Каток

Шень Цинцю в последнее время славился между своими преподавательскими способностями. Он сам гордился этим внезапно открывшимся после переселения в другой мир таланте. Конечно, педагога он в себе никогда бы не заподозрил, поскольку ни за что бы по собственной воле не пошёл учить уму-разуму отвратительно шумных, непослушных, временами противных из-да всех этих соплей-слюней-слёз детей. Он даже книг психологических не читал, чтобы знать, как находить подход к этим маленьким исчадиям ада, которые хорошо если в двенадцатилетнем возрасте начинали в полной мере понимать обращённую к ним речь. Ученики с пика Цинцзин, даже самые младшие, которых только-только приняли в Цанцюн, были поразительно понятливыми, не без стараний прежнего Шень Цинцю, который был весьма эффективен в запугивании всех, кто был слабее него. Подобной тактики обращения с детьми, как бы они на самом деле ему не нравились, Шень Юань не одобрял, поэтому, считая своим долгом вывести мелочь из состояния священного страха перед ним, действовал довольно мягко, сразу после того, как смог выбить у Системы возможность пользоваться функцией «ООС». Конечно, совсем уж мягким он не был и за провинности ругал и иногда наказывал, если шалости доводили до увечий других ничем не повинных учеников. Но он мог с гордостью сказать, что был достаточно справедливым, вследствие чего страх в глазах мелочи, да и их старших товарищей, сменился на уважение. Однако собственной гордости предшествовали бессонные ночи, проведённые в библиотеке и составление более-менее внятного плана занятий, а потом ещё проверка его эффективности. Приходилось также усваивать всякие тонкости окружающего мира, которыми автор «Пути гордого бессмертного демона» себя не обременял, если они не касались па-па-па. Но, как бы не было хорошо преподавание и как бы Шень Цинцю в него не втянулся, иногда у него было банальное желание взять себе выходной, которого, разумеется, в заклинательских школах не было предусмотрено. Нет, всегда можно было взять задание вне стен школы или же спихнуть младших учеников на более старших, тем самым пристроив всех, но первое не хотелось (серьёзно, после попадания в его организм Неисцелимого, его никуда одного не отпускали и не давали вволю налазиться в каком-нибудь лесу в поисках интересующих его тварей), второе же вообще звучало, как эксплуатация детского труда ради своей выгоды, и лорда пика Цинцзин бы заживо сожрала собственная совесть, несмотря на то, что это было обычной практикой среди бессмертных заклинателей - спихивать ведение дел на более-менее смышлёных учеников. Решение пришло в один из вечеров, когда он с унынием читал сочинения, являющиеся проверкой знаний учеников. Несмотря на то, что большинство работ было хорошими для возраста их сочинителей, порой они в погоне за бесполезной в данном случае красотой нагружали работу такими изречениями, что возникало желание побиться об столешницу или же психануть, а после и вовсе прокричаться, высунувшись в окно. Шла середина первого месяца зимы, и погода стояла достаточно холодной для того, чтобы осуществить пришедшую на ум Шень Цинцю задумку. Было желание немедленно сорваться на поиски всего необходимого, но он заставил себя проверить до конца сочинения и сложить их в аккуратную стопку, а после потушить свечи взмахом руки. Тёплая накидка и муфта для рук должны были ему помочь не замёрзнуть – все остальные заботы по терморегуляции ложилось на золотое ядро, продолжающее стабильно работать благодаря ежемесячным чисткам меридианов. Шень Цинцю светлой тенью выскользнул на улицу, умудрившись двигаться достаточно бесшумно, чтобы его передвижение не заметил обычно очень чуткий Ло Бинхе, находящийся в пристройке к бамбуковой хижине. Всё-таки не зря он совершенствовал свои навыки, стараясь действительно соответствовать званию бессмертного заклинателя и одного из лордов Цанцюншань. Это была его не первая зима в этом мире, и он не раз обходил заснеженные окрестности за прошлый год, однако он никогда не раздумывал их приспособить под потеху собственных учеников. У подножия Цинцзин располагалось несколько озёр, хотя эти водоёмы, где в тёплое вреся года часто можно было заметить всевозможных птиц, едва язык поворачивался назвать озёрами, поскольку вода, несмотря на то, что разливалась на достаточной площади, едва достигала пояса в самом глубоком месте. Там даже рыбы не водилось, только качались на ветру камыш и рогоз. Шень Цинцю мог надеяться на то, что в вода промерзала до самого дна, что бы сделало это место достаточно безопасным для того, чтобы превратить его в эдакий каток. Конечно, в этом мире уже существовали коньки, за счёт излишней продуктивности Самолёта-Стреляющего-в-Небеса, который как только не изворачивался, чтобы разнообразить способы завоевания Ло Бинхе очередных красоток. Только Шан Цинхуа не ожидал, что карма его настигнет прямиком в мире его произведения – Шень Цинцю собирался выбить у пика Аньдин с пару десятков коньков, чтобы устроить себе длительные выходные, а детям в жизнь привнести не только постоянное обучение и соблюдение дисциплины, но и причитающиеся им, в силу возраста, радости. Озёра действительно были насквозь промёрзшими, и ледяная гладь, создавшаяся сверху, была достаточно ровной для катания на коньках и лишена снежной пыли за счёт постоянно дующих ветров, которые уносили всё, что ложилось на поверхность. Шень Цинцю для верности прошёлся по всей поверхности, но под ним даже ничего не хрустело, а брошенный им бамбуковый лист выбил на льду небольшую щербинку, у краёв которой даже трещинки не появилось, что могло свидетельствовать о достаточной глубине промерзания воды. Единственно, что оставалось - найти человека, который умеет кататься на коньках, чтобы научить всех учеников Цицзин делать это. Конечно, можно было рассчитывать на Ло Бинхе, который был талантлив в любом деле, за которое не принимался, но человек талантливый в его понимании не равнялся «достаточно компетентному», чтобы избежать травм среди детей. - Зачем шисюну это? – Лю Цинге нахмурился, стоило Шень Цинцю озвучить свой вопрос касательно его умения кататься на коньках. Просто лорду пика Байчжань не повезло первым попасться на пути энтузиазма лорда пика учёных, когда он на следующий день пришёл помогать чистить меридианы. - Это тренировка на умение держать равновесие и приспосабливаться к окружающей среде, - Шень Цинцю развернул веер, прикрывая нижнюю половину лица, потому что… он немного побаивался способности Лю Цинге чувствовать, когда ему нагло врут. Не то, чтобы он боялся, что выявится его желание побездельничать, просто он же не для себя старается, но и для детей, а Бог Войны едва ли захочет заниматься их обучением, если это не связано хотя бы косвенно с боевыми искусствами. - Шисюн может их отправить лезть вверх по вершинам, на склонах достаточно льда, чтобы сделать подъём сложным. Это куда более полезное занятие, - Лю Цинге сложил руки на груди. - Кажется, этот Шень погорячился насчёт того, чтобы просить помощи в столь деликатном деле… - одновременно с тем, как лорд пика Цинцзин был осторожен, он был полностью уверен в том, что достаточно изучил своего шиди. И действительно, между бровями Лю Цинге залегла складка и он произнёс: - Я не отказывался. - Но Лю-шиди считает мои способы преподавания слишком мягкими… - Ничего я не считаю! Завтра чтобы твои ученики были готовы сразу после рассвета! – лорд пика Байчжань стремительно поднялся со своего места и отправился к выходу. – Пусть они только не ждут от меня пощады! - Спасибо, Лю-шиди! – Шень Цинцю пришлось немного повысить голос, чтобы дошедший до двери Лю Цинге его услышал, едва удерживаясь от того, чтобы не начать недостойно для его положения радостно кричать. – Но будь с ними помягче! Оставшись наедине, лорд пика Цинцзин довольно улыбнулся и мысленно довольно потёр ладони. Он не сомневался, что в данный момент выглядел, как самый настоящий злодей. Чего только не сделаешь для счастья детей и для возможности поспать лишние пару часов. План не был идеальным, но Шень Цинцю заранее предупредил Мин Фаня и Нин Иньин, чтобы они шли к нему на случай, если Лю Цинге решит проводить «тренировку» в своём стиле. Поэтому на следующее утро он выбрался из постели, когда уже солнце было высоко над горизонтом и, довольный, потянулся. Ему редко удавалось настолько долго оставаться в кровати, отчасти и из-за Ло Бинхе, который имел ужасающую привычку просыпаться ни свет ни заря, вследствие чего его учителю приходилось делать точно так же, чтобы не наталкивать протагониста на мысли, что уважаемый мастер на самом деле злостный ленивый манипулятор, который припахал его готовить завтрак, пока нежится в постели. Выйдя из бамбуковой хижины и полюбовавшись пару минут на тихий зимний пейзаж, Шень Цинцю решил ненадолго спуститься к подножию пика, чтобы проверить, всё ли хорошо у его учеников. Сердце в ужасе сжалось и рухнуло куда-то вниз, когда он увидел, что большинство его учеников барахтается на льду, безуспешно пытаясь встать. Те, кто ещё оставался на ногах, выглядел не слишком уверенно, и на глазах Шень Цинцю один из младших учеников рухнул вниз, так и не удержавшись прямо. Удар казался весьма ощутимым, чтобы относиться к нему с безразличием.. А Лю Цинге, сложив руки на груди, преспокойно стоял на берегу и комментировал каждое падение, как неспособность справиться с элементарной задачей. Он обернулся одновременно с тем, как злость начала подниматься в приблизившемся шисюне. Что же, у него было четыре секунды (может меньше) – пока веер отклонится в сторону, обнажая раздражённое выражение лица Шень Цинцю, и лорду пика Цинцзин придут на ум нужные слова для выражения крайнего разочарования, – чтобы что-либо исправить, поэтому Лю Цинге толкнул их обоих на лёд. Лучший способ дезориентировать противника – напасть первым. Оказалось, что Лю Цинге всё-таки тоже надел коньки, раз собирался учить кататься детей, и он легко выровнялся на льду. Шень Цинцю же был вынужден схватиться за его плечи. Это была достаточно смущающая и компрометирующая поза, и он не мог ничего с собой поделать – страх упасть у каждого человека был заложен на подсознательном уровне. Восстановить равновесие же никак не получалось – он был слишком быстро выведен из него, когда ступил на лёд, чтобы понимать, как именно его ноги находятся относительно ледяной поверхности, и ничего не видел, кроме своего шиди, находившегося слишком близко и загораживающего весь остальной мир за счёт того, что коньки помогали ему в том, чтобы увеличить разницу в росте. Лю Цинге же аккуратно придерживал его за талию, словно старался таким образом направить в нужную сторону для восстановления равновесия, и смотрел куда-то в сторону, чтобы не делать их положение ещё более смущающим. Наконец, когда Шень Цинцю смог поставить ноги так, чтобы они не разъезжались в разные стороны, но всё ещё боялся отпустить плечи своего шиди, не ощущая должной устойчивости, произошла ещё менее приятная ситуация – ученики заметили своего обожаемого учителя. - Учитель тоже будет учиться кататься с нами?! – Нин Иньин выразила общий восторг, старательно цепляясь за нависающую над ней ветку, чтобы не упасть. Её слова поддержали радостным гулом. Что удивительно, его ученики не выглядели удручёнными тем, что они в течение нескольких часов только и делали, что падали. Нет, в их глазах горел огонёк веселья, так что Шень Цинцю мог гордиться своей идеей научить их кататься на коньках, пусть и выбрал такого зверского учителя, как Бог Войны. - Там оставалась ещё одна пара коньков, - пробормотал Лю Цинге, всё ещё глядя в сторону. – Конечно, одежды у шисюна для этого неподходящие, но он должен хорошо держать равновесие, так как давно летает на мече. Нет-нет-нет! Шень Цинцю собирался насладиться свободным от занятий днём! Он нашёл весьма интересный трактат о флоре и фауне и собирался его прочитать! - Не хотелось бы причинять Лю-шиди ещё больше хлопот, - он попытался отвертеться, что было весьма затруднительно, поскольку он продолжал цепляться за лорда пика Байчжань. - Шисюн просто проведёт с моими учениками несколько уроков стихосложения. Они давно об этом просили, прознав, какой лорд пика Цинцзин хороший учитель, - Лю Цинге был убийственно серьёзен, как и всегда, и Шень Цинцю едва сдержался от позорного скулежа. - Пожалуйста, учитель! Это очень весело! За что ему всё это?