subordination

Ксавье кажется, что он сходит с ума. Ему безумно жарко, у него потеют ладони, но он не может пошевелиться. Потому что Уэнсдей сидит прямо перед ним, на идеально заправленной кровати, в обычной чёрной ночнушке, и смотрит тяжёлым изучающим взглядом тёмных глаз. Он не хотел приходить к ней, но не смог удержаться. Потому что она позволяет ему приходить. Её лицо всегда безэмоционально, она не говорит ни слова, не произносит ни единого звука, только неотрывно смотрит-смотрит-смотрит, и ему от этого так плохо и тошно, его душит её молчание, одно её присутствие затягивает удавку на его шее. Ксавье хочется отодвинуть оконную створку, украшенную паутиной, и выйти на воздух, и бежать, очень долго бежать, куда угодно, лишь бы подальше от неё. Но его ноги не слушаются, всё его тело не слушается, позволяя предательскому жару ползти от головы к паху, заставляя лицо гореть. Он чувствует себя униженным. Чувствует, как болит его бедное сердце. Но не может не смотреть на неё. Уэнсдей немного наклоняет голову вбок и раздвигает ноги. Ксавье знает, что это не призыв к действиям, но разрешение. Он опускается на колени между её ног. В такие моменты Уэнсдей всегда без трусиков. И она никогда не отводит от него взгляд. Ксавье проводит ладонями по её бёдрам, отодвигает край ночнушки и сглатывает. Её кожа всегда мертвенно холодная, и почему-то это заводит его ещё сильнее. Он накрывает большим пальцем правой руки её клитор, массирует его круговыми движениями. Левой рукой с силой сжимает её бедро. Если он начнёт дрочить прямо сейчас, то кончит раньше, чем она. Почему-то ему кажется, что ей это не понравится. Уэнсдей не разрешает ему касаться её тела выше промежности. Ксавье даже не думает перечить ей. Он делает так, как она скажет, потому что иначе лишится того малого, что есть между ними сейчас. Он поднимает взгляд на её лицо. Выражение её лица остаётся таким же, как и всегда, но по участившемуся дыханию Ксавье понимает, что можно двигаться дальше. Он обхватывает её ноги под коленями и немного пододвигает к себе. Её горячее, в отличие от всего тела, лоно истекает смазкой, и он с вожделением накрывает губами клитор, вбирает его, лижет, иногда спускаясь языком к дырке и погружаясь на несколько сантиметров. Он уверен, что её вагина на вкус такая же, как яд белладонны, но ему сносит крышу. В такие моменты он ненавидит её также сильно, как любит, и он будто по-настоящему чувствует, как рвётся его сердце. Он плачет. Его слёзы смешиваются с её смазкой, и это отвратительно, но он проталкивает язык в её вагину с ещё большим остервенением. Уэнсдей кладёт руку ему на голову, вцепляется тонкими бледными пальчиками в волосы и оттягивает их. Ксавье понимает, что всё это ненормально, что он болен, и что Уэнсдей Аддамс намеренно сводит его с ума, но ему так ужасно хорошо, что он отдаётся своему сумасшествию. Ксавье засовывает руку в штаны, не переставая почти вгрызаться в промежность Уэнсдей, обхватывает болезненно напряжённый член. Его боль переходит в злость. Он дрочит быстро, не размазав смазку по члену, продолжая вдалбливаться языком в проклятую девчонку, которая ещё сильнее сжимает его волосы. Он снова поднимает взгляд. Она смотрит неотрывно, глубина её чёрных глаз засасывает его. Её промежность сжимается и с губ срывается тихий выдох. Она кончила. И это подталкивает его самого к оргазму. Он кончает с позорным всхлипом, всё ещё смотря в её глаза. Ужасающие чёрные глаза.