Доказательство

      Изуку почти не сопротивлялся, когда Кацуки схватила его за локоть и потащила за собой. Им в спину успел донестись испуганный голосок этой плоскогрудой пигалицы с этими её коровьими тупыми глазами, и Изуку слегка уперся пятками в пол, пытаясь что-то сказать, но Кацуки только прорычала ему короткое: "Завались, Деку!" и продолжила тянуть, и Изуку в конце концов послушно поплелся за ней, словно ягненок на заклание – как ему и положено.       Время уже клонилось к вечеру, уныло-серые школьные коридоры были почти пусты, и редкие школьники оглядывались на высокую пепельноволосую девушку и низкорослого парня с зелеными лохмами, которого она тащила за собой, но никто и не думал вмешиваться: все знали, что с Кацуки шутки плохи.       Таким образом они добрались до одной из каморок в дальнем конце школы – той, которая вот уже долгое время использовалась как склад для всякого школьного барахла. – Каччан, куда мы… Она прервала его, когда распахнула дверь и толкнула Изуку внутрь, и, как и ожидалось от кого-то настолько неуклюжего, Деку едва не растянулся прямо у порога.       В небольшом помещении было темно – единственным источником света служило высокое окно почти у самого потолка: света было едва достаточно, чтобы разглядеть сложенный у стен спортивный инвентарь, несколько уложенных друг на друга матов и различный мелкий мусор. Воздух пах затхлостью и пылью, от которой слегка щекотало нос и хотелось чихнуть.       Кацуки деловито закрыла дверь, а потом пристально посмотрела на Изуку, который успел выпрямиться и смущенно стряхивал несуществующую пыль с черной школьной формы. Он неловко мялся и ерзал под её пристальным взглядом, будто пойманный с поличным пятилетка, и это только усиливало её подозрения, а те в свою очередь подпитывали её злость.       Логично же, что если выглядит виноватым, то как пить – есть за что!       И даже если Кацуки и сама толком не знала, за что именно, наказать задрота всё равно было необходимо! – С каких пор ты начал засматриваться на всяких плоскодонок?! – громко спросила Кацуки, сама слегка удивленная этим вопросом.       Однако увиденное недавно так и вставало перед глазами, вызывая жжение в глазах и неприятную тяжесть в груди. Она и без того была на грани вот уже несколько недель, но последней каплей было то, как они ворковали друг с другом прямо посреди школьного коридора – Изуку и эта невзрачная статистка… как там её вообще звали? Нанами Кумада, вот как! И имя у неё было дурацкое, с дурацкой бесполезной причудой, создающей мыльные шарики из ладоней. Убожество одним словом, что он в ней нашел?!       А ведь Кацуки даже не сразу заметила, что происходит, потому что у неё не было привычки следить за задротом – всё было ровно наоборот. Деку всегда бегал за Кацуки хвостиком с самого детства и продолжал преследовать её даже после того, как у неё проявилась причуда, а его признали беспричудным. Деку оставался рядом с Кацуки даже тогда, когда она была особенно к нему зла в средней школе и, разумеется, никуда не делся в старшей, когда старая карга прознала про выходки Кацуки и едва ли не за уши оттащила её к психотерапевту, после которого Бакуго постепенно начала переоценивать некоторые вещи в своей жизни и видеть свои поступки под новым углом: особенно после того, как в один и тот же день она велела Изуку сброситься с крыши, подверглась нападению Злодея, а потом единственным, кто бросился ей на помощь, оказался этот беспричудный неудачник.       Она до сих пор считала себя лучшей, конечно, и продолжала жаловаться, что Деку по-прежнему был для неё, словно бельмо на глазу, но Кацуки вынуждена была признать, что Изуку вызывал в ней куда более сложные, странные и противоречивые чувства, чем ей казалось изначально.       Во всяком случае, к тому моменту она по крайней мере готова была терпеть его присутствие и медленно разбираться в себе, пока не обнаружила однажды… что чертов задрот уделяет внимание кому-то другому! И не просто кому-то, а какой-то абсолютно невзрачной, ничем не примечательной и неинтересной статистке из параллельного класса!       Кацуки то и дело видела, как они обменивались этими быстрыми нежными взглядами, как Деку начал всё чаще переписываться с кем-то в своём телефоне с дурацкой улыбкой, и как будто этого было мало – недавно Кацуки даже заметила, что вместо последнего дневника, который, как Бакуго знала, был вдоль и поперек исписан данными о её причуде, в руках у её задрота появилась совершенно новая тетрадь, которую он, очевидно, собирался посвятить своей уродливой подружке.       И Кацуки просто… не могла этого вынести! Ей было невыносимо смотреть на этих двоих голубков. Она не могла понять причину, но заинтересованный взгляд и яркая улыбка, которую Деку теперь адресовал этой статистке, заставляли Кацуки чувствовать себя… проигравшей в соревновании, правил которых она даже толком и не знала.       Деку тем временем густо покраснел в ответ на её вопрос, пискнул и прикрыл лицо рукой, как будто Кацуки спросила у него что-то скандальное. – Каччан! – приглушенно закричал он. – Ты вообще о чем? Что ты такое говоришь?! – Что хочу, то и говорю! – рявкнула она, отталкиваясь от двери и подходя ближе. – Что-то же должно было тебя в ней заинтересовать. Ну так что это было? Волосы? – Кацуки невзначай провела по своим слегка топорщащимся на макушке волосам. – Глаза? – она склонила голову, внимательно наблюдая за малейшим изменением в выражении его лица, которое могла разглядеть сквозь пальцы. – Или всё-таки сиськи? – она без особого смущения обхватила ладонями свою объёмную грудь, слегка сжимая ладонями полные полушария и что-то в ней удовлетворенно замурлыкало, когда она заметила, как задрот судорожно сглотнул, а в его глазах мелькнул заинтересованный блеск, который ему не удалось скрыть.       Попался!       Обычно Кацуки не особо любила свою грудь. Размер куда больше, чем было бы удобнее для героической работы, так что всегда приходилось носить спортивный лифчик, а порой и забинтовывать немного, чтобы не особо мешала на тренировках, но в этот момент она чувствовала какую-то злорадную радость за то, чем её наградила природа и её старая карга.       Чем бы Деку не привлекала Нанами, он определенно был слаб к груди Кацуки. И если уж на то пошло, какого бы святошу Деку из себя не строил, в конце концов он оставался всего лишь глупым, примитивным подростком, думающим одним местом. – Определенно не они, – хмыкнула она, довольная собой, потому что Деку к тому моменту выглядел так, будто вот-вот готов был потерять сознание от смущения.       Так что она была почти впечатлена тем, что он решился попробовать возразить. – Каччан, не знаю, зачем ты мне это говоришь и какая муха тебя вообще укусила, но между мной и Нанами-чан нет вообще ничего… – забормотал он с совершенно несчастным видом, но не успел закончить. – Как ты её назвал?! – перебила его Кацуки, и глаза задрота расширились, словно он только сейчас осознал, что ляпнул и растерянно попятился, явно стараясь увеличить расстояние между ними.       Кацуки не собиралась этого допускать, двигаясь следом до тех пор, пока Деку не уперся спиной к стене, а она не хлопнула ладонями по обе стороны от его головы, уверенно лишая его любых путей к отступлению. Внутренний голос шепнул ей что-то о кабедоне и что происходящее подозрительно напоминает ситуацию из тех глупых девчачьих манг, которые она НЕ ЧИТАЛА, но Кацуки отмахнулась от этой мысли, слишком занятая тем, чтобы прожигать взглядом дыру в одном бестолковом глупом задроте.       Изуку громко сглотнул, пока его глаза метались по комнате, явно не зная, куда смотреть – Кацуки была прямо перед ним, но Деку явно не хотел встречаться с ней взглядом, причем не без оснований. – Как ты её назвал? – отчеканила Кацуки голосом, который пугал даже её саму. – Н-Нанами-сан… – тихо пробормотал Изуку.       Кацуки слегка пнула его в бедро, намеренно целясь в опасной близости от его промежности. – Не ври мне, Деку, – предупредила она коротко низким холодным тоном, который всегда легко ей давался. – Ты не это сказал! Как. Ты. Блять. Только. Что. Её. Назвал?!       Изуку закрыл глаза: – Нанами-чан, – прошептал он обреченно. – И почему? – П-потому… потому что она попросила. – "Потому что она попросила", – передразнивая его голос Кацуки. – А ты и рад стараться, послушный какой! Деку, ты будешь делать всё, что тебе говорят?       Она заметила, как отчетливо вздрогнул Изуку – наверное, слишком хорошо знал этот её тон. Однако прежде чем он успел что-то возразить, она резко сократила оставшееся между расстояние и тесно прижалась к нему так, чтобы между ними не осталось ни сантиметра свободного места. Кацуки буквально увидела, как воздух покинул легкие задрота, а из его рта послышалось отчетливое скуление.       Кацуки потянулась вперед, до тех пор, пока её губы не оказались возле уха задрота, а потом тихо, но отчетливо приказала: – Я сейчас досчитаю до трех, и когда я назову последнюю цифру, ты встанешь на колени. Без вопросов, тебе ясно? Потому что я так сказала.       Кацуки отступила, слегка откинув голову и глядя задроту прямо в глаза с широкой ухмылкой. Деку продолжал стоять на месте, глядя на неё с расширившимся зрачками и густым, лихорадочным румянцем на щеках. – Раз, – произнесла она медленно.       Изуку продолжал стоять. Его тело казалось застывшим и неподвижным. – Два.       Кончик его языка высунулся, чтобы быстро и нервно облизать обветренные сухие губы. Кацуки по-прежнему не сводила с него глаз. Она тянула с последней цифрой, потому что внезапно повисшее в воздухе напряжение и ожидание начали делать с ней странные вещи. Она вдруг засомневалась в реакции Деку и в том, не зашла ли она слишком далеко.       Почему ей вообще необходимо было так сильно убедиться, что он её послушается? И что она будет делать, если он не сделает этого? – Три! – произнесла она громко, и Изуку рухнул на колени как подкошенный: его шея была вытянутой, лицо обращенным к Кацуки, губы слегка приоткрытыми.       Внезапный прилив силы от осознания собственной власти ощущался словно горячая волна, которая прошла по её телу, согрела внутренности и осела приятным тягучим жаром где-то в районе её живота.       Деку принадлежал ей.       "Деку – мой," – повторила она про себя, и слова так и просились быть произнесенными вслух, пульсировали в её разуме, заставляя всё тело почти дрожать от странного возбуждения.       Мой. Мой. Мой…       Она может приказать ему сделать что угодно, и он подчинится без лишних вопросов, потому что Кацуки так сказала.       И какая-то её часть хотела узнать, насколько далеко он может в этом зайти.       Она сделала шаг к Изуку, коснулась пальцами его подбородка, внимательно разглядывая его лицо – такое знакомое и незнакомое одновременно. Кацуки казалось, что она знала его так же, как своё собственное – в конце концов, они были знакомы всю жизнь. Она была уверена, что он всё тот же старый добрый Деку.       Но теперь, находясь к нему так близко и впервые за долгое время имея возможность рассмотреть более внимательно, она поняла, что даже не заметила, как он изменился за последнее время. Его черты в целом оставались такими же детскими, но через них уже проступало что-то новое и незнакомое – как будто его нос стал чуть шире, щеки – менее пухлыми и детскими, брови немного гуще. Медленно, но верно менялись даже пропорции его тела – от неё не скрылось и то, что за время последних каникул Изуку успел немного вытянуться, а его фигура – стать более подтянутой, стройной, Кацуки даже зашла бы настолько далеко, чтобы сказать "более мускулистой".       Он всё еще был её Деку – и в то же время, глядя на него, она легко могла представить каким он станет, когда будет старше. Будет ли он принадлежать ей потом? Хочет ли она, чтобы он принадлежал ей?       …что ей нужно сделать, чтобы он всё еще принадлежал ей?       Кацуки не была дурой. Изуку уже начинал стремительно меняться – внешне и внутренне. К нему уже начинали тянуться люди – особенно теперь, когда сама Кацуки на какое-то время оставила его в покое, их окружение начало взрослеть, а поведение Изуку по какой-то причине начинало становиться более свободным и уверенным, как будто в его жизни был что-то или кто-то, кто поддерживал и толкал его вперед.       Где гарантия, что рано или поздно он не решит, по глупости, конечно, что он может быть сам по себе, без неё?!       Кацуки не хотела этого признавать, но мысль о том, что Деку каким-то образом ускользнет из её рук, оставляла неприятный осадок.       Она сглотнула. – Открой рот! – приказала она резко и отрывисто.       Изуку продолжал тупо смотреть на неё пару секунд. Потом моргнул и нахмурился. – Зачем? – спросил он тихо, со внезапным упрямством, явно чувствуя подвох.       Рука Кацуки сжалась на его подбородке, заставляя его держать голову неподвижно, смотреть снизу вверх, только на неё. К её неудовольствию, Изуку при этом не скривился, не сжался, не попытался отвести взгляд, предпочитая вместо этого упрямо смотреть в ей глаза.       Как будто даже не боялся её на самом деле.       Как будто не она была тем, у кого был контроль.       Как будто… он позволял ей обращаться с собой таким образом, потому что знал о ней что-то, чего не знала даже она сама.       Эта мысль приводила её в бешенство. – Открой рот! – повторила она громче, с большим нажимом, чувствуя какое-то странное нарастающее отчаяние от мысли, что он может отказаться, которое сменилось волной облечения, когда он наконец-то подчинился её требованию.       Кацуки даже не пыталась скрыть широкую ухмылку – вызывающе глядя в распахнутые зеленые глаза, она демонстративно склонила к нему голову, делая вид, будто собирается плюнуть. Кацуки могла буквально почувствовать, как напряглось тело Изуку. Его глаза не мигая смотрели ей в лицо, во взгляде читалось недоверие. Как будто он не мог до конца поверить, что она собирается сделать что-то настолько мерзкое.       Собиралась ли она действительно?..       К тому моменту она и сама не была толком уверена.       Кацуки не чувствовала, что хочет унижать его до такой степени – или вообще как-то, если уж на то пошло. Черт, всё это время она активно пыталась не делать всего этого и ей казалось, что у неё получается – Кацуки даже едва могла вспомнить, когда она в последний раз использовала рядом с Изуку причуду после того, как на эмоциях прожгла его гакуран в "тот самый день". И всё только до тех пор, пока она не увидела его с другой девушкой – и внезапно они как будто опять перенеслись в среднюю школу.       Всё, что Кацуки знала – это то, ей хотелось доказать что-то, себе и ему, но она просто не могла понять как это сделать!       И в то же время... отступать казалось уже поздно. В конце концов, Кацуки определенно не могла отпустить его просто так – Изуку мог бы решить, что она дала слабину, верно? Кацуки никак не могла позволить считать себя слабой, тем более Изуку!       Деку под её руками шевельнулся, как будто пытаясь отодвинуться, и это заставило её действовать. Голова Кацуки наклонилась еще ниже и она, неожиданно даже для самой себя схватила лицо Изуку обеими руками, впилась в его губы отчаянным поцелуем – или в неком странном его подобии: по сути Кацуки просто вцепилась зубами в его нижнюю губу, оттягивая её и сжимая зубы на грани того, чтобы заставить тонкую нежную кожу лопнуть, а когда Изуку издал болезненное хныканье, скользнула выше, углубляя поцелуй.       За исключением резкого вдоха и последовавшей за ней реакцией на укус, Деку оставался под её руками почти безвольным. Каким-то образом это казалось унизительным. Как будто… как будто Деку отвергал её таким образом. Словно ему было неприятно, словно он только терпел, словно то, что она предлагала, не привлекало его ни капли!       Кацуки уже почти готова была оторваться от него, грубо оттолкнуть от себя и накричать, когда задрот наконец-то начал отвечать ей: сначала робко, осторожно, неуверенно, а потом со всё большим пылом. В отличии от неё, Изуку не пытался быть напористым или агрессивным, но медленные, неумелые, но чувственные движения его языка и губ каким-то образом заставляли её смягчиться, подстроиться под него. Было до боли очевидно, что Изуку, как и она сама, никогда не делал этого прежде, но Кацуки это полностью устраивало, потому что у неё не возникало сомнений, насколько ему нравится целовать её.       На какое-то мгновение время вокруг как будто замедлилось, а она полностью растворилась в ощущениях: Кацуки даже не понимала толком, что в какой-то момент и сама опустилась на колени – возвышаться над Изуку вот так просто было слишком неудобно. Она не помнила даже, когда её ладони успели соскользнуть с его лица вниз, но даже будучи полностью захваченной поцелуем, смутно осознавала то, что под её руками плечи Изуку кажутся намного шире, а его тело куда тверже, чем она помнила. Она лишь знала, что то жгучее смятение, в котором она пребывала в последнее время, с тех пор как узнала о Деку и той девчонке, наконец улеглось, а странная потребность удержать его рядом, утвердить своё превосходство, заставить его понять, что он принадлежит ей, казалась удовлетворенной.       Кацуки позволила себе еще немного посмаковать это чувство, а потом медленно отстранилась, удерживая Изуку на расстоянии и придирчиво осматривая его лицо, пока задрот ошеломленно моргал, словно кто-то вытолкнул его из темной комнаты прямиком на яркий свет. Изуку казался почти пьяным от ощущений, его губы были припухлыми от поцелуев, а на одной из них красовалась небольшая кровоточащая ранка, которую, как Кацуки знала, оставили её зубы.       Слишком быстро, на её вкус, задрот пришел в себя, а затем его вопросительный взгляд сосредоточился на ней, казалось заглядывая прямо в душе. – Каччан? – послышался его мягкий голос с едва заметными нотками укора. – Теперь-то ты довольна?       Она только фыркнула, быстро вставая на ноги и поправляя одежду. Краем глаза она наблюдала за тем, как Деку рядом с ней поднимается тоже, и едва смогла сдержать ухмылку, заметив, как он с сокрушенным видом осматривает форму, смятую в тех местах, в которых его касалась она. – Пока что, – фыркнула она наконец, разворачиваясь и награждая его своим фирменным хмурым взглядом. – Но в твоих же интересах предупредить "Нанами-чан" о том, что если она снова начнет крутиться вокруг тебя, то я оттаскаю её за эти её жиденькие нелепые волосенки, ясно?       Для верности она толкнула заставшего задрота в грудь, задрала голову и гордо вышла из каморки, а потом намеренно замедлила шаг, дожидаясь, пока Деку последует за ней. Когда этого не случилось, она закатила глаза, просунула голову через дверь и рявкнула: – Черт возьми, задрот, пошевеливайся! Ты собираешься провожать меня домой или нет?!       На этот раз она не стала дожидаться ответа и неторопливо направилась дальше по коридору, в точности зная, что вскоре к ней присоединятся торопливые шаги Изуку, поэтому даже не оглянулась, когда спустя несколько секунд запыхавшийся задрот действительно догнал её и встал рядом, подстраиваясь под её шаг.       Оглядываясь назад, возможно, ей следовало как-то более явно объяснить, что они собираются встречаться с этого момента, но Кацуки была уверена, что всегда успеет это сделать.