Оборотень нуждается в защите?

Уэнсдей сидела за своим столом. Ее немигающий взгляд сосредоточенно вел каждую строчку, выходящую из под ее бегающих пальцев. Звук стучащих клавиш благодатным саваном ложился на ее нервы. Новый роман шел великолепно, возможно, из-за постепенной выработки иммунитета к отвратительным пристрастиям ее соседки к музыке и моде. Уэнсдей воткнула бы любому другому кинжал в ухо за попытку так беспардонно нарушить ее концентрацию, но умоляющие глаза Энид было невозможно вынести. Потому что они были отвратительными. Конечно. Однако сейчас было особенно продуктивное время. Вещь заскучал и убежал на поиски чего-то интересного, а Энид ушла на какую-то ужасающе бесполезную встречу новых учеников. Совершенно нелепо. Уже на первом занятии Уэнсдей расставит их по местам в пищевой цепи. Для этого не нужна отдельная бессмысленная социальная активность, ведущая к похмелью от дешёвого алкоголя в праздничном пунше. Как бы ей не нравилось присутствие оборотня, замечательно, что Энид... Хлоп! ... Дала ей спокойное время. Дверь комнаты с треском дерева врезалась в стену, и, покосившись, повисла на одной скрипящей петле. Уэнсдей прекратила печатать, плавно положила руки на стол перпендикулярно спине, и медленно повернула голову ко входу. В дверном проёме стояла, смущённо сжимая руки в замок, Энид. Но через секунду ее всегдашнее возбуждение вернулось, и оборотень, подпрыгивая, подлетела к Уэнсдей. Энид с невнятным, возбуждённым восклицанием потянулась, чтобы схватить Аддамс за руку, на что получила мгновенный отказ. — Прикоснешься — лишишься руки. Что случилось? Энид проигнорировала угрозу, но стала зримо аккуратнее. Оборотень слабо потянула Уэнсдей, держась лишь за кончики ледяных пальцев, к выходу, ноюще упрашивая вслух. — Ну пошлии! Это же важный день! Там сейчас пикник, выступление старшеклассников, праздник! Уэнсдей, глядя на тянущую ее руку, мысленно взвесила ценность жизни Энид. К ее глубокому сожалению, она с уникальным успехом перевесила раздражение. — Ты не могла бы назвать больше ничего, чтобы отвратить меня от этого сборища пубертатных подростков ещё сильнее. Энид мило закатила глаза, и отпустила. Но не успела Уэнсдей довольно хмыкнуть победе, как Энид применила самое мощное оружие. Она сжала руки в кулачки, поднеся их к щекам, и подняла на Аддамс свое самое лучшее умоляющее личико. — Нет, Энид. Я не... К блестящим глазам прибавились поджатые губы. Сердце Уэнсдей забилось сильнее. От отвращения. Конечно. И ее голос срывался от попыток скрыть степень ее гнева. — Нет. Энид.... Зачем тебе это? Это глупое собрание подростков, которые ещё даже не являются членами Невермора, и скорее всего не переживут здесь и дня. Зачем?... По щеке сползла крупная слезинка. Уэнсдей задохнулась и сжала руки в кулаки. Повысив голос она вскрикнула — Ладно, ладно! Всё, хватит плакать. Ты не ребенок. Энид, мгновенно потеряв грустное выражение, радостно улыбнулась, и с восторженным визгом обняла неловко застывшую Уэнсдей. — Спасибо, спасибо! Ой, извини, не обнимать, помню! Почти мгновенно отскочив, она пятном розового цвета бросилась к двери, ожидающе глядя на Уэнсдей через плечо. Аддамс несколько секунд неподвижности пыталась восстановить бледность своей кожи и вернуть привычно медленный, похоронный ритм сердца. Тихо вздохнув и плавно поднявшись, она быстрым шагом пошла к месту проведения церемонии. Энид, подпрыгивая, следовала за ней, заглядывая в лицо, и, немного ноюще оправдывалась за прерывание писательского вдохновения, чувствуя недовольство, витающее вокруг Аддамс. Буквально. Растения на подоконниках в коридорах вяли, когда Уэнсдей проходила мимо них. — Ну, Уэнсдееей, я просто хотела быть на празднике с тобой! Давай в этот раз ты не будешь красить мою кровать в черный? И, может не будешь будить меня броском ножа в подушку, а? Уэнсдей хранила стоическое и весьма угрожающее молчание. Она не признавалась себе, но ее тело потеплело от мысли о том, что Энид тоже хотела проводить с ней больше времени. Двор был заполнен школьниками и ужасающе безвкусными украшениями с огромными надписями - Добро пожаловать в Невермор! Столы во дворе были накрыты, вокруг них роились стаи школьников. И, как ни странно, больше никого вокруг не было. Энид недоуменно нахмурилась и порхнула к Йоко, пьющей явно алкогольный кровавый коктейль в окружении других вампиров. Пока Уэнсдей ледяным взглядом осматривала новое пушечное мясо, толпившееся у столиков, Энид успела все уточнить и вернуться. — Учителя решили дать новичкам освоиться в кругу будущих одноклассников самостоятельно, поэтому церемония быстро закончилась и всех оставили здесь. Ну... Мы пропустили самое скучное, пойдем тогда сразу знакомиться! Уэнсдей прожгла оборотня в ужасающе-розовой куртке с блёстками оплавляющим взглядом. Энид умоляюще распахнула подведённые смесью цветов глаза. Как щеночек. Мило. — Ну давааай! Мы же пришли сюда за этим, а иначе чем тут заниматься?! — Лично я пришла сюда из-за твоего совершенно жалкого шантажа, а также из-за желания лично найти себе жертву для некоторых экспериментов. Вот, кстати, отличный экземпляр самоуверенного идиота и хулигана. В прошлой школе я почти избавила мир от некоторых из них. Хороший опыт. Уэнсдей указала на нагло ухмыляющегося мальчика в явно дорогом сером пиджаке, с окружающими его, подобострастно улыбающимися слугами. Двое парней явно пресмыкались перед ним, а на их одежде присутствовал аналогичный с находящимся на нем знак. Смутно знакомый. С садистской жёсткостью Аддамс завершила анализ — После, по нему никто не будет плакать. Энид на секунду застыла на месте, внимательно рассматривая новичка, а затем внезапно взвизгнула, высоко подпрыгнув на месте. Уэнсдей удивлённо отпрянула, оглядываясь на восторженного оборотня. — Это мой двоюродный брат! Как же давно мы не виделись, прошло больше восьми лет! И унеслась вперёд. Уэнсдей закатила глаза и решила не мешать семейному воссоединению, переключившись на остальных жертв воистину безжалостной системы образования. Но уже через несколько секунд она ощутила странный дискомфорт. Ее грудь сдавило, будто лёгким прессом, а сердце начало ускорять свое биение, разгоняя ее ледяную кровь. Уэнсдей перебрала в уме список съеденных ею продуктов, но ничего, в чем мог быть яд, не приходило в голову. Да и симптомы были непривычны, несмотря на ее богатый опыт самоотравлений. Девушка недоуменно обвела взглядом всю площадь. Пьющие подростки, флиртующие подростки, смеющиеся подростки... Стоп. Энид, понурившись, сжимала перед собой руки, будто растеряв всю свою солнечную энергию. Она была такой... Пустой. Это неправильно. Так не должно быть. Она стояла перед ухмыляющимся идиотом, который... Смеялся над ней. А его слуги, стоящие рядом, поддакивали, щерясь немного выросшими клыками. Оборотни. Родственник. Родители. Все воспоминания об отношении родителей к Энид в день открытых дверей за секунду пронеслись в ее голове, и картина сошлась. Уэнсдей не одна заметила ситуацию. Она краями своего сосредоточенно-прожигающего взгляда видела, как Йоко резко нахмурилась, а Ксавьер начал выбираться из-за стола. Но она будет быстрее. Уэнсдей сорвалась с места, и, кажется, почти мгновенно, оказалось у происходящего. В окружающем шуме она уловила лишь часть последней фразы. Но ей хватило. Довольно давно она никого не калечила в этой школе, да? А семейную репутацию надо поддерживать... — ... Недооборотня! Ха. Ты же всего лишь паршивая овца в семь!... Уэнсдей встала перед тихо, удивлённо всхлипнувшей Энид. — А ты кто? Милашка, подожди, я должен сначала зак... Аааа!!! Хруст и задушенный вскрик прошёлся бальзамом по ее бьющемуся азартом схватки сердцу. Уэнсдей сдула упавшую на глаза челку, и, с удовольствием, смешанным с некоторым разочарованным недоумением полюбовалась на упавшего на колени, и схватившегося за пах оборотня. Ее вены пылали, а дыхание сбивчиво подрагивало. Мальчик застонал в очередной раз, и, подняв бешенно краснеющие глаза, начал стремительно трансформироваться. Морда оборотня вытянулась, увеличивающиеся зубы угрожающе распахнутой пасти почти даже впечатлили Уэнсдей. Почти. Отлично поставленный удар мотнул полуморду оборотня в сторону, и он, потеряв звериные черты, растянулся на земле. Его слуги ощерились, но застыли под ее угрожающим взглядом. Уэнсдей покачала головой и презрительно скривилась. — Ну и кто после этого недооборотень, шавка? Энид стоит тысячи таких как ты! Где сила? Где ловкость и храбрость? Ты лишь слабый щенок, а тявкаешь как будто ты альфа! Позор. Аддамс не успела позлорадствовать в полной мере, так как была почти опрокинута на землю розовым, пушистым шаром слез и благодарностей. Уэнсдей покосилась на скопившихся вокруг школьников с Ксавьером и Йоко во главе, и хотела было отпрянуть. Но, посмотрев на дрожащую девушку, глубоко вздохнула, и нежно обхватила плечи вздрагивающей Энид. Тепло ярости медленно, перелилось в другое, даже более приятное, однако неизведанное. — Он, он наверное слышал обо мне от родителей, я давно паршивая овца в семье... Спасибо, спасибо! Я-я не могла его ударить, он же стая! Я просто... Я просто не понимаю, почему он так, зло... Уэнсдей слабо гладила подрагивающую, рыдающую Энид. У нее не было опыта в подобных вещах, и внешне она была все также холодна, но глубоко в ее черном сердце, она хотела успокоить ее яркое солнце. Ее жгучую радость. Ее главную слабость. Поэтому она обратилась к своему детству. Она начала тихо напевать ритмичную мелодию. Мать пела ее так часто, что, кажется, даже во сне Уэнсдей могла вспомнить ее всю. Она пела без слов. Хотя это и странно, но разговоры о мертвецах и убийствах не нравились Энид. Она пела очень тихо, прямо в аккуратное ушко Энид. Это было личное, глубоко интимное. Только для семьи. Это был лёгкий ритм и мелодичный перезвон. Оборотень в руках Аддамс на мгновение застыла, а затем начала расслабляться. Ее дыхание стало выравниваться, а лицо медленно теряло выражение горя и обиды. Аддамс с удовольствием вдохнула немного дикий запах ее волос. Шампунь, смешанный с хвоей и шерстью. Странно, но невозможно притягательно... Рывок одного из прислужников идиота был быстрым, Уэнсдей даст ему это. Аддамс могла только замолчать, и смотреть на быстро приближающиеся к ее лицу когти, под испуганные вскрики окружающих. Слишком быстро, даже для вампира или оборотня. Все стоят слишком далеко. Вот оно. Она отвлеклась на эмоции. Ее слабость стала ее концом. Но в душе Уэнсдей, к ее удивлению, не было ненависти. Она лишь прижала Энид ближе, расчётливо прикрывая ее руками от возможной опасности. Правый глаз, нос и ухо. Два из разрезов окажутся в лицевой кости с достаточной длинной, чтобы достать до мозга. Смерть на месте. Уэнсдей в последний миг опустила взгляд на пестрящую цветными украшениями макушку Энид. Легкая улыбка слегка тронула ее черты. Это... не худший способ смерти. Обычно она мечтала о сожжении на костре, как о поэтической аллюзии на судьбу многих ее предков. Но в этом тоже определенно что-то есть. Однако Энид почувствовала приближающийся удар. И ей это очень не понравилось. Лапа черноволосого слуги была отбита расплывающейся в воздухе от скорости, выросшей в размерах рукой солнечной блондинки. Мальчик пошатнулся, упав на землю, и истошно закричал, схватившись за обильно истекающую кровью руку. Энид быстро обхватила увеличившимися, до скрипа натянувшими свитер руками Уэнсдей, защитно прижав ее к своему телу, бешенно оглядываясь на окружающих их школьников. А затем она заревела. Это был не такой рев, что был у ее двоюродного брата. Нет. Он был громче, будто в сотни раз. Он был яростнее, глубже. Он пробирал всех, кто его услышал, до самых костей. Уэнсдей чувствовала его кожей. Вибрируя, он проходил через нее, волнами приходя от частично обратившегося тела Энид. Слуги прижались к земле, тонко скуля. Идиот, даже без сознания, сжался в клубок, колотящая дрожь проходила по всему его телу, делая его ещё более жалким. Уэнсдей тяжело дышала от чистой ярости сжимающих ее лап. Ощущая как по ее ладоням текут струйки крови от когтей Энид, самыми кончиками впившихся в ее руки, Уэнсдей сухо сглатывала и пыталась заставить сердце вернуться откуда-то из горла обратно, в пустой провал ее груди. Оборотень мотала частично трансформированной головой, ее уши активно разворачивались к ближайшим раздражителям, а ощереные в глухом рыке зубы не помещались в человеческом рту. Энид с ворчанием оглядывала окружающих, рыча на самых близко стоящих, заставляя учеников поспешно отходить. Йоко, подскочившая к ним ближе всех, в попытке остановить рывок черноволосого оборотня, подняв руки плавно отошла к сгрудившимся школьникам. Уэнсдей тяжело сглотнула от почти омывающего ее страха и восхищения окружающих, и дрожаще позвала. — Энид. Энид уставилась на нее своими светящимися золотом глазами, и слабо, вопросительно скуля, ткнулась влажным носом в ее лицо. Сердце Уэнсдей, казалось, забилось со скоростью двигателя автомобиля, когда она так близко увидела едва скрытые в ее пасти гигантские, острые, как шпаги клыки Она могла бы перекусить мне шею одним укусом... — Как бы я не наслаждалась происходящим, тебе надо успокоиться. Опасности больше нет. И мы не одни, Mon Cheri. Оборотень недоуменно склонила голову, тихо скульнув на неодобрительный взгляд Уэнсдей, пока, наконец, не заметила текущую по черной школьной форме бордовую жидкость. Почти мгновенное паническое уменьшение ее тела, сопровождал вскрик ужаса, и прерывистое лепетание. — Нет!!! Нет-нет, прости, я-я-я не хотела! Он напал, и я не! Тебе надо к врачу, я-я тебе помогу! Прости, прости!!! Энид с распахнутыми от ужаса глазами пыталась аккуратно, не повредив ещё больше, отвести застывшую Аддамс в кабинет школьного врача, и одновременно извинялась в тысячный раз. Уэнсдей не слушала. Ее сердце не останавливало свой ход. Ее кровь на разноцветных когтях Энид блестела на слабом солнце, а острые иголки боли проходились по слабо кровоточащим рукам, заставляя ее позвоночник выпрямляться до хруста, а подбородок каменеть. Эмоции, так долго скрываемые, так тщательно подавленные, наконец перелились через край. И полностью разрушили свою тюрьму. Уэнсдей плавно шагнула вперёд, заставляя удивленную Энид споткнуться, мягко положила ладони на шею оборотня, заставляя ее заикнуться. И рывком сократив последние сантиметры расстояния между ними, соединилась губами с невыносимо прекрасной девушкой перед собой. Фоном звучали поздравительные вскрики друзей, удивленный гул толпы и чей-то протяжный свист. Но Уэнсдей было все равно на окружающих. От свидетелей можно избавиться позже. Она просто растворилась в удовольствии, когда ее ищущие, жаждущие губы были пойманы с лёгким рыком. Энид была такой, как Уэнсдей и представляла. До дрожи сладкой и обжигающе теплой. Наконец, от головокружительного недостатка воздуха, Уэнсдей оторвалась от поцелуя, и, тяжело дыша, соприкоснулась лбом с Энид. Дикая ухмылка оборотня, ее руки на талии, и страстный, почти мгновенный ответный поцелуй дали Уэнсдей все нужные знаки. Расплавленным металлом по ее телу неслась кровь, а желание ни капельки не ушло, лишь разгораясь ещё больше. Уэнсдей впервые полностью поняла своих отца и мать. Аддамс угрожающе улыбнулась, вызвав у Энид лёгкий стон и расширение зрачков, и прошептала, уверенно, страстно. — Ты моя, Энид Синклер... — А ты моя, Уэнсдей Аддамс... Убеждённо ответила Энид, и в свою очередь снова слилась губами со своей девушкой. Им все-таки пришлось пойти к врачу. После долгого, страстного, жаркого времени в их комнате. Идиоту и его слугам вежливо отказали в поступлении. После последующего за инцидентом общения с Йоко, Бьянкой, Ксавьером и толпой школьных друзей Энид они были очень благодарны. Когда пришли в себя. Поддразнивания многочисленных свидетелей безжалостно пресекались. Только друзья не обращали внимания на угрозы, и регулярно наслаждались редкостным зрелищем - краснеющей Уэнсдей Аддамс. А Вещь ещё долго дулся на то, что он пропустил все самое интересное.