Точка кипения

----------------------------------------------------- — Я пошёл, — крикнет Рон и обуется в одну из пар ботинок, валяющихся в куче у камина вопреки всем стараниям Гермионы сохранить порядок. — Когда тебя ждать на этот раз? — Не знаю, — ответит он. — Поздно, наверное, как матч пойдёт. С кухни донесётся шум: — Я волнуюсь, когда ты засиживаешься допоздна в том баре. Он завяжет мантию, не глядя как по стене, возле желтеющего дверного проёма, движется её тень. — Знаю. Буду осторожнее. — Просто не забудь, завтра твоя очередь вести Хьюго к бабушке. — Ага. И Рон уйдёт. *** Однажды в детстве он спросил у братьев, почему чайник так противно визжит, когда бурлит. Что-то не так с заклинанием? Билл, поняв, о чём речь, засмеялся и объяснил, чайник свистит так не из-за чар, а из-за кипящей внутри воды, которая нагревает его, наполняет паром, и внутри так повышается давление, что либо он начнёт шуметь, либо взорвётся. Порой Рон тоже так себя ведёт. *** За шесть часов до бара он ссорится с Джорджем. — Слишком дорого, — вразумляет Рон брата. — Мы никогда не покроем издержки. Слушай, ты разучился считать?! — Мы выйдем на неосвоенный рынок, — осекает его Джордж, — и благодаря рекламе всё вернём за квартал. Ну, или два. — Это самый наиглупейший выпуск продукции на рынок, который мы делали! — Тогда, возможно, ты зря ушёл из авроров? Рон не хлопает дверью, не топает ногой, стараясь не вызвать сильных колебаний в магазине Умников Уизли, потому что лишние взрывы никому не на пользу. Он просто уходит в свой офис и, тяжело дыша, сжимает руки в кулаки до тех пор, пока не побелеют костяшки пальцев. *** Рону всегда трудно справляться с гневом. *** Он отправится в паб совсем не ради квиддича, который там показывают в прямом эфире. Рон снимет комнату наверху, подальше от шумных спортивных фанатов и веселящихся друзей. Он сбросит мантию, ботинки, сядет на кровать, но для начала заблокирует камин, чтобы через него никто не проник, задёрнет шторы. Будет сидеть в темной, холодной комнате, будет ждать, не шевелясь, и глядеть на дверь, пока дверная ручка не повернётся, и лишь тогда возьмёт палочку в руку. *** В детстве Рон считался вспыльчивым. Иногда лишь методом бурлящего чайника удавалось привлечь внимание, потому как его не замечали, если он не вопил и не кидался вещами. (Порою не замечали даже и в этом случае). Его всегда просили вести себя спокойнее, невозмутимее, брать пример с братьев, с Гермионы, но он не такой толстокожий и со скверным характером, и как же хорошо порой выпустить пар. Как же приятно не сдерживаться. Все знали, Рон мог вспылить со скоростью ракеты, но не обращали внимания, потому что он рыжий, гриффиндорец и сын Молли. Многие просто смирялись. Многим не нравилось смотреть, как он горит. *** Рону всегда с трудом удаётся себя контролировать. *** Он идёт в паб, потому что тот - маленький, тихий, в дождливом городке, чья популяция волшебников увеличивается в три раза, стоит начаться матчам по Квиддичу. Хозяйка наполовину ослепла, и как раз подходит, поэтому Рон щедро переплачивает ей за комнату на верхнем этаже с защитой в камине. Щедро переплачивает, а Гермионе со стыдом объясняет, как слегка перепил, вздумал всех угостить и ошибся со счётом, не зная, насколько повысились цены. Хозяйка наполовину слепа, но прекрасно понимает, что Рон делает там, наверху, но скорее всего, золото в руке не даёт ей заметить его обручальное кольцо. *** Когда он был ребёнком, хотя нет, в четырнадцать, уже взрослый Рон изливал весь тот гнев, который накапливался в голове, и прекращал общаться с другом. Но урок не усвоил. Вместо этого повторял то же самое в пятнадцать, в шестнадцать, в семнадцать с Гарри, с Гермионой, с Лавандой, с Дином и всеми, кто был рядом, потому что в четырнадцать (в пятнадцать, в шестнадцать, в семнадцать) Рон понял, своё плохое настроение нужно обязательно передать остальным. И потому он чуть не лишается друзей. Из-за него почти что гибнут люди. Когда Рон последовал за Гарри к замерзшему озеру, он уже не был ребёнком. Не мог себе позволить. *** Рон любит свою семью, жену, детей, даже когда (иногда и «из-за того») порою очень хочется их всех удушить. Гермиона не Гермиона, если не кричит каждые пятнадцать минут, а дети сводят с ума, потому что хотя гениальны, все в мать, но вот взрослые настолько, насколько он в их возрасте, а что касается братьев тут уж… Гарри и Гермиона так хорошо его понимают, порою лучше даже чем он сам, потому Рон не представляет, как бы жил без них. Ещё есть братья, сестры, разнообразные некровные родственники, столько племянников и племянниц, которых невозможно сосчитать, не составив списка; ещё есть друзья. А ещё есть комнатка над пабом для волшебников, который находится в городе, где, похоже, всегда льёт дождь. Комнатка, где он ждёт, подняв палочку, когда повернётся ручка двери, когда заскрипят петли, и тогда он отведёт глаза, хотя и некуда — шторы-то задернуты. Тогда он будет смотреть на руки, пока не раздастся звук закрывающегося замка, пока мужчина у двери не произнесёт: «Уизли». И это всё, что нужно Рону. *** Когда-то он был ребёнком… Но Рону кажется, никогда он им не был. Или, по крайней мере, с той поры, как выбрал в друзья Гарри Поттера. *** Его ранили, когда он работал аврором. Хьюго тогда только родился, а Рози недавно научилась ходить, и Гермиона приводила их в больницу каждый день, натянуто улыбаясь, с памперсами в сумке. Рона выписали через месяц, на службе выплатили огромную премию, но в тот день, когда он вернулся, Гермиона помогла ему подняться по лестнице и сказала: — Я думала, всё прекратится. Он взглянул на неё, не понимая. Она же на него не смотрела: — Ждала, когда всё прекратится после войны. И настанет «долго и счастливо». Не знаю, сколько ещё выдержу, Рон. А он любил жену, детей, даже когда Рози прыгнула на ушибленные рёбра и больные ноги. А ещё Рону нравилась работа Аврором, но порой нужно чем-то жертвовать. *** — Уизли, - аристократически тянет он. Когда-то Рон пытался притворяться. Приносил шахматы, карты. Ждал внизу, вполуха слушая матч. Пытался завязать разговор. Но получались лишь одни сплошные проблемы. Рон встаёт и движением руки запирает, запечатывает дверь, ловя себя и вошедшего в ловушку. — Что, никаких приветствий? Вернулся к родному языку жестов и мычания? Рон опускает палочку: — Иди сюда. Сейчас же. Малфой наклоняет голову вбок движением почти нечеловеческим. — А ты заставь. *** Когда Рон был ребёнком, он ненавидел Драко Малфоя больше, чем способен, по его мнению, человек. Ненавидел так сильно, что аж трясло, накатывала слабость, затруднялось дыханье и перед глазами вставала багровая пелена, заслоняя всё остальное. Но детство прошло. *** Рон любил семью, друзей, жену. Поэтому и скрывал всё в этой комнате, в дожде. Он не мог позволить им увидеть. *** Понадобилось три секунды, чтобы разоружить Малфоя, но Рон кидает обе палочки, потому что дело не в этом. Он хватает блондина за запястье, швыряет на кровать, но тот не падает, схватившись за один из столбиков. — Сегодня ты даже большая скотина, чем обычно, - выдаёт Драко, слегка задыхаясь. — Наверное, не надо было сегодня приходить. — Заткнись,— отвечает Рон. Его почти что трясёт от нетерпения. Малфой разглаживает, аккуратно выпрямляет мантию, оттеняющую его донельзя бледное лицо. — Ну-ну, Уизли, не вежливо так обходиться с гостем. Понимаю, роду твоему трудно научиться хорошим манерам, но это вовсе не оправдание… Ему хватает проворности уклониться от первого удара, но противник - из авроров, которые знают, как отвлечь внимание, так что второй удар приходится под ребра, он отлетает, падает спиной на кровать. Прядка волос закрывает глаза. Малфой ухмыляется, когда заговаривает вновь: — Неужели твой самый лучший удар? Рон борется с ним на кровати, на полу, а тот смеётся, пока визжит и хрипит, смеётся, пока ему не сжимают горло до полной тишины. На секунду остаётся лишь один звук - задыхающийся кашель; на секунду остаётся лишь одно движение – Малфой с исступлением царапает руки врага, рвёт кожу отполированными ногтями, и Рон остановился бы (однажды, обещает он себе), только вот сидит у слизеринца на животе, чувствуя, какой у того подо всей этой изящной одеждой сильный стояк. *** Драко Малфой всегда любил играть с огнём. *** Они трахаются. Некрасиво, с ожесточением. Рон подминает под себя Малфоя из-за принципа, а не потому что не хочет оказаться на коленях (хотел и захочет, но скорее прокусит губу до крови, чем выдаст себя, когда его враг над ним, и в нем, смеётся), из-за гордости. У слизеринца её тоже хоть отбавляй, поэтому он сопротивляется, наносит удары, когда не плюется сарказмом. — Ты, блядь, такой жалкий, жалкий, сын магглолюбки, и жена твоя грязнокровка, и дети твои выродки… Рон прижимает его к полу, задирает одежду и сильно бьёт по бледной заднице, когда Малфой пытается взбрыкнуть. В ответ раздаётся смех: — Чёрт, Уизли, бьёшь, как девчонка. Это так нравится Грейнджер? — Заткнись нахер! И он шипит, когда Рон вгоняет в него свой палец, смазанный слюной вместо лубриканта, всё равно дело не в том, чтобы доставить Малфою удовольствие. — Это так, по-твоему, вы выиграли войну? — спрашивает бывший слизеринец. — Ты и твоя жалкая клика предателей и трусов спряталась за чёртовым Гарри Поттером, потому что сами вы себя защитить не могли… — Заткнись. Нахер. Малфой взбрыкивает опять, Рон изо всех сил дёргает Малфоя за руку так, что тот с тяжелым стуком падает на ковер. Рычит. — Я убью тебя, — злится он. — Однажды. Я убью вас всех. Разорву всю твою рыжую семейку на куски и буду танцевать на… Рон вставляет ему, одной рукой хватается за его худое бедро, а другой – за согнутое запястье, тирада Малфоя разлагается на ворчание, скулёж, животные звуки, корчи… трудно сказать, пытается он оттолкнуться или лишь глубже насаживается. Рон хватает его за стоящий член, сжимает, лишь чтобы услышать очередные беспомощные стоны. Чтобы Драко захотел так, как хочет Рон, узнал, как необходимо Рону его сломать. Вот где свобода: сильные толчки, кровоточащие костяшки пальцев, белое плечо, в которое можно впиться зубами; вот где капитуляция. И есть слово, которое обретает форму в горле Драко, гласные звуки ищут согласные: «А… а…." — Скажи, — шипит Рон ему в ухо. Рычит. — Скажи. — Рон! *** Рон отправится домой, аппарирует в камин, сбросит ботинки в ту кучу. Проверит, нет ли где синяков, царапин, которые он не заметил в пабе, потом поднимется по лестнице, окутанный темной тишиной. Хьюго будет спать в обнимку с одноглазым плюшевым кроликом. Гермиона задремлет с книгой на коленях, а стоящая рядом свеча прогорит уже давно, несмотря на чары. Утром Рон увидит колдографию Малфоя в газете, знаменитого отшельника, верного сторонника реформ Министерства. Прочтёт льстивые, ничего не значащие цитаты о новой эре для волшебников. Перевернёт страницу. Но прежде всего этого, он возьмёт книгу из рук жены, заботливо заложив страницу. Гермиона пошевелится, моргнёт в сумраке: «Рон»? — Ага. Прости. — Ничего, — зевнёт она. — Надеюсь, матч стоил того. — О, да. Очень. Рон переоденется в пижаму, Гермиона залезет под одеяло. И прижмётся к его плечу, когда он окажется в постели. — Рада, что ты дома и в порядке, — скажет она сонно. Рон погладит её по волосам и ответит: — Да, в порядке. И так оно и будет. И Рон заснёт.