Дикая орхидея

Глухой стук кончика карандаша отличался от звука метронома, стоящего в углу стола. занятную вещицу Кристоферу подарила Ника, когда они ездили в Париж, нашла его в винтажной лавчонке. Сначала Крис не понял, радоваться такому презенту или нет, но потом как-то раз заметил, что старинный метроном куда лучше задает ритм, чем все современные устройства вместе взятые. Да и иногда он отлично переключал внимание, отвлекая своей мерно движущейся из стороны в сторону стрелкой, строгими линиями, формирующими пирамиду со срезанным концом. Все же… Подарок пришёлся ему по душе. Метроном выбивался из интерьера звукозаписывающей комнаты, минималистично и современно обставленной, привлекал внимание всех гостей и тут же бросался в глаза. И только Пак Джинён лишь молча вскинул брови, глядя на метроном и похвально кивнул, мол молодец, уважаешь классику. Но сейчас звук метронома казался неутешительным, бесконечным и громким. Бан Чан не мог сосредоточиться на работе, он то и дело возвращался к песне к ней снова и снова в безуспешных попытках сделать что-то. Бороться с самим собой настоящим у него совершенно не осталось сил, не осталось их и на то, чтобы подняться с места и поехать домой. Крис неохотно взглянул на часы: два часа ночи. Ему предстоит ещё много работы: нужно исправить написанное до завтрашнего вечера, иначе его собственное творчество превратится в народное, а упоминании работы над песней появится имя Пак Джинён. Кристофер хмыкнул носом, глядя на листок с текстом песни. В очередной раз пробежавшись взглядом по строчкам песни и пытаясь найти в них хоть один изъян. Ничего, все тщетно. Да и он сам не может перебороть себя и переписать песню. Пытаясь взяться за работу и переписать песню на «новый лад», Бан Чан минимум раз десять прокрутил этот разговор в своей голове. С каким видом Пак общался с ним, как отчитывал его, словно нашкодившего мальчишку. — У тебя есть время до завтрашнего вечера, — вполне серьезно сказал Джип, отодвигая распечатанный на листе текст. Жест получился небрежным, словно Джинён отодвинул от себя промокашку. — Уверен, твоего профессионализма хватит, чтобы довести до ума написанный текст. «Довести до ума? Что этот старый хрен имеет в виду?» — подумал Бан Чан, аккуратно подтянув к себе текст новой песни. Лидер старался не смотреть на главу агентства, чтобы не было видно, как далеко и надолго ему хочется послать Джипа после услышанного. Куда больше его волновал лист бумаги на журнальном столе, слова песни. Что с ней может быть не так? — Я… Не совсем понимаю, о чем вы, — осторожно начал Крис, пытаясь перервать неловкое молчание, чтобы Джип не успел обозвать его идиотом. — Ты написал песню и принёс её мне на обратную связь и согласование, верно? Так вот тебе моя обратная связь: переделывай песню, — спокойно ответил Джинён, откидываясь на спинку своего фешенебельного кресла и закидывая одну ногу на другую. Кристофер проследил за его телодвижениями: глава уже сам не замечает, как позерство скользит во всем, что он делает, с каким пафосом Джип выполняет этот жест, словно элитная проститутка-эскортница в короткой юбке. — В смысле? — Чан, проснись, пожалуйста, — Джип пощёлкал у него пальцами перед носом. — Иначе я вызову секретаршу, чтобы она сварила тебе тройной эспрессо. От мыслей о том, что секретарша Пака сварит ему кофе, Чану стало не по себе. Уж лучше утопиться в туалетной раковине, чем позволить этому случиться. И лучше сосредоточиться на диалоге с Джипом, на его комментариях к песне, постараться прислушаться, а лучше все записать, чтобы переделать самому, иначе потом будут проблемы. — Так-то лучше, — глава даже немного улыбнулся, увидев реакцию Чана. — Эта песня принесет нам убытки. — Но почему? Она лучшая из всех, что я когда-либо… — Ты действительно влюбился по уши и не понимаешь… Так вот, мне нужен твой продюсерский профессионализм, как и всегда. Ты на удивление талантлив и гениален для своих лет, я доверяю тебе и отношусь как к своему сыну и преемнику… Но! Пора немного заземлиться и услышать правду. Эта песня слишком личная, она о конкретной девушке. А если быть точнее, о твоих чувствах к ней! Ты понимаешь, сколько сердец стэй просто уничтожишь, выпустив в свет эту песню? Я не хочу скандалов! Состояние и без того было отвратительным: он устал, и от усталости глаза не смыкались. Второй день он лежал в кровати без сна по два или три часа, а потом вставал под звук будильника. И сегодня он снова не уснёт… Как ему переделать то, о чем буквально поёт его сердце, его душа? Каждая клеточка тела? Крис даже не мог вспомнить, как написал эту песню. Он помнил лишь то, как собирался лечь спать, но стоило ему сомкнуть глаза, как он начал напевать себе под нос мелодию. Песня словно сама заиграла в его голове, такая, какая должна быть. И Бан Чан, не теряя ни секунды подскочил, скинув с себя одеяло, подтянул ближе свой синтезатор, ноутбук и блокнот, подаренный Никой. В ту ночь слова сами ложились на бумагу, складываясь в строчки, музыка сама звучала и переливалась под пальцами: не пришлось даже смотреть на клавиши. Только потом он переписал ноты по записи, и даже тогда музыка показалась ему совершенной: давно он не писал ничего настолько потрясающего, чувственного и нежного. Слова сами слились с музыкой в одно целое, и в ту ночь в его спальне зазвучала песня, переполненная любви и нежности к одной конкретной особе. Ничего лишнего: из песни невозможно выкинуть ни одну ноту, ни одно слово, все слажено… Словно так было всегда. Словно Кристофер уже знал эту песню давно и только сейчас дал ей волю, высвободил сердце от нот и слов, которые так долго были сокрыты в тайне от всего мира. Но Пак сказал все переделать вместо слов: «Ты написал хит! Это само совершенство! Этот трек будет лучшим и принесет тебе много денег!» Его настойчивость сегодня была бесполезной, Джип был непреклонен, невозможно было рассчитывать на то, что глава даст песне хоть малейший шанс. Это слишком личное! А что если ему, Бан Чану, хочется поделиться с миром вот этим слишком личным? Даже интимным? Рассказать о любви, которая опьянила его, переполнила до краев лёгкие, потекла по венам, свела с ума? Подарила крылья, в конце-концов? Что если он не может спать по ночам, обескураженный тем, как сильно можно любить? Как сильно можно желать быть рядом? Как безусловно и приятно чувство любви, как оно непередаваемо словами. И теперь, когда он смог сделать это… Вычленить из чистого и искреннего чувства слова, высечь мелодию… Пак говорит ему все переделывать! И это обескураживает его ещё больше: об этой любви нельзя говорить. О ней нельзя петь. И рассказывать историю о той, что предназначена тебе. О той, что с тобой вот уже многие тысячи лет, и вы сходитесь вместе в новых и новых жизнях… По его собственному мнению, он написал нечто новое и уникальное. То, что могло бы стать хитом, поразить сердца искренностью… Это настоящее произведение искусства, шедевр… Разве можно переделать то, что уже является совершенством? В дверь постучали. Кристофер вздрогнул и тяжело выдохнул: наверняка охранник делает обход. — Войдите, — сказал Крис уставшим голосом, он осмотрелся в поисках рюкзака и уже собирался уходить, если это действительно будет охранник, как в студию вошла Ника. Она выглядела сонной, в своем черном безразмерном худи, в который вместилась бы вся 3RACHA, с рюкзаком на плече и с новой прической. Увидев Криса, она ласково улыбнулась в ответ и прошла внутрь. — Ты чего здесь делаешь? Ты же была в Кванджу, — удивился Бан Чан. Конечно, Бан Чан думал о Нике, скучал по ней, но не думал, что мысли способны так быстро материализоваться. — Да, с автобуса и сразу сюда… Оказалось, ехать не так уж и долго… Гораздо ближе, чем к себе домой. Вот и приехала, — Ника прошла в студию, скинула рюкзак с плеча, села на диван и осмотрелась с уставшим видом. — Устала с дороги? — спросил Крис, развернувшись к ней полностью. — Может, спустимся в кафетерий? — Давай, — Ника устало улыбнулась. — Ты сам выглядишь не лучше. Пойдём в кафетерий и будем изображать двух хомячков… — эта улыбка получилась шире и теплее. Бан Чан улыбнулся в ответ и посмотрел на её губы, уже по привычке. Но какая это приятная привычка… Останавливаться взглядом на розовых трещинках на губах, на веснушках на самом контуре губ. Забывая о всех возникших неприятностях, Крис захотел поцеловать её. Снова почувствовать сладость губ Ники, погладить по щеке и зарыться пальцами в волосы на затылке… От этого сиюминутного желания ему стало одновременно так хорошо, и так неловко… Что Крис подскочил на месте, чтобы не выдать себя. Ника поднялась следом за ним, двигаясь чуть более шустро, чем до этого. — Идем вниз, — сказал Бан Чан, он шагнул к Нике чуть ближе, раскинув руки в стороны, чтобы обнять её. Дизайнерка улыбнулась и прижалась к нему, обнимая за талию. Уткнулась носом ему в плечо и тепло выдохнула, довольно жмурясь. Лидер был готов поклясться всем, что у него есть, он отдал бы все на свете за эти объятия, лишь бы они не кончались. Как хочется вечно прижимать к себе Нику, вдыхать запах её волос, нежиться носом о кожу за ухом… И чтобы весь мир замирал с трепетом в этот момент… — Я скучал, — сказал Крис, неохотно ослабляя объятия. — Я тоже, — Ника ласково поцеловала его в висок и мягко отстранилась, ласково глядя. — Пойдём вниз… А потом я заобнимаю тебя, как ты любишь. — Звучит отлично, — Бан Чан улыбнулся и открыл для Ники дверь, чтобы отправиться вниз. Действительно идея с походом в кафетерий отличная. Еда успокаивает и сближает, дает чувство защищенности и безопасности. Он сам всегда об этом говорил, угощал лакомствами и вкусностями трейни и коллег. Почему бы им сейчас с Никой не спуститься в кафетерий и не набить желудки едой? Может быть, после этого ему удастся хоть что-нибудь сделать с песней… В кафетерии почти ничего не было, поэтому они ограничились раменами, сендвичами с поджаренным тофу и газировкой милкис. Свет не включался, поэтому пришлось ужинать с включенными фонариками, отчего получилась своеобразная романтика. — Мне кажется, или это был лучший ночной ужин в моей жизни, — Бан Чан смеялся, придерживая дверь для Ники. — Никогда это не забуду. — Я тоже, — Ника кивнула, усаживаясь на диван. Крис заметил, куда скользнул взгляд дизайнерки, на его стол. — Ты написал что-то новое? Покажешь? В этот момент сердце Бан Чана бухнуло и упало. Он вспомнил, что именно оставил на столе. И сколько боли ему принёс этот листок со стихами, сколько переживаний… Не говоря уже о словах Джипа. А теперь ещё и Ника… Та, кому посвящена эта песня. Почему он не спрятал листок? — Да так… Это… Ерунда… Не обращай внимания, — попытался отмахнуться Крис, заметно занервничав. — Можно почитать хотя бы стихи перед тем, как ты их выбросишь? — Кто тебе сказал, что я собираюсь их выкидывать? — Бан Чан сел на свое место и закрыл Нике обзор своего стола. — Ты сам. Это же ерунда. Позволишь мне на них взглянуть? — осторожно спросила Ника. — Да там смотреть нечего… Текст абсолютно сырой… Он хотел было действительно выбросить лист с текстом песни, как замер, глядя на строчки песни: «Ты всегда рядом со мной, ты есть во всем, что меня окружает. Ты есть даже во мне самом, я люблю тебя». Сердце пропустило удар, а грудь наполнилась теплом. Правильные мысли сами собой пришли в голову. — Хотя знаешь… — Бан Чан развернулся и посмотрел на Нику, улыбаясь. — Крис? — Ника смущённо улыбнулась ему в ответ. — Я написал эту песню… И очень хочу, чтобы ты её услышала… — лидер уже отвернулся, пододвинув к себе синтезатор и положив рядом текст. — Располагайся удобнее. Без лишних вопросов дизайнерка уютно прильнула к нему со спины, крепко обняла со словами: «У меня будет лучшее место в зрительном зале» и закрыла глаза. Бан Чан тихо выдохнул, пытаясь сосредоточиться. Какое-то время он ещё волновался, сомневался в своем странном и спонтанном решении… Но будет гораздо хуже, если он не исполнит задуманное, а похоронит её в ящике своего стола или ещё хуже того переделает и отдаст Паку в руки… А оригинал так и не будет услышан той, для кого он написан. О ком написан… «Соберись… Здесь нет Пака Джинёна он уехал домой и забрал с собой все комментарии и попытки уничтожить все прекрасное, чтобы на его пепелище создать коммерцию или очередной хит. Это твоё, слишком личное. Пускай оно зазвучит сейчас, пускай и однажды. Но для той, кто сидит за твоей спиной и обнимает… Для Ники». Вдох-выдох. Стоило коснуться клавиш, и мир растворился в мягкой дымке. В целом мире остались лишь они одни с Никой, бездонное звездное небо над их головами и марево планет и галактик. А между ними осталась лишь песня. Вместо метронома слияние стука двух сердец, бьющихся в такт. Музыка заполнила Криса до краев, он запел, вкладывая в голос всю свою любовь, на какую был способен… Все чувства, бушующие в нем к Нике, теперь лились наружу… Все слова, что он порой не мог произнести, оказались на поверхности его сердца… Самые чувственные и трогательные воспоминания… Все это слилось в одно и стремилось к Нике.