Повод

      — В это невозможно поверить! — ворчал Кацуки, недовольно натягивая на себя толстовку поверх домашней футболки. Он все еще оставался в шортах, но решил не тратить время на поиски штанов — Деку жил в противоположном конце коридора, куда идти было не так долго, чтобы успеть замерзнуть. В кромешной темноте он нашарил шлепки, в то же время слыша, как кто-то из одноклассников кричит через все общежитие, спрашивая про отключение света.       — Захлопнись! — заорал он в ответ, даже не удосужившись узнать, кто это был, и рывком распахнул дверь.       В коридоре ситуация была ничем не лучше — темнота, хоть глаз выколи. Кацуки подсвечивал путь телефоном, но видел лишь собственные руки и часть пола, по которому шел. Слева и справа тоже начали открываться двери, засветилось больше фонариков, а он продолжал идти вперед с такой целеустремленностью, будто заранее все спланировал. Будто остаться без света в канун Нового года было тем самым, чего он так долго ждал.       Потому что темнота была достаточным поводом, чтобы заговорить с Деку. Заговорить о чем-то кроме боев или тактики, без любопытных глаз за спиной. В темноте он не чувствовал себя неуклюжим, глупым или безнадежно влюбленным, ну или чувствовал не так сильно и мог это скрыть.       — Эй, Бакубро, ты куда?       — Отвали! И не смей следовать за мной!       — А-а, так ты к Мидории…       Он раздосадованно зарычал, ускорив шаг и почти врезавшись в дверь лбом, когда Деку вдруг открыл ее; голова Кацуки едва разминулась с деревянной поверхностью. В руках у задрота была свеча с пляшущим оранжевым огоньком, который отразился в удивленных глазах, когда тот увидел перед собой запыхавшегося друга.       — К-каччан!       — Свечи, — только и смог выговорить он, подхватывая того под локоть и запихивая обратно в комнату. — Мне нужна свеча!       — О-о, — Деку, кажется, совсем не ожидал подобного, а потому позволил втянуть себя внутрь и захлопнуть за ними дверь. Они оказались в заваленной атрибутикой Всемогущего задротовской спальне, да еще и так близко, что при вдохе грудь одного касалась второго, пальцы Кацуки все еще сжимали руку со свечкой и отказывались отпускать. — Т-тебе…       — Да! — он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, но стало только хуже — запах яблок и корицы окутал его с головы до ног, Деку пользовался какими-то ведьминскими феромонами, не иначе. — Я знаю, у тебя есть еще!       — Ха-ха, я рад, что ты это запомнил, — тот выглядел очень довольным. — Я держу их в рюкзаке для экстренных ситуаций, ну, знаешь, если нападет злодей, или начнется всемирная катастрофа вроде зомби-апокалипсиса, я смогу взять все необходимое. Там есть и небольшое влагоустойчивое одеяло, сухофрукты, зажигалка и упаковка батареек, которые… — бормотал и бормотал, а Кацуки любовался.       Потому что свет теплыми бликами ложился на озаренное восторгом лицо. Потому что россыпь веснушек вдруг представилась Кацуки звездами. Потому что в темных ресницах терялись золотистые лучи, а мягкий и влажный рот казался запретным и сладким фруктом, который так и хотелось вкусить. И не нужно было никаких гирлянд и украшений, никакого новогоднего света, только свеча и этот человек, нежная улыбка и зеленые мягкие кудри.       Кудри, в которые он неожиданно для самого себя запустил пальцы, пропустил через них, ведя назад и нежно касаясь кожи головы.       Деку разом замолк, а глаза его стали такими огромными, что начали напоминать совиные, и глядели также — не моргая:       — К-каччан?       — Ты, эм-м, действительно задрот, — буркнул Кацуки, радуясь, что его румянец в темноте не так заметен. — Подготовился даже к катастрофе.       И, черт подери, если лицо Деку не стало таким же красным, как у него самого! И будь он проклят, если тот не вздрогнул под его ладонью, не потянулся за ней, наслаждаясь прикосновением. Будь он проклят, если…       Свет резко включился, и они отшатнулись друг от друга, будто прокаженные, даже не успев подумать о том, что делают, и начали глядеть в противоположные стороны.       — Так, э-э, свечи? — пискнул Деку.       — Неважно, — Кацуки отвернулся, пряча горящее лицо и поспешно скрываясь за дверью. — Увидимся на вечеринке, придурок!       Потому что полумрак вечеринки был достаточным поводом, чтобы заговорить с Деку. Заговорить о чем-то, кроме боев или тактики, без любопытных глаз за спиной. В полумраке он не чувствовал себя неуклюжим, глупым или безнадежно влюбленным, или чувствовал не так сильно и вполне мог поцеловать его.       Кацуки просто нужен был повод.