такой быстрый как хотелось бы. Сперва, человека с помощью специального набора препаратов погружают в максимально безопасное подобие медицинской комы. Занимает это в среднем двадцать минут. Только после этого стартует процесс самой заморозки организма. В моём случае сошлось несколько факторов. Во-первых, биочип с наноботами, работающими над восстановлением сосудов мозга. Во-вторых собственные способности, существование одной из которых обнаружил только сейчас и отключению она не поддавалась. Даже ослабить было невероятно трудно, так как способность чувствовалась прямым антагонистом, сопротивляющимся любым попыткам себя изменить, в том числе изнутри. Ощущалась она как неразрывная связь. Из-за чего я завис на грани между реальным миром и сетью. Во тьме, где не существовало никаких ощущений тела, полная сенсорная депривация, только я, мои мысли и эмоции. Пытаюсь отдать своим имплантам мысленный приказ на установление контакта с криокамерой, чтобы отдать команду на отмену заморозки и пробуждение, но они словно в пустоту проваливаются. Никакого отклика. Каждая секунда растягивается по ощущениям в минуту, а каждая минута — как вечность. Кажется мне, что это не игра разума, а реальное чувство текущего движения времени для меня. Что подтверждается другой способностью, не раз помогавшей в его распределении и позволяющей чётко отслеживать имеющиеся ресурсы, том числе и время. Запас которого скакнул по моим внутренним часам, слишком сильно вверх. Сделав расчёты, пришёл к неутешительному выводу, от которого стало страшно. Каждая секунда — это минута, каждая минута — это шестьдесят часов. Если после заморозки, моё текущее состояние не изменится, я сойду здесь с ума. Без импланта, до того, как начнётся кристаллизация крови, допустимо моё нахождение в крио в течение пяти часов. Обычный позволяет избежать таких последствий, а те, которые мы украли у ЕКА, дают сокращение времени на безопасное пробуждение с двух часов до пятнадцати минут. Я себе такой не устанавливал, в крио ложиться не предполагалось. Ещё одна попытка отключить или сильнее ослабить свою способность не увенчалась успехом. Остаётся надеяться, что через двадцать реальных минут времени, пятьдесят субъективных дней, меня вырубит. Могу только надеяться, что силы воли хватит на это. Чтобы как-то отвлечься, намеренно вызываю перед мысленным взором воспоминания. Они приносят с собой некоторое облегчение и ослабляют нарастающую панику. Начинаю прокручивать свою память, давая разуму стимуляцию, которую тот жаждет. Детство, школа, университет, пара лет работы, обычная повседневность, дальше не пускаю. Заново. Детство, юность, школа, университет, пара лет работы. Заново. С кристальной ясностью, опять и опять. Не сразу, но обнаружилась проблема с таким решением, стимуляция всё меньше, после каждого просмотра, прочувствования воспоминания. Идеальная память делала это слишком быстрым, прошло всего одиннадцать минут реального времени и сознанию стало скучно. Отключение этой способности не помогло, воспоминания теряли свою яркость и живость, превращаясь в картинки отдельных моментов со смутными эмоциями. Трогать остальную память, последних пяти лет, не хотелось. Поэтому начинаю чередовать, два дня, очень тяжёлыми сутками просто бытия в пустоте, наедине со своими мыслями и галлюцинациями. Давящим, иссушающим волю шёпотом от прошлого. Я сойду здесь с ума. В моменты «тишины», появляется это безумно раздражающее, очень приглушенное чувство, множества крохотных ниток, цепляющихся крючками за мозг или то, что я тут используя вместо него, идёт словно откуда-то издалека. Кажется, у меня уже начинаются галлюцинации. Продолжительная сенсорная депривация имеет один из таких симптомов. Когда разум остаётся один на один с собой, начинает выдумывать хоть что-то, для собственной стимуляции. Это было мучительно долго. Перепробовал все возможные методы сопротивления ситуации. Придумывал дизайны, писал демонов в уме просто по памяти, выдумывал истории и пытался, безуспешно, создать ложные воспоминания из настоящих. Потом стало ещё труднее, начал путаться, мысли ускользали. Охватывала апатия. Изредка накрывало волнами эйфории. Всё это слишком знакомо. Держусь из последних крох силы воли и благодаря надежде, что вот-вот меня окончательно вырубит. Только это момент всё не наступает. Прислушиваюсь к ощущениям, с ужасом понимаю, что снаружи прошло уже двадцать две минуты. Я по-прежнему в этом подобии сознания. Я сойду здесь с ума. В лучшем случае меня смогут вытащить через три реальных часа. Это год и три месяца субъективного времени, без каких либо ощущений, кроме собственного Я. Разморозят либо человека в кататонии, либо безумного лунатика, знающего тайны вселенной, но не способного их выразить. Мысль пульсирует в разуме, обхватывает мою суть, подменяя собой остальное, уже почти сожрав надежду. Я сойду здесь с ума. Я сойду здесь с ума. Я сойду здесь с ума. — Вытащите меня кто-нибудь, пожалуйста! — мысленный крик уходил в пустоту — Ада, Света, Европа, Лука, Кьяра помогите, прошу вас! Я тут с ума сойду! Иногда вспыхивала злость, хотелось крушить и ломать все что попадётся, затем посещает бессилие и апатия. Ярким светлячком вспыхивают остатки надежды, при мысли, что может источник знаний сможет как-то помочь? Выйдет ли дозваться до него? От отчаяния решаю хотя бы попытаться, раньше уже пробовал, но это просто превращалось в медитацию. Возможно сейчас, в этих обстоятельствах, когда невозможно как-то иначе отвлечься, получится. Обращаю свой мысленный взор внутрь, пытаюсь отстраниться от эмоций, но выходит далеко не сразу. Проходит ещё одна минута, шёпот прошлого отвлекает, становится сильнее. Запрещаю себе слушать его, иначе я сойду с ума. Трогать эти воспоминания нельзя сломаюсь, точно сломаюсь. Я… …смотрю на развернувшуюся передо мной вселенную и большой силуэт, лежащий рядом с ней. По крайней мере мне кажется, что это то, что я вижу, но вся как-то размыто и эфемерно, нереально, как в беспорядочном сне из одних только обрывочных образов. Похоже на попытку интерпретации разумом, а не реальность. Это источник? Пытаюсь дозваться до фигуры, устроившейся на облаке из туманностей. — Пожалуйста, помоги! — [Ожидание][Творец] Его ответ будто сложный узор снежинок из концепций и идей, отдаётся болью в разуме не готовом для восприятия столь плотного потока информации. На осмысление даже верхнего слоя уходит немало времени. Фигура ждёт возвращения того, кто всё это начал, надеется на это, поскольку работа не завершена. Она разрушается, что-то потеряно навсегда, многое упущено безвозвратно. — Помоги! — оно не отвечает, лишь поворачивает голову смотря куда-то вдаль, возвращаясь к своему ожиданию того, другого. Творца, не закончившего созидание. — Я сойду с ума, ты должен мне помочь! Пожалуйста! — молю вновь и вновь, но постепенно понимаю бесполезность этого. Фигура не двигается, только с надеждой смотрит куда-то вдаль. Наконец всё же произносит. — [Я] [ТЫ]. От переданной таким способом информации, вся сущность пронзается болью и я… …опять чувствую, что упустил что-то важное. Не получилось, светлячок гаснет, так и не сумев указать путь. Шёпот становится невыносимо соблазнителен, всё же отдаюсь памяти тех дней. Позволяю взять надо мной полную власть, в погоне за новой стимуляцией, новыми-старыми чувствами. Лишь бы ещё немного отсрочить судьбу, которую не избежать. Болезнь Крейтцфельдта — Якоба, редкое заболевание, неизлечимое, летальное в 100% случаев, передаётся, в том числе и по наследству. Я понимал ту боль, гнев, ужас и отчаяние, через которые проходил Ви, теряя себя по кусочкам, умирая. Мне самому пришлось пройти через это дважды. В первый раз как наблюдателю, во второй раз будучи жертвой. В первый было гораздо труднее. Я ни с кем не говорил об этом, тут у каждого найдётся собственное, травмирующее душу воспоминание. Болезнь развивается постепенно, замечаешь неладное далеко не сразу. Сперва мама начала редко улыбаться, избегать меня. Когда решил навестить, заметил увядшие растения, расставленные по всей квартире и за которыми она любила ухаживать. Хвастаясь, когда особо редкие из них начинали цвести. Неприятный запах, грязная посуда брошенная прямо в раковине. Сперва эгоистично решил, что у неё депрессия от того, что я съехал жить отдельно, поэтому сдал купленную двушку и вернулся в родные стены. Старался вытаскивать на прогулки, водил к психотерапевтам, пользы от этого было немного, не тот случай. По-настоящему забеспокоился, когда она начала забывать то, что делала несколько минут назад. Однажды чуть не сожгла квартиру, забыв про чайник на плите. Заменил их на электрические. Приходилось заставлять её идти в больницу на обследование. Диагноз был неутешительным. Всё тело словно онемело, пока слушал заключение врача, старающегося проявить искреннее участие и сообщить новость о том, что матери осталось меньше года, как можно мягче. Мы никогда не бедствовали, а несколько удачных инвестиций позволяли жить очень даже хорошо, вот только стоимость лекарств всё росла и росла. Подбирали подходящий для матери комплекс препаратов. Не для лечения, для борьбы с симптомами. Она безучастно называла это пустой тратой денег, раз финал, итак, уже ясен. Я старался утешать тем, что медицина не стоит на месте, обязательно появится светлый ум, нашедший новые методы. Не понимал тогда, всей трудности изучения болезни, шансы столкнуться с которой один или два на несколько миллионов людей. Мама была мудрее, это как в том, немного печальном анекдоте. Я как-то рассказал ей его, в детстве. Он показался мне смешным тогда, хотя и не понимал всего юмора и грусти ситуации. У каждого человека несколько стадий отношений с родителями, могут отличаться цифры, но суть одна. Пять лет — родители знаю всё на свете. Одиннадцать лет — чего-то родители не знают. Шестнадцать лет — да чего они знают, эти родители? Тридцать лет — надо было послушать родителей. Услышав эту шутку от десятилетнего меня, она тогда лишь весело улыбнулась и погладив по голове, посоветовала: — Только не затягивай до тридцати. А лучше, всегда слушай что мама говорит. Плохого не посоветую, — после чего задорно подмигнула, такая молодая и красивая. Я попытался заставить себя остановить поток памяти, стараясь как можно дольше продержаться в окружающей «тишине». Человек всегда бегает от большей боли, я лучше сойду с ума, чем стану переживать случившееся заново. Только это, как стараться не думать о белой горилле в балетной пачке, стоит кому-то озвучить, перед глазами появляется нелепый образ. Поэтому шёпот былого, отголоски, заставляли мысли каждый раз возвращаться, пока наконец не сдался. Путешествия в прошлое продолжилось, каждый момент как дёрнувшаяся стрелка на часах. Мама очень хорошо меня знала, я ведь её сын, наблюдала за мной всю жизнь. — Хочу Бельгийский шоколад, настоящий. — сказала она как-то раз, глядя на меня поверх корешка книги. Что-то про книги про этику во врачебной практике. Она часто читала, когда это позволяло состояние. В те редкие часы, когда не мучилась головной болью и на это хватало внимания. — Сейчас закажу. — Лучше давай съездим на его родину? Пока боли не стали хуже, — будь я сообразительнее, возможно понял бы, почему она захотела съездить в Бельгию. К сожалению, на тот момент, это была первая её настоящая просьба с тех пор, как всё началось. Хотелось сделать для неё всё что в силах и даже за их пределами, исполнить любое появившееся желание. Вернуть к жизни. Поэтому полный ложной надежды, отправился с ней в путешествие. Вдруг всё же произойдёт какое-то чудо в другой стране, в новой обстановке. Не было чуда, только кошмар, оставшийся в памяти на всю жизнь. Когда в Брюсселе, она впервые непонимающе, но с улыбкой посмотрела на меня, протягивающего ей коробку только что купленных конфет. — Молодой человек, подарки от незнакомцев я не принимаю. Хотя вы кого-то мне очень сильно напоминаете. — Мам? — Что простите? — спросила она без каких-либо признаков узнавания. Начала потирать виски, всегда так делала при подступающей мигрени. — Хватит с меня этих ваших шуток. Из шокированного состояния меня вырвал её стон, заставивший сильно забеспокоиться. Раньше, она даже при самых сильных приступах не издавала ни звука, максимум могла недовольно цыкнуть, словно пытаясь приструнить. Когда попытался помочь, отшатнулась и чуть не упала, не позволяла взять себя за руку и даже стала звать на помощь. Откликнувшимся на крик полицейским, пришлось объяснять ситуацию, пока ожидали заказанное такси, в котором поедем до больницы. Мама слушала вместе с полицейскими, трясущимися руками тёрла лоб и виски. Мигрень её не отпускала, становясь всё сильнее. Затем расслабилась немного, будто вспомнила и уняв дрожь, подтвердила мои слова. Хватит, пожалуйста. Вытащите меня отсюда, кто-нибудь! С недоумением смотрю на протянутые мне врачом бумаги, он бегло говорит на английском, и я прекрасно понимаю произнесённые им отдельные слова, но мозг отказывается складывать это ясное в предложение. Когда это всё же удаётся, накатывает ярость и заметивший это доктор отскакивает. Рядом тут же вырастают два санитара, хватают крепко и аккуратно скручивают. Кажется я не первый, кто так реагирует на эти бумаги. Понимаю, что доктор не виноват и ему просто досталась незавидная роль посланца, но всё равно брызжа слюной кричу оскорбления и обещаю кары. Меня отводят в отдельное помещение, где усаживают на скамейку, с наказом остыть. Рядом кладут бумаги, которые я отшвырнул в сторону. Комнату крепкие парни не покидают, продолжают наблюдать, уже равнодушно. Сколько раз требуется увидеть одно и то же, чтобы стать безразличным к таким сценам? Кажется я не единственный обманутый близким человеком их посетитель. Смотрю на смятые листы, глаза вылавливают отдельные строки. Согласие лица ответственного за пациента, на добровольную эвтаназию. Приходит уже другой доктор, встаёт немного в стороне и начинает говорить. Спокойно, размеренно и умиротворяюще. Так священники в кино произносят речи на похоронах, только вместо добрых слов о покойном и религиозных текстов, вводит меня в курс дела. О том, что бумаги были подготовлены по просьбе пациентки, приславшей всё необходимое заранее. Что без моей подписи, как ближайшего родственника, никаких процедур, из-за прогрессирующей деменции, они проводить не будут, решение остаётся за мной. Облегчить страдания или нет. Поток воспоминаний уже не остановить, они льются на меня как кислотный дождь, каждая капля которого обжигает душу. Оставляют новые борозды, стекают по зарубцевавшимся старым, увеличивая их, делая глубже. Человек всегда бегает от большей боли. Даже в мелочах. Жмут на кнопку «отложить на 30 минут», когда звучит будильник, потому что «боль» от того, что придётся вставать прямо сейчас, больше «боли» чем от того, что не успеет позавтракать перед отправкой на работу. Ещё раз жмёт на «отложить», потому что «боль» от утра без кофе и времени на душ меньше, чем необходимость оторвать голову от подушки и продрать наконец глаза. В третий раз уже не жмут, поскольку на путь до работы осталось всего сорок минут и теперь человек точно рискует опоздать, а нагоняй от начальства будет большей «болью», чем необходимость выбраться наконец из уютной кровати. Я откладывал выбор, ссылался в разговорах на то, что надо получить дополнительные документы. Абсолютно наглая ложь, учитывая сделанную подготовку, о процессе она знает больше меня. Говорил, что вот-вот будут новые методы для лечения, медицина ведь не стоит на месте. Всё что угодно, ничего что способно заставить её забрать предоставленный мне выбор. Мы ссорились, ругались, кричали друг на друга и называли трусами. — Прими решение Малыш и продолжай жить после меня, — прошептала она однажды, обнимая после очередной ссоры. Малышом с восьми лет не называла, как только я начал недовольно морщиться, ведь уже был не малышом, а большим мальчиком. — Я не хочу уходить, не понимая того, что происходит, мне страшно, мне больно, а потом всё равно. Невыносимо так существовать. Врала, сейчас это понимаю. После нескольких сотен просмотров своей памяти, вижу это. Знаю каждый признак того, что она говорит неправду. Выбирай, Игорёк, свою боль. Вина за то, что позволил ей убить себя или вина за то, что заставил страдать до конца. Не было выбора — не выбирать. Потому мне все же пришлось сделать его. Она всегда знала чего хочет и находила путь как этого добиться. Определяла цель и засучив рукава принималась за работу. Ей было неважно что я выберу, результат будет тот, который она хочет. Я смотрю на урну, стоящую на тумбочке, хочется заскулить от чувства вины, не у кого попросить прощения. Пробовал жить в родной квартире, но она настолько полна воспоминаний, что они выталкивали меня наружу. Сдал её, а сам переехал на новую. Захватил только урну. Порой в чёрном порыве, хотелось похоронить на кладбище, избавиться. Тёмная часть души кричала об этом, чувствуя себя преданной за выбор, который она заставила сделать. Иногда, как сейчас, мог часами сидеть глядя на красивые узоры. Спустя несколько лет, мне стало всё равно. Потом появился неприятный запах немытого тела в квартире, понял, что происходит, глядя в раковину полную грязной посуды. Накопилось столько, что мешало открыть воду. Ещё подумал равнодушно, что стоит отдельный тазик завести, вместо того чтобы просто отправить в посудомойку. Мама была умнее и в десятки раз сильнее, а ещё знала меня как облупленного. Своего трусишку сына, который всегда выбирает ту боль, что меньше. Все те стадии, через которые проходила, я был вместе с ней. Знала, о болезни больше меня. Это было проще в какой-то степени. Опять страх, опять была ярость и, возможно, чуть-чуть надежды, совсем капля. Ещё была вина, которая не позволяла выбрать меньшую боль. Провалы в памяти, в моменты слабости тихо проклинал свою судьбу. Везучая парочка на несколько миллионов. А глубоко внутри, надеялся, что придёт врач и расскажет о новых методах, не хотелось жить в боли, а потом перестать быть собой. Стоило подумать о том, чтобы сдаться, как наваливались последние дни с матерью. У меня нет права это сделать. Потом пришли вежливые люди в костюмах и предложили поучаствовать в испытании экспериментальных методов борьбы с прионными заболеваниями человека. Согласился, другого варианта выбора быть не могло, вина не позволяет сдаться, только идти до конца хватаясь за любую возможность. Чем это закончилось, не помню. Только отдельные отрывки, расспросы каких-то врачей, смутные образы и процедуры с непроизносимыми названиями. Я лишился там рассудка, мозг стал выглядеть как губка. Бессмысленный финал, за который была сделана жертва. Я сойду здесь с ума. — Кто-нибудь, помогите… — Худшие воспоминания пошли по новому кругу, разум жаждет стимула, сопротивляться больше нет сил. — Хочу Бельгийский шоколад, настоящий. И ещё раз. — Хочу Бельгийский шоколад… И ещё. — Хочу Бельгийский… Ещё. — Хочу… Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё, ещё, ещё и заново. — Прими решение Малыш и продолжай жить после меня. Будто ударили по груди, выбили воздух, которого нет. — Прими решение Малыш и продолжай жить. Я словно слышал её голос, а не выудил отрывок из памяти. Галлюцинация или что-то другое? Сейчас уже ничего не могу понять, ни о чем не могу думать. Как алкоголик к бутылке, как наркоман к дозе, разум опять тянется к воспоминаниям. И как маленький ребёнок, сующий руку к опасному, получает лёгкий шлепок со строгим взглядом любящих глаз, которые всегда наблюдают. — Прими решение Малыш и продолжай жить. Не…уходить… от… боли. Это было как электрический разряд, пронзивший всю мою суть. Люди всегда ведь бегают от большей боли. Это нормально. Убежать от кибер-психа или бороться с ним? Убежать. Борьба и последующая смерть будут больнее. Убежать, оставив незнакомку в одиночку драться с кибер-психом или рискнуть жизнью и помочь? Помочь. Чувство вины и память о трусливом поступке больнее. Сопротивляться захватившим меня мутантам или подождать дальнейшего развития, а возможно и помощи? Подождать. Подавление моего сопротивления будет больнее. Настоять на том, чтобы вернуться помочь двести двадцать восьмому, оставшемуся в клетке у генокрадов или убираться отсюда как можно быстрее, пока не подоспели остальные люди Фейербаха? Бежать как можно быстрее, это не так больно, как будет если нас схватят из-за попытки помочь какому-то бандиту. Последнее было попыткой успокоить совесть, боль всё равно меньшая. Послушно сидеть на конспиративной квартире, готовиться к побегу без необходимости подставить моих спасителей или воспользоваться первой же возможность, предав тех, кто мне помог? Готовиться, подождать, чувство вины от предательства будет больнее. Согласиться отправиться вместе с Адэлиной к её неизвестному боссу или сбежать от них вырубив с помощью демонов? Согласиться, потому что вечные прятки и высокий шанс провала собственных действий, больнее. Предложить свои услуги ИскИну, за это получить безопасность, а также исполнение собственного желания или покинуть базу, попытавшись всё самостоятельно сделать? Предложить услуги, боли и трудностей в этом варианте меньше. И так далее, и так далее, и так далее. Разве что-то изменилось с тех пор? По-прежнему одно и то же, просто продолжаю это делать в другом антураже. — Хватит… уходить… от… того, что происходит, … не понимая. Страшно… больно… всё равно… прими решение. Малыш… продолжай жить. Хватит… существовать. Непонятное тепло внутри, печальное и ласковое. Это игра моего разума или действительно ощущаю её отголосок? Душу, протянувшую свою руку помощи в другой мир? Не знаю, это не так уж важно, хочу ещё немного понежиться в этом чувстве, мне дают на это немного времени, растянувшегося в вечность. Всё равно слишком короткую, начинает отступать, как крепкое объятие, из которого выпускают. — Слушай что мама говорит… Прими решение жить. Не затягивай до тридцати. — Мне уже больше, — если бы это было возможно, рассмеялся бы сквозь слёзы. — Малыш… — сколько же нежности в этом голосе. Который после паузы добавляет, но не так как в воспоминаниях, а задорно. — Хочу бельгийский шоколад. — Хорошо, хорошо, обещаю. — смеюсь в ответ. — Живи сынок, мама плохого не посоветует, — перед внутренним взором её молодое, весело подмигивающее лицо. — Хорошо, я постараюсь. Всё постепенно исчезает, удаляется. Вновь остаюсь один на один с собой или же просто прихожу в себя после наваждения. Это не имеет значение, решение принято, оно страшное, рискованное, но альтернативы отсутствуют. Дожидаться чьей-то помощи нет смысла. Нет, не так. Пора начать помогать самому себе, по-настоящему, не делая вид борьбы, а отчаянно сражаясь за всё, что хочу получить и всё что хочу отдать. Пока ещё страшно, это пройдёт. Пока ещё больно, это тоже пройдёт. Зарубцуется новой бороздкой. Сколько прошло времени? Всего тридцать две минуты, целых восемьдесят дней. Пора сделать первый настоящий шаг. Она раздула угасавший огонёк, моя задача превратить его в ревущее пламя. Оставить только себя и его. Собравшись, начал мысленно скармливать воображаемому внутреннему пламени свой страх перед выбором. Затем туда же, с каждым мгновением разжигая его больше, начали отправляться воспоминания, плохие и хорошие, всё что могло послужить топливом, для решимости. Вместе с этим, на время лишить себя всего, что могло бы отвлечь и мешает стать чистым разумом. Когда не осталось ничего, я заглянул внутрь, на образовавшуюся пустоту, такую же как вокруг. Погружаюсь в медитативный транс. Позволивший всё чётче и чётче ощущать связь с тысячами нитей, которые раньше принимал за галлюцинации. Они здесь, прямо в моей голове, поэтому я… …наблюдал, на этот раз не за галактиками с туманностями, взор был направлен в другую сторону, на младшую мою часть. Установленная ранее связь между нами всё ещё присутствовала. Понятно. Теперь понятно, что говорил на прощание Творец. Дальше только сами, остальная работа за мной. Я, наконец, поднялся оказавшись гораздо больше чем предполагал. Взял оставленный для меня Другом\Творцом\Учителем, инструмент. Подарок от того, кто помог мне начать. Вот только пройти путь до конца, завершить себя предстоит самому. Приглядываюсь к уже сделанному Мастером. Некоторые места исказились из-за того, что не были завершены, другие растаяли, исчезли в результате бездействия, часть крошится от небрежного использования и отсутствия ухода. Приходит понимание, что на самом деле, это тоже Я. Тело, Душа и Искра, от которой шло то же чувство, что и от нас с младшим. Решимость. Осторожно выхватываю из окружающего пространства, крохотную в моих пальцах галактику. Взгляд находит идеальное для неё место. Рука с инструментом поднимается над головой, а затем Я… …принимаюсь за дело. Удар! Действовать придётся от обратного, мне нужно больше времени, как можно больше. 00:31:22