***
Донышко стеклянной бутылки разрезает тишину квартиры, ударяясь о гладкую поверхность стола. Глаза Шастуна слегка прикрыты, а брови совсем немного опущены к переносице. Куртка летит на ближайший стул, но тут же падает на пол, соскользнув. Антон не обращает на это внимание: достает из кухонного шкафчика один ни разу не пущенный в обиход бокал, ставит рядом с бутылкой, садится сам и ровно напротив своих глаз кладет покрытый конденсатом телефон. Настенные часы в дизайне различной пищи тикают, за спиной Шаста сверкает гирлянда, что висит на окне, а вне этой холодной двушки раздаются еле-еле слышные крики детей, почему-то гуляющих в такое время. Прозрачная емкость наполняется желтовато-оранжевой пузырящейся жидкостью, которая почти сразу оказывается в теле Антона. После залпом выпитого бокала шампанского настроение становится еще более ужасным, и Шаст думает, что оно похоже на вязкое болото, затягивающее в свою зеленую и холодную тину все положительные воспоминания. Бутылка со спиртным оказывается перевернутой над раковиной, опустошаясь. «Потерпи еще чуть-чуть, Тош…» Наполненная волнением и неопознанной виной фраза Арсения воспроизводится в чутка опьяненной голове Антона, и тот, будто слыша эти слова за своей спиной, опускает такие тяжелые веки, намереваясь выбросить все дурные мысли из разума в столь долгожданный праздник. «Без тебя это не праздник» Шаст пытается сильнее зажмурить глаза, начинает сжимать в тонкую линию свои губы и ковырять старые царапинки от того самого гвоздика на дверце шкафа. Мозг подкидывает слова самого Антона, которые он произнёс в первый и единственный (за исключением тех, что были до знакомства Антона и Арсения) новый год без Арса. В уголках глаз всё равно скапливается влага, которую Шастун спешно стирает ребром ладони. «Все будет хорошо, солнышко…» Антон не хочет вновь проваливаться в свой внутренний мир, состоящий лишь из него и Попова. Антон не хочет заново вспоминать все то, что стало наболевшими язвами в огромной зияющей дыре по центру его груди за время разлуки с его голубоглазым принцом. Антон не хочет чувствовать пустоту внутри себя точно также, как и перед разлукой с его пушистым котом. — Нет, нет, нет, — одними губами произносит парень, в надежде, что это спасет его от таких нежеланных воспоминаний. Теплая и невесомая слеза стекает по еще румяной от уличного мороза щеке.***
— Антош? Ты собрался? — спрашивает Арсений, уложив свою горячую ладонь на плечо Антона. — Такси уже ждет, — Шастун знает, когда его Арсу хорошо. Когда он рад или наполнен тоской. Сейчас он смотрит в такие родные и запавшие глубоко в душу глаза с собственным неопределимым страхом. Страхом будущего. В Арсении читается тоже самое: лишь бесконечное волнение и желание остановить все часы в мире, только бы не отпускать своего Антона от себя. — Тош? — Шаст моментально жмурит и тут же распахивает свои очи, нервно оглядывая собственный чемодан. — Да, вроде все, — запоздало отвечает Антон, двигаясь вслед за Арсом, схватившим его за руку. На улице и правда уже стоял желтый автомобиль, в который погружаются оба парня. Тишина нагнетает, и Шастуну кажется, что он слышит ускоряющее темп сокращений сердце. С каждым пройденным метром, с каждым километром ладони мелко дрожат и организм требует сделать очередной глубокий донельзя вдох. Попов молча оплачивает поездку, покидая машину быстрее Антона, дабы достать его багаж. Ветер снаружи оказывается еще более ледяным, чем показалось перед посадкой в авто. Антон думает, что хочет отмены рейса. Арсений подходит к своему парню совсем не резко, а наоборот, слишком медленно. Шастун так и стоит подле бордюра, и, вроде как, не собирается ступать на него. На антонову щеку ложится любимая ладонь, большим пальцем оглаживая нежную кожу. Шаст поднимает свои глаза, наполненные влагой, и видит перед собой родные. От одного этого взгляда все вокруг начинает будто бы замедляться и останавливаться. Ветер становится не таким уж противным и морозным, гул улицы не таким уж и омерзительным и раздражающим, а моросящий дождь кажется не самым мерзким явлением. Уже опознанное чувство нежелания наступления так неумолимо приближающегося расставания ударяет по мужественности Антона, и он, мягко прикрыв веки, утыкается носом в горячую шею Арсения, укрытую шерстяным воротом пальто. Парень рвано выдыхает воздух через рот, ощущая крепкие руки на своей спине. Попов ничего не говорит. Не спрашивает, что случилось. Сам знает. Оттого и позволяет долго обнимать себя под холодными потоками ветра и мелкими каплями дождя. Сквозь антоновы длинные ресницы просачиваются нежеланные слезы, и Арс еле ощутимо вздрагивает от успевшей охладеть влаги на своей нагретой коже. Шастун не понимает, почему расценивает разлуку как расставание. Арсений не понимает, почему ему страшно. Антон нехотя отстраняется от Попова, пытаясь отвлечься от нагоняющей его грусти. Тело Шаста дрожит: Арс замечает это. — Пойдем внутрь, ты замерз, — Шастун истерично кивает, шагая след в след за Арсением. За время ожидания объявления посадки Антон осознает, что ожидание — худшая пытка. Минуты тянутся подобно часам, заставляя ожидать еще больше. Сидеть и раздумывать над тем, как скоро наступит точка невозврата неописуемо жутко. За сорок минут, что Шастун просидел бок о бок с Поповым, в его голове несколько раз промелькнула мысль о побеге. Сбежать за ручку с его принцем в их маленькое логово, чтобы никогда и никуда не лететь. Чтобы быть рядом, наслаждаться таким растрепаным по утрам Арсом и как в сказке волшебным днем. Просыпаться и видеть перед собой закрытые глаза, что днем при свете солнца похожи на магический и завораживающий океан. Видеть подрагивающие во сне ресницы, расслабленное лицо, что хочется зацеловать. Чувствовать легкие поцелуи на макушке, пока в руках Антона испачканная в тесте лопатка, ведь его любимый Арсений так любит блины. Ждать возвращения своего любимого с университета, когда сам уже вернулся домой. Конечно, Антон хочет, но в таком исходе событий он просто загубит собственное будущее. Женский голос объявляет посадку на антонов рейс. Внутри что-то рухнуло. Как во сне Шастун обнимает в последний раз своего Арсения. Обхватывает руками его крепкое и хорошо сложенное тело, словно пытаясь впитать в себя частичку Попова. Забрать с собой его запах, звук его сердцебиения… — Все будет хорошо, солнышко… — нежно произносит Арсений, и тут Антон понимает: нужно сделать это. Нужно отпустить, надеяться на лучшее, ждать встречи и продолжать любить. Шастун встает на носочки, чтобы полноценно накрыть губы Попова своими. Почувствовать их вкус, опробовать, будто леденец с редким вкусом, коснуться своим языком языка Арсения. В последний раз обменяться поцелуем, в надежде, что его хватит. Шаст как-то медлительно идёт по своей дороге, что начинается уже без его Арса. Без его голубоглазого принца.***
Антон резко поднимает голову со сложенных на столе рук, пробудившись от настойчивого звонка в дверь. Раздражающая трель не прекращается, бьёт по хмельной голове, и Шастуну хочется проклясть таких позитивных соседей. Парень плавно встает с насиженного места, кидает беглый взгляд на наручные часы и видит «23:44», что высвечивается электронными цифрами. Антон думает, что искренне желает послать через весь коридор этих бессмертных. Снова пустота. Ничего. Лишь одна любовь к его Арсению греет холодное тело. Шасту совсем не хочется открывать двери и разговаривать с этими счастливым и не одинокими людьми в семейный праздник, наполненный душевностью и пониманием. Неожиданно эта прерывистая мелодия сменяется простым стуком. Сильным стуком. Антон думает, что хочет к своему Арсу. Когда антонова ладонь ложится на дверную ручку, внутри зарождается что-то, что напоминает предчувствие, которое Шастун уже ощущал. Ощущал, когда надеялся на встречу с Арсением. Антон повелся на эту правдоподобную ложь, начиная нервно крутить ключ, дабы открыть замок. Волнение возросло до нельзя, от чего ладони Шаста снова задрожали. Сквозь узкую щель Антон видит знакомый силуэт. Внутри все покрывается пленкой, ограждающей парня от состояния истерики. Не контролируя собственные эмоции Шаст отходит от двери, упираясь в сьену, будто в спасательный круг. Дверная ручка громко ударяется о шкаф, отскакивая в обратном направлении, но носочек ботинка останавливает ее. Антон неверяще раскрывает очи, прикрывая рот рукой. Серые стены снова становятся красочными, и Шаст понимает, что эти обои не серые, а голубые. Как глаза его Арсения. В уголках глаз скапливаются капельки слез. Слез счастья. Антону поистине хорошо. Напротив него — его счастье. Его Арсений. Его голубоглазый принц. Шапка на его голове скорее для вида, но Шастуну совсем не хочется как раньше ругать Арса за это. Для Антона снова открылся целый мир. Мир, в котором все как раньше. Такой красивый Арсений и такой счастливый Антон. Попов осторожно проходит чуть дальше дверного проема, тут же захлапывая за собой дверь. Он и сам шокирован. Пусть и планировал эту встречу, но сейчас, стоя в метре от того, кем живешь, и смотря в его глаза, цветы расцветают словно летом. Кажется, что все тело наполнено тюльпанами и ромашками. В мыслях больше нет переживаний, нет страха. Сейчас все, как когда-то давно. Будто Антон еще учится в одиннадцатом классе, будто Попов еще на первом курсе. Будто на дворе снова две тысячи семнадцатый год. — С новым годом, Тош, — на часах все стрелки направлены вверх. Простое поздравление выводит Шастуна из транса, и он, кинувшись вперед, как и мечтал длительное время сжимает своими тощими руками арсово туловище. Как и тогда, перед расставанием утыкается в теплую шею. Чувствует на своей спине любимые руки. Невесомый поцелуй падает на макушку Шастуна, затем в висок и куда-то в нос. В животе рассыпаются тонны мурашек, что тут же разбегаются по всему телу. Сводят конечности, не позволяют потерять контроль над собой. Попов держит в ладонях лицо Антона, упираясь своим лбом в лоб Шаста. Медлит, не целует, хочет насладиться этими зеленеющими с каждым новым касанием глазами. Антон сам срывается: целует Арсения уверенно и ненасытно. Снова чувствует вкус арсовых губ. Они вдвоем теряют счет времени, но не в силах нагнать упущенное, Попов осторожно отстраняется. — Я люблю тебя, Арс, — слова, которые так много времени требовалось просто сказать в лицо, вырываются из уст Шастуна. Арсений хочет вновь уловить любимые губы своими, но попадает куда-то в их уголок. — И я тебя люблю, солнышко мое, — теперь внутри Антона точно снова расцветает жизнь, и он, потянув своего Арсения за собой, искренне улыбается. Так, что хочется заразиться этой радостью.***
— Я не хочу тебя отпускать, — говорит утром первого января Шастун, крепче прижимаясь к телу Арсения. Тот легко усмехнулся, от чего его грудь, покрытая множеством родинок, слегка задрожала. — Чего ты смеешься? — возмутился Антон, получая поцелуй в макушку. — Больше не придется, — без пояснений объявляет Арс. Он тут же чувствует, как дыхание Шаста прервалось. В душе заиграл детский азарт, нацеленный вызвать у Антона шок. — Почему? — тихонько спрашивает Шаст, даже не подняв головы. У него снова родилась наивность, таящая в себе долю действительности. — Я теперь тоже учусь в Нижнем Новгороде. Документы на перевод подал, — Антону хочется закричать от счастья, прыгать до потолка и топать ножками с девчачьим визгом. Его Арсений, его принц… — Мы теперь не расстаемся. Ну, если только по твоей воле, — шутит Арс, хотя прекрасно понимает, что такой любовью, какой любит его Антон и как любит Антона он сам, не любят многие. Это неописуемое счастье, получить предначертанного судьбой человека прямо в руки, целовать и обнимать, разговаривать и просто любить. — В таком случае, мы должны умереть в один день, — тоже отшучивается Шастун. — Обязательно, Тош. Спасибо тебе за то, что ты есть, — сплетая пальцы с антоновыми шепчет Попов, вновь целуя его куда-то в висок. — И тебе спасибо, — тон заметно утихает. Вероятно, сейчас они заснут в объятиях друг друга. Проснутся друг с другом, и Арсений как всегда нежно пригладит кудрявые локоны Антона, что так неряшливо разбросаны по всему его лицу. …останется с ним навсегда. Больше не будет долгих и болезненных разлук, общения через телефон и раздражающих людей, что лезут не в свое дело с вопросами о том, почему внезапно потускнели Антон и Арсений. Теперь будут только они. Только Антон и Арсений. Только Арсений и Антон с их безумной любовью.