Реминисценция

      Реальность сигнализировала перед глазами Джой цветными пятнами, как мигалки полиции или скорой. Они были разляпаны по ее прихожей, кляксы радужных красок, когда она, ощущая, что не может дышать, прижалась спиной к стене. Грудную клетку сковывало что-то, чего никак не объяснить, то, к чему никогда не прикоснуться; некоторые монстры годами прячутся в одной только голове, где-то далеко, так, что перестаешь замечать: нематериальное легко сливается с окружающим.       Панические атаки давно уже не вносили правок в ее расписание.       Джой заставила себя открыть глаза и сфокусироваться. Она зацепилась взглядом за сюрреалистическую картину Дали, которую купила на аукционе в Лондоне, пять лет назад.       Джой медленно выпустила липкий воздух из лёгких, пока на стекающих по ветке часах цвет плясал разными оттенками, будто бы в полотно встроена цветомузыка. Она продолжала дышать, глубоко, до лёгкого головокружения вдыхать и выдыхать кислород; мозг с садистской настойчивостью подсовывал Джой именно тот день, когда была куплена эта картина.       Солнечный Лондон, ровный бам-м-м часовой башни Вестминстерского дворца, улыбка Рене: «Мам, а ты знаешь, что этот маятник весит целых триста килограммов?»       Они прогуливались по мосту из открыток. Рейна тогда присела перед Рене на корточки и, задорно улыбнувшись, измазала кончик ее носа мятным мороженым. Спросила: «Это какая часть от веса последнего кроссовера?»       Джет нервно засмеялась, с силой сжав пальцами переносицу. Она крепко зажмурилась. Смешная, какая-то трагичная попытка рассеять картинку из прошлого; если закрыть что-то больное хорошим, можно делать вид, что ничего не случилось. Можно делать вид, что тогда, пять лет назад, вечером, они с Рейной не потеряли что-то важное, о чем Джой ни разу больше с ней не заговорила.       Скоро уже начавшая разгораться паническая атака отступила, оставив после себя только сумасшедшую дрожь в руках. Джой знала беспроигрышный способ избавиться от нее. Она спешно зашла в зал, шагнула на гранитный подиум и достала из мини-бара бутылку «Дэлмора». Мимо глаз проплыло помутневшее облако: в памятном клочке был вчерашний разговор с Роуз, звонок Мелиссе и обещание заканчивать с виски.       Но все это, в конце концов, было вчера. Джой не поехала на сеанс — просидела в машине целых два часа, недалеко от клиники, где когда-то провела много времени в исцеляющих разговорах. Сейчас Джой просто… Черт, да она не была готова начинать всю эту муть снова. Говорить с Мелиссой о том, почему у них с Рейной все покатилось в задницу, будет слишком уничижающе — а уж униженной Джет себя чувствовала и без внимания психологини, в этом можно не сомневаться.       Она замерла с переклоненной бутылкой в руке, намереваясь плеснуть в стакан чуточку скотча. Голова была пуста; никаких угрызений совести за нарушение обещания. В конце концов, кому она что должна? Да пошли они все к чертовой матери. И Рейна, и Роуз, и все остальные. Такие правильные, что сейчас затошнит.       Янтарная жидкость привлекательно ударилась о стенки рокса, который Джой в последнее время никогда не прятала, и скоро заполнила его больше чем наполовину.       Джой бросила в скотч несколько кубиков льда и включила макбук, без выражения усевшись за барную стойку. Она сбросила туфли и слегка поболтала в стакане скотч — обычно она никогда не разбавляла алкоголь, но сейчас будет лучше, если она опьянеет не так быстро.       Могильная тишина плыла по ее гостиной, как по кладбищу. Джой уже второй день не поднимала затемняющие гардины, так что ее дом превратился в темную обитель графа Дракулы. На кухонной мебели тускло светились рассеянно-синие лампочки.       Полярная ночь в жизни равно полярная ночь в доме.       Она слезливо усмехнулась, мысленно уговаривая себя нацепить маску безмятежности и невозмутимости обратно, но не получалось. Ещё несколько лет назад Джой даже не могла представить себе, что однажды в эту полярную ночь ей придется нырнуть опять — так же, как это было, когда умерла ее невеста. Только сейчас ведь никто не умер, да? И сейчас у Джой есть Рене.       Жаль только, что все эти аргументы были бесполезнее, чем щенок чихуахуа на службе в полиции, а с каждым глотком, обжигающим горло, было все труднее остановиться.       Экран осветило окошко вызова как раз в тот момент, когда Джой почувствовала приятное тепло, прокатившееся по горлу, и то, как тело мгновенно согрелось. Это успокаивало нервную дрожь.       — Привет, дочь, — улыбнулась уголком губ Джет, когда стабилизировалась видеосвязь. Она отодвинула стакан с виски в сторону. — Как успехи?       — Офигительно клёво, — нарочито четко выговорила Рене и закинула ноги на стол. Она сидела в кресле, откинув назад длинные светлые волосы, и явно была одна. — Но я тебе ничего не расскажу.       — Почему это?       — Потому что ты мне ничего не рассказываешь, — равнодушно пожала плечами Рене. Джой почти засмеялась: эта ее подчеркнутая хладнокровность, породистая, джетовская, чертовски напоминала Джой ее саму в подростковом возрасте.       Прошло тринадцать лет с тех пор, как у нее родилась дочь, а она все ещё испытывала невыразимое удовольствие, когда отмечала их схожести.       — Ну так, — со смешком сказала Джой, откинувшись на спинку стула; достала пачку сигарет из кармана — до жути хотелось курить, — и что же мне нужно тебе рассказать, принцесса?       — Скажи мне, когда вы с Рей перестанете заниматься фигней и помиритесь, — сверля Джет пытливым взглядом — Джой всегда под ним ощущала себя как под дулом пистолета — спросила Рене. Для усиления эффекта дочь сложила руки на груди и нахмурилась. — Рей отмалчивается. Сказала только, что «все непросто» и повторяет это каждый раз, когда мы разговариваем. А ты вообще ничего не говоришь. Я, конечно, собиралась поговорить с тобой, когда прилечу домой, но я уже просто не могу терпеть! Это невыносимо. Все время думаю о вашем разводе. Какой-то бредняк.       Джой тяжело вздохнула, прикидывая, что на это можно было сказать. Она поднесла вспыхнувшую зажигалку к кончику сигареты и, выигрывая время, сделала глубокую затяжку. Лёгкие тут же прошило холодом, как в морозильной камере.       — Хорошо, Рене, давай так, — спокойно начала Джой, воззвав к собственному рационализму, — я не буду сочинять для тебя красивые сказки об окружающем мире. Думаю, это неправильно, — продолжала Джет. Она сделала ещё одну затяжку, и в этот раз гвоздика уколола гортань резче. — Ты уже достаточно повзрослела для того, чтобы понять то, что я скажу тебе: мир — это несправедливое говно, Рене, не больше и не меньше. Особенно, что касается отношений. Когда ты одна и решаешь за себя, тогда все, если будешь хорошо и упорно работать, скорее всего получится. Но когда рядом с тобой другой человек, все гарантии на результат аннулируются. Мы с Рейной развелись… — она медленно выпустила дым изо рта, устало потерев лоб. Голос начинал дрожать, когда она касалась темы развода, так же, как и руки, и Джой не горела желанием показывать это Рене. — По-честному, принцесса, я не хотела этого. Но я не отвечаю за Рейну.       — И она не сказала, что такое? — тихо спросила Рене. — Скажи конкретно, в чем причина, — вдруг всхлипнула она. Джой ничего не могла с этим сделать: ее девочка познавала убогие реалии мира. — Столько лет все было хорошо, а сейчас вдруг стало не?       — Она говорит, я ее не слушаю, — пожала плечами Джой.       — И что это значит?       — Это значит, что она считает меня стервой.       — Я тоже считаю тебя стервой, но я все равно люблю тебя.       Джой не сдержалась от доброго смешка. Рене по ту сторону экрана быстро утерла слезы и с надеждой, не отрываясь, уставилась на нее.       — Я твоя мама, — просто констатировала Джо. Ей захотелось обнять Рене до зуда в ладонях, но пока это было невозможно. Сегодня им оставались одни слова. — Так уж сложилось, что у нас с тобой безусловная любовь. Между двумя взрослыми людьми — ты понимаешь, о чем я — такой не бывает.       — А как же Роуз и тетя Али? — с упрямством поджала губы Рене.              Кажется, дочь ей не верит.       — О, это исключение, — нашлась Джой. — Они случаются, но слишком редко. Лучше не верить в них вообще, если не хочешь чувствовать себя ничтожеством, не способным любить достаточно сильно. — Джой вдавила окурок в дно пепельницы. Пепел въелся в кончики ее пальцев, очернив их так, словно она копалась в саже. Рене молчала. — Принцесса?       — Мам? — вяло отозвалась она с той же интонацией.       — Я не знаю, что у нас с Рейной будет дальше, — честно сказала Джой, глядя в такие же прозрачно-голубые, как у нее, глаза дочери — она словно смотрела в зеркало. — И будет ли… Но мы любим тебя. И я, и Рей. Сильнее всех на свете, что бы ни происходило. Ты моя самая важная девочка.       Рене расплакалась. Джой хотелось тоже, но она держалась — не сейчас, потом, не при дочери. Джет успокаивала ее несколько минут, пока ее пальцы изо всех сил, ломая ногти, впивались в нижнее дерево барного стула.       — Я уже так скучаю по тебе, — шмыгнув носом, призналась Рене. Она обычно в таком не признавалась, и Джой умилительно улыбнулась. — Я прилечу… и мы будем обниматься весь вечер. И посмотрим какой-нибудь дурацкий семейный фильм, да? Я знаю один. Лети смотрела. Она смотрит дурацкие фильмы, но этот мне понравился.       — Посмотрим все, что захочешь, — пообещала Джой (уж это обещание было просто сдержать; она и сама очень хотела такой вечер).       — А потом я поеду к Рей и мы с ней испечем шоколадное печенье. И посмотрим такой же фильм.       Джет сдерживала слезы из последних сил. Они накатывали резко, без предупреждения. Рене делала больно себе и ей; нажимала на раны, которые тут же начинали сочиться кровью.       Рене намекала, что, будь все у них хорошо, они бы посмотрели этот фильм втроем. Когда они проводили время все вместе последний раз? Раньше это не имело большого значения. Никто даже не думал об этом.       А может, не думала только Джой?       — Конечно, принцесса, — согласилась она, не определив точно, со словами Рене или со своей собственной мыслью. Тема, которая все продолжалась и продолжалась, уже вытащила из нее все внутренности. — А теперь расскажи, как ты там? Что ты делала на этой неделе? Видела северное сияние?       Рене видела северное сияние. А ещё она видела, как рыбак провалился под лёд, как Лети идёт ее новый глянцевый купальник — она заметила в Голубой Лагуне, видела созвездие Большой Медведицы и половину ночи задавалась вопросом, куда же подевалась маленькая.       Рене, как и большинство подростков, была гибкой, отходчивой и адаптируемой. К облегчению Джо, скоро она уже хохотала вовсю, и этот смех хотя бы немного, но наводил в голове Джой порядок.       Когда Рене отключилась, Джет точно знала, что у дочери все складывается хорошо.       У Джой, увы, нет. После того, как она закрыла скайп, одно большое, мразотное понимание свалилось ей на голову и зажало в тиски: она потеряла свою семью.       Как так, они что, больше никогда не посмотрят все вместе дурацкий фильм?       Никогда не испекут это ее ебаное шоколадное печенье?       А как же отпуск — Джой проведет его без Рей?       Она, шумно выдохнув, в ужасе схватилась за край стола. Свет в комнате внезапно стал слишком ярким, а сердце — огромной кошкой, ломающей изнутри все кости.

* * *

      До возвращения Рене оставалось семь дней — все, включая Эмили, давно запустили обратный отсчет, — когда Джой не явилась на важное совещание, запланированное с директорами отделов за две недели до назначенной даты. Джет никогда не опаздывала на работу; работа была ее религией, церковью и алтарем одновременно, на который она добровольно уложила себя уже больше двадцати лет назад. Стоять во главе «БМВ» было равнозначно продать душу дьяволу, огромному и ненасытному, всю жизнь жрущему твое время, энергию; отбирающему приоритетное место и выплевывающему взамен банковские счета с девятью нулями после первой красивой циферки.       По прошествии двух десятилетий, однозначно цветущих для корпорации, Эмили без лишних раздумий сказала бы, что Джо эти числа считала результатом работы, показателем эффективности, подкреплением собственного статуса и устоявшейся репутации, но, вероятно, вовсе не личным благом. Она всегда работала на пределе своих возможностей, так, как ни один другой человек на веку Эмили никогда бы не справился — и при всей этой нечеловеческой работоспособности, Джо умудрялась сохранять свою пунктуальность кристально чистой.       Джо и пунктуальность, так-то, синонимы.       Но она все же не явилась на совещании. Не явилась — да это же сюр какой-то.       Спустя двадцать минут коллективного ожидания, во время которого все сидели, как будто им шило в заднице прокручивают, Эмили вскочила со своего места в переговорной и, так не похоже на себя не сказав ни слова — у нее не было настроения, — направилась прямиком к выходу из офиса. Сейчас был уже вечер, и свой телефон Джо оставила в кабинете, когда уезжала в «Провиденс» на обед. До этого всё было нормально, если учесть некоторые нюансы ее печали, все было обычно.       Эмили забегала к ней два раза, чтобы посидеть на ее коленях и зализать ранки на губах; Джо забавно шипела и чуть кусалась в ответ, если ненароком задеть ее сильнее… Ею можно было любоваться бесконечно. Она притягивала Эмили, как малиновые кексики в детстве, которые тетя ставила остывать на самую верхнюю полку и запрещала есть раньше, чем когда горячее тесто превратится в теплое.       Эмили так Джо и говорила: мой малиновый кексик.       Говорила: моя сладенькая конфетка.       В конце концов, Эмили всегда обожала сладкое.       На совещании ничего сахарнее белых кубиков в чае уже явно не предвидится. Джо, конечно, в итоге заменит Амелия, но Томпсон не собиралась участвовать в предстоящей нудятине, а директора просто не могли ждать дольше — дебильный тайм-менеджмент и все такое.       По дороге, вертя руль одной рукой и тыкая фак секси-мисс на «Мерседесе» другой, Эмили позвонила в ресторан и спросила, нет ли там Джой, а когда ей сказали, что она давно уехала, Томпсон с визгом шин повернула авто в противоположную сторону, едва не наехав на какого-то тощего бедняжку с прыщавым лбом. Будь у них положение поудобнее, Эмили посоветовала бы ему побольше трахаться и поменьше залипать на учебники.       Открывая двери в дом Джо, Эмили была убеждена в том, что она занята чем-то важнее совещания — чем-то сильно важнее. Ее сладенькая конфетка обычно не исповедовала приверженность к внезапной смене планов, однако мало ли что могло произойти, жизнь — качели. Их бойкая принцесса, например, могла расстроиться из-за какой-нибудь подростковой ссоры и позвонить мамочке, чтобы рассказать, какая дикая ярость венчает ее светлую голову — Джо не оставила бы дочку в такой важный для нее момент становления личности.       Эта красивая версия, жаль, рассыпалась, как крошки от печенья из рваной пачки, стоило Эмили войти в дом и уловить глухую тишину без малейших признаков жизни.       Легкомысленная улыбка на блестящих от блеска губах быстро сошла на нет: в темной гостевой, рядом с диваном, на полу сидела Джо в сегодняшнем костюме… Ее голова была запрокинута на край дивана, и она явно была без сознания. Тонкие руки с выраженными венами лежали на полу так, словно она уснула. Уснула? Глупость!       Эмили без промедления подбежала к ней. Томпсон обхватила руками ее лицо — оно пылало, как факел на Олимпийских играх. В руках Эмс Джой обычно находилась если не в полном сознании, то почти, а теперь она совсем не реагировала ни на то, что Томпсон испуганно схватила ее, ни на слова, и это сжимало Эмили горло красно-тревожными нитями.       Представить только: тебе пять лет, и ты смотришь, как последняя любимая печенька летит с террасы и шмякается об асфальт.       — Хэй, Джо, — негромко окликнула ее Томпсон, пытаясь сообразить, что случилось. Ничего. Она легонько похлопала ее по щекам. — Джо, слышишь? Ну же, эй, очнись, не умирай, у нас ещё есть чем заняться!       Джой не шевелилась, точно тряпичная куколка в пальцах Эмили. В гостиной стояла темнота и густой запах крепкого алкоголя. «Дэлмор». Первым делом, перестраховываясь, как в фильмах, Эмс уложила голову ей на грудь и уловила ритмичный стук сердца. Он звучал быстрее обычного, как если бы Джо снился чемпионский забег или бурный оргазм, но в целом главное другое: то, что этот стук вообще был. Эмили, конечно, не сомневалась, что Джо не станет отправлять себя на тот свет, но убедиться не повредит.       Значит, она просто перебрала.       Так и не достучавшись до Джо, Эмили поднялась на ноги и цепким взглядом отметила почти пустую бутылку скотча на барной стойке, погасший экран макбука и… таблетки? Что ещё за пилюли, мать их? Эмили подошла ближе и прочитала название. Ксанекс.       Зашибись.       В блистере не хватало двух таблеток, и Эмили захотелось бросить в костер всю пачку.       Она схватила ближайший рокс с остатками виски на дне, сполоснула его под краном и набрала туда ледяной воды. Универсальный инструмент быстро перекочевал Томпсон в рот, а оттуда, как распылитель, влажными каплями разлетелся по лицу Джет. Эмили подумала, что, если это не сработает, она просто выплеснет эту воду ей за шиворот, но крайние меры остались пылиться на дальней полочке для чрезвычайных случаев — шумный вдох Джо, как будто ее откачали после судорог в глубоководье, облегчил воздух в доме. Ее лёгкие издали то ли визг, то ли скрип, от чего она сама долго, протяжно застонала.       Эмили сделала глубокий вдох, наблюдая за тем, как Джо, не разлепляя век, сворачивается в кренделек прямо на ковре.       — О, ма шери, ты серьезно? — простонала Томпсон. — Это «Дэлмор» или ксанекс такое с тобой сотворил? Или и то, и другое?       Джой прижала колени к груди и стала совсем крошкой. Пока она лежала на полу, в таком положении, сложно было помнить о том, что эта женщина выше Эмили на целую голову, и что она может посмотреть так, что ноги подводят… Она будто бы стремилась совсем исчезнуть.       Томпсон, конечно, не собиралась с этим мириться.       Она решительно встала на ноги, подумав, что ей сейчас идеально подошли бы воинственные черные стрелки на щеках, как в фильмах про амазонок. Эмили закатала рукава своей пятнистой рубашки и заправила волосы за уши, чтоб не мешали. В конце концов, она собиралась тащить в душ хоть и дьявольски сексуальное, но все же нелегкое для нее те… В самый ответственный момент, как это часто бывало, раздался оглушающе громкий звонок. Эмили быстро подскочила к макбуку Джо — видеозвонок, чтоб его.       Эмс натянула на лицо широкую улыбку и ответила. Это была Рене. Чудный ребенок; ее нельзя было не любить, точно как ее мамулю.       — Мам, я забыла кое-что ска… Эми! — радостно воскликнула она. — Привет!       — Приветик, принцесса, — беззаботно подмигнула ей Эмили, сложив на столешнице руки как самая прилежная ученица. Боковым зрением она поглядывала в сторону Джо, но она даже не шевельнулась. Черт, видимо, все-таки ксанекс. Трель звонка в ее скайпе была выставлена на максимальную громкость и, видимо, она застряла у Эмс где-то между барабанными перепонками, потому что она слышала ее до сих пор.       Эмили легонько стукнула по своему уху несколько раз, резонно предположив, что это поможет. По ту сторону экрана Рене сидела за столом в комнате, сильно походящей на логово хиппи из-за обилия ярких картинок на стенах. Ну, или на логово Эмили — в принципе, и тот, и тот вариант звучал одинаково клёво.       — А где мама? — спросила она, по-джетовски сложив руки в замок на животе. — Я забыла кое-что ей сказать.       — Она сейчас не может подойти, — пожала плечами Эмили и заговорщически ткнула пальцем в сторону, где на полу скрутилась в хламину пьяная Джет. — Она нагибает Риггинса по телефону. Такой гаденыш! Похож на земляную лягушку. Бе-е.       Рене умоляюще сдвинула брови.       — Ну, Эми, я всего на секунду, Риггинс даже не успеет разогнуться!       — Все равно не получится, — мельком смерив спину Джой взглядом, настояла Эмили. Она не могла сказать принцессе правду, в этом конкретном случае лучше бы ей эту правду вообще никогда не знать. — Она, знаешь… голая, — нашлась Эмили и для антуража очень серьезно — так серьезно, что аж забавно — покачала головой.       Принцесса артистично закатила глаза, мастерски сдержав смущенную улыбку.       — Ладно, я поняла, она занята. Тогда пусть наденет лифчик и перезвонит мне позже. Хотя, если по телефону, лифчик даже необязательно надевать. А ты позвонишь мне завтра?       — Семпер фай, — отсалютовала ей двумя пальцами Эмили.       — Пока, Эми! Люблю тебя, — казалось, вполне удовлетворенно ответила Рене и отдала честь в ответ.       Ещё один воздушный поцелуйчик — разумеется, со стороны Эмили, крутые девчонки младше восемнадцати таким не страдают, — и Томпсон вернулась обратно к своему главному обязательству на вечер. Она должна была привести Джо в чувства. То, что с ней происходило, пугало даже Эмс… Пусть бы то, что она делала, хотя бы не вредило ей самой, но люди ведь так сильно любят самобичевание! На кой черт это понятие вообще существует? Эмили охотно сожгла бы его и все составляющие вместе с ксанексом.       Она подошла к Джо и с трудом заставила ее окаменевшее тело разогнуться, чтобы удобнее было тащить до ванной комнаты. Она мычала и вяло сопротивлялась, и тогда Эмс впервые в жизни пожалела о том, что она, непривзойденная Эмили Томпсон, не какой-нибудь огромный мужик. Да, Джо была очень стройной, но высокой, и такой полторашке, какой по воле генетической лотереи вымахала Томпсон, явно не повезло.       Она обхватила талию Джет и дернула по полу в сторону заветной черной двери. И еще раз. И еще.       Теоретически, Джо можно было просто схватить за запястья и потащить по полу, но Эмили сразу же откинула эту идею. С Джо так нельзя было обращаться — она же не какая-нибудь подохшая соседская псина. К слову, с соседской псиной пришлось тяжелее — у них был гребаный алабай и от него смердело, как от помойной ямы, в которую три года срал гиппопотам.       Эмили засмеялась. Это хотя было весело. А сейчас ни удобства, ни веселья. Ну, зато от Джо пахло «Дэлмором» и «Диор» — хоть что-то приятное.       Слава богам, гостевой душ в этом доме оказался без бортов. Здесь витал приятный аромат сандала и розмарина — такой же строгий и дизайнерский, как все остальное. Мрамор на полу единственное теплое, что светило Джо следующие пару минут, черт! Эмили плюхнулась на задницу прямо в душе и попыталась отдышаться, но недолго. Скоро она крепко обхватила Джо за талию, подтянула к себе на колени и вцепилась ей в плечи. Джет нахмурилась, пребывая в абсолютной нирване.       Ее сладенькая конфетка явно нуждалась в перезагрузке.       — Джо! — громко крикнула Эмили. — Последний шанс открыть твои очаровательные глазки безболезненно!       Но она свой шанс упустила — и в следующий момент их обеих окатило струей холодной воды.       Джой распахнула глаза, с шумом втянув в себя воздух. Ее пальцы впились в локти Эмили так сильно, что она зашипела.       — Что за хрень, — просипела Джо; глаза у нее были красными, налитыми кровью, словно внутри белых склер кто-то раздавил ягоды.       — Вот и я спрашиваю, — в упор глядя в замутненное лицо, отразила Эмили, — что за хрень?       — Я не… — старалась сказать она, но не вышло. Веки у Джо закрывались, едва она успевала согреться. Сердце неровно колошматило в груди — Эмили чувствовала его удары собственной грудной клеткой. — Нет…       Вода лилась и на Эмили тоже (она не могла оставить Джо одну), когда она нажимала на сенсорную кнопку в стене. Горячая, теплая, холодная, ледяная. Она нажала третью — и их обеих снова окатило холодом; у Джой промокла рубашка и стали просвечиваться затвердевшие соски, а Эмили просто захотелось раздеться, чтобы избавиться от неприятно налипшей на кожу ткани. Джо была бы такой секси, не будь она такой пьяной…       — Перестань, — простонала она. Джой слабо отталкивала ее — сейчас роковая Джой Джет вряд ли справилась бы даже с Эмили, — и делала попытки сползти у нее с коленей. Томпсон была однозначно впечатлена, но наблюдала за этим невпечатленно. — Я не хочу ничего. Ничего… не… хочу. Отвяжись от меня!       Эмили почти втиснула пальцы ей в плечи. Прокричала в лицо:       — Не отвяжусь! Джо! Это дно! Дно, дно, дно, днище!       — Боже… — мученически вытолкнула Джо, с вялым стоном отвернув голову в сторону.       — Не смей делать это с собой, — прорычала Эмили, обхватив ладонями ее щеки. — Немедленно открывай глаза! Иначе я вызову парамедиков и опозорю тебя на всю страну!       Кажется, эта тактика оказалась успешной: Джой почти удалось разлепить глаза.       Она рухнула грудью на теплую плитку в душевой; Эмили показалось, что она сейчас выблюет весь скотч, который успела вылакать, и предусмотрительно отодвинулась. Эмили с радостью подержала бы ей волосы, но у Джой они удобно были короткими, так что это не требовалось… Эмили решила, что поддержка другого рода все равно не помешает, и погладила Джой по спине.       Она поднялась на локтях выше и ее стошнило рядом со сливом. Эмили включила воду — на этот раз теплую, и, беззаботно напевая импровизированный мотивчик, уставилась на черно-золотой мрамор на стене. Ладонь успокаивающе похлопывала Джо по мокрой рубашке между лопаток. Она же не зверь, что уж там…       Ее умничка вытошнила все это алкогольное дерьмо быстро и эффективно. Главное, что и ксанекс тоже. Сам по себе ксанекс плохим не считался, но Джой и таблетки — щекотливая тема, если два слова стояли рядом в одном предложении. Эмили помнила время, когда Джо сидела на феназепаме, и не любила об этом вспоминать. Волноваться о ком-то — вообще хреновое чувство, хоть Эмили и подозревала, что чувствовала это гораздо слабее, приглушённее, лишь по делу и за малое количество людей; она и представить себе не могла и даже не хотела, как сильно страдает Джо.       Какой бы она ни казалась посторонним людям стальной, железной, гранитной, все это неправда. То, что она временно потеряла контроль над собой, говорило о двух вещах: о том, что она очень давно давит в себе что-то болезненное, и о том, что Рыбка по-настоящему задела ее и сильно. Все это было нехорошо.       Эмили смотрела на нее и хотела забрать ее боль себе. Эмили боли не боялась — она бы помяла ее и выбросила, как фантик.       Скоро Джой перевернулась на спину, тяжело дыша. Она сверлила потолок невидящим взглядом. Наверное, у нее из глаз текли слезы, а не просто скатывалась вода. Ее грудная клетка судорожно поднималась и опускалась, губы сложились в кривую линию...       Джо, как наэлектризованный прут, чуть подрагивала в ее руках.       Эмс крепко обнимала ее и обещала, что все наладится. Всегда налаживалось.       — Хочу, чтобы всё вернулось, — задыхаясь, шептала Джой. — Хочу, чтобы она вернулась.       — Так выглядит я-не-люблю, — с тихим смешком озвучила Томпсон. Она осторожно смыла разманную тушь на ее щеках большими пальцами и поцеловала Джо в кончик носа. — Моя бедная... тьфу, нет, богатая. Богатая Джульетта. Нужно привести тебя в порядок. Завтра утром поедешь пресмыкаться перед Рыбкой, или отвезти тебя сегодня?