Только друг у друга

Мы подхватили даму под руки и повели в дом: вначале она сопротивлялась, а после словно отключилась. Дядя Вадим подносил нашатырь, но всё было бесполезно. Девушка лежала на нашем диване, погружённая в глубокий сон, что казалось будто дамы нет в мире живых, но пульс выдавал в её венах жизнь. Варвара задрожала и схватила холодной рукой мою кисть. Зелёно-карие глаза блестели из-за подступающих слёз. Я повернула голову в сторону светловолосой девчушки, пыталась подбодрить, но подруга впала в некий ступор. Резко Дима похлопал её по плечу и тихо произнёс: «Если тебе от этого тревожно, то уйди». Варёнка всё-таки решила остаться, глубоко вздохнув и вцепившись в мою ладонь. Вадим Макаревич отошёл позвонить брату Ярославу на улицу, чтобы поймать связь. Богдан наклонился к девушке и взял её за руку, пытаясь поднять, но та будто сжала все мышцы. Тогда он обернулся в сторону Евгена. — Ты не знаешь, что с ней? — А почему я должен знать? — Шетелих сжал руки в кулаки, а глаза отвёл в сторону. — Без обидок, — влез Раевский, — Давай серьёзно сейчас, Геш. — Я не уверен, — сделал шаг ближе к телу, присев на корточки сбоку от Лебедева, — Рука у неё совсем холодная, — Богдан посвятил фонариком в глаза, сообщив, что реакция на свет есть, — Она даже не в обмороке, а словно застыла. Сердце ровно стучит и спокойно, — Евген убрал пальцы с шеи, — У этого человека, — оглядел с головы до ног, — У этой девушки души нет, скорее всего, — Варя ещё сильнее сжала ладонь, что мне стало больно, а Шетелих повернулся к нам, — Но я не понимаю, почему девушка в таком случае вырубилась. — Как робота отключили, — тихо проговорил Богдан, после чего два хоста переглянулись, — Ей полностью управляют? — Геша неуверенно кивнул, — Её подослал следить за нами хост? — Евген пожал плечами, — Получается, что и тот раз вы с Леной могли видеть мужика под управлением хоста. Вправду быть не может такой уровень контроля. — Как куклы, — добавила Варя и посмотрела на меня; стало не по себе. — Чёрт, — Женя схватился за голову, — А если тот парень под управлением был, к которому вы ходили? — Настолько сильный хост тут орудует? — в интонации Лебедева читался нарастающий страх. — А мы знаем о границах силы? — влез Раевский, приподняв Женю за плечи наверх, — Мы с каждым разом о наших силах узнаём больше и больше. Если говорить о хостах, зная только тебя, Богдан, то можно сделать вывод о снах и внушении чего-то; если мы узнаем о Жене, то речь пойдёт о достаточно глобальных вещах. Тогда вероятность нашего незнания намного выше в данной ситуации. Мне кажется, что хостов не просто так шугаются и проверяют, сбагривая в дурки по возможности. Не в обиду вам, пацаны. — Какие тут обиды? — Женя перевёл взгляд на меня, а затем снова на девушку, — Может нам её обратно на улицу? — Или вальнуть? — после слов высокого юноши наступила тишина, — Я пошутил: хотелось обстановку разрядить. — Как бы нас не убили всех, — ответила Вика, стоящая за моей спиной, — Но Шетелих прав. Тащите её отсюда. — Стоп, — протолкнулась Инна и встала между мальчиками и лежащим телом, — О нас и так всё уже узнают. Может нам попробовать понять, насколько это всё запущено? Давайте подождём, пока она встанет. Посмотрим, как девушка, — пауза, — Или её хост выкрутится. — Кому не нравится эта идея? — спросил Раевский, после чего почти все подняли руку, а Инна оттолкнула альбиноса от тела, — Что? Инуль, без обидок, но идея отстой конкретный, потому что мы не знаем силы и их возможности. Проще ограничить контакт. Самое важное уловили: тут орудует хост. — Это объясняет наши галлюцинации, — добавила Варвара, после чего отпустила мою руку и схватилась за виски, — Если вспомнить, — Шетелих закивал. — Но при этом даже меня это коснулось, — Женя глянул на Богдана, — Но ведь хост не может влиять на хоста, верно? — Значит он влиял не способностью хоста, а альтера, — решила и я заговорить, — У них есть силы соединять мир мёртвых и живых, поэтому тогда сущности вылезли «из-под земли», — пауза, — Ну, а Женю схватили, потому что он хост. — Не отбросим твою теорию, — дополнил Лебедев, — Но допустим, что это может быть хост со способностями медиума и мостовика: мог призвать и сущности, и продемонстрировать весь тот кошмар. В конце концов мы не все тонкости нашего мира знаем. Наступила тишина, которая нарушалась тиканьем настенных часов в гостиной. На лице Богдана читался ужас: теперь по его плану никто не мог быть в безопасности. Моя защита в виде запертой души у Евгена теряла свой вес, раз сущности из иного мира хотели «забрать его». Варя словно погрузилась в бессознательное состояние по выражению лица. Видно было, что девушка пожалела, решившись приехать сюда по просьбе Раевского, который всё ещё держался в позитивном расположении духа. Его друг же, напротив, начал заметно нервничать, чесав голову и покусывая нижнюю губу. Вика отошла на кухню, чтобы попить воды, а Инна села в кресло, погрузившись в свои мысли и закрыв лицо полотенцем. Никто не хотел смотреть на кого-либо, пока я искала, с кем пересечься взглядом. В комнату зашёл Вадим Макаревич, скомандовав мальчикам убрать девушку за пределы нашего двора. Неожиданно тело встало, в то же время открытые глаза смотрели в пустоту. Медленно и плавно голова повернулась в нашу сторону, затем девушка потянула руку под одежду. Лебедев не стал дожидаться сюрпризов и выхватил из рук Инны полотенце. Закинул на шею девушки ткань и начал её душить. В ту же секунду Дима оттолкнул его, но дама снова отключилась. Женя проверил пульс. Она была жива. Раевский закричал на Лебедева, ударив юношу перед этим по лицу: «Пошутил, да?!». — Проверь, — закашлял, — Что она хотела достать. — Брелок, — разжал ладонь Шетелих, — С ножом, — покосился на Богдана, — Нас могли убить? Давайте лясы потом поточим, а сейчас вышвырнем девушку отсюда? — мальчики согласились и потащили тело за пределы забора. Рухнула с Варей на освободившийся диван. Игнатенко наклонила голову на моё плечо, а я пыталась нормализовать дыхание. Послышался тихий и нежный голосок: «А у меня через неделю день рождения». Повернула макушку на девушку, но она продолжила сидеть, уложившись головой на плечо и разглядывая пол. Вика влетела в гостиную, подхватив Инну за руку, заперлась с подругой в спальне. Дядя Вадя сел рядом со своей племянницей, обнял нас: «Может мы достаточно уже информации нашли?». Игнатенко пожала плечами, тогда Вадим Макаревич дотянулся до моего плеча рукой. Опять вспомнила девушку с фотографии в доме. Её руки и пальцы напоминали его. Прошла где-то минута. Первым в дом зашёл Богдан, как по росту входили: чуть ниже следом ковылял Дима, и закрыл за всеми дверь Евген. Шетелих был немного выше меня. Раевский смотрел очень по-злому на Лебедева: исподлобья сверлил глазами. — А если бы ты её убил? — А если бы нас? — Богдан смотрел на альбиноса сверху вниз, но всё равно не решался подойти ближе; побоявшись, наверное, получить удар. — Тебя, — поправил Женя, — Ты за себя испугался. — То есть, — усмехнулся, — А кто за себя не переживает? — нервная интонация юноши с янтарными глазами заставила меня почувствовать себя некомфортно. — Не переводи стрелки, — Женя звучал жутко спокойно и монотонно, словно выпил кучу успокоительных таблеток, — Переживать за себя — нормально. Просто не надо говорить, что ты за общее благо, когда это не так. — Да, испугался, и что?! — злость переходящая в ярость настораживала, парень подошёл к Геше, который был намного ниже него. — Ничто. В страхе нет ничего плохого. Дима не хотел тебя в чём-либо обвинить, он просто пытался донести мысль, чтобы ты не действовал настолько радикально и необдуманно в стрессе. Да, каждый сам за себя, но тут ситуация, что мы все вместе, поэтому никто б не дал ей размахивать ножом и в кого-либо целиться, — сделал шаг вперёд, но Богдан схватил его за плечо, из-за чего Женя поднял голову, — Что? — А ты как бы поступил сам на моём месте? — Я бы мог ударить чем-то по голове, но без плана убийства. Можешь верить или нет, но даже в экстренной ситуации о твоём решении подумаю в последнюю очередь, когда всё-всё перепробую. — Я такой же, — добавил Раевский, скрестив руки на груди, — По головам идти норм, но не настолько. Надо ж человеком оставаться. — Да пошли вы, — направился в сторону спальни, где его, скорее всего, ждали девушки; хлопнул дверью. — Вот же кусок дерьма, — прошептал вслух Женя, посмотрев в нашу сторону, — На меня ещё переключился. — Ну он видит, что ты послабее, — добавил Дима, усевшись на диван, — Поэтому и решил сделать акцент на тебя. — Я балдею. Дима ему предъявил, ударил, а разбираться Богданка решил со мной. Это адекватно вообще? — Ссыкушник испугался, что ему ещё раз вломят, — к Диме на подлокотник дивана подсел Евген. — А я иначе это никак и объяснить не могу. Увидел, что я дышу ему даже не в лицо, и решил «бу-бу-бу», разборщик хренов. Хорош педагог, пошёл к ученику поменьше. — Ну, он ещё помнит твою яркую реакцию на все подобные моменты. Посчитал, что истерить начнёшь, — объяснял Дима, не обращая на остальных внимание, — А ты спокойно разнёс этого Бангладеша, сдержано ответив, что не стал бы опускаться до его уровня. — И ты красиво добавил гвоздь в крышку этого гроба. — Не мешаем вам зализывать друг друга? — влезла Варя, поглядев на мальчиков, а Вадим Макаревич усмехнулся, а затем встал и направился на кухню, чтобы не мешать нам. — Завидуешь? — улыбнулся Женя, показав зубки. — Чему? Я бы не хотела, чтобы ты мне раны зализывал. — Кстати, о нас с тобой, — мы с Димой удивились, а Варёнка отодвинулась от меня и заметно покраснела, нахмурив брови, но Евген продолжил, — Ты зачем про меня Лебедеву сказанула? Про призыв и души жертв, — Варёнка взглянула на нас, подняв бровки, а потом неуверенно переспросила. — Что я сказала? — её ответ заставил Шетелиха пересесть к нам, что я оказалась между ними, — Не помню, чтобы такое говорила, — Евген прожигал девушку бледно-голубыми глазами. — Ты серьёзно на стрессе выложила это? — Жень, ты мне, конечно, не нравишься, но не в такой мере. — А может нравлюсь? — поглядел на покрасневшее лицо Игнатенко и посмеялся, а затем получил от неё тапком в колено. Небольшой смешок вырвался из моих уст, что подхватил Раевский и широко улыбнулся до ушей. Все старались отвлечь друг друга от нынешних событий. На секунду я почувствовала эту лёгкость: запах сладких вишнёвых духов Варвары, нежные и медленные касания пальцев Евгена, лучезарность выражения лица Димы. Стало так тепло и уютно на душе, словно бы всё происходило в доме, но не в том, что запечатлелся в моей памяти, скорее наоборот, в том, который я никогда и не знала: видела во снах, но не ощущала наяву. Когда Варёна принялась передразнивать обижающего её в шутку Шетелиха, то ощутилось дежавю, словно всё это происходило уже на протяжении многих лет. Послышался шум дождя за окном. Сгущающиеся тучи заволокли вновь небо, из-за чего даже лучик света не мог проникнуть в наш дом. Когда Женя потянулся через меня к Варваре, то опять заметила тот самый изгиб спины, что был при первой нашей встрече — так недавно всё это происходило, а чувство будто бы вечность прошла. Запах сирени, сигарет и мокрого асфальта ударил в нос. От Жени всегда пахло по-разному, но этот флёр преследовал его из раза в раз. Парень нежно и аккуратно снял резинку с волос девушки и стал заплетать их в косы, приговаривая, что так ей идёт больше. Варёнка ворчала и отнекивалась, чтоб Геша не лез, но при этом не двигала головой. Он мягко улыбался и делал всё с такой любовью и теплотой, аккуратностью! Казалось, что боялся хоть немного навредить. Закончил причёску, заплёл две широкие косички, а затем поднёс руку к её подбородку, жест напомнил тот же, которым он тянулся к бабочке. Отодвинулся, чуть не упал, но я схватила его за бока. Он благодарно кивнул, а потом обратился к Раевскому, повернув голову: «Скажи, что ей так идёт больше». Дима встал и оценивающе посмотрел на смущённую Варвару, взял друга за плечо, ответив серьёзным голосом: «Варя красивая и с ними, и без них». Игнатенко явно устроил этот ответ, она улыбнулась и взяла Диму за запястье, повалив к нам на диван. Вчетвером мы прижались друг к другу: посередине сидели я и Варя, а по краям — мальчишки. Пыль дома витала в воздухе, тиканье часов перебивало наш смех и обсуждения, диван скрипел от резких движений. Гроза не заставляла нас вздрагивать, а даже наоборот, перекрикивать её. В один момент мои глаза перевелись на бледно-голубые, почувствовала огромное желание, которому не могла противостоять. Туловище пододвинулось ближе, и я его заключила в объятия без предупреждения, что парень даже сконфузился, а потом опустил голову, прошептал: — Ты чего? — Жень, — пододвинулась к его уху, — Мне кажется, что я постепенно нахожу настоящий дом, — парень отодвинул голову назад и удивлённо посмотрел на меня, а затем погладил по голове, слегка улыбнувшись. — Очень рад это слышать, — прозвучало так мягко, дружелюбно и искренне, что слёзы как-то накатились сами собой; засмущалась и спрятала их, прижавшись к приятелю, а парень же положил на меня свои руки, почти не прижимая к себе. — Э-э-э, — послышался голос Игнатенко, — Так не пойдёт! — хрупкое тело накинулось на меня сверху. — А я? — Дима встал и залез сбоку между нами, что ещё чуть-чуть и мы бы выпали с этого дивана на пол. — А можем всегда быть вместе? — проговорила неуверенно я, наступила небольшая пауза, а затем Варвара ответила. — Конечно, мы уже семья. — Семья своих не бросает, — добавил Дима, — Да, Женя? — А бывает как-то иначе? — Не бывает, — твёрдо ответила, посильнее прижавшись, отчего Шетелих даже закашлял, и мне пришлось ослабить хватку. И тут со спинки дивана нас обнял Вадим Макаревич, попросив разъединиться. Следом же мужчина сел в кресло, сообщив, что мы можем сделать пару снимков и покинуть эту деревню уже завтра или послезавтра. Из спальни вылетел мигом же Богдан: «Реально, мы свалим? Боже, спасибо!». Мы покосились на него, поняв, что он подслушивал наши телячьи нежности. Не знаю почему, но далее сказала, что первое пришло мне в голову: «Тут есть ещё место. Если хочешь, то можешь сесть к нам?». Парень улыбнулся, но отказался от предложения, ответив, что мы и без него отлично смотрелись. Меня было уже не остановить, и я встала с дивана, взяв его за запястье. Повела к нам, заставила сесть рядом, хоть он и скорчил недовольную гримасу, но не спешил убегать. Богдан смотрел на дядю Вадима. — А что именно надо заснять? — Желательно что-то провокационное, но и простых снимков хватит, — мужчина запрокинул нога на ногу. — А, — Варя попросила телефон у Жени, получив отказ, а потом у Димы и сделала с нами селфи, даже Богдан улыбнулся приветливо для вида, — Такое ему пойдёт? — племянница обратилась к дяде. — Боюсь, что нет, милая. — Я тут подумал, — все посмотрели на Богдана, — Чем дольше мы тут сидим, тем сильнее застреваем в болоте. Мы уже поняли, что в данном месте орудует сильный хост. Задерживаться бессмысленно. Сейчас без шуток только, парни. Я завтра с Леной всё-таки пойду к тому шкету. Надеюсь, что понимаете причину. — Почему ты? — возмутился Евген, — Почему не Дима? — Я более осторожный и рассудительный. Давайте даже спорить с этим не будем. Это факт. Не дам подставить с лёгкостью себя, да и человека, который сможет меня прикрыть от воздействия каких-либо сил. Не стану же я топить собственный плот посередине океана. — Чтобы отчитывались о происходящем по телефону, — Шетелих оглядел нас двоих с головы до ног, — Оба, вам это ясно? — Это нам понятно, — улыбнулась, — Всё будет хорошо. Богдан не даст мне с ним вляпаться в неприятности, — такой ответ явно разозлил Женю по выражению лица, но он решил промолчать. — Угомоните ревность Шетелиха, — Лебедев усмехнулся, — Успокойся уже, — Женя удивился такому заявлению вслух, но тут же среагировал. — Дорогой, я не из-за этого так реагирую. Можешь за меня выводы не делать? — Без проблем, — встал с дивана и направился в сторону кухни, — Ты тоже без аргументов обо мне не суди раньше времени. — А я что-то сказал? — Женя улыбнулся в зубы, Богдан повторил то же самое выражение лица, пожав плечами и покинув нас. До ночи всё было тихо и мирно. Укутавшись в одеяло, лежала и ворочалась на диване отдельно ото всех: никак не могла уснуть. В конце концов решила полежать с закрытыми глазами, не двигаясь. В детстве это помогало быстрее уснуть. Откинула по пояс одеяло. Сон никак не хотел настигать меня: его приходу мешал поток крутящихся мыслей в черепной коробке. В один момент даже показался удушающий запах сирени и дешёвых сигарет. Словно этот аромат проникал в горло, обволакивая его. В миг эта сирень словно хотела расцвести в связках, окончательно лишив голоса. Толстая и скользкая змея будто бы проползала над рукой, не касаясь её. Запах сигарет заполнял лёгкие, появилась невыносимая сухость во рту. Тело начало трясти из-за накатившего холода изнутри, но потом словно кем-то одеяло было натянуто до плеч. Стало как-то тревожно, но почему-то не решалась открыть глаза: всё внутри кричало, чтоб я не делала этого. Возможно, что мне стоило бы прислушаться к своему нутру. Резко почувствовала нежное касание, словно обращённое к бабочке. Оно убрало растрепавшиеся волосы с области моих закрытых глаз. Открыла веки, передо мной появилось испуганное и удивлённое лицо Евгена с натянутой нервной улыбкой. Неловкое молчание, дрожь стала наполнять тело. Он медленно стал отходить назад, убрал что-то быстро в карман, а затем поднял руки наверх, проговорив: «Только не кричи». Тут же вспомнила случай в ванной, присела из лежащего положения, завернулась в одеяло, смотрела молча на Женю, боясь даже моргнуть. Он стоял в метре от меня, сделал ещё один широкий шаг назад: «Я сейчас всё объясню». С ужасом тихо ответила: «Попробуй». — Я шёл попить. Ты тряслась, бормотала что-то. Решил проверить, подошёл, укрыл тебя. — Женя, — слеза потекла по щеке, — Я не могла бормотать, потому что не спала. Просто лежала с закрытыми глазами. Зачем ты врёшь? — Блин, — сделал ещё шаг назад, чуть не упал, запнувшись о стул, — Лена, пожалуйста, только не паникуй, хорошо? Я не подойду к тебе. Всё нормально, не бойся. — Что ты хотел сделать, Шетелих? — голос прорезался на истерику. — Прошу, только не кричи, — он сел на колени передо мной, — Давай тихо это обсудим, но без посторонних, умоляю. — Встань, Женя, — слёзы потекли ручьём, — Поднимись, пожалуйста, — Шетелих взглянул на моё лицо бледно-голубыми глазами, хотел подползти, — Не надо! — остановился, — Просто сядь на стул, — парень послушался, — Что ты хотел сделать на самом деле? Только не ври, а то я реально закричу. — Хорошо-хорошо, — глубоко вдохнул, сжал ткань штанов в области коленей руками, — Я ничего не хотел сделать большего, чем это, — опустила брови и уголки губ, пытаясь сдержать слёзы, — Так, ладно, это странно, понимаю. Чёрт, как это вообще объяснить? — Как есть, — на мой ответ из его уст вырвался нервный смешок. — Можно я возьму за руку? — отрицательно покачала головой, — Тебе будет самой легче меня воспринимать, — повторила жест, — Хорошо, «нет» значит «нет». Я, — вдохнул и выдохнул, — Смотрел, как ты спишь. — Зачем? — Можно возьму стакан воды? — пожала плечами, но парень быстро отошёл на кухню и вернулся, поставив стакан на пол, рядом со стулом, — Больше не буду так делать. — Женя, зачем ты это делал? Давно уже? — Достаточно? — неуверенно и вопросительно проговорил, пытаясь понять, что надо сказать, чтобы я не закричала, — Да, достаточное время. Ты так мило спишь, — прикрыл рот рукой, — Чёрт, это жутко звучит, — заныл, напомнив скулящую собаку, — Я в дерьме. — Что ты убрал в карман? — Нет, — нервно и активно качал отрицательно макушкой, — Не надо спрашивать, Лена, — будто завыл голосом, — Тебе не понравится ответ. Что ж я всё порчу-то? — снова заплакала из-за событий, — Боже, можно тебя обнять, пожалуйста? — Нет, не трогай меня. — Леночка, — пододвинул стул немного вперёд, сев на него, — Я же тебе вреда никогда не причинял и не причиню. Ты же это знаешь? Мне не хочется пугать. Прекращу эти странности, честно-честно, только не копай туда. — Это был телефон? — разглядывала штаны, — Ты убрал телефон? Ты что? — подняла глаза, чтобы пересечься с ним взглядом, — Фотографировал меня? — Тебе честно ответить? — закрыла рот, начала задыхаться, тогда Евген встал и схватил меня за запястья, — Тише-тише, — полез сразу же в карман, сел рядом и открыл галерею, — Давай удалю? — там была целая папка, и я выхватила смартфон из его рук, попытавшись открыть её, тогда парень хлестнул рукой по моей кисти, отчего техника упала на пол, но не разбилась, — Залезать туда не надо. Кивнула, но тут же встала с дивана и рванула к телефону, тогда Женя последовал за мной, схватив за ногу. Я упала, а он потянул меня за талию и оттащил назад, закинув на диван. Шетелих подобрал с пола телефон и двинулся в мою сторону: «Я удалю всё при тебе». — Покажи мне, что там. — Можно я просто скажу? Врать не стану. — Говори, — сухо произнесла, а парень занял рядом место на диване, но я отодвинулась, — Не надо приближаться. — Там и информация о тебе, которая доступна в интернете. Нашёл, вбив по ФИО, а дальше по ссылкам через ссылки. — Что с тобой, чёрт возьми, не так? — во мне начинала закипать злость. — Всё, — смотрел в глаза, не моргая, — Удаляю? — потряс телефоном. — Спрашиваешь? — Понял, — выделил папку при мне и кликнул на значок «удалить», — Опять всё порчу, — положил телефон рядом экраном вниз, взялся за волосы, — Извини. — Нет, не стану это извинять. Ванну тоже не прощу. Я ничего не стану из этого забывать. — На здоровье, — приподнял голову и глядел на меня с какой-то злостью, — Я этого и не прошу. Моё дело попросить прощения, а твоё принять извинения или нет. Кстати, — на миг показалась улыбка, которая тут же спряталась, — Может ты прекратишь полагаться на других? Фраза, что Богдан не даст попасть в беду вам. Тебя вообще жизнь ничему не учит, как и меня, да, Лена? — почувствовала, как змея затягивалась удавкой на шее, лишая кислорода; аромат сирени раздирал нос. — А тебя это как-то касается?! — Вы идиоты? — в гостиную зашёл Дима, — Бу-бу-бу, я даже проснулся. Что у вас случилось? — Он следил за тем, как я сплю, а ещё у него была папка на телефоне с моими фотками и информацией. Он втайне фотографировал меня. — Жендос, опять?! — альбинос подлетел к нам. — В каком это смысле «опять»? — тихо переспросила. — Руки тебе оторвать, — посмотрел на своего друга. — Лучше голову, — ответил Евген. — Почему вы обсуждаете это, как что-то нормальное? — встала с дивана, окинув их тревожным взглядом. — Это не норма, — пояснил Раевский, сев рядом с Шетелихом, — Просто давно уже знаю все его замашки. Это ещё он исправляется, — рука альбиноса убрала тёмные волосы за уши приятеля, — Лен, конечно, ты права, — тяжело выдохнул, — Меня действительно это не удивляет, потому что я в курсе обо всём, что Женька делал, когда встречался с Соней своей. Давайте так, — взял меня за кисть, попросив присесть рядом с ним, и я послушалась, — Сейчас моя сторона абсолютно нейтральная. — Чего?! — возмутилась, но Дима тут же заглушил мою злость своим спокойным и картавым голосом. — Ты правильно злишься. Этот придурок у нас ещё и сталкерством раньше активно занимался, потом я вправил немного ему голову. Да и случай один заставил его оказаться на месте «жертвы», поэтому он поутих. Сейчас у Жени такое проскакивает по разным причинам: хорошим и плохим. Дыру от одиночества так глушит. — А я вещь что ли? Даже разрешения не надо спрашивать. Ни к чему его оправдывать: Шетелих просто меня за человека не считает. Нравлюсь тебе, Женечка?! Хочется такую игрушку себе? Тыкаешь пальцем на полку в магазине, чтоб тебе купил кто-нибудь, да? А ведь реально нравился до того, как я узнала тебя ближе. — Моя внешность, и пока я был удобный, — решился ответить Евгений, — Нравится, когда за тобой личико ухаживает, сопли вытирает, а взамен никак не показывает свой характер? Я как-то пытался с тобой тему завести увлечений, которыми у тебя ранец облеплен, потому что сам состоял в этих фандомах, но ты даже слушать меня не захотела. Стоило начать лёгкий разговор для сближения, так ты сразу переводила в русло на себя или благо команды. — Если я такая плохая, то и отвалил бы от меня! — Хватит орать, — строго сказал, как отрезал, Дима, — Хотите моё мнение? Вы оба дальше своего носа не видите. Оба ведёте себе максимально нездорово, оба рассматриваете друг друга как вещь для личного удобства или наслаждения, оба играете в ментальные разносы психики. Какая симпатия? Какая влюблённость? Какая любовь? Такие чувства известны только людям, а вы их не видите ни в ком, даже в себе, — встал и направился обратно в спальню, — Достали меня оба. Пожалейте других и не мешайте спать никому, больные, — закрыл тихо дверь, оставив нас с Шетелихом наедине. — Лен, — Женя смотрел куда-то в стену, а потом повернулся лицом ко мне. — Что? — посмотрела в бледно-голубые глаза. — Спать не хочется же? — отрицательно покачала головой, — Давай чай на кухне заварю, ещё раз попробуем поговорить, но без ссор и взаимного унижения с давлением. Нормальный план? — А есть так поздно можно? Хочу что-нибудь сладкое. — Думаю, что от одного раза ничего не случится, — парень встал и направился на кухню, а я следом же подскочила, — Чёрный или зелёный? — села за стол, сказав, что хочу чёрный чай; Геша поставил чайник, достав конфеты, — Димас очень отрезвляет, да? — усмехнулся. — Ближе к сути, Жень, — он достал сладкую слойку, которую мы оба принялись есть. — Мяу, — я вопросительно посмотрела на него, но этот звук был произнесён очень нервно, — Короче, — зашумел чайник; Евген налил нам чёрный чай, дальше принялся наглаживать чашку и смотреть на коричневую жидкость, — Нам надо что-то делать. — Нам? — чуть не подавилась слойкой. — Тебе и мне, так лучше? — отхлебнул, подув перед этим на чай, но всё равно ошпарил язык, — Чёрт! Ладно, всё, плевать. Ты мне очень нравишься, и я начал тебя снимать, узнавать. Мне хотелось заранее быть готовым к любой информации, чтобы выдавать правильную реакцию. Да, фоткал, потому что мне проще жить в иллюзии, что человек со мной. — Твой. — Ок, что человек мой. Мне намного проще не наседать чувствами, не доставать этим, а просто картину, — жестикулировал, отведя взгляд, — Рисовать в своём сознании. Больше такого не повториться, это уже точно я могу гарантировать. — Можно было и не начинать. — Ой, такая ты умная, — посмотрел на меня, — Да, — опять голос стал мягче, — Можно было, но, — постучал пальцем по кружке, — Точно! Лен, — бледно-голубые глаза испепеляли меня, — Мне нельзя отдаваться. Никому нельзя. — Чего? — У тебя есть такая проблема. — Мы мои проблемы обсуждать собрались? — Дослушай! — нервно-истеричная интонация; я замолчала, — Спасибо, — снова мягкость и нежность в голосе, — У тебя есть такая проблема, что ты хочешь всецело погрузиться в людей, полностью оголяясь и отдавая свою жизнь и безопасность. Это прослеживается во всех мелких и масштабных вещах. Поверь, я могу быть хорошим другом, товарищем, партнёром, парнем и человеком, но это не повод нырять. — Что ты несёшь? — отодвинула кружку. — Лучше пей чай и слушай, — пододвинул назад ко мне, — Даже с близкими нужна граница, понимаешь? Ладно, тебе сложно в это вникнуть, понимаю. У тебя были очень странные отношения с мамой. — Не смей говорить про неё. — Подожди, Лен, — взял меня за руку, — Я знаю, что она решала до этого всё в твоей жизни. Ты опиралась только на её мнение, решения и опыт. Она была частью тебя, а ты её. Кто не нравился маме, тот не нравился и тебе. Знаю, как тяжело принимать решения за себя. Тебе очень страшно, отчего колбасит из стороны в сторону. Я сам с такой же проблемой покинул дом. Единственная моя задача по жизни ранее — быть достойным любви сыном своей матери. Тебе очень хочется найти такой же яркий ориентир, который возьмёт всю тебя на себя, как это делала твоя мама, и, — поглаживал мою кисть, — Я понимаю, что так проще. Страшно ошибаться самому; брать ответственность; осознавать, что ты не ребёнок, который прячется за спиной родителя, пытаясь услужить только за любовь. Моей ошибкой стало, что я хотел заменить тебе маму: кормить, ухаживать, помогать принимать решения. Тебе очень приглянулся этот образ, ведь он знакомый и понятный. Ты действительно начала симпатизировать, но не мне, а тому, что я тебе даю. В какой-то момент я разозлился, что ты не видишь мою личность, а ищешь её во мне, как бы странно это не звучало. Очень хотелось поставить тебя на место, отрезвить. Первой попыткой был случай с Варей, когда ты хотела, чтобы я коммуницировал вместо тебя. У меня есть в доступе воспоминания твоей мамы. Извини, что сейчас это озвучиваю вслух. В тот момент увидел, как ты к ней бегала, просила с кем-то говорить, с кем ты не могла. Солнце моё, — взял мою вторую руку, — Мне очень жалко тебя. Очень понимаю твои чувства, но надо из этого выбираться. Да, это сложно. Посмотри на меня, я сам по сей день могу срываться или делать странные вещи, которые так же объясняются моим прошлым. Никто из нас не виноват, пока нет выбора, но как только он появляется, то вина уже будет висеть сверху. Я действительно хочу лучшей жизни для себя, своих близких, поэтому не лукавлю, мои изменение — не пустой звук, а реальные поступки. Моё желание не делает меня святым. Лена, — приподнял руки и сжал немного мои, прислонившись к ним лбом, — У меня много и хороших, и плохих качеств, — поднял голову и посмотрел в глаза, — Попробуй увидеть именно это. Просто ты то кидаешься на меня, как на врага народа, то заключаешь в такие крепкие объятия, как будто твой рыцарь. А я простой человек, как и ты. Все люди особенные, все мы уникальны, но мы просто люди, а не главные герои романов, — вырвала свои руки из его лап. — Ты хотел меня как-то разжалобить? Понимаю-понимаю, тогда почему нормально себя вести не можешь? — Это моя норма! — ударил кулаками по столу, — Неужели ты не понимаешь? Я не так давно пытаюсь в искреннее и более-менее здоровое общение. До этого жил с худшим вариантом себя. Это не оправдание, иначе бы не работал над этим. Просто факт, который многое проясняет. Услышь же наконец-таки, что я пытаюсь тебе сказать. — А можешь меня услышать? — встала, смотря на него сверху вниз, — Я совершенно тебя не знаю. Со мной делали мужчины некоторые такое, что тебе никогда и не снилось. Я была вещью всегда и для всех, грязной, использованной и потрёпанной всеми хотелкой. Мне казалось, что с тобой будет иначе, но всё то же самое. Ваше единственное отличие — твоя молодость. Потом ты состаришься и будешь противным наседающим сверху изюмом, который порвёт всё ниже пояса девочке, лежащей безвольной куклой, — Женя встал и обошёл стол, оказавшись рядом со мной, — Она может кричать, просить остановиться, но ты сильнее и сверху. Девочка будет вырываться, тогда ты просто ударишь её, закроешь рот и начнёшь угрожать. Она просто замолчит, тогда ты стянешь с неё трусы… — Солнце, — Женя нежно обнял меня, пока я вся дрожала, — Мне безумно жаль, что ты перенесла. Такого никто не заслуживает, — после этой фразы слёзы начали стекать по моему лицу, намочив футболку Евгена, — Так тебя напугал, заставил вспомнить, что ты пытаешься забыть. Моя хорошая, — гладил по голове, — Котик, — это обращение вызвало во мне истерику, что Женя сразу всё понял, — Солнышко, всё нормально, — отодвинул лицо, вытирая слёзы с моих щёк, — Ты уже не там. Я не они. Лена, фотографировал не для того, что ты подумала. Эти снимки никогда не открывались с такой целью. — Я не хочу принимать, что ты это делал. — Такое не надо принимать. Случай в ванне тоже не надо принимать, потому что это просто не должно происходить, а оно и не повторится. Я очень тебя пугаю и хожу каждый раз по лезвию ножа. Не хочу, чтобы ты меня видела насильником, потому что никогда не смогу так поступить ни с кем. Лена, — отпустил меня из объятий, но продолжил держать за щёки, — Я так бережно отношусь к тебе, к Варёнке. Ко всем в принципе. Но, — показал указательным пальцем в потолок, — Я не герой без недостатков, могу где-то перегнуть и даже обидеть, потому что не всегда читаю чужие мысли, да и, буду честен, частенько сам себя могу повести как козёл. Ты мне очень симпатична, и я тебя достаточно уважаю и ценю, чтобы прислушиваться к твоим словам и желаниям, почти на уровне Димы. Я не стану твоим спасением, рыцарем, возможно, что и твоей любовью мне не быть, но ты можешь рассчитывать, что стану реально прислушиваться, но хозяйка и охрана ты сама себе. Тебе действительно нужна поддержка, но не спасение. С этим ты справишься сама, вникаешь? — Вникаю, — потянула руки в его сторону. — Что? Обнять? Я же мерзкий, — отрицательно покачала голой, — Катаешься ты на качелях отношения ко мне от души, я смотрю. Хватит, — тыкнул пальцем меня по лбу, — Я ни хороший, ни плохой. Где-то приятный, а где-то странный и мерзкий. Перестань забывать одну или другую сторону, я целиком такой, — сделала грустное лицо, — Ладно-ладно, давай обниматься, а то ты откинешься, — заключила его в объятия, ударив по затылку ладошкой, — Всё-всё, понял. Не прощай это, мне полезнее будет. Ошибки нельзя такие загладить или откупиться как-то. Как же сильно ты нуждаешься в опоре, так одиноко, что быстро падаешь в мои объятия? — Что за качели? — отодвинулась. — Не качели, это правда, сказанная без зла. Солнце, если ты мною зализываешь потерю матери, а я очень на неё похож менталкой и местами лицом, то не против, но не забывай, что за этим знакомым тебе образом другой совершенно человек прячется. Не надо со мной выстраивать привычные отношения, я не твоя мама и посвящать тебе свою жизнь не стану. Наяву не будет как во сне. — Почему ты такой? — А почему ты такая? Так вышло, — пожал плечами и снова сел за стол, — Нас вырастили такими обстоятельства, и только нам решать, менять что-то или оставить другую жизнь в фантазиях, даже не попробовав. Я свой выбор сделал, а тебе своё решение только предстоит принять, не завидую. Ой, — немного усмехнулся, — Лицо какое загруженное ты сделала. Такое не решается в ночь одним шагом, это методическая и долгая работа в определённом направлении. Чай выпей, а то он остыл без твоего тепла, кулёма. — Я не только раны зализываю, — молча смотрела куда-то сквозь него вниз, — Но и просто, — ком в горле, — Наслаждаюсь твоим присутствием, — щёки наливались чем-то горячим, покраснев, — Я бы давно прицепилась к кому-то другому, но меня вновь и вновь ужасно злит твоя суть, потому что вижу в тебе другое. Не знаю, наверное, ты никак не станешь мне ненавистен. — Лен, — бархатный голос, — Подними голову, — посмотрела в бледно-голубые глаза, — Мне очень это приятно слышать, но я не нравлюсь тебе. Мы уже говорили, что тебе нравится. Если сможешь увидеть за образом меня, то это будет уже другой разговор. И на будущее, — положил конфету в рот, — Нельзя людям с одержимым ментальным моментом в поведении говорить такое, а то у них повода больше появляется. Эй, я не стану ничего делать, а то глаза забегали, просто говорю, чтобы ты знала. Так что, — подал мне конфету, — Когда будешь со мной знакома, тогда и поговорим, если вообще этого захочешь. Выбор всегда за тобой, а не за кем-то другим. Я взяла из его ладони конфету, повертела её и положила в пакет с другими сладостями. Завтра будет более тяжёлый день, чем сегодня, который тянулся вечность. Надо хоть немного поспать, ведь бдительность придётся проявлять и с Богданом. Он всё равно защищать будет в первую очередь себя, чего бы это ни стоило. Так же нужно и мне себя вести. Чай остыл, в животе урчало, но конфету есть я не стала. Уснуть сегодня, наверное, уже не смогу.